Максимилиан Валентинович Маркевич
Падение Флавиев
Глава VII
Строительство дворца Флавиев шло полным ходом, также как и храма Юпитера. Временная резиденция императора находилась на вилле Августа, что прилегала к Circus Maximus39 на Палатинском холме и частично реконструировалась. По плану Дворец Флавиев – это комплекс зданий и спортивных сооружений, примыкающих к этой вилле Августа. Для возведения столь громадного комплекса некоторые постройки, относящиеся к более ранним периодам и располагавшиеся между двумя вершинами холма Палатин, пришлось засыпать землей, выровняв таким образом участок под застройку. Действительно, как и говорил император, весь Рим перестраивался, особенно центр.
Оказавшись во дворце, Домициан первым делом поинтересовался у Стефана – личного слуги своей супруги, – где она. Это был молодой и крепкий евнух тридцати лет, плотного телосложения и с крупными чертами лица.
– Госпожа Домиция Лонгина сейчас в театре, о божественнейший Цезарь! – ответил Стефан и, встав на колени, ударился лбом о мраморный пол. Так он делал несколько раз, и император с интересом наблюдал за этим. Наконец Стефан поднялся, взялся за голову, и его зашатало. Он оперся на стену, чтобы не упасть.
– Полегчало? – поинтересовался Домициан.
– Да, повелитель. Я теперь это всегда буду делать.
– Как только она вернется, сразу пошли к нам.
– Да, владыка.
– Где наш сын?
– В опочивальне.
Флавий с Фуском отправились в кубикулу сына императора. Десятилетний ребенок сладко спал в окружении рабынь, стоявших с опахалами. Завидев Цезаря, они поклонились.
– Домициан-младший не просыпался сегодня? – поинтересовался император.
– Нет, повелитель. Он как заснул поздно вечером, так и спит до сих пор.
– Быстро разбудите его.
Рабыни слегка растормошили ребенка, и он открыл глаза, которые были карие, как и у его отца. Домициан сел рядом с сыном и пристально стал разглядывать.
– Как себя чувствуешь, малыш?
– Спать хочу.
– Что-то болит или плохо себя чувствуешь?
– Я устал.
– Фуск, – обратился к нему император, – зови эскулапов.
– Да, повелитель.
Домициан погладил по голове сына и шлепнул пальцем по носу. Ребенок заулыбался.
– Не болей, Домициан-младший, ты наследник великой империи, а это значит, что ты должен быть крепким, здоровым и сильным. Ты с нами согласен?
Сын опять заулыбался. Рабыни продолжали махать опахалами.
– Да перестаньте вы уже махать ими! – завопил император. – Может, ребенку холодно из-за этого и он не может выздороветь?!
Они бросили опахала и отошли подальше. Сын напрягся, и в глазах появился испуг.
– И где его булла40? Куда вы ее дели? – не успокаивался Цезарь.
– Он сорвал ее с себя, господин.
– Быстро наденьте, вы что, разве не знаете, какая это мощная защита?
Рабыни быстро исполнили приказ.
– Не бойся, сын, – насколько мог мягко произнес он. – Отец не хотел пугать тебя.
В кубикулу вошли сразу три эскулапа и принялись обследовать дитя. Домициан все это время находился рядом, лишь изредка подпирая рукой свой подбородок.
– Повелитель! – заговорил лекарь. – У него начинается жар. Мы дали отвар из растений, но нам надо еще приготовить микстуру. Скоро ему полегчает.
– Это серьезно?
– Нет, что ты, Цезарь. Сейчас многие болеют.
– Нам безразличны многие, нас интересует, опасно ли это для нашего сына или нет.
– Нет, император.
– Тогда хорошо. Вы все трое останетесь здесь до полного выздоровления сына. Дворец не покидать.
– Как прикажешь.
– Обо всех изменениях его состояния докладывать нам лично. – Домициан снял с себя золотой венец и швырнул со всей силой об стенку, после чего удалился.
Эскулапы дернулись.
Домициан с префектом только приблизились к тронному залу, как личный советник императора по делам прошений Эпафродит, чем-то похожий на Нерона – такой же рыжий и толстый, лет сорока, – чуть было не столкнулся с ними.
– Ой, прошу прощения, Цез… – начал было он.
– Слепой, что ли? – перебил его император.
– Послы ждут аудиенции уже больше часа…
– Нет, нет, нет… никого не хотим видеть.
– Но это же плановый прием!
– Лучше скажи управляющему дворца Парфению, чтобы приготовил нам кальдарий41 и прислал рабов.
– Да, повелитель.
– И еще на ужин пригласи всех Флавиев и близких друзей. У нас сегодня семейное собрание будет.
В полном пара тепидарии42 тогу, а затем и тунику сняла с Домициана вестипалка43 и, опустившись вниз, развязала ему сандалии. Он их снял и после разогрева отправился в кальдарий, где зашел в бассейн, ныряя и задерживая дыхание под водой с каждым разом все дольше. Бальнеатор44 заполнил все помещение ароматными маслами, и купаться не только было приятно, но и сладко. Император вышел из воды и отдал себя в руки эпилятора. Спустя время пришли четыре личные рабыни Цезаря и принялись его ублажать, целуя и лаская. Но помешал им Клодиан, корникуларий45 императора, низкого роста брюнет, всегда выглядевший молодо, который шепнул на ухо:
– Домиция после театра пошла в гости к актеру Парису и там отдалась ему. Так велели передать фрументарии46.
Но Домициан даже не открыл глаза, наслаждаясь блаженством сексуальных игр. Клодиан поклонился и так же тихо исчез.
Прошло несколько часов, когда уже Цезарь находился во фригидарии47, прежде чем его потревожили опять.
– Повелитель! – послышался голос Стефана. – Августа Домиция Лонгина прибыла во дворец и сейчас в покоях Домициана-младшего.
Лишь после этого Домициан быстро среагировал, отшвырнул в сторону рабынь, накинул на себя новую белоснежную тогу и отправился к сыну.
Ребенок спал. Ни рабы, ни эскулапы не отходили от него. Здесь же находилась и Домиция Лонгина. Эта высокая, под стать своему мужу, двадцатидевятилетняя императрица стояла в белоснежном цвете пеплуме48 и в золотистой палле49. С вьющейся прической, которую идеально украшала диадема из золота с драгоценными камнями, она была настоящей законодательницей моды среди высшего сословия Рима. Но внешний вид в данный момент ее не интересовал. Она обеспокоенно смотрела на свое дитя и не знала, чем помочь.
– Разбудите его! – приказала было она.
– Нет, пусть спит! – прервал ее входящий Домициан.
– Почему? – обратилась Домиция к супругу. – Я хочу поговорить со своим ребенком.
– Успеешь! Ему дали лекарство, и нужен покой.
– Утром же было все в порядке.
– Нет, он со вчерашнего вечера болен. А утром, видимо, ты так спешила в театр, что даже не проведала нашего сына.
– Конечно, я, как всегда, во всем виновата!
– Ну а кто? Разве можем мы, божественный император, быть в чем-то виноваты?
– Я не хочу это слышать. – Закатила она глаза. – Хотя бы дома ты можешь говорить о себе в единственном числе?
Домициан лишь криво улыбнулся.
– Я пойду лучше к себе, переоденусь, – предупредила она.
– Не стоит, сейчас к нам пожалуют гости. Так что надо быть красивыми.
– Какие гости?
– Родственники и старый друг.
– Я не хочу оставлять сына.
– Это дворец, любимая. Тут тысячи наших рабов. Он точно не будет один.
Во дворцовом триклинии уже все было готово к пиршеству. Столы из мрамора и слоновой кости стояли, как и положено, буквой «U». В центре стола, вопреки правилам и традициям, да и уставу тоже, уже возлежали Домициан с Домицией, хотя должны были прийти после последнего гостя. Никого еще не было, кроме преторианцев, охранявших зал и суетившихся рабов, которые носили блюда и разные сорта вин, не забывая украшать столы. Всего было в избытке: это и всевозможная рыба, жареное и вареное мясо, деликатесы в виде икры и языков фазана. Фрукты и сладости в виде орехов в меде и фиников в дынном соку.
– У тебя сегодня так много свободного времени оказалось? – первой прервала молчание Лонгина. – Или ты просто решил отдохнуть?
– Тяжелый день, – холодно произнес он. – Мы были сегодня в сенате, а после их посещения на нас вечно нападает депрессия.
– По-моему, она тебя и не покидает никогда.
– А как твой день прошел, дорогая наша?
– Проведала греческий квартал, там недавно обрушилась инсула и погибли люди. Дети остались сиротами, пришлось помогать чем могла. Дала монеты. Обещала найти им хорошие семьи. После чего посетила театр.
– И какое представление там было?
– В греческом квартале или театре?
– Не смешно, Домиция.
– Я будто на допросе.
– Мы тебя не допрашиваем, а просто интересуемся, как наша законная супруга провела сегодня день. И нам хочется знать все в деталях.
– Что именно тебе интересно знать? Наглядно показать, как играли актеры?
– Да, это было бы увлекательно.
Но в этот момент гигантские двери отворили стражники и появился номенклатор50. Он поклонился и громко произнес:
– Божественный император и божественная императрица, пожаловали Тит Флавий Сабин и Тит Флавий Клемент.
В триклинии появились двое среднего роста мужчин. Титу Флавию Сабину-младшему было 55 лет, и он являлся сыном родного брата императора Веспасиана. Титу Флавию Клементу, уже его сыну, было 33 года, и он лишь на год старше самого Домициана. Крепкие телом и слегка упитаны, они являлись точно настоящими Флавиями. Поприветствовав Цезаря, молча улеглись на свои места.
– Божественный император и божественная императрица, пожаловал Марк Кокцей Нерва, – вновь объявил номенклатор.
В триклиний зашел высокий худой человек 48 лет с близко посаженными глазами, крючковатым носом и длинной шеей. Он поклонился императору и стал долго искать, куда прилечь, после чего произнес:
– Повелитель, могу ли я выпить вино? Жажда меня просто замучила. Я так мечтал о холодном напитке.
Домициан лишь слегка кивнул, и раб наполнил кубок Нервы.
– Божественный император и божественная императрица, пожаловал префект преторианцев Корнелий Фуск, – выговорил раб.
Фуск, осмотрев всех гостей, возлег рядом с Нервой.
– Божественный император и божественная императрица, пожаловал Плиний-младший.
Появился парень двадцати двух лет, высокий и статный, весь вид которого подчеркивал его знатное происхождение. Он поклонился и возлег на свое место с отрешенным видом.
– Божественный император и божественная императрица, пожаловал консул Рима Квинт Петиллий Цериал.
Консулом был седой подтянутый военачальник 52 лет, который прославился тем, что постоянно находился при всех Флавиях и завершал после Тита завоевание оставшихся бунтующих городов в Палестине.
– Божественный император и божественная императрица, пожаловал новый гость по имени Марий!
– Пусть проходит! – Встал император. – Приветствуем тебя, страж храма Юпитера Капитолийского, – и он захлопал.
Все гости поднялись. Старик неуверенно зашагал внутрь и поцеловал руку Цезарю.
– Повелитель мой, – заговорил пожилой человек, – меня несколько раз обыскивали. Неужели ты думаешь, что я могу желать твоей смерти?
– Прости их, они часто переусердствуют. Возлежи, просим тебя, рядом с нами, – и Домициан указал на место.
Старик прилег и начал внимательно рассматривать зал.
– Тут везде ведется строительство и реконструкция, так что не на что смотреть пока что, – ответил император на незаданный вопрос.
– Так или иначе, тут все красиво.
– Налейте всем вина и отпейте. Проверим, нет ли там яда, – приказал все еще стоящий Цезарь рабам и, когда те исполнили, продолжил: – Хотим выпить за человека, который спас нам жизнь четырнадцать лет назад. Если бы не он, сейчас нас не было бы на свете. Мы живы только благодаря ему.
Кубки быстро опустошились, и все возлегли.
– Мой господин, – заулыбался старик, – тебя спас не я, а боги. Юпитер захотел, чтобы ты жил. Мне как-то предсказал оракул по имени Асклетарион, что я спасу будущего императора от смерти.
– Он жив еще?
– Да, мой владыка. Его все знают.
– Продолжай. Что он еще предсказывал?
– Сказал, что за спасенную кровь надо платить кровью. Правда, он это не пояснил.
– Это значит, что будет угрожать опасность тебе, – вмешался Нерва, вновь наливая вино, но уже сам, своей рукой. – Смерть.
– Боги накажут меня за то, что я спас нашего императора? – фыркнул старик. – Да я готов умереть хоть сейчас.
– Послушай нас! – обратился к нему Домициан. – Пока мы живы, никто тебе не навредит, никто не обидит. Ты можешь даже жить во дворце, как полноценный его обитатель. То, что ты сделал для нас, невозможно оплатить даже всеми сокровищами мира.
– Повелитель мой! – усмехнулся пожилой гость.
– А теперь мы бы хотели, чтобы ты вспомнил события четырнадцатилетней давности и рассказал всем присутствующим, а это самые близкие нам люди, все подробности, если помнишь, конечно. Тем более здесь присутствуют сын и внук погибшего тогда нашего дяди, префекта Рима, Тита Флавия Сабина.
– Обижаешь, повелитель. Я все помню до мелочей и многим рассказываю эту историю. С удовольствием расскажу и вам. Но начну с того, что было ранее, что мне рассказывали, что узнавал, что слышал, а вы мне скажете, ложь все это или нет.
– Мы дополним, если что. Тем более нам очень интересно, что говорят в народе об этом.
– Событием, предшествующим гражданской войне, было, безусловно, самоубийство императора Нерона. Пожар, падение экономики из-за восстановления Рима и строительство Золотого дворца Нерона привели к тому, что восстали провинции из-за высоких налогов. Легионы наместника Тарраконской Испании Гальбы объявили его императором и двинулись на Рим. По дороге все провинции присягали ему на верность. Римский сенат, который вначале объявил врагом Рима Гальбу, вскоре передумал, когда посчитал, что Нерон более никому не выгоден. Даже самый преданный Нерону префект преторианцев Тигеллин встал на сторону Гальбы, тем самым подписав смертный приговор законному императору. Нерон, понимая, что конец близок, в своем Золотом дворце решил устроить последний прощальный пир, но никто не пришел, кому он отправил приглашения, а оставшиеся рабы разбежались. Со своим вольноотпущенником и советником отправился на виллу под Римом, где велел выкопать могилу, и произнес фразу: «Какой великий актер погибает!» Но со смертью медлил, все еще ожидая хороших известий. Однако пришли другие новости из сената, где его объявили врагом Рима и приказали доставить на публичную казнь. Услышав топот копыт всадников, когда он лег на землю, приложив ухо и поняв, что это едут его арестовать, он при помощи своего советника Эпафродита перерезал горло.
– Эпафродит? – переспросил Домициан. – Он убил Нерона? Кто тебе такое сказал?
– Весь Рим знает, повелитель, да и он сам хвастался.
– Мы не знали! Он сейчас прислуживает нам… Хм… Ладно, продолжай.
– Он убил Нерона. Всадники прибыли на виллу и даже пытались спасти императора, остановить кровь, но не смогли. Он умер в тридцать лет. Так к власти приходит семидесятилетний патриций – военачальник Гальба. И хотя он правил больше полугода, фактически в Риме император провел три месяца. Но из-за пустой казны, повышения налогов, изъятия даров для знати от Нерона и скупости он быстро потерял популярность. У него не было детей, и это усугубило его положение. Поговаривали, что Веспасиан Флавий прочил своего сына, Тита Флавия, дабы Гальба усыновил его и передал власть.
– Глупые слухи! – парировал Домициан.
– Отон же не подходил Гальбе из-за своей приближенности к Нерону. Выбор был сделан, и он избрал наследником Луция Кальпурния Пизона из очень древнего царского рода. Но Отон был не согласен с выбором, и то ли опасение за свою жизнь, то ли просто жажда власти подтолкнула его на восстание. Пока император Гальба в январе приносил жертву богам на Палатине, Отон, отправившись к преторианцам, добился от них признания его императором. И вот тогда началась суматоха в Риме, потому что со всех сторон начали приходить абсолютно противоположные известия. То известие, что Отон – император… то, что он уже убит. Гальба просто растерялся от этих новостей и не успел ничего толком предпринять, даже не добравшись до своего дворца, был заблокирован на Большом Форуме. Его фразы: «Что вы делаете, соратники? Я ваш, и вы мои!» или «Что я плохого сделал вам, чтобы так умереть? Я все еще ваш законный император» – не остановили убийц. Даже не нашлось милес, готовых его защищать до конца. Императора закололи, а потом долго глумились над его головой, посадив на меч и разгуливая улицами Рима. Говорят, когда голову Гальбы принесли Отону, он воскликнул: «Лучше бы принесли голову Пизона!» Последнего, правда, вскоре также обезглавили.
Таким путем к власти приходит тридцатишестилетний военачальник Марк Отон, который, кстати, являлся вторым мужем божественной императрицы Августы Поппеи Сабины, погибшей от гнева Нерона, ее последнего супруга. Но что Отон мог сделать за три месяца правления? Только стал разбираться в делах империи, как легионы Вителлия объявили его новым императором, и Отону, который пытался найти компромисс, ничего не оставалось, как пойти войной на самозванца. Битва произошла в апрельских идах при Бедриаке, где легионы Отона проиграли, а кто выжил, тут же сдался на милость Вителлия. Марк Отон мог бы еще сражаться, и, возможно, все бы затянулось на годы, но он ради мира в империи и стабильности решил покончить жить самоубийством. Император сам бросился на меч и был тут же сожжен, дабы враги не глумились над его головой, как это делали с Гальбой.
В пятьдесят восемь лет новым императором становится военачальник Вителлий Авл, который правил восемь месяцев. Но мира, как того хотел Отон, не получилось. Меньше чем через три месяца его правления восточные легионы провозгласили новым императором Веспасиана, и большая часть провинций поддержала Флавиев. Веспасиан решил отправить наместника Сирии Лициния Муциана с легионами в Италию, а сам заблокировал доставку зерна из Египта в Рим, тем самым мирно – блокадой – пытался заставить Вителлия капитулировать. Но легионы Мезии, Далмации и Паннонии под руководством военачальника Антония Прима вторглись в Италию и нарушили планы императора Флавия о мирном захвате власти. У Прима, который боготворил Цезаря Отона, была личная неприязнь к Вителлию, и он во что бы то ни стало хотел видеть собственными глазами падение ненавистного им императора. Вителлий же отправил пятидесятитысячное войско навстречу взбунтовавшимся, однако их военачальник решил перейти на сторону Веспасиана, но его милесы были против этого и арестовали его. Войско осталось без командующего, чем и воспользовался Прим, когда напал на них. Битва произошла двадцать четвертого октября при Бедриаке, там же, где полгода назад были разбиты силы Отона. Но на сей раз легионы Вителлия не повторили успех и проиграли. Было еще другое войско Вителлия, которое шло на помощь, но, узнав о проигрыше, передумало вступать в бой и было вскоре заблокировано легионами Флавия, а потом и дезертировало.
Антоний Прим, когда подошел к Риму с войском, не желая брать штурмом столицу, передал послание Веспасиана Вителлию. Посредником в этих переговорах выступил родной брат Веспасиана, префект Рима Тит Флавий Сабин…
***
«…Сабин лишь на год был старше Веспасиана. Несмотря на то что они были родными братьями, похожими не были. Лишь в глазах было что-то общее. Сабин и Веспасиан родились в земле сабинов, близ Реате, в поселении под названием Фалакрины. Род Флавиев не принадлежал к патрициям и являлся смесью крестьян и сословия всадников. Росли и крепли братья под надзором Тертуллы, своей бабки по отцу, на ее ферме. Веспасиан, будучи императором, часто наведывался в места своего детства и это имение сохранил в прежнем виде, чтобы все, к чему привык его взгляд, оставалось нетронутым. Память же бабки всегда чтил тем, что на праздники пил вино из ее родового серебряного кубка.
Достигнув совершеннолетия, Веспасиан, в отличие от брата Сабина, даже и не думал заниматься политикой или строить карьеру. Тем более странно, что именно ему было суждено стать первым императором из рода Флавиев, а не его амбициозному брату-карьеристу. Но мать их была матрона строгая и властная, которая нашла аргументы, заставившие Веспасиана служить трибуном во Фракии, тем самым дав толчок к его величайшей военной карьере. Квестор, эдил, претор, легат, цензор, проконсул Африки, консул, военачальник Восточных легионов и в конце концов император – вот до чего дослужился Веспасиан. Пик же карьеры Сабина пришел на его должность префекта Рима, хотя до этого он был консул-суффект в 47 году, иначе говоря, временно исполнял обязанности консула. Префект Рима – это была почетная и высокая должность, то есть префект управлял городом, пока отсутствует император. С 61 года он усердно исполнял свои обязанности, и никто и никогда даже не сомневался, будь то Нерон, Гальба или Отон, в его профессиональных качествах. Нынешний император Вителлий Авл также почитал Сабина и не отстранил его даже тогда, когда Веспасиана объявили императором. Тит Флавий Сабин хорошо ладил с императором и даже поддерживал его до известных событий. Император, узнав о восстании, посадил под домашний арест Домициана, тогда еще восемнадцатилетнего юношу, и лишь вмешательство Сабина, а затем и ходатайство перед императором помогли освободиться Домициану. Последнего Сабин забрал на свою виллу на Палатине. Именно там Флавиев настиг посланник от Веспасиана, 18 декабря 69 года, с требованием полной капитуляции императора Вителлия. Нисколько не медля, Сабин, облачившись в военную форму, отправился в Золотой дворец.
Чего только не говорили об императоре Авле. Он был толстым и огромным человеком. Очень высокого роста, наверное, выше всех в Риме. Пил и постоянно обжорствовал. Пиры были по четыре раза на день. Ходил к патрициям и их объедал. И никогда не насыщался, так как после еды обязательно рвал. Пьяница и распутник – именно так его все называли.
В тронном зале император встречал Сабина грустно и растерянно. Ему уже было известно о плачевной ситуации с его легионами. От кого угодно он ждал добрых известий, исключением не стал и Сабин.
– Скажи мне, друг мой, что сейчас творится? – довольно любезно спросил император.
– Тебе уже известно, что больше не осталось ни одного легионера к северу от Рима, верного тебе.
– И что ты предлагаешь в таком случае?
– Мой брат, Цезарь Веспасиан Флавий Август, император Римской империи, предлагает следующее…
– Я лишь один законный император, Сабин! – закричал Вителлий и вскочил. – Я Цезарь Вителлий Авл Август волею богов! Как не может быть двух солнц на небе, так не может быть двух цезарей на земле! Меня законно провозгласил императором сенат Рима и народ. За такие слова можно тут же лишиться головы, а ты мне даже почестей не оказываешь, как полагается, а ведь я до сих пор твой – подчеркиваю – законный император.
– Да, ты можешь казнить. Но при всем уважении я здесь как посланник моего брата, а не как гражданин. Будь моя воля и возможность, я сейчас был бы одесную императора Веспасиана и вместе с ним сражался, продвигаясь к Риму. А если говорить про законность, то кто, как не ты, бросил вызов действующему законному императору, устроив мятеж и разбив его легионы, тем самым довел до самоубийства Отона?! Давай не будем акцентировать внимание на том, кто законный, а кто нет, так как во время гражданской войны это понятие очень и очень расплывчатое, а перейдем к делу… – и, помолчав, продолжил: – Если ты позволишь.
– Говори, – опять спокойно произнес император и сел.
– Веспасиан Флавий предлагает следующее: если Вителлий сложит с себя полномочия императора, ему будет даровано помилование, золото и гарантированное убежище в Кампании с неприкосновенностью.
– Сто миллионов сестерциев51, огромную роскошную виллу с бассейнами, садами и тремя триклиниями и, главное, покоя. Вот чего я хочу, – сразу же ответил император.
– Нет, Веспасиан дает только сто тысяч сестерциев и виллу. Если согласен, то сегодня все будет исполнено, когда ты отречешься.
– Это не то, на что я рассчитывал, но хорошо, немедля я соберусь и отправлюсь в храм Согласия, где сложу с себя знаки императорского достоинства.
Сабин слегка кивнул и отправился на свою виллу, император же, облачившись в черную тогу, вышел ночью из дворца вместе с плачущими родными и рабами. Находящаяся там толпа и преторианцы удивились такому виду императора, но Вителлий поспешил с ними объясниться, забравшись на ростру:
– Дорогие дети мои! Я больше не могу и не хочу участвовать в этой кровопролитной войне. Война – сама по себе горе, но когда она является гражданской, где римлянин убивает своего брата римлянина, просто недопустима. Поэтому я принял решение отречься от власти в пользу императора Веспасиана Флавия, не по своей воле, конечно же, а меня силой заставили, но за это всех нас ждет помилование и жизнь, – и он при всех разрыдался.
Но преторианцы достали мечи и стали бить ими друг о друга, тем самым громко выражая недовольство и требуя продолжения войны. Цезарь сошел с ростры и попытался было пройти меж ними, но народ заградил ему путь, указывая, что все готовы дать отпор захватчикам и остановить восхождение Веспасиана. Вдохновившись такой поддержкой, император Вителлий громко объявил:
– Я никогда не забуду вашу доброту и любовь ко мне, мои дорогие! Так давайте же сегодня раз и навсегда покажем этим грязным плебейским свиньям Флавиям, кто тут настоящие римляне и кому принадлежит Рим! Все идем к вилле префекта Сабина.
Толпа даже перекрикивала радостных преторианцев и, вооружившись кто чем мог, направилась к имению Флавиев.
Сам же Сабин в это время устроил пир, празднуя отречение Вителлия, и опустошал вино кубок за кубком. За столом возлежали сын и внуки его, супруга Аррецина Клементина, а также Домициан.
– Почему грустишь, малыш? – поинтересовался Сабин у Домициана.
– Не верится, что все уже позади. Ты уверен, что император сдался?
– Абсолютно! Этот трус тени своей боится, а тут такое предложение, где он сможет пировать до конца дней своих или погибнуть императором. Как думаешь, что он выберет?
– Порой и трусы опасны, вспомни крысу, загнанную в угол.
– Да он даже не крыса – цыпленок ничтожный, вот кто он, – и Сабин, расхохотавшись, разлил на себя вино. – Да что же такое, порази меня Юпитер, новую тогу испортил.
– Вино разлито на белую тогу. Кровавый знак. Навлекаешь на себя гнев богов.
– Расслабься, малыш. Мы расчистили путь к престолу для твоего отца и можем теперь пировать сутками напролет.
– Я уже два года как не видел отца, четыре года как – брата. Тогда же я потерял мать и сестру. Такое ощущение, что отец и брат забыли обо мне.
– Не говори так, они любят тебя. Я-то знаю.
– Так любят, что ни одного письма не прислали за все это время?! Ты ничего не знаешь, дядя. Отец ненавидит меня, стыдится, а брат не замечает или всячески показывает, что я ему не ровня. Им абсолютно безразлично, выживу я тут или нет.
– Они на войне и больше нас рискуют каждый день быть убитыми. Ты же тоже не слал им письма, ты же тоже не особо горюешь, пока их нет. Может быть, это ты их не любишь, а не они тебя?!
Домициан насупился и замолчал.
– Какие дальнейшие планы, отец? – обратился уже Сабин-младший.
– Пировать. А потом, до приезда Веспасиана, наведем здесь порядок. Этот год четырех императоров серьезно расшатал нашу империю, как экономически, так и политически, да и социально тоже. Преторианцы творят что хотят, чувствуют себя всесильными и безнаказанными. Еще император Отон их очень распустил. Даже плебс посчитал, что может решать судьбу Рима. Нам очень нужна стабильность и сильный лидер, иначе провинции восстанут и захотят выйти из состава Римской империи, а этого нельзя допустить.
– Как думаешь, что тебе даст Веспасиан?
– Много чего. Должность консула как минимум. Может, наместника, но я стар уже и не хочу покидать Рим.
– А нам что – мне и моим сыновьям?
Сабин посмотрел на внуков, старшего звали так же, как и его, и сына, – Тит Флавий Сабин, а другого – Тит Флавий Клемент.
– Уж поверьте, наш Веспасиан никого не обидит! – бодро ответил префект Рима.
В это самое время в триклиний ворвался милес.
– Господин, преторианцы идут сюда, во главе их император, они вооружены и агрессивно настроены.
– Что??? – поразился Сабин. – Этого не может быть. Быстро беги и поднимай всех флавианцев! Скажи, что всеобщий сбор против вителливцев. Мы им сейчас такой бой дадим, что голова Вителлия долго будет гнить на острие моего копья. – Милес убежал, а Сабин, сразу отрезвев, обратился к семье: – Будьте рядом со мной, я попытаюсь укрыть вас в храме Юпитера Капитолийского. Только там, в святыне, вы будете в полной безопасности.
Сабин раздал мечи всем родным, они надели латы и вышли на улицу, где вовсю уже шел бой между сторонниками Флавиев и Вителлия. В эту ночь весь Рим, казалось, не спал. С инсул горожане умудрялись кидать в головы милес глиняные горшки и сосуды, причем неважно, в чью голову угодят. Рев и гул над городом стояли такие, что слышны были в окрестностях. Кроме криков, стонов и рычаний, также сыпались оскорбления и проклятья как в одну сторону, так и в другую. Сабина и его приспешников оттеснили к храму Юпитера, все так, как он и хотел. С оставшимися милесами он укрылся внутри священного места. Там, расслабившись, Сабин сел у колонны.
– Слава богам, добрались. Теперь мы в безопасности. Будем ждать, пока Антоний Прим не получит известие об этом, и тогда вторгнется в Рим, и покажет этим выскочкам, у кого здесь вся власть.
– Отец, – вмешался Сабин-младший, – Прим должен слышать, что здесь происходит. Он скоро придет?!
– Будем ждать.
– Нет! Я увожу детей. Мне не хочется сидеть здесь как загнанному зверю.
– И куда же ты пойдешь?
– Я найду выход и мать тоже заберу, если ты не пойдешь с нами.
– Глупец. Ты собрался бегать по Риму, полному вителливцев? Сколько ты планируешь прожить, час или больше? Я не дам рисковать моей супругой и внуками.
– А это уже мне решать. Мама, ты со мной?
Та отрицательно помотала головой.
– Домициан? – спросил Сабин-младший.
Домициан замешкался. Он не знал, как поступить правильно. С кем выгоднее и безопаснее. Посмотрев на дядю, он выговорил:
– Я остаюсь.
– Это ошибка, сейчас самое время сбежать, храм еще не окружен.
– Он и не может быть окружен – он на холме, – ответил префект Рима.
– Ты понимаешь, о чем я, его скоро окружат со всех сторон… твой холм окружат. Впрочем, вам решать, и да помогут вам боги.
Сын Сабина вместе с двумя внуками скрылся из виду. Брат Веспасиана остался с Клементиной и Домицианом. Последние милесы с боями отбивались и, оказавшись внутри, закрыли ворота храма и забаррикадировали мебелью, после чего буквально повалились на пол.
– Здесь никто не посмеет даже оголить оружие, не то чтобы применить. Мы, римляне, богобоязненные люди и сейчас находимся под защитой самого Юпитера! – подытожил Сабин.
Но на площади перед храмом послышались возгласы:
– Давайте выкурим их оттуда. Поджигай! Несите еще дров и соломы. Выполнять, не мешкать, это приказ нашего императора. Мы боремся за правое дело, и Юпитер нас простит.