М. Р. Маллоу
Дело дамы с леопардами
Он засмеялся, задохнулся, закашлялся и, наконец, уставился на сына.
– Видишь ли, папаша, это не просто газолиновая станция. Во-первых, это станция обслуживания. Заправляем, чиним, красим и все такое. Все, что может понадобиться. А во-вторых, я работаю… – Саммерс замешкался. – …я работаю на Форда.
– Ты работаешь на заводе? – глумливо усмехнулся отец.
– Нет, – отрезал Джейк. – Долгая история.
– Изложи мне ее покороче, чтобы я понял.
– Черт возьми, какой у меня занудный папаша.
– Я не занудный.
Саммерс наклонился к самому уху гробовщика.
– Ты измучил меня. Почему я должен перед тобой отчитываться?
– Потому что ты никак не можешь уяснить сам себе, что…
– …ты всего за полчаса вынул из меня душу! – заорал бывший коммерсант. – Я закрою тебя в уборной, ты, старый лунатик!
– Мне и так приходится проводить там много времени, – кротко отозвался отец. – Я не против. Если ты будешь приносить туда несколько кусочков колбасы, мне этого будет достаточно.
Он крепко ухватил сына за рукав.
– Так, значит, ты остаешься?
Саммерс был рад, что его сейчас не видит компаньон, миссис Маллоу, или, не приведи Боже, доктор Бэнкс. Никто не должен был видеть его в таком состоянии. Грудь бывшего коммерсанта вздымалась, ноздри подергивались. Он чувствовал, что у него дрожат колени, словно в те времена, когда братья Лароз ждали его за углом после уроков.
– «Мы работаем на Форда»! – передразнил отец. – Ха, ха, ха. Я понимаю такую работу: сборка автомобилей, прикручивание гаек, притирание клапанов и тому подобные вещи. Это мистер Форд не делает без тех, кто это умеет. Дорогой сыночек, ты этого не умеешь, верно? А что касается всего остального – неужели ему никак не обойтись без тебя? Да? Значит, есть какая-то работа, которую мистер Форд не может выполнить без тебя?
– Есть такая работа, – спокойно ответил Джейк. – Она называется эвент-менеджер.
Отец ласково заморгал.
– Мне всегда казалось, что на тебе плохо отразилось, когда ты в детстве упал с качелей. Я знал, что это не пройдет даром.
– Да пошел ты к черту.
И Саммерс направился к выходу.
– А ты знаешь, что я видел мистера Форда? – отец нехорошо усмехнулся ему вслед.
Бывший коммерсант остановился.
– Где же ты его видел?
– Тогда он еще не был настолько богат, как сейчас. Но он заезжал, проездом был в нашем городе. Я встретил его в ресторане, где обедал тогда.
– Ты? – с улыбкой переспросил Джейк. – Обедал в ресторане?
– Я обедал, – подтвердил отец.
– Ты? В ресторане? – Саммерс хлопнул себя по колену и рассмеялся. – Да никогда в жизни не поверю, что ты там обедал. Я не был в ресторане ни разу, пока не уехал из дома. Ты же всю жизнь скряжничал. Ты всегда говорил, что подобные заведения – порождение греха!
– В молодости мы ведем себя не так, как хотелось бы, чтобы мы вели себя в старости, – смиренно сказал отец. – Иногда, – он особенно подчеркнул это слово, – я бывал в ресторанах. И вот однажды туда зашел мистер Генри Форд. Все сказали: «Вот это – мистер Форд«. Ты сидел тогда рядом со мной, такой маленький, славный, с такими белоснежными волосиками на голове. Мистер Форд погладил тебя по ним и сказал: «Знаете, сэр, у вас неплохой мальчуган. Он станет вам надежной опорой в старости».
Джейк в изумлении смотрел на отца. Даже при самых грубых подсчетах получалось, что в 1908 году, когда к Форду пришла первая слава, и где-нибудь, вероятно, уже могли узнавать его в лицо, Джейк Саммерс и сам мог сидеть в ресторане с маленьким сыном – при некотором стечении обстоятельств.
– И что? – усмехнулся он. – Это что-то меняет?
– Неважно, – отмахнулся пресвитер. – Я просто хочу сказать, что похоронное дело надежно. В конце концов на Сент-Какамбер-авеню есть Церковь Последних Двадцати Трех Дней Иисуса Святой Пятницы. Пока она стоит, все ее члены будут хорониться исключительно у меня. Их довольно много.
– Ну и сколько же этих членов? – едко поинтересовался бывший коммерсант. – Трое? Пятеро?
– Хотя бы и так! – не сдался гробовщик. – С их чадами и домочадцами получается…
– Ах, вот что, – протянул Саммерс и небрежно скрестил руки на груди. – Ну-ка, теперь ты мне расскажи: сколько народу в год там умирает?
– По двое, – быстро сказал отец. – По двое, по трое.
– Сколько же ты с этого имеешь?
– Неважно, я буду иметь это всегда. Никто из их родных никогда не пойдет к итальяшкам.
– Сколько же покойников ты обрабатываешь в год? И что ты с этого имеешь? Не рассказывай мне, что ты еще печатаешься в ваших вонючих газетах.
– Истинная репутация… – начал пресвитер баптистов.
Он посмотрел в глаза сыну. Повисло долгое молчание.
– У тебя подагра, – негромко произнес Саммерс.
– Голос Господа нашего движет нашими членами ежедневно и ежечасно без всяких болезней, – упрямо возразил пресвитер.
– Посмотри на свои руки, ты, старая развалина!
– Это руки человека, который всю свою жизнь зарабатывал хлеб своими руками. Как Иов!
– Вряд ли этому человеку заказывают такие же шикарные похоронные церемонии, как раньше, – заметил сын. – Кроме того, магазин цветов, в котором он покупал венки раньше – что-то я не вижу больше его на углу Какамбер-стрит с Черч-стрит.
Гробовщик опять ласково заморгал.
– Да, – сказал он. – Потому что весь угол угол Какамбер-стрит с Черч-стрит, и далее от Мелон-стрит и Гранд-Какамбер-авеню – все это принадлежит мне. Я вложил все деньги в эту недвижимость. Эта земля и все, что на ней стоит – мое. Я богат, сын мой.
Глава 9, в которой бывший коммерсант узнает о себе нечто новое
– Как же ты не понимаешь, что я хочу тебе добра? – сказал Саммерс-старший, увидев, что Джейк твердо намерен уйти.
– Ой, – устало отмахнулся тот.
– Глас Господа нашего отчего не раздается в ушах твоих? – послышалось ему в спину. – Неужели ты не слышишь, что я всячески призываю тебя к нему? Чтобы ты понял греховность всего суетного, тленного. Уж кому и знать про суетность тленного, как не мне?
Ему не ответили. Джейк Саммерс уже был в дверях.
– Ты каким идиотом был, таким и остался, – сказал гробовщик. – Я думаю, что падение с качелей было причиной… Ты был совсем крошкой тогда.
– Отец, может, у тебя есть какие-то другие сыновья? – обернулся Джейк. – У нас никогда не было качелей.
Возникла пауза. Саммерс машинально прикоснулся к маленькой отметине с правой стороны рта, которая как-то бросилась в глаза Фоксу, о которой в свое время спрашивал компаньон, и даже миссис Маллоу когда-то поинтересовалась: «Откуда у вас этот шрам, Джейк?»
– Болван! – рявкнул отец. – С каких качелей ты упал, в таком случае?
– Я упал с качелей в Баттери-парке. Мне было тринадцать. Когда я вернулся домой, ты выпорол меня, не задавая никаких вопросов.
– Ну, значит, я про эти качели и говорю. Я так переживал! Так переживал, когда ты упал с качелей! Потому и выпорол!
Саммерс фыркнул.
– Да ты вообще не знал, что я упал с качелей.
– Я знал, – уперся отец. – Мне сказали.
– Кто тебе сказал?
– Доктор Моррис.
Саммерс попытался вспомнить, знакомо ли ему это имя. Выходило, что нет. В случае, если в доме кто-нибудь болел, приходил доктор Питерс. Но доктора Питерса он помнил лет с десяти. До него был какой-то другой – совершенно точно. Может быть, как раз он? Но ведь…
Отец прищурил глаза.
– Он тебя видел.
– Чертов докторишка, – рассмеялся Джейк. – Ишь, ябеда. Надо было его тогда прибить.
– Я его зимой похоронил, – успокоил отец. – Он и тогда-то был очень стар. Славьте Господа!
Гробовщик помолчал.
– Моррис, – пробормотал он. – Ты прожил не такую длинную, как моя, но удивительно бессмысленную жизнь. Ты не понял ничего. Ты думаешь, если я хороню одиннадцать покойников в год и получаю с этого тысячу сто долларов, то это все?
– А что еще? – изо всех сил удивился коммерсант. – Ах да, ты ведь говорил про недвижимость.
И он небрежно махнул перчатками.
– Ты знаешь, откуда взялась эта недвижимость? – поинтересовался отец.
– А откуда взялась эта недвижимость?
– Я полагаю, ты помнишь, что доктор Моррис известен в нашем городе, и не только в нем, но и в значительной части штата как хороший зубной протезист.
Бывший коммерсант пожал плечами.
– Так это дантист? Тогда понятно. Ну, пап, ты даешь. Откуда же я могу помнить фамилию дантиста?
Фамилия дантиста, точно, была ни к чему. В детском возрасте Саммерс был в его кресле всего один раз, и дал себе железную клятву ни под каким видом не допустить второго. Второй раз состоялся ровно восемь лет назад. М.Р. Маллоу страшно завидовал компаньону по этому поводу, хотя и говорил, что только конченый маньяк может чистить зубы дважды в сутки по пять минут независимо от времени, настроения, степени опьянения, плохого самочувствия, усталости или спешки.
– Я не удивлен, что ты так и не научился видеть дальше собственного носа, – снисходительно произнес отец. – Доктор Моррис был чудесный золотых дел мастер. Никто, как он, не мог облачить в золото абсолютно железные зубы. Ты догадываешься, мой дорогой мальчик, откуда у него были такие зубы?
– Папаша! – потрясенно прошептал коммерсант.
– Да, я тебя слушаю? Аллилуйя, славьте Господа!
– Папаша, – задушевно повторил Джейк, – когда я продавал бальзам «Друг мужчин» – почти чистое слабительное – честным гражданам в Калифорнии и разные другие штуки – то и тогда меня не хватало на такое свинство! И после этого ты обвиняешь меня в беспутности?
– Унция золота [аптекарская унция – 30 г] с одного покойника – совсем не мало, – отец потряс пальцем. – Господь Бог наш постоянно, во всех откровениях своих учит нас рачительному отношению к имуществу. Даже Исав продал свое первородство за миску чечевичной похлебки. Сейчас этот суп, хороший бобовый суп с томатом наливают даром разгильдяям вроде тебя, чтобы они не работали. Как меняются времена!
«Черта с два они меняются, – подумал бывший коммерсант. – Вот, оказывается, в чем дело. Я не паршивая овца, а достойный наследник. Не беспутный тип, позорящий семью, не авантюрист, сбившийся с пути, а потомственный жулик. Настоящий, беспримесный».
– Папаша, папаша, – Саммерс покачал головой. – Да на тебе клейма негде ставить! А еще беспомощным прикидываешься. Гуляй в саду, ешь мороженое, корми лебедей в парке и не приставай ко мне со своими покойниками!
– Да, о клеймах, – не унимался похоронный церемониймейстер. – Половину золота доктор Моррис забирал себе. Ну, а свою половину я должен был как-то легализовать.
Бывший коммерсант почувствовал, как опустело в животе.
– О Господи! – воскликнул он. – Это же тридцать лет тюрьмы. Как ты это делал?
– Очень просто, – с улыбкой сказал отец. – Я переправлял свою половину золота в Соединенное Королевство.
Саммерс помолчал. Сдвинул брови.
– Погоди, что-то я не понял. Куда ты девал золото, на котором нет клейма?
– Бестолочь, – отмахнулся отец. – В Англии нет клеймения золота. А у нас, любезный сыночек, ставится клеймо Федерального Резерва. Ты и этого не знаешь? Что же ты тогда знаешь?
Теперь уже Саммерсу было плевать на оскорбления. С золотом он дел не имел. Ему было интересно другое.
– А… через кого ты это делал?
Лицо пресвитера просветлело.
– Ну, если ты войдешь в долю и, наконец, отбросишь все свои фанаберии, я тебе…
– Нет, в долю я не войду.
Бедность, позор, голод, что угодно, только не это.
– …много чего объясню, – триумфально закончил отец и с заговорщицким видом прошептал: – По правде говоря, эти итальяшки мне многим обязаны. У них постоянно масса проблем. Ты помнишь старый добрый кольт, из которого я учил тебя стрелять в подвале? Сейчас в моде страшные пушки, которые превращают человека в фарш! Они разносят его голову спереди! Помнишь, как раньше выглядело выходное отверстие от пули? Теперь вместо выходного отверстия сносит полбашки! А ведь мать должна видеть своего сына в гробу, как живого! Эти макаронники совершенно не в состоянии ничего сделать аккуратно. Они вообще ничего не умеют!
Он поманил сына пальцем:
– Никому не говори, но, между прочим, многие из клиентов этих макаронников привозятся ко мне. Это я придаю им благообразное католическое выражение лица человека, умершего своей смертью. Ты не поверишь, большинство из них в первый раз в жизни имеет приличное выражение лица.
В повисшей тишине стало видно, как исчезает солнечный свет, пробивавшийся сквозь занавеси: должно быть, над домом проплывала туча.
– Старый… – медленно начал Джейк.
– Оставайся с нами! – отец шутливо пихнул его в бок. – Это далеко не все. У нас большие перспективы!
Он приподнялся и прошептал ему на ухо:
– Огненное погребение. Оно дает невероятные возможности!
«Нет, меня все-таки заберут в сумасшедший дом, – подумал бывший коммерсант. – Сам сдамся. Если когда-нибудь выберусь отсюда».
– Что же ты имеешь с огненного погребения? – спросил он вслух.
– Многое, – похоронный церемониймейстер преисполнился энтузиазма. – Например, кое-что от людей, которые застраховали своих родственников.
И он захихикал в кулак.
С момента, как ушел Д.Э. Саммерс прошло уже три с половиной часа. В доме Маллоу забеспокоились.
Глава 10, в которой все еще хуже, чем было
Отец сел удобно, сложил руки на животе.
– Представь себе, сыночек, что, например, умерла престарелая мисс Смит, которая заключила договор в «Страховом обществе Ллойда» и вдруг скоропостижно скончалась. Вечером ко мне приходит молодой человек из страховой компании и говорит: «Э-э-э, э-э-э, это у вас мисс Смит?» Я говорю: «Да». – «Мне нужно получить решение суда. Когда она отправится в крематорий?» Я говорю: «Боже мой, через три дня, как и положено». Молодой человек говорит: «Благодарю вас», – и отправляется за решением суда. На следующий день утром мы отправляем мисс Смит в крематорий, а я говорю молодому человеку: «Боже мой, извините! У меня голова пошла кругом. Я все перепутал!»
– Ты отправил мисс Смит в крематорий раньше времени? – едва дыша, переспросил Саммерс.
– Да, – гробовщик почесал голову, – произошло недоразумение. Сам не знаю, как это вышло. Я не хотел причинять страданий скорбящим родным.
– Сколько же раз ты…
Похоронный церемониймейстер вскочил и замахал руками.
– Еще ни одного! Это только мои мечты! У нас еще нет огненного погребения, – он чуть не плакал. – Мы отстаем от жизни!
– Отстаем от жизни? – Джейку едва не стало смешно. – Да у тебя в доме даже электричества до сих пор нет, старый дурак!
– Ты знаешь, сколько стоит электричество? – тут же поинтересовался похоронный церемониймейстер.
– Знаю!
– А то! – отец крякнул. – Я и без электричества хорошо вижу. У меня прекрасная хирургическая лампа с рефлектором.
– То-то ты все время щуришься. Ты бы хоть занавеси раздвинул. Сидишь в темноте, как крот.
– Сыночек, ты дурень! – отец направился к занавесям, но не отдернул их, а только посмотрел на улицу в щель между ними. – Ты что думаешь, я всерьез? Милый мой, если ты сбежал из дома от такого папаши, которого ты себе вообразил, ты бежал от призрака. Я совсем не такой.
Он подошел к сыну и шутя стукнул его палкой по ноге.
– Давай, я веду тебя в курс дела, а? Как-нибудь на днях, ночью, мы обработаем очередного итальянского покойничка, разопьем у меня в морге бутылочку виски и все обсудим. Я расскажу тебе много интересного!
– Ну все, сейчас точно надо отступать, – вполголоса сказал коммерсант как бы самому себе.
– Ты можешь отступать, сколько хочешь. Но я зародил сомнения в твоем сердце?
– Ох, совершенно забыл, – коммерсант почесал затылок, изображая досаду. – Я же паршивая овца.
– Слушай, овца! – рявкнул гробовщик и Саммерс шарахнулся, чтобы не дать отцу схватить себя за галстук. – Здесь сам Господь Бог Спаситель наш незримо предстоит!
– Ну, пускай себе предстоит, а я пойду.
Пресвитер со скрипом усаживался.
– Хорошо, – добродушно сказал он. – Лишу наследства.
– Лишай, – задушевно согласился сын. – Далось мне твое наследство.
– Какой интересный вопрос, – произнес отец каким-то новым тоном. – Значит, тебе мое наследство не нужно?
– Нет. Не нужно, – улыбнулся бывший коммерсант.
– А вот мне твое очень даже нужно.
Бывший коммерсант с облегчением рассмеялся.
– Мое завещание у нотариуса. Тебя там нет.
– Мы с мистером Скьявони этот вопрос обсудим, – заметил гробовщик с нехорошей усмешкой.
Саммерс ослабил узел галстука, делая вид, что поправляет его небрежным жестом.
– Знаешь, отец, по-моему, ты устал. Тебе нужно отдохнуть в каком-нибудь комфортабельном санатории.
– Никогда этим делом не баловался, – возразил гробовщик. – Не отдыхал. Всю жизнь работал. Я привык.
– Думаю, самое время. У меня есть знакомые. Тебе помогут устроиться в отличное респектабельное место. Там есть озеро, парк. Библиотека. Ты сможешь найти там много книг и журналов… э-э-э, на интересующие тебя темы.
В эту минуту он с ужасом вспомнил, что устраивать отца даже в самом скромном «санатории» денег нет. Засунуть отца в сумасшедший дом для бедных?! Да милосерднее будет его застрелить!
– У тебя есть какая-нибудь девка из психушки, что ли? – отец гадко засмеялся.
Коммерсант вздрогнул от своих мыслей.
– Что делать, папаша, ты совсем выжил из ума.
– Сыночек, оставь свои фанаберии! – похоронный церемониймейстер молитвенно простер к нему руки. – Войди в мое дело. Тебе понравится.
– Так, – сказал Саммерс. – Прежде, чем я пойду, скажи мне. Мне просто интересно: как ты думаешь, на что нужны деньги?
На этот раз молчание было особенно долгим.
– Тебе не нужны деньги? – удивился отец.
– Нет, почему же. Но как ты думаешь, на что они мне нужны?
– Но я не знаю! – отец развел руками. – Наверное, ты хочешь семью?
Саммерс фыркнул.
– Да кто за меня пойдет с таким папашей.
– Очень мне нужна твоя семья и твои ублюдки, которые будут мне тут вонять, орать и гадить в саду, – тоже фыркнул гробовщик.
– Тогда зачем тебе понадобилось тянуть меня в свое дело, когда у меня есть собственное?
– Да потому что я хочу передать тебе свое дело!
– Папаша. Хватит.
Саммерс понимал, что будет почти болен, когда окажется в доме Маллоу, но первое, что он сделает – достанет бювар и напишет: «Дорогой Мики, ситуация обстоит так-то и так-то. Похоронное дело нужно продать уже сейчас. До возвращения из Европы заниматься им не смогу. Возьми с собой старого мистера Фрейшнера. Вдвоем у вас наверняка получится убедить моего отца продать дело и тогда…»
Старый гробовщик выбрался из кресла и приблизился к сыну вплотную.
– Голубчик мой, если ты при мне живом собираешься продавать дело, это будет то же самое, как если бы ты собирался продавать его после меня мертвого! Ибо тебе тоже предложат одни гроши. Все в городе ждут, когда я помру и надеются, что оно достанется им за тридцать долларов, – он потыкал сына пальцем в грудь. – Ты, ангел мой, вынужден будешь принять его и продолжить, чтобы продать спустя какое-то время. И ты останешься здесь и познакомишься со всеми моими клиентами. И ты войдешь в Церковь Простых Предпоследних дней. И я познакомлю тебя с мистером Скьявони. Чтобы все в городе знали, что дело продолжено, а не продано мистеру Скьявони с молотка!
– Мне не нужно твое дело! – потеряв терпение, тоже заорал бывший коммерсант. – Пусть оно уходит с молотка. Пусть оно катится к черту в задницу! Ты изуродовал мне всю жизнь своим делом!
Гробовщик чуть не плакал.
– Но оно же пропадет!
– Туда ему и дорога!
– Ладно, – с мстительной покорностью сказал отец. – Ладно. Я усыновлю молодого итальянца.
– Валяй, – Джейк пожал плечами. – Усынови. Хоть молодого итальянца, хоть старую итальянку.
Он опять хотел уйти, но отец поймал его за рукав.
– Хорошо, быть посему, – сказал он. – Если ты не хочешь, если ты не можешь, если у тебя нет… – он замолк. – Так ты продаешь автомобили?
– Да.
– И сколько же ты продаешь автомобилей в год?
– Несколько сотен.
– Войди в берега, – посоветовал отец. – Несколько десятков, ты хотел сказать? Двадцать автомобилей? Двадцать пять? Тридцать?
– Они дешевые, – коммерсант небрежно махнул рукой. – Автомобили стали покупать чаще, чем ботинки. Ты не представляешь, как расхватывают фордовские жестянки.
Отец зевнул.
– А если продать столько жестянок, что на них упадет спрос?
– Я подумываю об этом.
– О чем ты думаешь?
– Я как раз и не хочу вступать в твое дело, потому что у меня есть планы на другие дела.
– И что же это за планы? Скажи мне, сыночек.
Запоздалая мысль догнала Джейка Саммерса и он застыл от ужаса. Перед ним была головоломка – как всегда. Предложение отца было недостающей частью неизвестного целого. Следовательно, все шло правильно. Но то, во что сложились эти части, оказалось худшим кошмаром его жизни.
Сделав то, что говорит отец, завтра он забудет все денежные проблемы. А послезавтра сможет застрелиться с легкой душой, потому что жизнь его не будет иметь смысла. Все, ради чего он в свое время сбежал из дома, все, чему научился и что делал, все, чем был счастлив – все было зря.
Значит, проиграл? Проиграл всю жизнь со своими мечтами?
Пусть.
«Я не приму его предложения. Никогда. Независимо от того, чего это будет стоить и какими будут последствия».
– Не хочешь говорить? – гробовщик засмеялся. – Значит, я прав, сыночек. Дела у тебя плохо. А ведь я искал тебя! Что, не веришь? А я искал. И знаешь, что я тебе скажу?
Сын молча смотрел на него.
– Первая твоя профессия была китобой, – эти слова старый гробовщик произнес со значением. – Так? Так или нет?
– Нет. Я был простым палубным матросом на китобойном судне.
– Ты должен был научиться бить китов. Не научился. Поэтому…
– Каких, в жопу, китов! – Джейк почувствовал, как яростно бьется сердце. – Вот юнга, вот палубный матрос, матрос, два помощника капитана, капитан. А вот китобой. Понимаешь разницу? Я шел в ма-тро-сы!
– Но все равно ты был в доле, – спокойно заметил отец.
– Папаша, я драил палубу, вязал снасти, никаких китов никогда не добывал, делать этого не умею, не хочу и не буду.
– Значит, ты не умеешь добывать китов, – отец развалился в кресле. – Кем ты стал потом?
– Шарлатаном, – лаконично ответил Джейк.
– Много заработал?
– Кое-что, – Саммерс пожал плечами. – Но дело оказалось такое… или, вернее, дела оказались такие… Знаешь, папаша, лучше быть жуликом на законном положении.
Тут Саммерс умолк.
– Итак? – вопросил отец.
Ответа не было.
«Единственная атака, которую я мог бы предпринять, – думал бывший коммерсант, – прямое обращение к этому Скьявони. «Все ждут моей смерти». Все – это же явно он. Сколько он даст за то, чтобы я убрался из города? Боюсь, что ничего. Нет, так не пойдет».
– Матрос из тебя получился, я в этом не сомневаюсь, – неторопливо проговорил похоронный церемониймейстер. – Шарлатан, мошенник, автомобильный дилер – все они получились из тебя будь здоров, но дело не в этом, – отец почесал седую голову. – Итак, я тебе предлагаю возможность – только потому, что я твой отец. Иначе ты, конечно, никогда бы не получил этого. Вот посмотри, ты уже прошел длинный путь своей жизни. Ты потерпел крушение. Не так ли, дорогой бывший шарлатан, неудавшийся китобой? А я даю тебе Возможность. Подумай как следует. Ты уже немолод. О, это очень неприятно, я знаю! То, что я говорю, оскорбительно. Но подумай, сын мой. Я знаю, что тебя дразнили в школе. Я знаю, что ты так любил стрелять из револьвера, потому что пороховой запах перебивает запах покойника. Он впитывается в рукава, в обшлага сюртука, в воротник. (Он понюхал рукав). Я знаю это очень хорошо. Я сам страдал от этого. Но сейчас я даю тебе дело и оно стоит на твердых основаниях.
Он лукаво посмотрел на сына.
– Ты, конечно, хочешь жениться?
– Папаша, – кисло спросил Джейк, – ну, ты-то с чего решил, что я хочу жениться? Тебе опять сказал доктор Моррис? Или это был мистер Скьявони? Может, сам Форд?
– Женишься ты или ты не женишься, – небрежно отмахнулся отец, – не забывай, у тебя есть сестры. И их надо будет обеспечивать.
– Ты же сказал, что они обеспечены.
– Они обеспечены, – гробовщик пожевал губами. – Ну, хорошо. Но если бы я записался на китобой, убежав из дома – я вернулся бы помощником капитана.
– А если бы ты записавшись на китобой, чтобы только убежать из дома, понял бы, что хочешь другого? Ты еще не знаешь чего, но уже понял, что не этого – тогда ты бы тоже вернулся домой помощником капитана?
– Да, конечно, я бы вернулся домой помощником капитана! – воодушевился отец. – И я тебе объясню, почему. На капитана я бы не потянул.
Саммерс тяжело вздохнул.
– Я тебе еще раз говорю: ты понял, что ты дождешься окончания рейса, чтобы у тебя в кармане были деньги. Тебе просто нужны деньги, чтобы искать свое дело.
Отец кивнул.
– Тогда я сказал бы себе так: я год проплавал на китобое – одним из последних китобоев в Америке. Неужели я уйду отсюда неудачником? Нет, я не уйду отсюда неудачником. Я запишусь к Фреду Хойну в норвежскую флотилию и буду добиваться…
– Да зачем же ты, как последний идиот, запишешься во флотилию, если твоя цель – заниматься тем, что ты любишь, а ты, как дурак, как последний идиот, занимаешься тем, что ненавидишь?! Почему люди вечно вешают себе на шею первый попавшийся хомут – и потом носят его всю жизнь? Ведь это самая главная глупость. Ты понимаешь, что я готов умереть, но, пока жив, хочу заниматься тем, что люблю?!
В эту минуту Саммерс решительно отрекся от мыслей о своей маленькой похоронной мастерской, которые еще недавно казались ему трезвыми и здравыми, и о студенческой газете, и о всех других местах, где был готов работать с отчаяния. Черта с два! Они его не получат!
– Дорогой мой, я это понимаю, – смиренно ответил отец. – Если ты отвергаешь дело – не отвергай своего престарелого папашу. Дай ему возможность отдохнуть на старости лет. Я, например, всегда хотел бы отдохнуть на Кубе. Небольшой особняк на берегу моря…
Отец потеребил пальцем нижнюю губу.
– Ты же только что сказал, что не хочешь? – опешил Саммерс. – Да ты и никогда не отдыхал…
– Да, но теперь я подумал, что хочу отдохнуть. Мне ведь девятый десяток. И у меня такой успешный сын! Он отвергает мое дело! Он хорош собой, у него все получается, и моя просьба о небольшом одноэтажном особняке с окнами на море где-нибудь в Сантьяго – это такая мелочь для него. Мне будет так приятно. Я буду сидеть на берегу океана со свежесваренным омаром и удить рыбу. Я люблю рыбалку.
– Да не любишь ты рыбалку. Ты никогда не удил.
В эту минуту Джейк вспомнил, как сам удил рыбу – второй раз в своей жизни, в компании одного тут… кудрявой бестолочи. Д.Э. Саммерс чуть не взвыл в голос. Ему стало казаться, что та встреча с М.Р. Маллоу и все последующее – все было только сном.
– Я удил! – уперся похоронный церемониймейстер. – Знаешь, из какого количества щек я вынимал рыболовные крючки? Я очень люблю рыбалку!
Он посмотрел на сына и прокашлялся.
– Ты подумай, подумай. У меня столько интересных идей… – отец побарабанил пальцами по ручке кресла. – А ты знаешь, что именно я изобрел морилку под красное дерево?
