За завтраком двое джентльменов блистали в обществе: один – роскошным фонарем под глазом, второй – ссадиной, которая не оставляла иных версий, кроме одной: М.Р. Маллоу возили лицом по ковру. Завтрак проходил в молчании. Как вдруг Найтли спросил:
– А скажите, доктор, не приходилось ли вам сталкиваться в последнее время с какими-либо интересными работами по евгенике? Что-нибудь о сверхчеловеке, сверхрасе, создании улучшенного рода homo sapiens?
Доктор Бэнкс посмотрела на профессора.
– Да, это популярная тема. Вас интересует что-то определенное, мистер Найтли?
– Нет-нет, – отвертелся старый химик, – я просто полюбопытствовал. Только что вернулся из Европы, знаете ли. Меня некоторым образом тревожит темп, с которым растет популярность этой темы. Но, возможно, это только мое собственное ощущение.
На лицо доктор набежала тень.
– Пожалуй, нет. Я бы сказала, что разделяю вашу точку зрения. Впечатление действительно настораживающее.
– Да, да, – забормотал Найтли. – Хотя, разумеется, это естественно. Вполне естественно. Наука достигла небывалых высот, человечество вступает в новую эпоху…
– Вне всяких сомнений, – подтвердила доктор. – Общественная мысль так сконцентрирована, что становится видна невооруженным глазом. Достаточно только… секунду, профессор.
Она полезла в саквояж, а когда выпрямилась, в руках у нее оказался журнал.
– Вы позволите? – сказал Найтли.
– Пожалуйста, – доктор отдала журнал профессору. —
Это был свежий номер «Физикал Калчер».
«Зрение: укрепление и болезни»
«Удаление аденоид без хирургического вмешательства»
«Пути и способы достичь идеальной женственности и мужественности»
«Нужно ли есть сахар?»
«Молочная диета»
«Советы как достичь совершенной формы от Анны Павловой»
«Дуглас Фэрбенкс: Как он тренируется. История одного успеха»
«Можно ли вывести лучшую породу человека?»
«Ожидает ли Европу полигамия?»
«Правда о евгенике»
«Двадцать доводов против корсета»
«Настоящий брак – что это?»
«Жена – ревнивая фурия. Персональная история»
«Ваше притворство и ваш успех»
«Купание и мораль»
– В точности повторяет предыдущие, – констатировала доктор. – Идеальная женственность и мужественность, дебаты об отношениях полов, полигамия, улучшение рода. С военного времени каждый номер содержит одну-две статьи о евгенике – прямо или косвенно. Так или иначе.
– Вы правы, – листая журнал, бормотал Найтли. – Вы правы…
– Господин профессор! Ну, как? – закричала из кухни мисс Дэрроу. – Нашли что-нибудь?
– Э, нет, – пробормотал тот.
Взгляд доктора выразил легкое недоумение.
– А что именно вы ищете? – опять спросила она.
– Ничего, ничего, – опять ответил Найтли.
Он был погружен в чтение.
– А я вам говорю, что так вы ничего не найдете! – опять закричала мисс Дэрроу. – Вы уже решили, когда едете, джентльмены?
Саммерс закашлялся.
– Простыл, – сказал он, поймав взгляд доктора. – Наверное.
– Поперхнулись, – отмахнулась та. – Мистер Найтли, это довольно интересно. Вы не откажете рассказать немного о вашей поездке? Я так давно не была в Европе, что, боюсь….
– На вашем месте, – громко продолжала с кухни чертова любительница детективов, – я бы поспешила. Иначе этот маньяк изведет на свои опыты половину венских девушек!
– Простите? – уже с напором произнесла доктор. – Что здесь происходит?
Профессор был вынужден поднять глаза от журнала.
– Ничего! – честно ответили компаньоны.
– А вот хотела бы я знать, почему! – снова прокричала с кухни мисс Дэрроу.
– Потому что… – замялся Маллоу, – э-э…
Доктор отодвинула стул.
– Всего доброго, джентльмены. Прошу простить мне это вторжение.
– Э, э, – Саммерс стал подниматься и, наконец, вскочил. – Да стойте же вы! Упрямая баба! Мало ли, что.
– Я вас не понимаю, – доктор Бэнкс дернула плечом. – Дайте сюда. Дайте мое пальто, вам говорят! Мистер Саммерс, вы что, не слышите?
– Слышу, – удерживая ее весеннее пальто, сказал Д.Э. Саммерс. – Я просто… мы просто решили… мы не можем позволить вам… если вы окажетесь втянутой… ох. Ну, словом, дело слишком опасное.
Он посмотрел на компаньона.
– Э… да! – подтвердил Маллоу.
– Что за чепуха, – с недоумением произнесла доктор. – Не понимаю, о чем вы.
Маллоу закрылся газетой.
– Пятнадцать лет назад, – проговорил его компаньон, – вы представились «Ирен Адлер».
Доктор вырвала пальто у него из рук, аккуратно повесила на вешалку, вернулась в гостиную и села опять на свое место.
Найтли крякнул.
– Я не знал, мадам, – он галантно склонил лысую голову. – Неужели это правда?
Доктор не успела ничего ответить. Саммерс повернулся в сторону кухни.
– Мисс Дэрроу! – рявкнул он. – Хватит носиться со своими фантазиями! Думайте, что творите!
С этими словами он сложил руки на груди и опять обратился к доктору.
– Так вот. Только идиот не понял бы, что пронюхай вы об этом деле, оно вызовет у вас интерес.
– Что вы говорите, – Найтли погладил свою всклокоченную бороду, – я и представить не мог. Вы выглядите такой…
По-стариковски неторопливо он подбирал нужное слово.
– Старый павиан, – сказал себе под нос Саммерс.
– А то сразу я, – вставил Маллоу. – Вечно я во всем…
– …безупречной, – нашелся, наконец, Найтли. – Я бы даже сказал, строгой.
Химик обвел лучистым взглядом присутствовавших.
– Неправда ли, господа? Она выглядит строгой?
Доктор приготовилась пресечь неуместные ухаживания, но бывший коммерсант навис над ней, чуть не вплотную приблизив свое лицо.
– Слушайте меня. Слушайте внимательно. Через мой труп вы влезете в эту историю, ясно?
Доктор Бэнкс спокойно смотрела ему в глаза.
– Вполне, – сказала она. – Мне только хотелось бы уточнить некоторые детали. Где именно и какого характера опыты?
Саммерс испепелил взглядом профессора. Тот почесал лысину.
– Но мы не можем позволить вам такой риск! – пробормотал он. – Это в самом деле опасно!
– Вы опять повторяете, что существует какая-то опасность, – промолвила доктор Бэнкс. – Это опасность для меня лично?
Некоторое время все молчали.
– Да, – сказал Саммерс.
– Так расскажите мне о ней.
– Поверьте, доктор, это совсем не то дело, чтобы…
– Мистер Саммерс, за сегодняшнее утро вы надоели мне больше, чем за последние десять лет.
– Пятнадцать.
– Не имеет значения, – она повернулась к остальным. – Так я жду объяснений, господа. Раз вы взялись мне что-то запрещать, объясните причину. Я не могу последовать вашему совету, не имея о ней представления.
– Кое-где пропадают девушки, – неохотно отозвался Дюк. – Похоже, какой-то псих занимается чем-то вроде вивисекции.
– Почему вы считаете, что это вивисекция человека?
Без особенного желания, прокашливаясь, крякая и терзая и без того уже всклокоченную бороду, Найтли пересказал обстоятельства дела.
– Доказательств, само собой, никаких, – прибавил Саммерс.
– Не думаю, – доктор закусила губу и повторила: – Нет, не думаю. Слишком много совпадений.
– Все эти ваши «совпадения» – просто кучка фактов, – возразил Д.Э. – Скорее всего, они вообще не имеют друг к другу отношения.
– Это сомнительно.
– Не более сомнительно, чем все это «дело дамы с леопардами».
– Ах, вот что! – доктор рассмеялась. – Мне кажется, мистер Саммерс, что ваши слова – ни что иное, как провокация. Мне следует понимать их как приглашение?
– Мои слова следует понимать так, как вы их слышали, – проговорил Д.Э. с своим жестким вермонтским акцентом. – Ни больше, ни меньше.
– Хорошо, я поняла. Разрешите не согласиться с вашей позицией.
– Не разрешу.
– Но тем не менее…
– Никогда.
– И все же я позволю себе настаивать…
Теперь они стояли вплотную.
– Я сказал: «только через мой труп вы влезете в это дело», – раздельно произнес Саммерс. – Что именно в этой фразе вам непонятно?
– Может быть, вы дадите и мне высказать свою точку зрения? – поинтересовалась доктор Бэнкс.
– На кой дьявол мне сдалась ваша точка зрения.
– Но вы могли бы поинтересоваться моим мнением?
– Зачем? – бывший коммерсант нагло пожал плечами.
– А на каком основании, – я правильно понимаю, что именно за вами здесь последнее слово? – на каком основании вы взяли на себя право решать, что мне делать?
Саммерс, наконец, собрался сообщить этой сумасшедшей, что ничем и никем не командует, никто никуда не едет и вообще двое джентльменов не имеют к этому делу никакого отношения.
– Мистер Саммерс открывает детективное агентство, – сообщила из кухни мисс Дэрроу.
8 апреля 1925 года
Четыре часа двадцать две минуты пополудни
Наверху зазвонил телефонный аппарат. Мисс Дэрроу с кряхтеньем поднималась по лестнице.
– Алло! – послышался из библиотеки ее зычный голос. – Алло, алло! Да, мистер Фрейшнер, я вас слушаю. Есть какие-нибудь новости?
– Что там? – крикнул из ванной Маллоу.
– Мистер Фрейшнер просил передать, – доложила экономка из-за двери, – что он продал ваш «Линкольн». Две тысячи семьсот пятьдесят пять долларов!
Машину брали два года назад по лояльной цене у Форда – пять пятьсот.
«Две семьсот пятьдесят пять, – считал Маллоу, – пятнадцать процентов Мики. Семьсот родителям – нет, тысячу. Джейк против не будет. Мало ли, как теперь получится. Заплатить за дом мисс Дэрроу… вода… уголь… Триста да триста – за два года… Лучше ведь за два года? Ведь неизвестно, как теперь получится. Нет, родителям лучше восемьсот. Что же останется?»
Маллоу побледнел. Поездка на двоих в Европу обходилась в полторы тысячи по самым скромным подсчетам.
Пароходно-железнодорожный билет компании «Мессажери Маритим «в оба конца – сто пятьдесят на одного человека.
«Надо было Джейку взять хоть что-нибудь за гроб. Все равно старушка не жилец – слепому видно. Родственников нет. Половина, говорит, у нее, половина. Ну, так и взял бы половину! Или хоть половину половины. Гуманист!»
Дюк опять пересчитал. Сначала.
На все предприятие оставалось около девятисот долларов. И тысячу двести – если платить мисс Дэрроу за год.
– «Слепая лошадь» на ходу! – продолжала за дверью экономка. – Мистер Халло перед отъездом ей занимался. Она в сарае!
– Думаю, что удобнее всего будет наняться к этому человеку под видом медицинской сестры, – говорила доктор Бэнкс, держа Д.Э. Саммерса за рукав.
Весь день она не могла застать его ни в «Мигли», ни в доме умершей вчера миссис Смит и, наконец, дождалась у бензоколонки. Той самой бензоколонки, которая еще недавно было его собственностью.
– Я смогу сказать, что меня уволили из частной психиатрической клиники. Адрес по понятным причинам называть не стану. Намекну, что клиника находится в Вене. Упомяну кое-какие детали. Продемонстрирую некоторую излишнюю склонность к точности и скрупулезному соблюдению полученных указаний. Это мне свойственно. К тому же, одинокая женщина, иностранка, прекрасно подойдет. Ей некому будет болтать, ее можно без хлопот поселить при лаборатории, и меньше шансов, что кто-нибудь будет ее искать, если она вдруг исчезнет. Особенно если она предварительно сообщила соседям, что уезжает. Правда, – тут лицо доктора омрачилось, – мне придется предварительно снять жилье.
– И там пожить, – добавил Саммерс. – Разведать обстановку. – Он высвободил свой рукав. – Другими словами, вы ухватились бы за это дело и без нас, но у вас ни цента на накладные расходы.
Доктор подумала.
– Знаете, что? – сказала она, наконец. – Катитесь в ад.
– С удовольствием, – новоявленный детектив вежливо прикоснулся к шляпе. – Без вас, мисс.
И «Слепая лошадь» уехала.
2 марта 1926 года,
полдень
– Я не блондинка, – шепотом сказала доктор Бэнкс (на сей раз она догнала бывшего коммерсанта в мясной лавке). – Это совершенно другой цвет! Скорее, это можно назвать «пепельная шатенка«.
– Отстаньте, – тоже шепотом велел он.
Тишину нарушало только тремоло пальцами по прилавку бывшего коммерсанта и стук большого ножа, которым орудовал мясник за прилавком.
– Вы не знаете немецкого, – торжествующе прошептала доктор Бэнкс. – А я знаю. И даже хорошо знаю! Тетя заставила меня выучить его еще в детстве!
– Я помню, – Саммерс неохотно повернулся к ней. – Вам будет трудно поверить, доктор, но и я, представьте, провел не один месяц в Австрии, Германии и немецкой Швейцарии.
Вошедшие в лавку пожилые дамы тотчас прервали свою беседу. Обоих исподтишка рассматривали. Но доктор Бэнкс и не подумала уйти. Она вынула из сумки блокнот, делая вид, что выписывает некие рекомендации, сделала бывшему коммерсанту знак нагнуться и сказала на ухо:
– Я значительно старше пропавших девушек.
– Я это уже слышал, – тоже вполголоса ответил он.
– Я надену очки.
– Вы еще коньки наденьте.
– Что?
Ее не удостоили ответом. Саммерс взял у мясника три фунта говяжьей вырезки и вышел.
Телефон в «Мигли» второй день врал голосом экономки, что мистера Маллоу нет дома.
4 марта 1926 года,
без четверти час ночи
Маллоу уже ушел спать. Мисс Дэрроу снизу осведомилась, не хочет ли мистер Саммерс, чтобы ему в комнату принесли чаю и долго ли еще собирается бодрствовать, получила ответ, что нет, совсем недолго, и собралась на покой. Но в это время с улицы послышался скрип тормозов, на каминную полку упал отсвет фар, хлопнула дверца автомобиля.
Доктор Бэнкс никак не объяснила свой поздний визит. Она молча поднялась в библиотеку.
– Я, между прочим, вам не агентство Пинкертона, – объявил ей Д.Э. Саммерс. – Я дилетант и иногда, знаете, сплю [Девиз Международного Детективного Агенства Пинкертона: «Мы никогда не спим»].
– Я увидела в окнах свет, – сдержанно отозвалась доктор.
– Ну, даже, если вы начнете врываться ко мне среди ночи, чтобы взять измором, не надейтесь, – он пожал плечами. – Мой ответ вы знаете. Я сказал «нет «и повторю это, сколько потребуется.
Доктор без приглашения уселась в кресло.
– Вы не думаете того, что говорите, – сказала она спокойно. – Более того: вы сами знаете, что хотите, чтобы я присоединилась к вам в этом деле.
– А это не имеет значения, – Саммерс придвинул пепельницу и закурил. – Разговор не о том, чего хочу я, или вы, или кто-то еще. Я делаю то, что должен. Ни больше, ни меньше.
– Не имеете же вы в виду, что собираетесь провалить дело?
Доктор Бэнкс подняла ироническую бровь и тут только сообразила, что наделала.
– Ох, мистер Саммерс, простите меня! – поторопилась она. – Проклятый характер. Я хочу сказать, что с вашей… вашим… вашими способностями… или талантом…. гм… ну, я просто знаю, как вам свойственно… это, кажется, называется «зрить в корень«. Не можете же вы не понимать, что характер дела диктует необходимость моего участия?
Закончив, наконец, фразу, доктор Бэнкс почувствовала большое облегчение.
– Господи, мало того, что вы не умеете льстить… – начал было Д.Э.
Но почему-то никак не мог придумать окончание этой многообещающей фразы.
– Ну… э…
Саммерс пораскинул мозгами и сообразил, что взялся за дело не с того конца.
– Нет, доктор, – сказал он. – Тут, понимаете, дело не в том, что вы умеете как раз то, что нужно. Умеете, да. Это очень мило, но, как ни прискорбно, совершенно неважно.
– Поясните, пожалуйста. Что же, в таком случае, для вас важно?
Он глубоко затянулся.
– Хорошо, я повторю. Как вы уже слышали все эти четыре дня, важно то, что мне не хотелось бы, то есть, нет, я ни под каким видом, и вообще категорически не могу допустить, чтобы вы стали жертвой вивисектора. Нет, что за бред. Никогда. Ни за что. Нет.
– Не слышу уверенности в вашем голосе, – нахально заявила доктор Бэнкс.
– Это потому, что мне досадно. Мне и самому хотелось бы пригласить вас. Правда. Но это невозможно, вы сами все прекрасно понимаете, поэтому разговор окончен.
– Ах, так? – сказала доктор.
– Да, так.
Бывший коммерсант действительно испытывал нешуточную досаду, но сейчас с интересом наблюдал сцену: «я даже не собиралась уходить, хлопнув дверью у вас перед носом«.
– Пожалуйста, – с некоторым усилием, но совершенно отчетливо выговорила доктор Бэнкс. – Я прошу вас.
– Кого? – поперхнулся он.
– Я прошу вас позволить мне участвовать в этом деле, – ясным голосом произнесла доктор.
Она посмотрела в глаза собеседнику.
Как и любая женщина, доктор Бэнкс довольно часто смотрелась в зеркало. Она имела представление о том, как выглядит, в частности, тогда, когда воздерживается от принятия ошибочных решений. Было чрезвычайно похоже, что кое-кто сейчас копирует ее собственный взгляд. Или, – уверенность таяла с каждой секундой, – нет?
– Доктор Бэнкс, – мягко, но непреклонно произнес новоявленный детектив, – мне почему-то кажется, что вы собрались рыдать. Ну, рыдайте. Но имейте в виду: у вас ничего не выйдет.
– Почему? – ее голос как будто дрогнул.
– Потому что я не хочу, чтобы вас убили.
– Ах, так? – опять повторила доктор.
Саммерс вынул платок и хотел вручить ей, но она оттолкнула его руку.
Он подошел к окну и посмотрел на темную улицу. Постоял, сложив руки за спиной, сунул их в карманы. Взял с журнального стола бумаги и некоторое время рассеянно их читал. Доктор Бэнкс достала собственный платок.
– Да ну вас в задницу! – рявкнул, поворачиваясь к ней, Д.Э. Саммерс. – Чокнутая баба! Бешеная ку…
– Кукушка? – с готовностью подсказала доктор Бэнкс. – Куница? Кугуар? Кускус? Кубинский плоскоклюв?
Она вздернула голову.
– Что, очень хочется меня прибить? Из гуманных соображений, не так ли? А не кажется ли вам, что…
М.Р. Маллоу, который подслушивал за дверью, вошел в библиотеку.
– Сэр, – произнес он и оперся о дверной косяк, небрежно засунув руки в карманы халата, – совершенно с вами согласен. Полностью поддерживаю. Только последний дурак в состоянии принять ее безумное предложение. Только круглый идиот может взять женщину в логово маньяка. Надо совсем растерять последние крохи ума, чтобы тащить ее с собой.
– Сделай одолжение, уйди, – глядя не на него, а на доктора, – отозвался Джейк. – Я сам ей все скажу.
– …но в то же время мы с тобой оба понимаем: все бесполезно.
Образовалось молчание.
– Абсолютно, – подтвердила доктор.
– Хуже того, – продолжал Дюк. – Ты ее знаешь. И я ее знаю.
– Надеюсь, – добавила доктор Бэнкс.
– И мы оба понимаем, что так или иначе встретим ее там, у него в логове, – М.Р. усмехнулся. – Даром, что ли, она у нас Ирен Адлер? Я прямо так и вижу: «И вы здесь, доктор Бэнкс? Какой сюрприз!» Нам все равно придется ее вытаскивать, понимаешь?
– Еще посмотрим, кому и кого придется вытаскивать, – доктор скрестила на груди руки. – Если память мне не изменяет…
– Да помолчите вы! – взорвался Маллоу. Но, впрочем, тут же продолжил обычным тоном: – Так что давай-ка не станем тянуть резину. Сдадим, как разумные люди, позиции и подумаем, как все устроить. А вы, доктор, не улыбайтесь. Нечего тут улыбаться.
И скромно прибавил:
– Просто я реалист. Исхожу из фактов. И не смотри на меня так. Я не виноват!
Доктор – тоже скромно – улыбнулась.
– А как же пациенты? – спросил ее Саммерс.
– А к кому вы сами обращаетесь последние пятнадцать лет? – съязвила доктор Бэнкс.
Это была правда. Если в дело не вмешивались Маллоу, или мисс Дэрроу, или еще какие-нибудь обстоятельства непреодолимой силы, Саммерс звонил доктору Хоппу. Час езды на автомобиле против пятнадцати минут амбулатории доктора Бэнкс.
– К тому же, есть больница, – продолжала та. – И, наконец, миссис Кистенмахер прекрасно справляется с моими распоряжениями.
– Кстати, о миссис Кистенмахер, – Д.Э. прищурился. – Она знает, где вы?
– Я не отчитываюсь перед своим персоналом.
– Ладно. Но что вы ей скажете? Ведь как-то придется объяснить ваш отъезд?
– Некоторые дела в Европе.
Саммерс поднял бровь. Улыбнулся. Неторопливо прошел к креслу, сел, положил ногу на ногу.
– Если я ничего не забыл, однажды ваши «дела в Европе» окончились возвращением на год позже обещанного миссис Кистенмахер и без цента денег?
– На полтора года, – сухо поправила доктор Бэнкс. – С тех пор я уже была там. Не думаю, что моя поездка станет для миссис Кистенмахер неожиданностью.
– А как насчет нашего общества? – поинтересовался Маллоу. – Оно для нее неожиданностью не станет?
– Полагаю, ей незачем о нем знать, – доктор Бэнкс посмотрела Д.Э. Саммерсу в глаза.
– Не скажите, – ухмыльнулся тот. – На вашем месте я бы сделал этот факт своего рода козырем. Некой финансовой гарантией для прожигательницы жизни.
Доктор хотела съязвить, но, поразмыслив над тем, к чему это приведет, сказала только одно:
– Джентльмены, я сама решу этот вопрос.
– Я уже ей сказала, доктор! – закричала из коридора мисс Дэрроу. – Я звонила ей и сказала, что вы у нас!
С этими словами экономка вошла в библиотеку.
– Да кто вас… – начал Д. Э. Саммерс.
– Но сэр, она так тревожилась! – мисс Дэрроу развела руками. – Распоряжения мисс Бэнкс «на случай экстренных обстоятельств» не могли не навести Марту на мысли. Она говорит, ей теперь каждый раз кажется, что доктор хочет уехать тайно.
Доктор Бэнкс явственно пришла в замешательство.
– Что еще вы ей сказали? – спросила она.
– Все, мисс. Что у вас здесь совещание. Что вы собираетесь в Европу с джентльменами, чтобы расследовать кровавую драму. Что мистер Саммерс принял решение начать новую жизнь и собирается открыть детективное бюро. Что мистер Маллоу теперь настоящий писатель. И что им обоим пойдет только на пользу, если вы будете рядом.
За столом повисла тишина.
– Мисс Дэрроу! – произнес Д.Э. Саммерс тем своим тоном, который вызывал у его собеседника желание убежать и закрыться в уборной.
– Да, сэр?
– Больше вы ей ничего не сказали?
– Нет, сэр.
– Мисс Дэрроу, вы опять?
– Что, сэр?
Маллоу прокашлялся.
– Мисс Дэрроу, вы не хотите принести нам что-нибудь выпить? Раз уж у нас совещание. Господа, никто не против выпить?
В пятом часу утра доктор уехала. Маллоу, задевая за стены, побрел в свою комнату. Саммерс вошел к себе и рухнул в постель. Ему казалось, что он уснет, еще не успев забраться под одеяло. Но он вертелся с боку на бок, перекладывал так и этак подушку, переворачивал ее, сбрасывал и снова натягивал на себя одеяло – сна не было.
«… и вот что я подумала, – в который раз звучал в его голове голос доктора Бэнкс. – Дружба представляется мне существенно ценнее любви. Она, по сути, и есть любовь. Это ответ на ваш вопрос, мистер Саммерс, – помните, вы говорили, что не знаете, что такое любовь? – но только без всех тех бед, которые приносит приверженность страстям. Без лжи, без ревности, без уныния, без истерического отношения к своему внешнему виду, без всех тех опасностей, которые делают нас дураками, заставляют совершать пошлые вещи и наполняют нашу жизнь страхом. Любовь – этот опиум, которым пытаются опоить нас поэты, эта худая корова, питающая своими вялыми сосцами господ сочинителей, которым нечего написать интереснее, этот идол, которому поклоняются, даже не задумываясь. Все это удел дураков и бездельников, выдуманный от нечего делать. Да, от нечего делать. Вот это хорошо сказано. Любовь – язва, которая наполняется гноем лжи. Джентльмены, вы знаете лучше меня: стоит женщине сказать «да», как ее песенка спета. Я категорически против такого исхода. Да, это означает, что никакого счастья в браке не может быть. Как и в страсти. Но его и не бывает! Кратковременные минуты радости гибнут в пучине скорби. Жалкая иллюзия счастья тонет в мрачной трясине реальности. Зачем жить обманом? Дружба – вот что делает отношения между нами честными и счастливыми!»
«Господа, – провозгласил за ней голос Маллоу, – добро пожаловать в Тайное Общество Холостяков. Поднимемте же чаши. За дружбу! За свободу!»
И доктор подхватила: «За дружбу! За свободу!»
«За дружбу! За свободу!» – поддержал он сам.
Зазвенели бокалы.
«Господи Иисусе! – высказался голос мисс Дэрроу. – Доктор Бэнкс? Вы что же, собрались стать такой же развратницей, как эти двое?»
«Чем я хуже? – поинтересовался голос доктора. – Тем, что женщина? Чепуха. Мы будем собираться, чтобы пропустить рюмочку – время от времени, сплетничать, читать вслух детективы, слушать музыку, играть на пианино. Ходить в кинематограф, театр, мюзик-холлы. Перемывать кости своим любовникам. То есть, любовницам. Ну, это неважно».
«Матерь Божья! – ахнул голос мисс Дэрроу. – Что вы несете?»
«Правду, мисс Дэрроу. Мне уже тридцать четыре. Смешно заботиться о репутации в таком возрасте. Может у меня, в конце концов, быть любовник?»
«Хоть двадцать!» – успокоил ее бывший коммерсант.
К вящему возмущению мисс Дэрроу. Она всегда понимает все слишком всерьез. Нет, слишком буквально. Нет. Дело не в том, сколько именно любовников у доктора, а в том, что…
Все смешалось в голове Д.Э. Саммерса, и он уснул.