Любовь Сушко
Кот из бездны. Антиутопия

Глава 8 Я пришла к поэту Несколько лет до того

А дева стояла и стыла в своем зачарованном сне. Да, именно так и было. Метель не унималась ни на минуту. Она испытывала на прочность всех, особенно юных и влюбленных девиц.

Что нужно было им около этих темных окон? Многие не понимали и не могли понять этого, а они пропадали часами, часто целыми вечерами, а то стояли и до глубокой ночи. Хотя ночью на Невском и особенно прилегающих улицах было так неспокойно. Но, кажется, они потеряли всякий страх, а может и вовсе его не обрели еще, влюбленные и непуганые заснеженные птички в метели.

Тетушка отошла от окна и повернулась к сестре.

– Скажи, зачем она снова здесь, голубушка моя?

– Ну откуда мне знать, наверное, влюблена. Наверняка влюблена, но никто не объяснил ей, что так вести себя юной особе просто не прилично.

Но тетушка думала о своем: Она печальная, а он таких не любит и не полюбит никогда.

– Говорят, она поэтесса, и у нее есть муж, хотя кто же их поймет теперь.

– Когда и кого это останавливало?

Тетушка отошла к старинному зеркалу, заглянула в его глубины, стараясь понять что-то только ей одной ведомое. Но молчало и хранило тайны прошлого это старинной стекло, а если бы оно могло говорить.

Она приготовила ужин, не надеясь на то, что Саша придет вовремя, значит, им придется ужинать вдвоем. В последнее время это стало делом обычным. Где он и с кем, она узнавала из дневников и записных книжек, которые он позволял ей читать, потому что они были рассчитаны на читателей, почитателей и библиографов. А в том, что там интересна будет каждая запись, он не сомневался. И каждый день упорно и подробно записывал все, что в его жизни происходило. Детали, казалось, что они важнее всего. Остальное можно было понять без всякого труда, а главное не сомневаться, что он все точно записал, так как оно и было.

№№№№№№

Тетушка убрала посуду и снова подошла к окну, девушка стояла на том самом месте, это заставило содрогнуться ее, оставшуюся в тепле. Там же так холодно, она могла заледенеть совсем.

– Она все еще стоит, – с печалью бросила она

– Так поди, приведи ее в дом, пусть немного погреется, так ведь и замерзнуть недолго, отвечала сестра,

Она накинула шубку и вышла, как раз в тот момент, когда к ней подходил высокий, долговязый парень. Пришлось замереть на месте, но эти двое никого не замечали, даже появись она перед ними, они были устремлены друг к другу.

– Анна, ты еще здесь, пошли домой, ну сколько можно себя изводить?

– Нет, нет, я останусь, я должна его увидеть, сказать ему самое важное, а ты иди, я скоро буду. Я должна его увидеть, хотя бы раз.

Из всего этого разговора тетушка поняла, что она живет где-то поблизости.

Когда молодой человек скрылся из виду, она вышла, остановилась перед ней и попросила ее пройти в дом

– Да нет, мне лучше здесь дожидаться.

– Но так холодно, я уже озябла, а вы уже так долго стоите на ветру.

Анна все-таки подчинилась и пошла за ней. Они вошли в уютную гостиную, там было тепло и тихо

Тут же появился горячий чай. И она едва смогла взять чашку в руки, пальцы совсем окоченели. И согревалась она еще долго.

Глава 9 Явление поэта

Сестры переглянулись, но та, вторая, не подошла к столу, а эта оказалась проще и добрее, и приветливее. Именно она оказалась спасительницей для Анны.

Но зачем ей нужно увидеть его, что она собирается сказать. Надо будет в очередной раз уверить его, что девушка пришла к ней, и случайно здесь с ним столкнулась, а то как-то неловко получается. Она сама ни за что на свете не пошла бы к поэту в гости, не оставалась бы под его окнами. Но у молодежи совсем иные нравы – они дерзкие и странные, хотя можно ли чего-то добиться таким вот образом? Он не терпит давления, он всегда и все решает сам.

Анна пила чай молча, но и отогревшись, не улыбнулась даже, а была все такой же печальной, погруженной в себя. Ну как так можно сидеть надувшись, словно тебя тут обидели?

Бедная, бедная, Саша даже не посмотрит на нее, ему нужны веселые актрисы. Как она могла знать это, а вот знала, и собиралась только убедиться в правоте своих догадок. Не станет он вот так сидеть и молчать с ней часами, не станет, потому что и сам он веселый и легкий в тесном кругу близких людей, хотя те, чужие бы ей вероятно не поверили, если бы она рассказала о том. каким он может быть.

№№№№№№

Когда Он, наконец, пришел, тетушка перевела дыхание. Ей хотелось уйти к себе, передохнуть, почитать книгу, а не играть в молчанку с незнакомкой. Но разве не она сама по доброте душевной и сотворила для себя такое испытание?

Он суховато поздоровался, явно недовольный тем, что здесь была чужая девушка, а он так устал от чужих. Дом – это тихая пристань, и кто смеет нарушать его покой здесь?

Сказал пару слов о спектакле, о маскараде, о метели, не стихающей ни на минуту и спокойно направился к себе.

Анна привстала, решив идти за ним, но остановилась и снова села, прижавшись спиной к спинке стула.

Тетушка улыбнулась, сделала вид, что она пришла к ней. И это как-то спасло положение, неловкость исчезла, как только за ним закрылась дверь. Дождалась. Он был так близко теперь, но казалось, что отдалился еще больше.

Но может быть, лучше было сказать, что она тоже пишет стихи, что она пришла к нему. Но не теперь, в следующий раз, теперь уже поздно. И момент упущен. Тетушка постаралась, хотя ничего такого она не делала.

Глава 10 Я послал тебе черную розу

Друг другу мы тайно враждебны,

Завистливы, глухи, чужды,

А как бы и жить и работать,

Не зная извечной вражды

А. Блок

Это был 1940 тревожный и странный год, мир жил в ожидании войны, где-то она уже бушевала. Поэзия, словно молния, осветившая небосклон в начале века, мелькнула и погасла. Но раскаты той грозы, странным и далеким эхом еще разносились над миром, хотя порой трудно было понять и узнать, что это и откуда доносится грохот.

И только тень, непонятная и неузнанная никем в чужом мире перенеслась в сердце мира – Париж. Что там нужно было Поэту, что хотел он увидеть и услышать, почему так давно покинувший землю, никак не мог успокоиться?

№№№№№№

Старик сидел в кресле неподвижно. Когда ему сказали, что видеть его хочет незнакомка, он устало махнул рукой. Но потом сменил гнев на милость, и пригласил ее войти.

На поэтов взирали, как на диковинных животных в те времена, а может денег попросит. И к этому он привык. Всем тяжело жилось на чужбине.

Но девушка вроде бы не была похожа на просительницу, она пришла взглянуть на живого поэта. Он немного оживился, и потеплел его взор. Потом он стал припоминать, что они встречались в Петербурге когда-то. Странно, что он запомнил ее лицо, сколько их там было?

– Мне очень не хватает его, – призналась девушка

Он насторожился, и не понял, почему она говорила в третьем лице, о ком она говорит. Но догадка уже опалила его измученную и усталую душу.

– И вы туда же, да что же происходит в этом мире, он не поэт, а черт знает что, да как можно, дорогая.

– Значит, это правда, то, что он писал тогда:

Друг другу мы тайно враждебны,

Завистливы, глухи, чужды,

– Но как же вы можете, он же мертв давно, а вы… – у нее не хватило слов, чтобы продолжить.

Поэт резко поднялся, он кипел от ярости, которую мог разбудить в душе его единственный соперник:

– Простите, дорогая, что я все еще жив, мне повезло больше, чем ему, – и он усмехнулся.

Но странная эта улыбка казалась такой жалкой, она так исказила его лицо, что оно казалось безобразным, девушка отшатнулась от него и бросилась прочь. Призрак последовал за ней.

№№№№№

Поэт очень быстро, почти стремительно ходил по комнате, и никак не мог остановиться и успокоиться.

Жена заглянула в комнату, она видела, как выбежала девушка и ничего не могла понять. Она не запрещала им тут появляться, потому что была уверена, что это ему как-то поможет отвлечься, почувствовать себя знаменитым поэтом, да он и не позволил бы ей не пускать их.

– Что произошло? Ты приставал к ней, – с упреком спросила она.

– О, нет, до этого не дошло, да и не могло дойти. Она снова привела с собой его, как я не понял этого сразу?

– Кого? Она была совсем одна.

– Не придуряйся, что ты ничего не понимаешь.

– Ян, ты очень груб.

Но больше она ничего не сказала, прекрасно понимая, о ком он говорит.

– Сколько эти дуры могут мне морочить голову, я лучше во всем, я был краше, мои стихи и близко нельзя сравнивать с его, и что?

Он в порыве взглянул на жену, она не успела отвести глаза, и он пришел в еще большую ярость.

– И ты Вера, и ты сходишь с ума от этой чуши, чего стоит только этот шедевр: Я прислал тебе черную розу в бокале, золотого, как неба аи. Разве эта пошлость может так действовать на женское сердце. Уйди, оставь меня, я не хочу тебя видеть, я никого не хочу видеть.

Он опустился в кресло, закрыл лицо руками. Она не ушла, наоборот приблизилась к нему, и нежная рука коснулась его жестких седых волос. Она не стала ему говорить в тот момент, что он лучше всех, что она осталась с ним, и стихи его помнила наизусть, потому что они оба понимали, что это только стечения обстоятельств, а если бы пасьянс ее жизни разложила судьба по -другому. Но не стоит думать о ней, о судьбе, в сослагательном наклонении, потому что нет у них другой жизни, да и эта стремительно катилась к финалу.

– И это пройдет, – только и прошептала она.

Он ничего ей не ответил.

Глава 11 Москва. Переделкино

На даче старого поэта не говорили о войне, которая приближалась с неумолимой силой. Все, кто навестил его нынче, старались говорить о прошлом, о стихах. Такие воспоминания – это все, что у них осталось.

Он вспоминал о том, каким странным и непонятным сам себе казался в те дни, как пытался переписывать те стихи, но у него получилось еще хуже.

– Тогда я бросил все и решил оставить, как есть.

Анна таинственно улыбнулась. Он хотел спросить, почему она улыбается. Но в это время юная их гостья, которую она привела с собой, чтобы показать ей настоящего поэта, заговорила. До сих пор она сидела молча, только восторженно смотрела и слушала:

– Не может быть, вы хотели переписать и изменить:

Дыша духами и туманами, она садилась у окна,

И пахли древними поверьями, ее волнистые шелка,

И шляпа с траурными перьями и в кольцах узкая рука.

Все, кто был в тот момент в гостиной, замерли, не шевелились и не дышали, она на самом деле не знала, или только разыгрывает неведение? Понять этого никто не мог.

Но Анна опомнилась первой, и остановила ее, хотя казалось, что, произнося строки, она ничего не видела и не слышала:

– Дитя мое, но это не Борис, это совсем другой поэт, он давно умер.

И странно оживились все. Кто-то старался говорить о другом, кто-то вспоминал того Снежного короля, о котором она им всем напомнила.

– Нет, ему никогда ничего не нужно было переписывать, все мгновенно разлеталось по миру, и сводило с ума всех, кто это слышал, – улыбнулся сам поэт, – не надо Анна, она права. Так уж вышло, никто из нас не мог сравниться с ним, но почему ты так бледна.

Теперь, кажется, сам он был бестактен, но как-то странно все смешалось.

– Не может быть, он не мог умереть, – говорила между тем девушка, – потому что все эти годы я мечтала увидеть и услышать его, а сегодня я была так счастлива, потому что верила, что моя мечта сбылась.

Поэт не слышал этих слов, он говорил с Анной о ее великой любви.

– Не сердись на эту девушку, он опалил все ваши души, чего стоит то заклятие:

Я сидел у окна в переполненном зале,

Что-то пели смычки о любви,

Я послал тебе черную розу в бокале,

Золотого, как небо аи.

И теперь замолчали снова все, они слышали, как он читает чужие стихи. И голос тихий и бесцветный был похож на тот, который они помнили, которым грезили до сих пор.

Слезы текли по щекам девушки. Она ничего не понимала, она знала только одно, что никогда не увидит его.

Странным холодом повеяло на собравшихся гостей, хотя был теплый летний вечер. Ему хотелось воплотиться. То ли в порыве странном думал он поблагодарить старого поэта, то ли ему хотелось осуществить мечту заветную странной этой девушки, которая увидела другого поэта.

– И ты Анна, – говорил между тем Старик, когда они прощались.

– Да, все эти годы я хотела только одного – увидеть и услышать его, – мне тоже кажется, что распахнутся двери, и он войдет снова, и все, сколько бы людей не было в зале, замрут и повернуться к нему, так было всегда.

– Да, замечательное было время, – мягко улыбнулся старик.

Больше он ничего не сказал ей.

Глава 12 Париж. Старая усадьба

Сегодня в гостях у графини Анны был профессор словесности и знаменитый когда-то поэт. Узнав об этом, немногочисленные гости ее «иных уж нет, а те далече», странно оживились. Многое можно было отдать, чтобы вернуть то время, хотя бы обмануться, и перенестись в старые усадьбы, которых давно уже там не было, они оставались только в их памяти.

Он вошел стремительно. И дамы зашептались о том, сколько ему может быть лет теперь. Но он не вникал в шуршание их слов, а стремительно прошел к роялю.

– Почему нет музыки, живой музыки? – спросил он хозяйку, и улыбнулся.

Она отметила, что он все еще очень красив, как Дориан Грей, продавший душу дьяволу и получивший взамен вечную молодость. Многие бы позавидовали ему и теперь. Но он иронично и к хвале и ругани относился, и жил в своем раз и навсегда им придуманном мире. Она еще успела подумать в тот момент, если ли что-то в этом мире, что могло бы вывести его из себя? Трудно сказать, вероятно, есть, но ей это не было ведомо.

Молодая или казавшаяся молодой женщина подошла к роялю. Он не заметил ее, когда вошел, впрочем, он почти ничего тогда не замечал, и слезы появились на ее щеках.

– Что с Вами, милая, Вы так рады меня видеть?

– Тогда звучала та же мелодия.

– Но когда? Где мы прежде встречались? – допытывался он, все еще продолжая исполнять «Лунную сонату», хотя сам не мог понять, почему именно она, он и прежде просто поддавался порывам, и исполнял то, что возникало в воздухе само.

– Нет, это были не вы, – едва произнесла она.

– Конечно, я был моложе, мы все были другими.

– Нет, – чувствовалось, что воспоминания причиняли ей невероятную боль. Но был ресторан, и единственная встреча.

№№№№№№№№№

Поэт улыбнулся снова, он никогда не припомнил бы, сколько было в его жизни ресторанов и сколько единственных встреч.

Но она не отступала от своего, она знала, что не должна говорить, и все-таки никак не могла молчать, словно какая-то сила толкала ее на откровения, хотя у всех у них, что кроме воспоминаний о прошлом оставалось? Только ими они и жили, потому он легко прощал им и себе самому все слабости.

– Тогда появилось стихотворение:

Я сидел у окна в переполненном зале,

Что-то пели смычки о любви…,

Наклоняясь кавалеру намеренно резко

Ты сказала: « И этот влюблен»

Когда стихотворение было опубликовано, я была вне себя от ярости, я ненавидела его, а теперь все отдала бы за то, чтобы еще раз с ним столкнуться где угодно и как угодно.

– А, вы об этом, – растерянно и неопределенно произнес поэт, – да, конечно, мы вынуждены были признать, что этот мальчишка обошел всех нас, и вот еще одно тому доказательство.

Он оглянулся на собравшихся, развел руками, и, извинившись, удалился в сад. Стремительно шел старик по дорожке, пока не растворился в тумане.

Графиня подошла к своей подруге и упрекнула ее:

– Я не понимаю, как ты могла быть такой бестактной.

Но поэт в тот момент уже вернулся. И остановился перед ними:

– Прошу прощение, воздухом подышать хотелось, голубушка, я вернулся, чтобы успокоить вас, он никогда никого не любил, и вам очень повезло, что это была единственная встреча, вы не пережили бы всех тех страданий.

Странно перекосилось от ярости красивое лицо этой женщины.

– Вы гадки и злой старик, – вырвалось у нее.

– Да, – согласился он, – и это правда, а он, ваш любимец, стариком не будет никогда, даже в этом ему повезло.

№№№№№№№

Поэт больше ничего не сказал. Графиня понимала, что вечер погублен окончательно, хотя она не знала в чем винить Марию, нет, это все ОН никак не может всех их оставить.

Но он уже оставил их, ему хотелось услышать то, о чем в своей жизни он знать не мог, но на столе в узкой комнате, похожей на коробку, сидела пожилая женщина. Перед ней лежала рукопись. Она была уверенна в том, что осталась одна и очень любила эти минуты одиночества в предзакатный час, можно было подумать о том, что происходит, припомнить стихи, которые не были даже записаны.

Она снова повторяла, чтобы не забыть свою «Поэму без героя», так было каждое утро и каждый вечер. Вот и теперь, когда ее юная знакомая наделала столько шума на даче у поэта, она вспоминала то, что написала совсем недавно:

На стене его твердый профиль,

Гавриил или Мефистофель

Твой, красавица, паладин?

Демон сам с улыбкой Тамары,

Но какие таятся чары

В этом страшном дымном лице-

Плоть почти что ставшая духом,

И античный локон над ухом-

Все таинственно в пришельце.

Это он в переполненном зале

Слал ту черную розу в бокале

Или все это было сном?

Она не понимала в тот момент сон это или явь, да и вся ее жизнь была явью или сном, кто мог знать это.

Он постоял еще немного рядом, повторяя ее строки, улыбнулся и растаял. Она снова осталась в этом мире совсем одна.

Или все это было сном? Это был 1940 тревожный и странный год, мир жил в ожидании войны.

Глава 13 Париж Опоздавшие

– Мы опоздали, – говорили в один голос бесы.

– Мы проиграли, он умер 20 лет назад. Тот последний из рода Волхвов, которому можно было передать настоящую рукопись и надеяться на то, что он сможет продолжить начатое,

– И что теперь?

– И ничего больше, теперь нам некого искать. Он нас искал на болотах, мы его совсем не искали, разошлись пути дорожки.

И трудно было понять и разобрать, хотели ли они этого, случайно ли так получилось, или это просто судьба.

– Дело стольких лет насмарку, – сетовал Мефистофель, непривычно было видеть его без Фауста. он и сам дивился этому, но не хотел отвлекаться на то, что не играло существенной роли.

– У каждой истории может быть счастливый финал, – не терял оптимизма Рыжий, но хорошо знал, что ничего там хорошего не будет.

– Мы пытались создать утопию, – задумчиво твердил Темный, который и теперь готов был неудачно пошутить

– Только Антиутопия нам и осталась, – говорил Мефистофель.

Никто не поверил бы, что он шутит, таким серьезным он не бывал никогда прежде.

– Это что конец света? Окончательно и бесповоротно?

– Да, какие-то жалкие годы вырождения и вымирания и все.

– Но разве кто-то из нас мог поверить, что он наступит из-за того, что останется не та рукопись, что в усадьбе у Последнего сожгут библиотеку?

– А что эта жизнь без слова, я же должен был догадаться, когда вел его к художнику и мёртвой царевне. Когда он отыскал тот дом, и они встретились, все-таки встретились, была поставлена последняя точка, разве не так?

– В момент, когда событие совершается, мы не склонны так думать, это потом, когда все прошло, вдруг наступает прозрение, так что не бичуйся так. Мы конечно, не смертные, но ничто человеческое нам ни чуждо.

– Но я хочу знать, что происходило потом, в те два десятка лет, после его ухода, что там такое стало с нашей словесностью и литературой, да такое, что она не смогла подняться и возродиться.

– Значит надо отмотать время вспять, и посмотреть, кто довел всех нас и мир до жизни такой.

– Феликс, – услышали они какие-то странное имя

№№№№№№№№

– Кто такой Феликс, почему о нем ничего неслышно было

– Потому что это отдельная история

Мефистофель сделал вид, что она ему тоже не ведома, хотя тут же достал Свитки, где и оставалась записанной им самим та самая история и даже стояла дата 1920—1949 год.

И все снова зашевелились, словно хотели узнать, что же там такого гибельного случилось – приключилось.

– Но если это ничего не изменит, – пожал плечами Темный.

– Я бы сказал тебе, что это надо знать, чтобы исправить ошибки. Но это было бы не правда, потому я и скажу, что это просто надо знать на всякий пожарный случай.

Может кто-то и хотел возразить, но делать этого не стал. Им пришлось выслушать историю о том, как после ухода Демона и пророка погиб этот мир, но сначала это была история про Убившего дракона, попытка оправдания или что-то подобное

Глава 14 Убивший дракона

Тайна поэта всегда непостижима. Говорят в детстве того, кого назовут скоро влюбленные женщины, а влюблены были все, кто видел и слышал его, и яростные мужчины, любившие этих женщин, влюбленных в него, они все так и назовут его Снежным королем.

Он часто вспоминал о том, что именно сказка о Снежной королеве – повелительнице метелей, околдовала, заворожила в самом начале его душу.

Сон смешивался с реальностью, невозможно было разобрать, где-то, а где другое, и только снежная королева неизменно врывалась к нему в метельные Петербургские зимы, а летом и осенью, он томился и ждал ее прихода. Весна вообще казалась самым унылым и печальным временем для Поэта, потому что до свидания с ней была еще целая вечность.

А потом, когда он сложил слово «вечность» из льдинок, и готов был погибнуть в пору своей юности, в последний момент он вдруг опомнился, вырвался из ее объятий и убил в себе эту холодную, эту снежную страсть.

Ему удалось уничтожить своего дракона, обольстительного и великолепного, хотя он уже тогда прекрасно понимал, что убивший Дракона, сам становится Драконом.

Сознавать это было и жутко и весело, а если природа тебе подарила уникальную внешность самого прекрасного из принцев и великий поэтический дар, что же остается, как не расправить плечи и не стать первым.

И в такую же метельную зиму Снежный король стал первым поэтом. Это признали сразу и все. Глупо и бесполезно было спорить и профессорам- филологам, и юнцам, мнившим себя богами и гениями, они услышали его:

Дыша духами и туманами,

Она садилась у окна,

И пахли древними поверьями

Ее волнистые шелка

И отступились, и отступили. Они много кричали и много пили, а он видел в то самое время иные пространства и миры и смог передать их красоту и великолепие. Сначала они думали, что он человек, пока не разглядели не только божественное тело, но и божественную улыбку. Между ними появился Ангел, потому он и победил Дракона – Снежную королеву. Разве смертному это по силам?

№№№№№

Поэт не только видел иные миры, он научился показывать их в своих стихах, а еще там была музыка, не земная, не та, которая звучала в гостиной профессорского дома, и даже не гениальный Пианист, его отец, создавал и дарил ее – они почти не виделись и не общались и были странно далеки. Она приходила к нему и ко всем нам из тех миров, куда не дотянуться простому смертному.

Потому и любили женщины, и были заворожены, покорены и готовы идти на край света, только он не звал ни Анну, ни Наталью, ни Валентину. Он знал, что не смогут они одолеть земное притяжение, что гибель грозит им.

Покорял пространства и миры поэт всегда в гордом одиночестве, и оказывался вдруг там, «где кажется земля звездою, землею кажется звезда». От такого полета в любой мир могло разорваться на мелкие кусочки сердце. А когда он появлялся среди них, такой отрешенный и далекий, они не могли отпустить его так просто, не замечали остальных.

И отрицавший любую религию, он невольно возвращал их к язычеству, к тем колдунам и ворожеям, которые владели умами и душами людскими. Распятый и замученный Бог не мог быть для него той путеводной звездой, за которой он бы устремился, и в начале была Королева метелей, стихия страсти, а не покорности и слепой веры в то, что убогие и сирые достигнут блаженства. Он никогда не смел даже мечтать о том, чтобы стать немощным и убогим. И бунт, порожденный в душе Дракона, толкал к жуткой пропасти и его самого, и всех, кто видел и слышал его, и через много лет после его ухода, что уж говорить о том времени, когда он одиноко бродил по земле, укутанной метелями.

И тогда произошло невероятное, те из Прекрасных Дам, которые приблизились на страшно близкое расстояние, не желая оставаться идолами для поклонения, они постарались оживить его, привязать к себе, сделать мужем.

Романы рассыпались в прах, один за другим, все их усилия были напрасными, но они снова и снова брались за дело.

И Дракон какое-то время был рядом, казался послушным, а потом вырывался на свободу и поднимался высоко в небо.

Что же делать, если обманула,

Та мечта, как всякая мечта, —

Напишет он той, которую звали Любовью, и которую единственный раз в жизни он повел под венец и выделял среди остальных. Но кроме слов прощения ничего не осталось и для нее:

Милая, безбожная, пустая,

Незабвенная, прости меня.

Тот, кто в самом начале любил Снежную королеву, не сможет быть покорным мужем не для одной из женщин. Но они тоже считали себя королевами, играли королев, но никогда не были ими, потому оставались только засохшие розы и разочарования.

Побежденная королева отступила тогда, но она унесла с собой и его душу, хотя даже сам Дракон долго не знал, не чувствовал этого, и пытался доказать всему миру, что он такой же как и все, только пишет гениальные стихи. Всей трагедией своей дальнейшей жизни он доказал, что нельзя писать гениальные стихи, слышать музыку иных миров, и оставаться таким, как все.