Любовь Сушко
Кот из бездны. Антиутопия

Глава 12 Одиссей или Прометей? Люцифер

Алина ждала привычных гостей. Но не для того ли она погрузилась в античность, чтобы пришли совсем иные. Осознавала она то или нет, сказать трудно. Возможно, тему ей тоже диктовали те силы, но вышло то, что вышло.

Она моментально вспомнила, как после Геракла решила писать странствия и Мытарства Прометея, но явился совсем другой герой. Впрочем, он никуда не уходил и в ее поэтическом рейтинге был первым, это оказался, конечно, Одиссей «И пусть тебе Троянский конь приснится», – строчка не отпускала ее ни на один день и должна была вписаться в текст о вечном скитальце.

И тогда она отложила повествование о Прометее, в которого была влюблена по ее замыслу Геката, и отправилась сначала на Троянскую войну, а потом и в вечные странствия именно с Одиссеем.

Могла ли она подумать, что этот ее выбор как-то существенно повлияет на то, что будет происходить с ней и с миром дальше? Скорее всего, не могла никак. Но это ничего не поменяло.

И вот теперь свежеиспеченный Странник, и не написанный бунтарь и должны были в им погибающем мире появиться.

К приходу героев, в квартиру номер 56 вернулись и богини с прогулки, и могло показаться, что они столкнулись где-то в подъезде дома, конечно, если бы пошли по обычному пути.

№№№№№№

Но вместо троих, появились пять человек, и сразу же обычная квартира показалась маленькой и очень тесной.

– Зачем они тут? – завизжал кот, считая, что гости нарушают его личное пространство и покой.

– Если мы пытаемся спасти мир, то только они смогут нам в чем-то помочь, – заявила Геката, даже Эрида еще не успела рта раскрыть, что было немного странно, но мало ли странностей еще предстоит им пережить?

На первый взгляд Алине показалось, что они и не похожи на ее героев, хотя она без труда определила, кто из них кто.

Одиссей был выше и стройнее, чем она всегда считала, помня еще знаменитого итальянца, его когда-то игравшего. Прометей наоборот коренастее и шире в плечах, словно там, в горах он набрал вес и несколько уменьшился в росте.

Но это все заметно было только в первое мгновение, а потом она забыла обо всем, как только услышала его низкий голос:

– И зачем мы тут, интересно, вы все хотите, чтобы я никогда до своей Итаки не добрался?

– Чтобы до нее добраться, надо этот мир спасти, – заявил Мефи, ему не хотелось оставаться в стороне от этой странной беседы.

– Вот только не я, меня увольте, – замахал руками Прометей, – прошлое мое спасение закончилось пленом, это и того хуже.

– Ну почему же, – улыбнулась Геката, – твои горы в целости и сохранности, Алина не даст соврать.

И все посмотрели на Алину, гадая, даст она соврать или не даст.

– Так о чем же мы говорим, может, пошли уже спасать, – подпрыгнул на месте Одиссей.

– Да ты вроде не собирался этого делать? – уточнила Эрида

– Не собирался, а теперь собрался, когда-то меня заставили разрушить Трою, теперь может взамен и спасу что, – буркнул он, злясь из-за того, что все остальные не слишком торопятся, словно у них вечность в запасе.

– Да не торопись сильно, сам знаешь, где спешка нужна, а еще лучше, если этот мир вовсе будет стерт с лица земли. Все эти люди страшно неблагодарны, словно мы обязаны что-то им делать, вот и пусть летят в бездну, туда им и дорога.

– Да, спасители из вас еще те, – подал голос Мефистофель, – и хотя он был тут, но на время все как будто про него позабыли.

№№№№№№№№

Алина же думала о том, что у них появилось две противоборствующие силы. И в первой команде была она сама, с котом, Одиссей, рвавшийся домой, и понимавший, что как всегда он окажется там только если мир будет спасен, иначе ехать ему будет просто некуда, с ними останется и Геката, конечно, а вот во второй Мефистофель со своими пуделем, Эрида и Прометей – ну что и славненько, силы их были почти равны.

– Белые начинают и выигрывают, – мяукнул кот, но Мефи его остановил:

– Ничего подобного, начинать будут черные, ну и понятно, кто тут выигрывает. Но сначала давайте послушаем, что же довело всех нас до жизни такой, Алина обещала нам рассказать про главный косяк Пушкина

– Тогда уж надо начинать еще раньше, – отвечала она, потому что до Пушкина было «Слово»

– Ясно, что было слово задолго до Пушкина

– Да она говорит о «Слове о полку Игореве, правда, Алина, – врезался в беседу кот

– Правильно кот, у нас все началось со Слова, которое исчезло первым.

И все расселись поудобнее, чтобы послушать, с чего же начинались край и разрушение Руси и Лукоморья. Сказал же ученый о том, что не зная прошлого, никогда не узнаешь и грядущего. А этой истории никто кроме кота и не знал не ведал. Ведь остальные были не от мира сего.

Глава 13 Сначала было «Слово» Люцифер покинул мир

Не знала еще вчера Алина, что ей придется становиться Шехерезадой и рассказывать о том, что и как начиналось. Рассказывать с самого начала, по сути, откуда, где разгорался огонь грядущей беды, если не от Прометея, в то время освобожденного по воле Зевса, то от Люцифера, который был у греков хранителем Утренней звезды.

Если бы он им и остался тогда и потом, то может быть ничего такого и не случилось бы, но он не остался, увы.

И заговорила сказочница:

И мы отправляемся с вами туда, где все начиналось, чтобы узнать, что же там такое происходило тогда, в самом начале, и как это могло отразиться на наших судьбах, в нашем многострадальном мире.

№№№№№

Сначала была тьма, но сама богиня ночи Никта породила первых носителей света. И после них в этот мир пришли титаны. Они были благородны и прекрасны, но не смогли защититься от младших, богами и называвшихся, и со временем уступили хитрым и напористым соперникам своим. Их это не сильно расстраивало. И ушли те, кто не противился, на край света, и разбрелись они по миру дальнему и ближнему.

Боги захватили власть над миром, и понимали они, что не обойтись им без предшественников своих, и старались привлечь их всеми правдами и неправдами на свою сторону.

Среди них был и титан Астрей, который любил звезды, таинственные и далекие светила. Он и разбросал по небесам первые из них, и должны они были как-то рассеять мрак на небесах.

Звезды и ветер – вот то, о чем заботился в этом мире Астрей. И он трудился над созданием продуваемого и освещенного всеми ветрами мира. Он с радостью порождал тот свет, именно свет должен был людям радость и вдохновение принести. Такими оставались и дети его – таинственные и могучие. А появились они на свет от любимой жены его, богини утренней зари Эос.

Он был благодарен ей за те светлые и прекрасные чувства, которые она к нему испытывала в самом начале, и за детей, ею родила. Это потом Зевс превращал в звезды первых героев, но сначала творил звезды Астрей. И когда Громовержец посмотрел на небеса и несколько увеличил их количество, самые главные из них давно уже сияли, они были так прекрасны и таинственны, что тот просто решил добавить немного и собственного света.

И среди них любимым детищем титана была звезда, которую он называл Люцифер. Ему казалось, что свет ее был ярче, и расположена она была выше других, и так часто смотрел на нее Титан, что понял Люцифер со своей высоты, что с ним никто не сравнится. И уверенность эта со временем крепла в душе его. Он и не подозревал тогда, что все может измениться вдруг.

Сначала он радовался миру, который ему подарили родители, и светил для них так, что готов был раствориться от усердия. Но когда заметил, что они, как должное принимают свет его, то стало ему немного грустно, печально даже. Что же это значит? Только в первый момент и замечают, и восхищаются, а потом появляются другие звезды, и отношение становится другим? Он так привык к всеобщему вниманию, что никак не хотел с этим мириться.

№№№№№№№№

Заметил он, что и на земле стали происходить какие-то перемены, и в небесах, его сиятельная матушка, все чаще куда-то исчезала, и ее долго не могли нигде найти. Отец старался делать вид, что ничего страшного не происходит, но он уже знал, что она украла для себя какого-то смертного, и радуется тому, что его век так короток, и она может скрасить его короткую и не слишком радостную жизнь.

– Я вернусь к мужу, ведь он бессмертен, а этот несчастный – совсем другое дело, – говорила она, оправдывая свои слабости и не самые красивые поступки.

Этого не могли понять другие, и Люцифер не мог понять, но Эос не нуждалась в их понимании, она делала то, что ей хотелось.

Так Люцифер впервые узнал, что такое предательство, и мать родная своей легкомысленной беззаботностью пояснила ему, как это бывает.

Но это оказалось такой мелочью в сравнении с тем, что началось на земле потом, когда боги вылезли из утробы Кроноса и стали воевать с целым миром.

Глава 14 Трудное решение

Впервые Люцифер пожалел о том, что он не стал вмешиваться, не тронул младенца Зевса, когда того прятали от прожорливого отца. Может быть, от него и стоило избавиться, но ведь они не остановились, они, так или иначе, расправились со всеми его братьями-титанами. Он едва отыскал Атланта, он взирал на страшные муки Прометея, и даже заглянул в бездну, где томились те, кто не собирался так просто покоряться. Какой плачевной оказалась их участь. И после жуткого этого путешествия, Люцифер понял, что никогда больше, и он не будет счастливым и беззаботным.

Так в душе Светоносного появилась сначала печаль, а потом и ярость. Он видел, как носился по миру задорный Посейдон, то корабли топил, то ветры захватывал в свои объятия. Очень редко он видел вторжение в этот мир из своего подземного царства мрачного Аида. И уже готов был поддержать Деметру, после того, когда тот осмелился похитить Персефону, но его вмешательства не потребовалось.

Они как-то договорились, и все убедились в том, что она его любит, и готова была оставаться в объятьях насильника. Вот этого Люцифер никак не мог понять, но он уже давно многого не понимал.

Последняя его надежда была связанна со смертным Одиссеем, тому немало сделать удалось, и даже Трою, из которой был последний возлюбленный его матушки, разрушить. Но когда тот стал бессмысленно скитаться по миру, а потом на острове волшебницы застрял, понял Люцифер, что ни на кого из богов и смертных он надеяться никак не может.

Свет его был таким же ярким и таинственным, он еще дарил вдохновение поэтам и художникам, но не было в нем прежнего тепла, скорее холод и одиночество появились.

№№№№№№№

Если тогда это кто-то и заметил, так это был повелитель муз красавец Аполлон, он тогда вознесся на свой Олимп, и никто даже не догадывался, как мало этот юноша значил без Люцифера. Сам он о том знал, потому и всполошился, как только понял, что происходит в мире. Искусство придет в упадок, канет в Лету все, чего они достигли, если он исчезнет вдруг.

Ему не нравилась грустная музыка, печальные песни, которые стали распевать его творцы, прославлявшие одиночество, ведь это бросало тень и на него самого, и в новом свете показывало все его недостатки и просчеты.

Тогда, поздно вечером, когда разбежались все его музы, и обратил он взор с Олимпа к Люциферу. Но тон беседы не мог понравиться лучезарному Титану:

– Что там с тобой происходит, ты дурно на моих муз и их подопечных влияешь, мне не нравится все, что они в последнее время творят.

– А разве я что-то должен тебе, мы ни о чем не договаривались, – отрезал Люцифер.

Просить его о чем-то, в чем-то убеждать было бесполезно.

Аполлон слишком поздно понял, что он не с Паном, который все вытерпит и благодушно простит, разговаривает, а с богом света, но и остановиться в своей заносчивости он уже никак не мог.

– Ты создан был для того, чтобы мир освещать, и не стоит забываться.

– А ты создан был не для того, чтобы плодами чужих трудов пользоваться. Тебе вообще никакого света не надо бы давать, – отрезал Люцифер, – и скажи спасибо за то, что ты уже получил, но я больше не стану терпеть тех, кто пользуется плодами чужого труда. Света ты, и твои творцы от меня больше не дождетесь.

№№№№№№

Они, вероятно, наговорили бы друг другу немало гадостей, и неизвестно чем бы вообще все это закончилось, если бы Пан не встал между ними.

Смешно и грустно было видеть добродушное чудовище там, где Аполлон ссорился с самим Люцифером, и это после того, как они уже соревновались с Паном в музыке. Но Пан потерял страх, а может, никогда не имел его, потому он и появился снова, рискуя очень серьезно собственной шкурой, не такой и привлекательной, и все-таки родной. Без шкуры ему лучше не станет.

– Оставь его, – обратился он к Аполлону, зла на которого не держал никогда, – он и без того так много для нас делает, и мы должны быть ему благодарны.

И взглянув на бесстрашного Пана, он отошел в сторону, решив, что поддаст ему хорошенько, когда Люцифер исчезнет с его глаз, чтобы у того не нашлось бесплатных защитников вдруг. Но он сам знал, что пыл его ослаб, что остановил его Пан вовремя, и если благодарить он его не станет, то и ругать не за что. Но все трое, в тот момент они еще не ведали, что после этого разговора все изменилось.

Глава 15 От света к тьме

Все дальше уходил Люцифер от тех, кто считался носителями света – его порождением, и все ближе подходил он к тем, кто все время оставался во тьме, да и сам был не слишком приятным созданием.

С грустью думал он, что красота, внешний блеск и даже таланты еще ничего не значат. Если холодна и пуста душа, если ты стремишься к вершинам Олимпа, забывая о каких-то более мелких, но более важных вещах, которые никак не были названы пока, но от этого они не перестали в мире существовать.

Люцифер в те дни понял, что ему не хочется сиять, выкладывая всю свою душу для того, чтобы такие, как Аполлон только отражали его свет и при этом надувались от собственной значимости.

В замешательстве был и Аполлон, когда он смог рассуждать здраво, то сразу же поспешил к Артемиде, и не сомневался, что она слышала обо всем, что происходило между Олимпом и небесами.

– Что это на тебя нашло, братец, ты все еще не усвоил, что Титанов обижать не стоит, даже прикованного Прометея, не говоря уж о Люцифере, хранящем свет, которым ты бессовестно пользуешься и одариваешь своих творцов.

Аполлон ждал поддержки от сестры, а она набросилась на него с упреками, и тогда он бросил первое, что пришло на ум.

– Это твой Пан меня так разозлил, что я уже не знал, на ком зло срывать. Какой же он все-таки скверный.

– Если бы Пана там не оказалось, ты бы вообще уже свет и покой потерял, скажи спасибо, что он там был и Люциферу, кстати понравился.

– Ему только этого и надо.

– И тут ты его с собой путаешь. Не надо ему этого, он тебя спасать бросился, хотя даже я его о том не просила, – подчеркнула она.– А тебе нужно быть осторожным с Люцифером, если произойдет еще одна стычка, и он покинет нас, то от тебя почти ничего не останется. Это я тебе говорю, и не забывай о том. Мы ведь без света и не жили сроду, так зачем же на такое себя обрекать в вечности?

Если бы у Аполлона была в руках молния, то он бы метнул ее в Артемиду, Пана и всех, кто поблизости оказался, хорошо, что руки его были пусты.

И хотя Люцифера не было в тот момент на небосклоне, но он все это видел и слышал. И понимал Хранитель света, что мир нравится ему все меньше. И какой уж тут свет, когда становится понятно, что чем меньше светишь, чем темнее будет, тем лучше и спокойнее для тебя самого.

Он хватался за последнюю соломинку, чтобы как-то переменить свое мрачное настроение, но плохо это у него получалось. Глаза не смотрели на всех, кто на земле обитал, хотелось только одного – уйти от них подальше и не возвращаться никогда.

Глава 16 Решение принято

Еще какое-то время по привычке светил для них Люцифер. Но теперь и Аполлон все реже к нему свой взор обращал, а уж когда непонятно как оказалась на небесах Кассиопея, та самая гордая царица, которая чуть свою дочь не уничтожила, когда похвалялась перед Посейдоном, что она краше всех будет, тогда совсем не стало житья на небесах Люциферу.

Правда, к тому времени все уже установилось, и он видел, как по приказу Зевса был освобожден Прометей. Но это – то для Люцифера и стало последней каплей, переполнившей чашу его гнева. Прометей вернулся назад и оставался прежним помощником своего палача, словно и не переживал всех тех страданий, которые с ним приключились. Это казалось невероятным Люциферу, и он понял, что никогда ни у кого, ни о чем не будет просить, а уж у Зевса в последнюю очередь о чем-то просить станет, не бывать этому.

– Да лучше пусть исчезнет свет совсем, лучше пусть эти боги остаются в полной тьме, чем я с ними рядом встану.

Говорил он это Пану, а тот слушал его молча. Он мучительно старался понять, что им делать, как быть, чтобы не лишились они света. Все время он готов был спасать этот мир, и даже упрямца Аполлона, хотя лично ему тот был не приятен, но это не меняло сути дело.

Не в силах ничего придумать, Пан бросился к Артемиде и рассказал ей о последнем разговоре с Люцифером. И она сама не решилась к нему обратиться, а бросилась к своей матери, ведь Лето тоже была Титанитой, и если уж он кого-то послушается, то именно ее.

№№№№№

Лето не разделяла уверенности дочери, но к Люциферу все-таки обратила свой взор, как только он появился на небесах.

– Не лишай их света, они глупы и неразумны, они ничего не понимают, но нуждаются в тебе.

Усмехнулся Сияющий:

– А ты, отчего к ним так добра, что-то не понятно мне это, забыла, как гнала тебя Гера по всему миру, и не рвался заступаться за тебя возлюбленный твой.

Сколько не пыталась уговорить и сдержать его Лето, ничего у нее не получалось. Она могла успокоить себя только тем, что пыталась это сделать, но у нее ничего не вышло. И разозлился еще больше Люцифер, он никак не мог понять, как и почему защищают тех, кто им столько бед, унижений, несчастий причинили. Не может такого быть, не должно быть, но ведь было.

И тогда в запале и бросил он отцу своему Астрею, а тот то ли сам к нему пришел, то ли Лето его отправила.

– И не говори ни о чем, не проси меня, да лучше я в подземный мир подамся, говорят Аид из всех из них хоть и темен, но значительно приятнее этих небесных богов.

Астрей неожиданно с ним согласился.

– И там посветить не мешало бы, тем более что там ты будешь один, а здесь и без тебя света хватит.

Отец бросал ему вызов, а всегда он был добр и терпим. И хотя минуту назад еще не думал Люцифер о подземном мире, а теперь уже точно знал, что именно туда он и отправится и останется, если там он получит желанное одиночество.

Глава 17 Исчезновение

И в ту же ночь исчез с небосклона Люцифер. Замер от ужаса Аполлон, поняла Артемида, что все их усилия были напрасными, затосковал Пан, ведь ему так нравилось беседовать с хранителем света в темные ночи, когда другие звезды не решались появляться на небесах. И стали они гадать, вернется ли он оттуда, появится ли, и, вспоминая о его гордости, понимали, что не вернется он из тьмы, как бы там плохо и одиноко ему не было (а почему одиночество, это обязательно плохо), он не придет к ним, и никого ни о чем просить не станет. Разве не говорил он Пану на прощание:

– Никого ни о чем не проси, особенно сильных мира сего. Они сами все принесут и сами все дадут тебе.

№№№№№№

Для Аполлона наступили мрачные времена, не было больше вдохновения, как цветы без воды, погибали его музы без света и вдохновения, зато в подземном мире больше не было той кромешной тьмы. И вдохновение там оставалось, оттуда оно назад, на землю иногда вырывалось, но были это грустные и мрачные творения, хотя порой они были прекрасны, ничего не скажешь.

Помня об ошибках тех, кто был с ним на земле, Аид и Персефона были с ними приветливы и ласковы. Они не уставали повторять, как он необходим им, как все переменилось, а уж когда богиня ночи Никта устроила шумный праздник в честь него, то понял Хранитель Света, что это и есть то самое место, которое ему и необходимо было в мире.

Злые языки придумали сказку о его падении, о его первенстве, но в подземном мире, без Аполлона там, где эти слухи распространялись, не обошлось. Но что им оставалось делать, если они навсегда потеряли то, что имели, и хорошо понимали, что никогда им Люцифера назад не вернуть.

Так глухое и дикое средневековье для них и наступило.

Можно говорить что угодно в свое оправдание, но он без них спокойно обходился там, а вот им было даже очень плохо без того света, который он им еще недавно дарил.

№№№№

Так все начиналось когда-то.

Тайное всегда становится явным, и постепенно все творцы узнали, что не стоит искать вдохновения на Олимпе, нет его там, и никогда не было.

А потом и вовсе в злых демонов превратились боги и Феб, мрачный и унылый среди них оказался.

А что же Люцифер? Он исчез бесследно, словно его никогда и не было. Но ведь ничего не исчезает. Он должен был где-то появиться снова.