Маша
– Машка, – отвлекают меня, но я тут корячусь над чертежом, в котором, судя по всему, ошибка. – Машка! Котова!
– Да что тебе! Не видишь, работаю! Если не закончу чертеж в срок, меня наш тиран проглотит и не подавится.
– Да пошли ты уже, скоро ты сама будешь глотать у тирана, – ЧТО?! – В смысле тирана. Глотать тирана и не давиться.
Она утаскивает меня из конструкторского отдела в коридор. Бежит так, словно не на восьмом месяце беременности, но я все равно ее торможу.
– Ну чего еще? Он пока в офисе, надо брать быка за рога.
– Страшно, – нет, сам наш генеральный не то, чтобы страшный. Скорее даже очень симпатичный. Настолько, что у нас половина компании по нему вздыхает. И все бы очень хотели стать его помощницами, но Софа, его бессменный секретарь, выбрала меня, уже все показала, всему научила, но все равно… – Страшно…
– Волков бояться – в лес не ходить…
– Распутин не волк, он скорее минотавр. Ну знаешь, тот что с рогами, – показываю рога, а Софа смеется. Тянет меня к лифтам, а я бурчу вслух. – Чего мне на месте не сиделось. Отличная должность, никаких перспектив, а главное стабильность, зарплата, внимания к моей персоне почти нет. Замахнулась же я на место помощницы генерального. А если я, как старуха, останусь у разбитого корыта?
– Маш, ты много думаешь. Ты молодая, перспективная и ты мечтаешь учиться у Распутина.
– Сейчас я мечтаю сходить в туалет.
– Нет времени, мне еще сейчас выдержать его ор придется по поводу ухода в декрет.
– А он не знает?
– Представь себе! – смеется Софа, а я только удивляюсь, как при работе на Распутина можно оставаться такой позитивной. Я слышала, что до нее он увольнял помощниц каждую неделю. Возможно, старое проклятие вернется, когда на эту должность приду я? Точнее, ЕСЛИ я приду на эту должность.
Мы выходим на этаже, большую часть которого занимают три помещения. Приемная с огромными окнами на весь Новосибирск, переговорная и, конечно, кабинет Распутина. Святая святых, куда могут попасть лишь избранные. Наверное, поэтому для меня дикость, когда Софа ковыляющей, легкой походкой подходит к двустворчатой двери и открывает ее без стука.
– Стой тут и готовься, и попробуй только сбежать… – шепчет она мне, повернув голову, и заходит в логово зверя. Я же шумно выдыхаю, чувствуя, как озноб от сердца спускается к пяткам, но все равно иду вперед. Еще немного, чтобы прикоснуться к резной двери, чтобы услышать, что происходит внутри.
Ради возможности учиться у Распутина я, наверное, буду даже готова на него поработать. Терпеть его несносный характер, даже позволю на себя орать.
– Арсений Ярославович, отвлекитесь, пожалуйста, – начинает Софа, а я пытаюсь заглянуть в щелку, но высматриваю лишь часть его крупной спины, облаченной в уже мятую рубашку. Наверное, опять за чертежами все утро простоял.
– Не сейчас, София Вадимовна. Потом зайди.
– Не могу потом, потом я ухожу в декретный отпуск.
Его рука с закатанным до локтя рукавом опускается резко, словно падает. Он оборачивается, и теперь мне видно часть волевого лица. С трехдневной щетиной.
– Какой еще декретный отпуск? Кто тебе разрешал беременеть.
– Муж.
– Давно тебе говорил, нужно развестись.
– Давно говорю, вам нужно жениться.
– Заняться мне больше нечем. Я не могу тебя отпустить. Как, по-твоему, я буду работать без помощницы? Ты должна была предупредить меня за две недели и найти себе замену.
– Заявление было у вас на столе месяц назад, а замену я нашла. Мария Викторовна, проходите!
Встряхиваюсь, гордо вскидываю голову и толкаю дверь, делая шаг вперед. Но путаюсь в длинной юбке и позорно грохаюсь на пол, довольно болезненно ударяясь локтем.
Поднимаю голову и смотрю, как Софа закрывает лицо рукой, а Распутин смотрит прямо на меня, презрительно вздернув бровь.
– Мне кажется, София Вадимовна, Мария ошиблась дверью. Кристиана Грея тут нет.
Софа фыркает, плохо скрывая смешок, а я стараюсь побыстрее подняться, насколько это возможно в моем случае. Даже пытаюсь сделать это изящно. Хотя этого тирана с ледяными глазами вряд ли это волнует. От него веет дичайшим раздражением. Еще немного и меня просто снесет энергической волной. Но я встаю, гордо выпрямляюсь и поправляю очки.
– Меня интересует лишь работа.
– Ее интересует только работа. Я ее отлично подготовила, он все знает, просто волнуется,
– Котова, да? – киваю. Надо же. Знает? Откуда? У него сотня таких чертежников как я работает. – Это же вы в прошлом месяце разлили кофе на чертеж, а потом за ночь его перерисовывали.
А, так себе слава
– Но я перерисовала, исправила оплошность.
– А до этого вы сожгли буфетную…
– В микроволновке было короткое замыкание! Я не виновата.
– У вас в голове короткое замыкание, если вы думаете, что я соглашусь взять вас к себе в помощницы. ар
– Машка, – отвлекают меня, но я тут корячусь над чертежом, в котором, судя по всему, ошибка. – Машка! Котова!
– Да что тебе! Не видишь, работаю! Если не закончу чертеж в срок, меня наш тиран проглотит и не подавится.
– Да пошли ты уже, скоро ты сама будешь глотать у тирана, – ЧТО?! – В смысле тирана. Глотать тирана и не давиться.
Она утаскивает меня из конструкторского отдела в коридор. Бежит так, словно не на восьмом месяце беременности, но я все равно ее торможу.
– Ну чего еще? Он пока в офисе, надо брать быка за рога.
– Страшно, – нет, сам наш генеральный не то, чтобы страшный. Скорее даже очень симпатичный. Настолько, что у нас половина компании по нему вздыхает. И все бы очень хотели стать его помощницами, но Софа, его бессменный секретарь, выбрала меня, уже все показала, всему научила, но все равно… – Страшно…
– Волков бояться – в лес не ходить…
– Распутин не волк, он скорее минотавр. Ну знаешь, тот что с рогами, – показываю рога, а Софа смеется. Тянет меня к лифтам, а я бурчу вслух. – Чего мне на месте не сиделось. Отличная должность, никаких перспектив, а главное стабильность, зарплата, внимания к моей персоне почти нет. Замахнулась же я на место помощницы генерального. А если я, как старуха, останусь у разбитого корыта?
– Маш, ты много думаешь. Ты молодая, перспективная и ты мечтаешь учиться у Распутина.
– Сейчас я мечтаю сходить в туалет.
– Нет времени, мне еще сейчас выдержать его ор придется по поводу ухода в декрет.
– А он не знает?
– Представь себе! – смеется Софа, а я только удивляюсь, как при работе на Распутина можно оставаться такой позитивной. Я слышала, что до нее он увольнял помощниц каждую неделю. Возможно, старое проклятие вернется, когда на эту должность приду я? Точнее, ЕСЛИ я приду на эту должность.
Мы выходим на этаже, большую часть которого занимают три помещения. Приемная с огромными окнами на весь Новосибирск, переговорная и, конечно, кабинет Распутина. Святая святых, куда могут попасть лишь избранные. Наверное, поэтому для меня дикость, когда Софа ковыляющей, легкой походкой подходит к двустворчатой двери и открывает ее без стука.
– Стой тут и готовься, и попробуй только сбежать… – шепчет она мне, повернув голову, и заходит в логово зверя. Я же шумно выдыхаю, чувствуя, как озноб от сердца спускается к пяткам, но все равно иду вперед. Еще немного, чтобы прикоснуться к резной двери, чтобы услышать, что происходит внутри.
Ради возможности учиться у Распутина я, наверное, буду даже готова на него поработать. Терпеть его несносный характер, даже позволю на себя орать.
– Арсений Ярославович, отвлекитесь, пожалуйста, – начинает Софа, а я пытаюсь заглянуть в щелку, но высматриваю лишь часть его крупной спины, облаченной в уже мятую рубашку. Наверное, опять за чертежами все утро простоял.
– Не сейчас, София Вадимовна. Потом зайди.
– Не могу потом, потом я ухожу в декретный отпуск.
Его рука с закатанным до локтя рукавом опускается резко, словно падает. Он оборачивается, и теперь мне видно часть волевого лица. С трехдневной щетиной.
– Какой еще декретный отпуск? Кто тебе разрешал беременеть.
– Муж.
– Давно тебе говорил, нужно развестись.
– Давно говорю, вам нужно жениться.
– Заняться мне больше нечем. Я не могу тебя отпустить. Как, по-твоему, я буду работать без помощницы? Ты должна была предупредить меня за две недели и найти себе замену.
– Заявление было у вас на столе месяц назад, а замену я нашла. Мария Викторовна, проходите!
Встряхиваюсь, гордо вскидываю голову и толкаю дверь, делая шаг вперед. Но путаюсь в длинной юбке и позорно грохаюсь на пол, довольно болезненно ударяясь локтем.
Поднимаю голову и смотрю, как Софа закрывает лицо рукой, а Распутин смотрит прямо на меня, презрительно вздернув бровь.
– Мне кажется, София Вадимовна, Мария ошиблась дверью. Кристиана Грея тут нет.
Софа фыркает, плохо скрывая смешок, а я стараюсь побыстрее подняться, насколько это возможно в моем случае. Даже пытаюсь сделать это изящно. Хотя этого тирана с ледяными глазами вряд ли это волнует. От него веет дичайшим раздражением. Еще немного и меня просто снесет энергической волной. Но я встаю, гордо выпрямляюсь и поправляю очки.
– Меня интересует лишь работа.
– Ее интересует только работа. Я ее отлично подготовила, он все знает, просто волнуется,
– Котова, да? – киваю. Надо же. Знает? Откуда? У него сотня таких чертежников как я работает. – Это же вы в прошлом месяце разлили кофе на чертеж, а потом за ночь его перерисовывали.
А, так себе слава
– Но я перерисовала, исправила оплошность.
– А до этого вы сожгли буфетную…
– В микроволновке было короткое замыкание! Я не виновата.
– У вас в голове короткое замыкание, если вы думаете, что я соглашусь взять вас к себе в помощницы.
– София, найди другую и старше, мне еще тут соплей влюбленной дурочки не хватало.
Да кому ты вообще нужен, кроме своих любовниц. Никто за просто так с тобой спать не будет!
Этого я, конечно, не сказала. Делаю несколько шагов вперед, вставая прямо перед тираном, смотря в лицо своим страхам.
– Свой первый вертолет вы сконструировали неудачно, отчего могли погибнуть люди. А третий ваш вертолет взорвался, не пролетев и нескольких километров. Вы тоже не сразу стали метром российской авиации, и вряд ли бы им стали, если бы не деньги вашего отца. Неудачи бывают у всех, это нормально, мы люди. И я, может быть, не работница месяца, но я была лучшей в вузе, я знаю «Прогресс» от и до, я могу работать сверхурочно, потому что в ближайшее время не планирую ни отношений, ни замужества. Но все это не важно, потому что у меня перед всем остальным персоналом есть неоспоримое качество.
Он вздергивает густую бровь, смотря на меня если не с интересом, то с легким любопытством.
– Поясните.
– Со мной не будет розовых соплей, потому что вы мне не нравитесь. И я слишком прагматична, чтобы верить, что отношения между нами возможны. Это только в любовных романах боссы женятся на секретаршах и неуверенных в себе дурочках, а мы с вами живем в реальном мире.
Распутин не отвечает, молчит, рассматривая меня. От затянутых в тугой узел волос, до разношенных туфель на низком каблуке. Я же в свою очередь наконец рассматриваю его не издалека, как обычно, а близко. Смотрю, что в черных волосах проглядывает седина, а в уголках глаз намечаются гусиные лапки. Он был бы очень хорош, если бы умел хотя бы изредка улыбаться. Хотя смотреть на него приятно. От него пышет мужская энергия, в которой хочется купаться, чтобы заряжаться его талантом, его смелостью, может быть, даже его безумием. Потому что только безумный может создавать вертолеты самой высшей категории. Понятно, почему у него нет семьи и детей. Его детей производят в нашей компании «Прогресс» имени Б.А. Распутина.
– Наверное, будь я потупее, на меня бы подействовала ваша речь, но тем не менее, вы молоды и неуклюжи.
– Мне двадцать шесть.
– Свободны, Мария Викторовна. София Вадимовна, задержитесь.
Поворачиваюсь лифом к Софе, на ней лица нет. Вяло улыбаюсь. Да, а сказка была так близко. Ладно, хоть не уволил и на том спасибо.
Закрываю за собой дверь и на тяжелых ногах иду к лифту. Нажимаю кнопку и еще раз смотрю на приемную, где могла работать. Захожу внутрь, жду, когда двери лифта закроются, и нажимаю на свой пятый этаж. Лифт не двигается.
Так, без паники. Нельзя паниковать. Нажимаю на кнопку открывания дверей. Ничего. Еще раз. Ничего.
Меня начинает потряхивать. Терпеть не могу лифты. Просто ненавижу.
Нажимаю на кнопку вызова.
– Я застряла. Помогите, пожалуйста.
– Добрый день, – она издевается? – сейчас вызовем лифтера.
Поскорее бы
– Мария Викторовна, вы сломали мне лифт? – слышится за дверью, а меня истеричный смех разбирает.
– Я его не ломала! Лифт просто сломался!
– Десять лет не ломался, а как только вы в него зашли…
– Напишите это на моей надгробной доске: «Она сломала лифт».
– Вы нажимали кнопку открытия лифта?
– Нет, конечно, я же тупая. Я же пришла устраиваться вам кофе носить…
– Не истерите. Софа, звоните лифтерам.
– Да я уже позвонила. Господи, как страшно-то, – сажусь в угол, как учат в сети. И не дышать, не дышать. – Ненавижу лифты
– И как вы живете, ненавидя лифты.
– Очень просто. На первом этаже.
– А на работу?
– Пешком. Пятый этаж же. Господи, я не хочу умирать. Я еще так молода… Даже работу мечты получить не успела.
– Вот и я говорю, молода. Работу мечты? Думаете, каждая девочка мечтает стать помощницей?
– Нет, конечно. Каждая девочка мечтает стать принцессой, а я мечтала летать на драконах. Но так как драконов не подвезли, то на вертолетах. Потом захотела их делать, между прочим, вы меня вдохновили, когда пришли в нашу школу, как гость.
– Тогда тем более не понимаю, какой вам резон работать у меня помощницей.
– Сидя в конструкторском, я ни на милю не приближусь к возможности самой полностью сконструировать вертолет и посмотреть, как он взлетит, а мы бы в сами нашли общий язык, и вы бы меня всему научили.
Он замолкает, а мой страх снова занимает лидирующие позиции.
– Арсений Ярославович! Арсений Ярославович! Софа!
Вдруг дверь со звоном разъезжается, и я скорее выпрыгиваю из стальной кабины, висящей на высоте десятого этажа. Правда опять падаю в ноги генерального. Софа помогает мне подняться, и я поднимаю глаза, смотря в грозное лицо Распутина.
Секунда. Две. Пауза затягивается, а воздух накаляется добела. Кажется, я сейчас просто закричу от напряжения!
– Вы приняты. Завтра выходите. София Вадимовна, оформи, – говорит он и скрывается в своем кабинете, а я поворачиваюсь к Софе, улыбка которой ярче самого солнца. Мы визжим от радости, обнимаясь и приплясывая. Давно мне не было так хорошо. Давно я не была так счастлива.
– Не такой уж он и тиран, – смеюсь я, по-другому осматривая кабинет. Это ведь теперь мой кабинет.
– Не обольщайся, а самое главное не влюбляйся…
– Да ладно тебе. Он не настолько красив, чтобы тут же течь от него. Да? – я округляю глаза. – Ты была влюблена в него?
– В Распутина все так или иначе влюбляются. В нем слишком много нерастраченного тестостерона. Просто будь готова, что это ничем не закончится. Я вот поскорее замуж вышла, чтобы мысли не забивать.
– Не переживай. Мне это не грозит. У меня вообще к мужчинам иммунитет…
– Ну дай-то Бог. Так, давай я еще раз тебя проинструктирую и побегу. Господи, слава Богу, что он взял тебя.
– Да я сама не верю своему счастью!
Мы с Софой перебираем папки, в которых лежат договора с поставщиками. Смеемся, обсуждаем, чем она будет заниматься в декретном отпуске. Она, конечно, торопится смыться, но я не отпускаю ее, пока все не буду знать досконально. Я больше не должна ударить в грязь лицом.
– София Вадимовна, – врывается в наш уютный уголок низкий, напряженный голос. Очевидно, он уже не первый раз зовет нас. – Я напоминаю, что сегодня ваш последний рабочий день.
Он выглядит совсем иначе. В его волосах капли воды, а на плечах надет свеженький пиджак. Я помню, что у него тут ванная и гардеробная, потому что он порой проводит за работой сутки. И все равно, это удивительная метаморфоза.
На его лице нет улыбки, но от него веет положительной энергетикой.
– Да, да, я поняла. До пяти никуда не уходить.
– Это, конечно, тоже, но скорее всего вы смоетесь, как только я войду в двери лифта. Это вам. Знаю, вы скорее всего сразу уйдете потом во второй декрет, но скажу, что у меня никогда не было более квалифицированного секретаря.
– Вообще-то помощника.
– Да, помощника. Это вам, – он протягивает конверт, и Софа удивленно поворачивает ко мне лицо. – Это не деньги. Их вы получите в бухгалтерии.
Она открывает конверт, а там билеты.
– Когда моя сестра была беременна третьем ребенком, она отдыхала там. Ей понравилось. Плюс немецкое гражданство ребенку никогда не повредит.
Она ахает, хочет обнять начальника, но он делает шаг назад, очевидно не терпит лишних прикосновений. Тоже мне, грубиян. Не дал себя обнять. С другой стороны, он очень щедрый. А еще у него есть сестра. Я не знала.
– Извините, забылась на радостях.
– Просто будьте счастливы. Мария Викторовна, я ушел до конца дня. Завтра не опаздывайте, – прощается он и уходит, оставляя нас с Софой в тишине, которую сопровождают вздохи удивления.
– Он никогда не делал мне подарков. Никогда, понимаешь, Маш.
– Стоило ради этого забеременеть и уйти в декрет?
– Конечно, стоило! – кружит она меня, а потом сразу звонит мужу, маме, папе, потом убегает, чтобы рассказать обо всем подружкам, которых тут оставляет. Я же остаюсь одна и еще минут сорок просматриваю договоры, которые требуют внимания, потом смотрю расписание Распутина.
Софа прибегает, но тут же собравшись убегает.
– Маш, если что на связи. Я в тебя верю.
«Я тоже в себя верю. Вроде бы», – шепчу уже в закрытые створки лифта. Потом поворачиваю голову к двери начальника. Нужно в любом случае зайти и все посмотреть. Должна же я быть в курсе.
Поднимаюсь на ноги, вытираю потные ладошки об ткань юбки и делаю несколько шагов к двери. Нажимаю ручку, открываю. У меня дыхание перехватывает. Здесь даже самая первая модель вертолета есть, которую Распутин собрал в детстве. Это настолько потрясающе, что я почти не дышу. Почти на цыпочках хожу вдоль стен, увешанных наградами и фотографиями с известными лицами. И нигде Распутин не улыбается. И нигде никого не касается. Странный он конечно. Но гении все странные.
Обхожу его стол и попадаю в мир чертежей и конструирования. Именно тут, за огромным каменным полотном, он творит свою магию. Сначала чертит, потом рисует, потом делает макет, и если его все устраивает, то чертеж отправляется к нам в отдел, чтобы сделать копии и масштабировать.
Это, наверное, новый вертолет. Самый скоростной, судя по недавней презентации. Его скорость будет почти равна самолету, но приземляться он сможет даже на самых острых скалах и вплотную подлетать к цели… Потрясающе. Рука так и тянется посмотреть. Он словно настоящий.
Поднимаю глаза… Ладно, все равно никто не узнает.
Беру в руки хрупкий макет, наслаждаясь тем, как играет серая металлическая краска на солнце… Когда-нибудь и я создам нечто подобное, удобное, маневренное, возможно даже для передвижения по городу. Мечты, конечно, но вдруг…
– Ты, блять, что делаешь?! – слышу гортанный рык и испуганно дергаюсь, полнимая глаза. Рука вздрагивает, и макет падает на пол. Я пытаюсь его словить, изо всех сил, но он просто разламывается на несколько частей…!
– Я же только склеил его, дура! – почти толкает он меня, поднимая обломки. Я же стою ни жива, ни мертва. – Идиотина! Неужели Софа не сказала главного, сюда не лезть, ничего не трогать. Ничего, неужели непонятно!?
– Вы меня напугали, вы сказали, что не вернетесь! – иду в нападение, просто потому что дико страшно. А если он сейчас меня с окна выбросит. Я точно не выживу.
Он поворачивается ко мне, нависая скалой, пыша яростью, как дракон огнем…
– То есть это я виноват, что ты неуклюжая, дерганная идиотка?
– Вы бы ничего не узнали!
– Тут камеры! И я их просматриваю!
– Я бы ничего сломала, если бы вы…
– Вон пошла…
– Что?
– У тебя еще и со слухом проблемы? ПОШЛА ВОООН! – шагает он на меня, и я тут же срываюсь с места, выбегаю в приемную, мимо лифта к лестнице. Сердце бьется так, словно вот-вот выпрыгнет. Наверное, это самая короткая работа в моей жизни. Господи, ну что я за дура! Как можно было так тупануть?! Как?!
Я влетаю в свой отдел, на вопросы не отвечаю. Дико стыдно. Хватаю сумку, плащ и вылетаю за дверь. По лестнице в самый низ, на улицу, в сторону остановки. Автобус приходит быстро, и я просто падаю на ближайшее сидение, закрывая лицо руками и просто содрогаясь в рыданиях. Дура, дура, просто идиотка. Все он правильно сказал. Потому что только дура так тупо потеряет лучшее рабочее место в городе.
Надо позвонить Софе, и я даже достаю свою айфошу, но не решаюсь набрать ее номер. Что я ей скажу? Что нарушила правило, о котором она талдычила мне каждый день, дико надоедая. Не трогай вещи Распутина, не трогай Распутина. Он не терпит.
Интересно, а как он сексом занимается. Через скафандр?
Ну да, тебя уволили, а ты думаешь о сексе с начальником. Не с начальником, а про начальника. Убираю телефон, думаю, Распутин уже позвонил ей и наорал, что нашла на замену самую тупую девку в мире.
Автобус тормозит на моей остановке даже раньше, чем обычно. Ну, конечно, я всегда возвращаюсь вечером, в забитом автобусе, а сейчас еще трех нет. Просто класс.
Домой прихожу убитая. Слышу, как мама шумит на кухне, и пробегаю мимо, чтобы не видеть. Просто закрываюсь в комнате, падаю на кровать и долго, долго реву.
– Дочь? – мама уже в комнате, то ли услышала, как я скулю, то ли просто увидела, что я дома. Плевать. Теперь на все плевать. Потому что такой дуре как я лучше не жить. – Маш, что случилось? У тебя болит что-то? Давай врача вызову.
Она уже встает, но я вцепляюсь в руку, усаживаю обратно на свою кровать и укладываю голову к ней на колени.
– Мам… – шмыгаю носом. – Меня уволили.
Рассказываю все как есть, пока она меня по голове гладит. Не ругает, хотя надо бы, просто говорит коронное.
– Ну что поделаешь, раз ты у меня такая бедовая. Говорила, иди в библиотекари, как я. Там сложно что-то испортить…
– Ага, сожгла бы библиотеку или затопила.
– Ну, все возможно… – смеется мама. – Хочешь, позвоню этому твоему начальнику, скажу…
– Ну уж нет. Еще чего не хватало.
– Ты кушать будешь? Или объявишь голодовку.
– А чего там вкусного?
– Кабачки жаренные.
– Буду, но чуть попозже, – накрываюсь с головой и жду, когда мама уйдет. Только потом иду в душ и долго вою там, потом, конечно, иду есть. Потому что страдания страданиями, а обед по расписанию. Ну и потом всю ночь, с перерывами на сон. Понятно, что придется вернуться в офис за вещами, за дипломом и трудовой книжкой, но как же тяжело открывать опухшие глаза…
– Дочь, – мама входит в комнату. – У тебя тут телефон разрывается.
Она протягивает мне гаджет, который так и лежал в сумке, и я не глядя беру его.
– КОТОВА! – почти рубит мне барабанную перепонку голос начальника. – КАКОГО ХРЕНА ТЫ НЕ НА РАБОТЕ! У ТЕБЯ ОТГУЛ В СВЯЗИ С РУКАМИ, РАСТУЩИМИ ИЗ ЖОПЫ?
– Что? Но вы же …
– Что? Что я же? Быстрее.
– Вы же меня уволили!
– Когда?
– Вчера.
– Напомни, что я сказал.
– Что я уволена…
– Я разве так сказал?
– Ну… – господи, как я туплю с утра. Но настроение повышается так быстро, словно мой сломанный, горящий вертолет все-таки совершил посадку. – Вы сказали, цитирую: «ПОШЛА ВОН».
– Котова, – он вздыхает, словно его терпение на исходе. Из-за меня, что очевидно. – Если ты через час не будешь на работе, мое «пошла вон» быстро превратится в «ты уволена».
– Я поняла! Скоро буду! Спасибо вам, Арсений Ярославич! Вы не пожалеете!
– Я уже жалею, – отключается он, а я подпрыгиваю на кровати и бегом надеваю юбку, блузку, чищу зубы, убираю волосы в пучок и не забываю очки. Сегодня я самый счастливый человек. – Пока мам