Лю Ив
Мой роман со Стивеном Кингом. Тайные откровения
Общество внутри Мечты
Прошло несколько дней, отношения между Лю Лю и Стивеном выровнялись, она почти перестала волноваться. Возвращаться в Нью Йорк не было никакой необходимости.
Развлечения имели характер эпизодический, но зато слегка разнообразный. Например, они совершили небольшое путешествие на воздушном шаре. Побывали между небом и землёй. Лю Лю обогатилась восторженным ощущением неправдоподобной тишины, когда выключали горелку. Ничего. Ни звука. Ни птиц, ни метро, ни автомобилей. А ещё неожиданная лиричность в процессе подготовки шара. И вишенка на торте: вкус близости незнакомых людей, висящих посреди неба в маленькой корзине. Незабываемые чувства.
Ну и две вылазки на природу – пешим маршрутом национального парка, – тоже кое-чего стоили! Порадовали. Эстетика природных красот всегда вдохновляет.
И вот, как говорится: однажды вечером, во время ужина Стивен неожиданно предложил:
– Я взял на себя смелость и заказал столик в ресторане нашего общества Филателистов, – и сделал заговорщический трюк бровями, – ты же хочешь побывать в здешнем закрытом клубе? Иногда я там обедаю… тебе должно понравиться.
– Должно понравиться?! – едва не подпрыгнула словно на пружине, – да я обожаю подобного рода мероприятия! И ты до сих пор не рассказал, что посещаешь закрытые клубы?
– На данный период – один – так называемый, клуб Филателистов, – и Стивен зыркнул более загадочно, чем прилично такому скромняге. Едва не подмигнул, во всяком случае посыл был именно такой.
– Очень хочу! Это же великолепно!
– Познакомлю тебя со сливками американской общественности, влиятельными господами. Кстати, там собираются не последние писатели и художники, в том числе.
– И ты пригласишь меня в этот филиал от империи Золотого Миллиарда?
– Разумеется, если я заказал столик. Но вообще, это клуб для общения, кормят там так же дорого, как и скупо. Но зато поят частенько за счёт заведения.
– Так называемый клуб?!! О, как я тебя обожаю! – Сегодня? Во сколько выходить?
– Завтра, к семи тридцати будь готова. – ПожАлуйста! – многозначительное ударение…
Лю Лю смутилась, даже и покраснела. Она постоянно жестоко опаздывала. В юности вообще беспощадно, но теперь – хвала Аллаху – много меньше! Однако, упрёк показал, что этот вообще мелкий, но занудный изъян – не только элегантно подмечен, но – котёнка нарочно ткнули мордочкой из расчёта: чтобы больше не дурил.
– Ладно, буду стараться, – скуксила специфическое личико, одновременно разочарованное, потому что, оказывается, клуб только завтра…
* * *
В восемь двадцать мы подъехали к кирпичному, хотя и не слишком большому особнячку, корни которого явно уходили в хорошо забытое прошлое.
Солидное, излучающее дорогостоящую заботу здание выделялось на фоне остальных – тоже чистеньких, будто бы специально на парад выстроенных особнячков. – Эдакий «Лев Архитектуры» на фоне городка из образцов для подражания.
Почти стерильные гладкие плитки тротуара; урны в стиле «стекла и металла»; подъезд к особнячку с широким разворотом, напоминающим о золочёных каретах и четвёрках лошадей с плюмажем; откуда ни возьмись мальчик в ливрее, принявший от водителя ключ, чтобы отогнать авто на стоянку… – привычным движением сунул чаевые в карман и расторопно уселся за руль…
И сразу реакция – ностальгия по Золотому веку, когда дамы ещё не слышали, что такое феминизм, а мужчины дрались на дуэлях за честь своих избранниц. Когда дурацкое равноправие не одурачило ещё – будто сумасшедший клоун, расстрелявший публику, собравшуюся на шоу в надежде хорошенько посмеяться. Это равноправие сделало, на самом деле – великое бесправие, как мужчин перед женщинами, так и женщин перед мужчинами. Все они потеряли личные привилегии и не приобрели равной по важности замены.
Чего они добились для женщин?
Право открывать рот по вопросам, в которых им не предусмотрено природой копаться? В ущерб естественным радостям: укрываться от жестокой правды жизни за спиной своего мужа… Добившись равноправия, женщины оказались перед жестокой правдой – наедине с собой. Потому что мужчины, утеряв свой тыл – где его ждала беззащитная любимая, тоже оказались перед жестокой реальностью: – мужчинам в тылу тоже стало некому помочь. Все ушли на фронт!
И только детки остались под покровом опустевшей крыши.
Вот что такое произошло, когда в гости к двадцатому веку пожаловал хромающий на копыто Феминизм. Когда показал свои чёрные рожки, вынудив с собой считаться.
Очень цивилизованно порядочно и под ручку Наши Благородия взошли по трём ступенькам – через вишнёвого цвета массивную дверь с бронзовыми прибамбасами и двумя мраморными колоннами по бокам – в прихожую, затем к гардеробу, – там у меня чинно приняли собственного изготовления элегантную курточку, для таких случаев у меня имеются вполне себе конкурентоспособные достойные вещички… И мы прошествовали в первый парадный зал…
Атмосфера – мама дорогая! – Я почувствовала себя в сказке!
Наконец-то… сбылась моё страстное желание! Всегда мечтала о подобном подиуме во имя достижения наивысшего экстаза восприятия!
Стремилась, можно сказать, душою… – именно в такое общество! Жаждала стать Своей – нужной – среди всех этих суперски-достойных рыцарей! Полных грации и уважения, и уж, конечно, выдающихся! Чтобы меня заметили, наконец, и приняли в свои ряды! – в самые-самые… ведь я слишком давно устала жить невидимкой.
В общем, я пребывала на вершине блаженства… Готовая облобызать каждую из бронзовых скульптур, в виде мальчиков – прямо-таки подающих входящим подносы с цветами. Стивен, однако, бросил в мою сторону молние-подобный взгляд, и я моментально отдёрнула руку, автопилотом уже наощупь оценивающую цветы на предмет, натуральные они или искусственные. Оказались натуральные. А могла бы оторвать веточку! Удачно Принц во-время упредил.
Повсюду – вокруг – передвигались благороднейшие господа и дамы, одетые в платья от именитых кутюрье! – Я даже узнавала некоторые, от какого именно дизайнера!
Слева – дамочка, одетая от Dolce & Gabbana, – я помню эту коллекцию, вдохновлённую старинным мозаичным искусством! Прикрывая нижнюю часть лица веером, дама строила глазки собеседнику. Правда, платье (когда – на подиуме, во время Недели Моды) на манекенщицах – выглядит всё же лучше, чем на реальной потребительнице.
А в центре зала… – Бог мой! Не могу поверить! На тётеньке – платье от Жан Поля Готье, моего любимчика! Да я узнала бы его стиль из тысяч других!
И какие манеры! – Казалось, я попала в девятнадцатый век!
И снова… Боже мой, что там творилось… С сигаретой в тонких пальчиках с двумя перстнями испускала никотиновые колечки Космическая Русалка, пока её кольчужка от Пако Рабана серебрилась чешуйками, переливаясь в свете хрустальных люстр.
Paco Rabanne – на сцене захолустного городишки?! Затерянного посреди Нового Света – континента, обобравшего все иные части Света, дабы создать единого Хомо Сапиенса – всеядного и вездесущего.
В Америке совсем не так много мест, где удаётся лицезреть реально одетых, как в кино, дамочек. Сказать по честному, мне до того не приходилось.
А Париж? Да… Париж – столица моды!
Вспомнила себя, обалдевшую…
На Елисейских полях… – за столиком обычного кафе – я увидела душку и красавчика Пако Рабана, мэтра галактической Моды всех времён и народов. Героя моих девичьих грёз. Седые волосы, обрамляющие его неземное лицо, будто бы космические облака вокруг инопланетного разума!
Пако сидел один и листал газеты, отпивая кофе из крохотной чашечки.
Я же – застыла снаружи от кафе, как приклеенная, не в силах пройти мимо… Но вдруг – двое чёрных сопляков – вообще самых типичных негритосов, ни разу не стесняясь – подвалили к Иконе и начали о чём-то с ним тереть… пока я остолбенело пялилась через стекло!
Понимаете? Чёрные писдёныши смогли легко сделать то, что мне – видите ли, неловко?
Я испытала возмущение! После их беспрецедентного нахальства – на волне вздувшейся инициативы, обвинив залипшую в ступоре себя-ослицу – я тоже двинулась внутрь. Преодолевая стук набатного колокола в груди, моя Лю Лю – целеустремлённым снарядом зависла над идолом дней своих суровых… Ещё бы… я видела это лицо почти ежедневно – на всякого рода показах моды, записи о которых несколько лет коллекционировала дома на видеокассетах.
И сходу – ему об этом доложила! Об обожании его коллекций на моём видеомагнитофоне… Назвав его братом!
Душка Пако Рабан – моментально окинув меня взглядом с головы до ног (я едва не рухнула от смущения, судорожно припоминая, как выгляжу). Хвала везению, оказалась одета приемлемо, но всё же – к сожалению, без обычного наворота…
На мне была короткая чёрная юбка колокольчиком и свитер, купленный когда-то на закрытой распродаже по талонам: с серебряным люрексом, и поверху собственноручно расшитый сверкающими звёздной пылью бусинами. И перламутровыми пуговицами, – так что мой фасад напоминал эдакое панно: Ночную Вселенную с россыпями звёзд и созвездием Большой медведицы.
Во всяком случае, презрения к моему прикиду маэстро не выказал, и я вздохнула с облегчением. Заценил, значит, дизайнер дизайнера. Родственная душа установила контакт.
Побыстрее, пока не пробило полночь, и моя карета не превратилась в назойливую тыкву-попрошайку, выказав вступительное восхищение его искусством, я спросила: а где же в Париже Мода? Мы все верим, что Париж – столица моды, а где же она? Спросила, похоже как если бы обвинила мэтра наподобие: «куда ты смотришь, чувак, где мода? ». На что Пако-голубчик едва не обрадовался лично мне, и сказал, что моду можно увидеть на Специальных Приёмах – на улицах её нет.
И вот теперь – в мелком по сравнению с Парижем или Нью-Йорком городке, я попала на такой «специальный приём» и глазела, что называется, во все тяжкие. С неиссякаемым восхищением…
Жалко, что тогда в Париже я не смогла вовремя позвонить по номеру, который записала для меня космическая рука Судьбы в лице Пако Рабана.
На полях прочитанной газеты – в ответ на просьбу о работе для русской дизайнерши, пожелавшей найти таковую в мире парижской моды – он предложил позвонить ему в офис по записанному номеру.
Уже много лет моя Лю Лю сожалеет, что так и не позвонила, рассуждая из тупого принципа: без портфолио – чем же я докажу, что достойна работать на Пако Рабана?
Всю жизнь я была растяпой такого порядка, что лучше бы таким дурам вовсе не рождаться, и ничего не понимала в знаках судьбы. Поэтому – в русле привычек дурышки-многострадальной – пропустила очередной шанс, когда судьба собственноручно вложила его ко мне в ладошку.
Однако, на этот раз я не хотела больше быть растяпой.
А мужчины, там – между прочим – были во фраках! Вот так! Не поголовно, но всё таки…
И конечно – рояль… – лакированное Удостоверение Качества Благородного Общества! – Не «в кустах», а на видном месте у окна – зашторенного, само собой, наглухо бархатными портьерами… в зале, высотой, наверно, не менее пяти метров, а может и больше…
После увиденного рояля я невольно подумала о «ружье» (на стене, – том самом, которое выстрелит в конце спектакля). Но нет, ружья не оказалось. Только светильники, закреплённые в бронзовых лапах – не то орлов, не то грифов, но, уж конечно – не в утячьих перепончатых вёслах. Ну и зеркала, тоже в бронзовых тяжеленных торжественно-прекрасных рамах… А полы, разумеется – в черно-белых квадратах шахматного поля – вероятно, предназначенного пешкам сообщества.
А где же камень? – воскликнул догадливый внутренний голос.
Тоже бронзовый – нашёлся, даже два: один традиционный, другой в кубическом оформлении, не менее метра в высоту – оба по сторонам от входа – сразу не приметила… И молот – на стене в рамке – как верный Санчо Панса за спиной идальго Дон Кихота Ламанчского.
Общество и вправду имело очень интересные, и вполне себе узнаваемые, древние корни. Филателия у них, не иначе, выражалась в особенных-специфических чертах.
И моя Лю Лю сразу навострила нюх, чтобы выведать – пролезть, втиснуться, ну и далее – традиционно… но не буду забегать вперёд…
* * *
Вскоре после короткого ужина меня уже представляли некоторым членам клубного сообщества:
– Сэр Дэвид Хокни из Кливленда, штат Огайо, – и протягивает лапку, украшенную золотым перстнем с эмблемой, смахивающей на угольник, посерёдке – выполненой бриллиантовой насыпью по чёрному.
Пожимаю руку, вежливо улыбаюсь, слегка склоняя голову:
– Очень приятно, Лю Лю из России, художница.
Сэр Хокни слегка отклоняется и выдвигает вперёд своего приятеля:
– Знакомьтесь, Марк Глимчер, владелец Арт галереи «Pace», имеет много филиалов по всему миру, где продаются работы самых именитых художников.
Глимчер с явным превосходством посмотрел мне сначала в лицо, а потом быстро мазанул по мне своей «точкой зрения» – через грудь и по ногам, успешно затянутым в тонкие чёрные колготки. Я знала подобные взгляды наизусть, они постоянно возносили меня во мнении своего владельца хотя бы на одну ступеньку повыше, чем до того.
Ноги всё ещё оставались частью моего не до конца утерянного капитала. Раньше были ещё глаза, но теперь почти обанкротились, лишившись своей обезоруживающей наивности.
– Может быть когда-то и вы будете удостоены чести выставляться в галерее, сравнимой по уровню с Pace (название на английском), вы сейчас с кем работаете? – подал голос мистер Глимчер.
Этот мистер Глимчер вызывал во мне двойственное отношение. Одной стороной он казался безопасен для влюблённой в Стивена душечки, но другой – не знаю почему, но от этого человека в мою сторону ощущалось нечто вроде вызова. Как будто он Маэстро, а я школьница, обязанная ему кланяться и смущённо смотреть в пол. Оставалось только почувствовать на голове две косички-мышиные хвостики с бантами. И тогда можно бы уже расписаться в том, что мы нашли друг друга.
Довольно высокий, но не худой, с очень чувственными губами – всеядными, на мой взгляд, губами – явно любитель сексуальных побед, – наверняка богатый, а потому избалованный вниманием… В очках… – не умею определить классность очков, однако, наличие их свидетельствуют о не самом завидном зрении. Волосы в художественном беспорядке – не приглажены. При парадном костюме – это сказало бы о разрешённом себе вольнолюбии. Но если волосы нарочно стильно-художественно обработаны крутым дизайнером, то тогда это уже – добровольная, но всё же – капитуляция перед имиджмейкерами.
Ловелас, одновременно доминант… Незримая помесь человека и хищника. Оценить его по личной шкале опыта – не удалось.
– У меня пока нет дилера, я недавно в США, а для серьёзной карьеры нужно время, – я осторожно уходила с тропы личного общения.
Вскоре представили следующего члена клуба:
– Джеффри Евгенидис, грек, но родился в Детройте, писатель, – улыбается с примесью нагловатости и намёком на невинность, якобы «вот увидите, мы с вами споёмся, ведь мы оба артисты творческого жанра, а значит коллеги».
– Рада познакомиться, Лю Лю – недавно из Нью-Йорка… – наблюдаю заученный элегантный жест приложения к ручке.
Здесь так принято, слегка фамильярно, возможно, в знак особого отношения к русским, наверно, будет спрашивать про Водку и Сибирь.
– Уоррен Стивенс, банкир, позвольте представить моего друга: Джефф Кунс – он тоже художник и будет рад поделиться своими взглядами и стать вашим другом, – и покосился в сторону неподалёку стоящего Стивена.
Джефф Кунс – высокий, спортивный, улыбка от уха до уха, самоуверенный – казалось, он, ни минуты не колеблясь, возьмёт откуда ни возьмись материализовавшуюся теннисную ракетку, да и врежет со всего маху – по моей голове, как по капустному кочану! И довольный подачей – пойдёт себе, такой – простой открытый американский парень…
– Рада познакомиться, Лю Лю, никогда не видела столько писателей и художников в одном клубе, да ещё увлекающихся общей страстью к филателии, – скроила самое милое табло, какое смогла. Губки лепесточком, глазки – солнышки… Надеюсь, они заценят.
И вот на очереди совсем чудесный дядька: выглядит на пятьдесят с прибабахом, пухлый – как еврейский кошелёк, когда его не видят. С широкой окладистой бородой – смахивающий на русского попа, однако не такой простой, а вооружённый завидной древне-семитской сноровкой, – хотя и в очках – предполагающих-таки не самое завидное различение добра и зла, – не высокого роста, в чёрном с дорогим отливом костюме, при бабочке – не в смокинге!
Похоже, что и костюм при такой толщине давался ему с трудом, он бы предпочёл что-нибудь более просторное и художественное, вроде сутаны. Однако в чёрном костюме – он напоминал Раби – на приёме в верхах, среди уважаемых подельников. И, вероятно, это ему нравилось. Потому терпел.
– Джордж Ре́ймонд Ри́чард Ма́ртин, родился в Нью Джерси, – наклонился к ручке, – ещё один писатель! – и смотрит блудливо, старый кот, выжидая от меня традиционного ответа.
– Лю Лю из Москвы, проживаю в Нью Йорке, очень интересуюсь писателями, – кокетничая слегка томно, забираю обратно ручку, испуская женские флюиды: – Так, вы, многие специально приехали из разных штатов? Будет вечеринка?
– Да, дорогая, у нас тут постоянно – вечеринки! – С этими словами из общей массы гостей выделилась единица предстоящего бала, с очень завидными формами молодая леди – женщина лет тридцати на вид. Подслушала мои последние слова, значит стояла где-то поблизости, сразу не отмеченная.
Хорошенькая, стройная, и уж конечно с самым изысканным английским.
Мне сделалось обидно, и маленький чёртик внутри, совсем было решивший позабавиться – сдулся… был воздушный шарик, готовый полететь в небо, да вдруг – раз… и повис, увядший тюльпанчик… – не получил поддержки, зато словил щелчок по носу.
И остроумная, ведь, – вне всяких сомнений. Нужно быть слепой, чтобы не приметить. И такое пышущее здоровьем озорное лицо… Не иначе, питается по всем правилам глянцевых журналов, занимается йогой, вегетарианка, и уж, конечно – поедает тонны витаминов попеременно с гимнастикой в лежачем положении.
– Ги́ллиан Флинн, тоже писательница, – и она широко улыбнулась.
Да у них тут лежбище! Или логово… Внутри у меня заныла подстреленная птичка.
Птичка, которую Стивен на охоте сунул в сумку… я уныло почувствовала её у себя в животе.
– А я Лю Лю, приятельница Стивена Кинга, вы ведь знакомы?
– Конечно, дорогая, мы давние друзья.
Стивен, в это время уже отошедший от зоны флирта, стоял поодаль, по обыкновению наблюдая за всем и вся. И мне вдруг сделалось холодно. Что-то было не так. Женщины такие штучки сразу распознают.
Не так… – констатировала во мне Лю Лю, – и скоро начнёт разъедать… и из меня засочится гной…
Моя Лю Лю знала свою особенность: в ней очень быстро появится сарказм и иные проявления обиды. Самозащита всегда работает одинаково.
Но чего я хотела? Приехать к незнакомому в прекрасной форме мужчине: внимательному, уравновешенному и вообще ни разу не бедному… и застать его где? – За разведением ромашек под окном? А чего ему мешает возделывать совсем иного рода огородики? Орошать их, к примеру, с периодичностью хотя бы пары раз в неделю? Кстати, размерчик писательницы вполне вписался бы в ту одежду, которую я обнаружила в его доме, когда приехала.
Цепко ты, однако, схватываешь «детали быта», – ухмыльнулась во мне привычная самооценка… И опять цинично и беспощадно стало жаль себя – бедняжку Лю Лю, потому что… снова не везло!
Вот не везёт и всё тут… А счастье было так близко!
Немного пригорюнившись, я улизнула из компании и приостановилась у подноса с напитками, позади группы цивилизованно беседующих мужчин. Они обсуждали мужские темы.
– А что вы хвалитесь? Наш грозный по всем понятиям Дональд Кук… опозорившись на весь мир тем, что 27 членов экипажа наложили в штаны и подали в отставку после того, как летающая штуковина времён русской революции под названием Су-24, по-сути летающая ведьмина швабра, всего-навсего – оснащённая эдаким зельем, зовущемся «Хибины»… – это такие комплексы радиоэлектронного противодействия… Вы забыли, какой эта штуковина вызвала переполох?
Забыли, как высокие генералы Пентагона, истерично вопя – обвинили русских в непрофессиональном поведении? Ещё бы! Русская летающая галоша при помощи тех «Хибин» полностью обезоружила наших славных вояк, и они – по причине отказа жертвовать жизнями при встрече с подобными швабрами – хором подали в отставку!
Конечно, какая уж профессиональность, если за сумасшедшие миллиарды долларов, изъятых из вынужденных подношений наших налогоплательщиков, фантастически оборудованный эскадренный миноносец 4-го поколения, снаряжённый крылатыми ракетами «Томагавк», самым опасным оружием большой дальности, с высочайшими боевыми возможностями, из семейства грозных универсальных военных кораблей – вдруг был запуган до полной деморализации какой-то русской баранкой?! – Они называют своё летающее корыто сушкой – это такие русские штуковины к чаю – наподобие донатсов…
И после этого вы хотите сказать, что Путин-дурачина просто закидает нас резиновыми мячиками – которые производят его разрушенные, благодаря нашей умной стратегии во имя развала России – заводы?
Нашему правительству давно пора бы открыть глаза на то, что мы больше не можем воевать с Россией, как бы того ни хотели! Они нас обскакали, и это факт!
– Дорогой сэр Кинли, уверен, мы все хотим Америке только добра, но эти русские постоянно вставляют нам палки в колёса, пора бы уже дать им понять… Этот Путин явно заигрался. Ещё недавно он стоял перед нами, скромно потупя глазки. Но теперь… – ему нужно просто указать – на его место!
– И как же вы ему укажете на это место, интересно? Может пошлём ему парочку билетов на Шоу по обвинению законно-избранного американского Президента в преступном сговоре с русскими хакерами? – Ведь шоу, где его самого обвинили в уничтожении Малазийского лайнера в небе над воюющей Украиной, он, похоже, проигнорировал?! Но вдруг нам повезёт, и он займёт, наконец, «своё место» в нашем шоу – вы это хотели предложить, уважаемый сэр Ге́рберт Джордж Уэ́ллс?
– Не стоит так утрировать. Мы все не вчера родились и знаем, кто стоит за всеми этими штучками…
– Друзья обещают, что скоро наше уважаемое сообщество посетит мистер Джеффри Лоуренс Бьюкс. Уверен, он знает очень много тайн. Кстати, мистер Кинли, а откуда вы добываете данные сведения о русских? Неужели вы связаны с КГБ?
– Я просто умею читать по-русски, подобной массовой информации достаточно в средствах так называемого противника.
– О! Это просто замечательно! У нас тут сегодня в гостях одна русская леди, кстати, художница из Москвы… и стоит у вас за спиной. Подружка нашего уважаемого Стивена Кинга. Не хотите ли поговорить с ней по-русски?
– Не стоит придавать слишком много значения необоснованным опасениям. Разумеется, сэр Кинли просто пошутил. Господа, не хотите ли выкурить по сигаре? Кубинские, доставляют мне прямо с Острова, из правительственных запасов, угощайтесь…
– Поддерживаю, не стоит слишком уж опасаться этих загадочных русских, совсем недавно они гордились своими коврами-самолётами, а теперь летают на баранках, ха-ха-ха, – и джентльмен засмеялся собственной шутке. Остальные тоже довольно заулыбались, давая понять, что разделяют мнение и поощряют остроумное замечание.
– Вау! В их литературе ещё упоминается о русской печке, на которой Иван-дурак разъезжал в поисках Принцессы…
– Ну а скатерть-самобранка, – улыбаясь саркастически, снова вклинился мистер Кинли, – по-видимому сохранилась и по сей день, ведь несмотря на все наши санкции – они всё ещё не умерли с голоду, и даже не вышли свергать правительство, как бы нам этого ни хотелось…
– Но на Украине это всё же удалось.
– Конечно, и теперь их везунчики в виде целых полчищ украинских Наташ заполняют европейские бордели… собственно, так же, как и наши, и все остальные притоны мира. – Удачное приобретение «ничего нам не стоившее», не правда ли? – не сдавал рубежей мистер Кинли.
– Их Наташи весьма сговорчивы и недурны на вкус.
– Пять миллиардов долларов за всего лишь Наташ, которым, кстати, мы тоже платим? – не унимался мистер Кинли.
– Не напоминайте о Наташах! А то мне захочется рассказать…
– Не стесняйтесь, валяйте, дружище, кто из нас не испробовал хотя бы одну из них?
– Но я заказал сразу пять Наташ!!!
– Об этом лучше рассказать в узком кругу, ближе к вечеру, когда атмосфера достаточно увлажнится.
– Да уж… Эти Наташи теперь повсюду.
– Вы так говорите, как будто это плохо.
– Ну что вы! Конечно нет, они превосходно отрабатывают честь быть принятыми в свободном цивилизованном обществе…
– Честь, которая добывается доблестным трудом особого рода? Ха ха ха…
– И каким трудом! Ночами не спят!
– Ну, скажем, справедливости ради – в нашем дневном меню тоже есть достаточно заморских продуктов на любой вкус и любых расцветок. Изготовленных в самых экзотических странах.
– Разумеется, раньше их завозили на кораблях, заполняя трюмы, вкладывали немалые средства на охрану, кормили, содержали, лечили, наконец. А теперь они едут за свой счёт и не требуют особых капиталовложений.
– Мир меняется к лучшему! Да здравствует прогресс, господа!
И они подняли бокалы.
Прислушиваться мне немного надоело. И как раз вовремя – подошёл Джеффри Евгенидис, и между нами завязалась лёгкая ни к чему не обязывающая беседа. Попутно я поискала глазами Стивена, он стоял с бокалом и рассеянно наблюдал за всеми. Писательница к нему не подошла. Она болтала с сэром Уорреном Стивенсоном, банкиром. Похоже – давно знакомы.
– Все они тут что ли… друг с другом того… похоже на то… – подумала я, однако, продолжая беседовать с Джеффри. Делала вид, что интересуюсь его книгами, идеями, режимом творчества. Но без энтузиазма, мне никогда не бывает интересно, о чём пишут другие. Всё равно у них знания, начитанность, а у меня? Кроме интуиции – ничего. Интуиция, юмор и сарказм, – вот и все инструменты для обольщения.
И вдруг к нам подошёл Джордж Ма́ртин (остальные титульные имена его не запомнились)… который родился в Нью Джерси. С ним явно стоило пококетничать.
Толстенький, в преклонных годах душка, по жизни, вероятно, даже галстуки не терпит… Джентльмен, и, конечно, ловелас, хоть и стареющий. Внутри у меня сразу ожили женские струнки. Куда девалась печаль!
Моя Лю Лю получила замечательный объект для обожаемого флирта!
А какого рода флирт, когда обожаемый? А это когда два джентльмена не могут распознать, с кем же из них дама кокетничает – вернее, кому она отдаст предпочтение.
И главное, Стивена они, очевидно, ни разу не опасались. Не похоже, что он хотя бы пальцем шевельнёт за ради моего высвобождения из лап двух бабников.
И по факту, вскоре получилось так, что я мило беседовала с господином Джорджем (из Нью-Джерси); Джеффри Евгенидис в свою очередь, стоя рядом, откликался на беседу отдельными репликами; а за моей спиной – в компанию уже влился галерейщик. Довольно нахальный, но сдержанный – он касался будто бы и не меня, а всего лишь скульптуры в своей галерее. Оттолкнуть его руку – скользящую лёгким движением по изгибам принадлежащей мне «частной статуэтки» – воспринималось, однако, неким оскорбляющим обоих жестом, излишне-грубым. Похоже, галерейщик умел воздействовать, что называется, невербально.
В кругах, где моя Лю Лю набиралась знаний, так называлось любое воздействие неразгаданного свойства. Когда оно ощущается, даже и не совсем понятное… или не очень приличное… но интуитивно – всё же не хочется с этим спорить: ведь не названное это пока ещё не оскорбление? Но стоит лишь его осадить, и всё – оно моментально обретёт признание негативного свойства.
Потому именно художественно чувствующей дамочке легче согласиться – пока это всё ещё позволительно приписать просто флирту. Например, оправдав собственную пассивность пусть бы и любопытством, якобы пытясь убедиться, реально ли такое воздействие оскорбительно и как далеко зайдёт.
И скоро галерейщик – не поверите! – целовал меня в плечо около шеи.
И все мы четверо при этом прекрасно говорили об общей современности или наших частных радостях. Например: о собаке Джорджа, о замечательной коллекции картин в галереях Maрка Глимчера или заказанных из Франции новых кустах Жёлтой розы для господина Джеффри Евгенидиса, а так же о его предках, проживавших когда-то в древней Греции.
И пока я очень культурно и целомудренно беседовала с двумя джентльменами, то левая рука Марка Глимчера, обвиваясь сзади вокруг моей талии, слегка поглаживала моё бедро, правая отодвигала с плеча пушистый локон волос, а его губы – в промежутках между репликами – прикасались к моему плечу, откуда он предусмотрительно приспустил бретельку вечернего туалета.
Вероятно, в их клубе было принято нюхнуть чего-нибудь горячительного, иначе непонятно, с какого перепугу они вообще могли додуматься так откровенно веселиться над незнакомой москвичкой, да ещё в присутствии её любовника! – И других членов клуба, между прочим… Потому что вокруг нашего «кружка» находилось совсем не мало свидетелей… обоих полов, молодого и более зрелого возраста. Возможно, чьих-то жён… но не факт…
И что ещё более занимательно, в то время, пока Евгенидис Джеффри и Джордж из Нью Джерси, рассказывая свои истории, а попутно наблюдая за рукой однополчанина, словно сапёра ласкающего мину пониже моей талии… Так вот, пока писатели рассказывали, а «сапёр» оглаживал и легонько целовал плечо легкими касаниями – сама я смотрела на Стивена, который, спокойно подпирая стену на расстоянии, примерно, десяти метров – смотрел – на меня…
И, казалось, время застыло, все были поглощены очень таинственной по сути сценой, потому что как минимум двое или трое не понимали, какую они играют роль… Ну или по крайней мере – мне хотелось так думать… И Стивен в эту компанию не входил. Он-то отлично видел, что происходит. Как обычно, он понимающе мягко улыбался. И на этот раз я не расстроилась. Ни разу. Зачем же…
Но ничего нет на свете вечного, и мадам Гиллиан с роскошной раскрепощённостью – вероятно она тоже нюхнула – подкатила к нашей якобы общей троице, – уж не хочет ли она присоединиться, – мелькнула грязная мыслишка… Но нет, она просто позвала Марка якобы желая его с кем-то познакомить…
Ай да и писатели! Вот так вечеринка!
Часть клубчан к тому времени расположились в креслах с сигарами, часть за игорным столом. Дамы обосновались как в курительном салоне, так и в игре… Мне же ни одно из данных развлечений интересным не казалось. Другое дело дразнить Джорджа Ма́ртина! Я так умело раскручивала его на самовосхваление, что толстячок и душка уже доходил до кондиции, чтобы «влюбиться без памяти»… – вот уж с кем совсем не приходилось чувствовать себя уткой!
Но Стивен всё же разрушил нашу идиллическую комедию в стиле «а вот и не догадаешься, что тебя дурят». Он извинился и позвал меня посмотреть библиотеку. Ну и, конечно, овладел мною там же – между столами и полками книг. И мне это замечательно понравилось. Прекрасный клуб, прекрасные традиции. И главное – ничего не надо объяснять, здесь все всё понимали за словами.
