Лиз Карлайл
Ночь с дьяволом
Глава 20,
в которой миссис Ратледж получает подарок ко дню рождения
В тот день, когда исчез ее муж, Фредерика заперлась в спальне и проплакала шесть часов подряд. Хуже всего было то, что ей не с кем было поделиться своим горем. Бентли стал ей не только любовником, но и другом. Она была потрясена, когда осознала это, тем более что должна была его ненавидеть. А она его любила. И имела все основания считать, что будет любить всегда. За все свои восемнадцать лет жизни она не чувствовала себя такой одинокой и растерянной.
Когда солнце в сиреневой дымке стало склоняться к закату, она сползла с кровати, сжимая в кулаке носовой платок Бентли. От него исходил запах Бентли, и она совсем приуныла. Шмыгнув носом, она подошла к окну и взглянула на дорожку, ведущую к конюшне, – на всякий случай. Но никого не увидела. Стемнело, и стало очень тихо. Фредерике начало казаться, что она сделала большую ошибку. Но не станешь же просить совета у Хелен или у лорда Трейхорна? Ах, как ей не хватало ее семьи! Особенно Зои. И как ни странно, тетушки Уинни. Она понимала мужчин, и ничто не могло се шокировать. Фредерика вернулась в постель и, размышляя, не написать ли тетушке, крепко заснула.
На следующее утро она встала поздно и еще разок хорошенько выплакалась. Потом умылась холодной водой. Она не знала, что говорить и что делать. И уж конечно, не знала, что сказать семье Бентли. Наверное, придется сказать правду. Просто лежа в кровати и жалея себя, проблему не решить. Можно лишь окончательно потерять уважение к себе.
Позвонив Джейни, она сложила тетради Кассандры с намерением вернуть их на место. Прибежавшая на звонок Джейни принесла новость.
– Перед завтраком из Бельвью приехал конюх, – рассказала она, разглаживая морщинки на ночной сорочке Фредерики. – Он сказал, что его хозяйка хотела бы увидеться с вами сегодня. До полудня она будет в ризнице, а после этого – дома.
Фредерика молча оделась. Интересно, что могло потребоваться Джоан? Слышала ли она о том, что Бентли уехал? Господи, неужели вся деревня знает, что муж Фредерики ее покинул? С тяжелым сердцем она спустилась к завтраку. За столом сидела одна Хелен.
– Не отчаивайся, дорогая, – улыбнулась она, наливая Фредерике кофе. – Он вернется. Он всегда возвращается, как только успокоится.
Фредерика отодвинула тарелку.
– А я, может быть, не хочу, чтобы он возвращался. Я считаю, что брак слишком серьезная вещь, чтобы расторгать его, практически не объяснив причин.
– Ты права, – поддержала ее Хелен, снова садясь за стол. – Но он тебя любит и в конце концов поймет это. И будет без конца извиняться и каяться. Только дай ему время.
Фредерика взглянула в глаза Хелен.
– Вы думаете, он меня любит? Хелен улыбнулась.
– Он ни за что не женился бы на тебе, Фредерика, если бы не любил, – уверенно сказала Хелен. – Поверь, Бентли ничего не станет делать, если сам не захочет. Он был таким всю свою взрослую жизнь. Хотя, насколько я помню, ребенком он был очень милым и послушным. Ее слова привели Фредерику в смятение.
– Так вы… вы знали его, когда он был ребенком? Хелен покраснела.
– Видишь ли, девочкой я некоторое время жила здесь, – призналась она. – Бентли в то время был совсем малышом. Разве ты не слышала старых сплетен об этом? Моя мать, Мари, была любовницей Рэндольфа.
Фредерика чуть не охнула от неожиданности. Мари? Этим именем была подписана книга, подаренная Рэндольфу! Так это была мать Хелен?
Хелен покраснела еще сильнее.
– Но как только мне исполнилось семнадцать лет, я уехала учиться в Швейцарию, – продолжала она. – Потом Кэм женился, и я долгие годы не видела никого из членов семьи.
Фредерика поставила на стол чашку.
– Извините, – пробормотала она, отодвигая стул. – У меня что-то нет аппетита. Пожалуй, я лучше прогуляюсь.
Хелен положила ладонь на руку Фредерики.
– Не буду нарушать твое одиночество, дорогая, – пообещала она. – Но постарайся не волноваться – ради ребенка, хорошо? А если захочешь поговорить с кем-нибудь, дай мне знать.
Фредерика кивнула и вышла из столовой. Хелен была такая добрая, к тому же настоящая леди. Не странно ли, что эта загадочная Мари оказалась ее матерью? Наверное, с этим была связана какая-то скандальная история. Ей вдруг подумалось, что в Чалкоте у нее одной нет в прошлом никакой страшной тайны.
Утро было довольно прохладное, но Фредерика, направляясь в церковь Святого Михаила, даже плащ не накинула. Она застала Джоан в ризнице за починкой одеяний певчих из церковного хора. Кузина Бентли, отложив иголку, поднялась навстречу Фредерике.
– Спасибо, что пришли, – проговорила она. – Я не была уверена, что вы придете после того, что произошло. Заметьте, о том, что произошло, я не знаю. Но Бентли говорит…
– Так вы его видели? – прервала ее Фредерика с надеждой в голосе.
Джоан печально покачала головой.
– К сожалению, нет, – смутилась она. – Но у меня есть кое-что для вас. Наверное, к дню вашего рождения, да? Хотя я не уверена. Вчера поздно ночью Бентли заезжал в Бельвью и просил передать это вам. И еще записку, которую он оставил для вас.
– К моему дню рождения? – удивилась Фредерика, принимая из рук Джоан два послания. – Но до него еще несколько месяцев. Сомневаюсь даже, что Бентли знает дату.
– Он говорил, что день рождения будет в декабре, – заверила ее Джоан. – Я предупреждала его, что неразумно тратить такую кучу денег, даже не спросив сначала вашего мнения.
– Моего мнения? – растерялась Фредерика, глядя на бумаги. Первая представляла собой записку, запечатанную красным воском и печатью Бентли. А вторая – туго свернутый в трубочку документ, перевязанный голубой ленточкой.
Джоан вдруг занервничала.
– Мне все это очень не нравится. Может быть, я делаю ошибку? Бентли, кажется, поставил меня в неловкое положение, и мне хотелось бы надавать ему за это затрещин.
Фредерика опустилась на стул.
– Я должна открыть их? Джоан пожала плечами:
– Именно так он сказал моему дворецкому. Сначала свернутый в трубочку документ – так он распорядился.
Фредерика развязала ленточку. Это был оформленный по всем правилам юридический документ со всеми необходимыми печатями и подписями. Она вгляделась более пристально. Это была купчая. Купчая… на что?
– Бельвью, – объяснила Джоан, словно прочитав ее мысли. – Это купчая на Бельвью. Сюда входит половина первоначальной земельной площади Чалкота, которая была завещана маме. – Джоан как-то нервно рассмеялась. – Видите ли, земля должна оставаться во владении семьи, иначе призрак дедушки Джоана будет мучить меня всю дорогу до Австралии.
– Извините, вы сказали «до Австралии»? – совсем запутавшись, спросила Фредерика.
Джоан озадаченно взглянула на нее:
– Да. Мы с Бэзилом переезжаем в Австралию. Господи, неужели Бентли не говорил вам об этом?
– Ни слова, – покачала головой Фредерика. Джоан рассмеялась.
– Это на него очень похоже. Конечно, я рассказала ему по секрету. Но я совсем не хотела, чтобы он хранил это в тайне от своей жены!
Купчая задрожала в руках Фредерики. Ей вдруг стал понятен хотя бы частично смысл его таинственного разговора с Джоан.
– Я не понимаю… – прошептала она. – Значит, у нас будет… Значит, Бентли купил… Бельвью? Для меня?
У Джоан вытянулось лицо.
– Вам не нравится это поместье? – удивилась она. – Я понимаю: дом очень большой и чересчур элегантный. Но Бентли говорил, будто вы не раз говорили, что полюбили Глостершир и очень хотели бы иметь собственный дом.
Фредерика чуть не расплакалась.
– Но Бельвью так великолепен, – прошептала она. – Это, наверное, самый красивый дом из всех, какие мне приходилось видеть.
Джоан вздохнула с облегчением.
– Вот и хорошо! Значит, он будет ваш. Мне не хотелось продавать его посторонним людям, так что предложение Бентли было для меня подарком судьбы. А теперь, дорогая, вам нужно прочитать записку, причем без посторонних глаз. Я понятия не имею о ее содержании, но знаю, что, если Бентли сочинял ее во взвинченном состоянии, там будет написан всякий вздор.
Фредерика попыталась отдать назад купчую.
– Спасибо, Джоан, но я, возможно, на некоторое время возвращусь в Эссекс, хотя еще ничего не решила.
Джоан пристально взглянула на нее.
– Вам не следует уезжать! – уверенно заявила она. – Ни ногой из этого графства! А Бентли просто нужно время, чтобы исправиться.
– Вы полагаете, что ему необходимо исправиться? – с любопытством спросила она.
Но Джоан смотрела в сторону, складывая одежду певчих.
– Мы все нуждаемся в этом, – уклончиво проговорила она. – Причем некоторые нуждаются в этом больше, чем другие.
Фредерика, собравшись с духом, спросила:
– Вы знали о Кассандре, не так ли? Однажды я нечаянно подслушала ваш разговор с Бентли в нефе.
Джоан на мгновение замерла на месте.
– Не спрашивайте меня об этом, – проворчала она. – Было время, когда у нас с Бентли не было секретов друг от друга. Но теперь… вам лучше спросить об этом своего мужа.
– Извините, – ответила Фредерика, – но я не знаю, у кого и о чем здесь можно спрашивать. Я не знаю даже, как она умерла.
Помолчав мгновение, Джоан объяснила:
– Мы, конечно, не уверены, но об этом ходило много слухов. У Кассандры была продолжительная связь с Томасом, кузеном моего мужа. Он был раньше здесь приходским священником.
Фредерика вытаращила глаза:
– Приходским священником? Джоан усмехнулась:
– Ужасно, не правда ли? И когда она с ним порвала, Том пришел в ярость. Они поссорились. Кто-то уронил лампу. Мы думаем, что это был несчастный случай. Кассандра погибла в огне.
– О Господи! – потрясенно выдохнула Фредерика. – А Томас? Что стало с ним?
– А вы не знаете? – спросила она. – Бентли его убил. Выстрелил прямо в сердце. Ничего другого ему не оставалось. Видите ли, Томас совсем спятил. Он взял в заложницы Хелен и Ариану. Бентли вам об этом не рассказывал?
Какое-то время Фредерика сидела, не в силах ни говорить, ни двигаться. Потом наконец покачала головой. Она не помнила, как попрощалась с Джоан, как прошла через восточную часть церкви и оказалась возле проема, завешанного куском парусины вместо снятой с петель двери. Откинув парусину, она вышла и уселась на ступеньке, чтобы собраться с мыслями.
Она почти жалела, что спросила Джоан о Кассандре. Значит, Бентли убил этого Томаса? Это ужасно. Однако у него не было выбора. Он оказался, судя по всему, в безвыходном положении. Что он в то время чувствовал? И что он чувствует до сих пор? Потом она вспомнила о его записке и вынула ее из кармана. Этот неразборчивый почерк принадлежал, несомненно, ему.
Дорогая моя жена!
Я понимаю, что нарушил условия нашего соглашения. Я считаю себя обязанным сделать это. Надеюсь, что ты в добром здравии будешь наслаждаться жизнью в Бельвью. Если он тебе не подойдет, свяжись с моим брокером на Ломбард-стрит. Стоддард уполномочен покрыть твои расходы, включая приобретение любой другой собственности. В этом случае выбери то, что придется тебе по вкусу, потому что я, видимо, сделать это не способен. Буду с нетерпением ждать вестей о рождении ребенка. Прошу тебя написать мне по адресу: Роузлендс-Коттедж, НортЭнд Уэри, Гемпшир.
С глубоким уважением Р.Б.Р.
У Фредерики задрожали руки. Она перечитала записку еще раз. Значит, это конец. Он действительно покинул ее. И она сама виновата в этом. Она предъявила ему невыполнимые требования. Она хотела заставить его делать то, чего он делать не смог. То, что на самом-то деле не имело к ним почти никакого отношения. И к их совместному будущему тоже. Разве это правильно? Она совсем запуталась! Возможно, выйти замуж совсем не означает копания в прошлом? Возможно, это означает лишь верность и любовь в настоящем?
Фредерика вспомнила о купчей, которую передала ей Джоан. Бентли купил Бельвью? Это не укладывалось в голове. Значит, он все-таки строил планы на будущее, хотя и в весьма своеобразной манере. Но он старался. Они оба старались. Но увенчаются ли их старания успехом? Теперь она уже никогда об этом не узнает. Она все испортила. еще вчера она была вполне уверена в правильности своих действий. Но теперь, после того как она увидела ужас в глазах своего мужа – и провела в одиночестве первую из многих одиноких ночей, – уверенности у нее сильно поубавилось.
Фредерика с трудом сдерживала слезы. Пора было отправляться домой и уж там как следует выплакаться. Но она поклялась себе, что это будет в последний раз. Надо было думать о ребенке. И ради этого она собиралась вернуться к своей семье. Возможно, это было проявлением слабохарактерности, но ей казалось, что она не сможет пройти через все это без их поддержки. Собравшись с духом, она встала и сунула записку Бентли в карман.
В этот момент она заметила рабочих на холме возле группы тисовых деревьев. Один из них повернулся, бросил в телегу лопату и повел лошадь под уздцы вниз по склону холма к воротам, выходящим в деревню. Она заметила, что на пустом месте в последнем ряду могил появился новый могильный камень. На могиле Кассандры. Она и сама не могла бы объяснить причину, но ей захотелось на него взглянуть. Может быть, после этого прошлое перестанет ее мучить? Может быть, она убедится, что с прошлым покончено?
Когда она добралась до вершины холма, рабочие уже закрывали ворота. Фредерика стояла одна в тени тиса, уставившись на гладкий желтовато-коричневый камень. Ей хотелось бы ненавидеть эту женщину, которой давно не было на свете. Ей хотелось ненавидеть ее за то, что даже из могилы она сумела достать их и разбить их счастье.
Что толку смотреть на ее могилу? Это ничему не поможет. Фредерика повернулась и стала спускаться по склону. Но что-то ее беспокоило. Она вернулась к могиле и снова взглянула на камень. Даты! Что-то здесь было не так. Она опустилась на землю и прикоснулась рукой к надписи. Год смерти Кассандры. Дрожащими пальцами она провела по грубой поверхности камня и вдруг начала кое-что понимать…
Господи! Но этого не может быть! Или может? Кассандра Ратледж умерла примерно двенадцать лет назад. Но ведь Бентли в то время был… совсем еще мальчиком.
В тот день на церковном кладбище Кэтрин сказала, что, когда Кэм женился, Бентли был в возрасте Джарвиса. Но Кассандра была совсем не той женщиной, которая занялась бы его воспитанием.
Фредерика почувствовала тошноту. Боже милосердный! Она все неправильно поняла! Она подумала… она предположила… худшее. Да, она поверила самому плохому о своем муже – но он и сам в это верил! Он говорил об этом ужасе с такой отстраненностью, как будто речь шла о ком-то другом, а не о нем.
«Я это делал. Я делал все, что она хотела».
«Ты не понимаешь. Есть у меня в голове нечто вроде шлюзового затвора. И если я его открою…»
«Если я его открою…»
Фредерика в ужасе отдернула руку от камня, как будто обожглась. Потом она вскочила на ноги и помчалась через погост, через дверь в стене, потом вверх по склону холма в Чалкот. Влетев в дом, она взбежала вверх по лестнице. Двери в садовые апартаменты были не заперты. Она вбежала в спальню и опустилась перед сундучком на корточки. Не раздумывая, она открыла крышку и стала вытаскивать одну за другой тетради Кассандры, пока не поняла, что больше не сможет унести. Оставив последние три тетради в открытом сундучке, она сломя голову помчалась вниз по лестнице в спальню Бентли, где и бросила всю охапку под скамью возле окна.
Потом она села, открыла первую попавшуюся тетрадь и начала читать. Сначала там были лишь смутные намеки. Никаких доказательств. Просто загадочные фразы и саркастические намеки вперемешку со слюнявым самолюбованием. Фредерика продолжала читать, и на сердце у нее становилось все тяжелее. К ней стучали в дверь, но она отказывалась кого-либо видеть. Во второй половине дня она исключительно ради ребенка согласилась принять у Куинни поднос с едой. Перекусив, она снова вернулась к своему занятию. Когда совсем стемнело, Фредерика дрожащей рукой закрыла последнюю тетрадь.
Кассандра была неглупа и глубоко порочна. Она совращала не спеша, со знанием дела. Об ужасной правде было совсем нетрудно догадаться. Почему же никто не заметил того, что происходило в доме? Ведь он был всего лишь мальчиком. Кто-то должен был следить за ним. Защитить его.
«Кэму это было безразлично, – сказал Бентли. – Если бы не было безразлично, он бы, возможно, заметил».
Вот они, ответы! Их было нетрудно найти, если бы кто-нибудь отважился их поискать. Где-то в глубине дома часы пробили шесть. Звук был низкий, печальный. Фредерика наконец дала волю слезам, устроив последнюю хорошую «выревку», которую пообещала себе на ступеньках, ведущих в церковь Святого Михаила. Ее плечи содрогались от рыданий. Но на этот раз она плакала не о себе.
* * *
Вдоль почтовых трактов Англии расположены тысячи постоялых дворов вроде «Кэт» и «Курьера» – мест не слишком убогих и не особенно грязных, но и на элегантность не претендующих. В «Кэт» имелась узкая темная пивная, спартанского вида столовая, а наверху – полдюжины комнат, которые сдавались постояльцам. Бентли частенько заглядывал в «Кэт», поскольку расположен он был между Честоном-он-де-Уотером и районом Большого Лондона и там можно было получить чистую, незавшивленную постель, а при желании – и чистую, незавшивленную девчонку, чтобы согреть эту постель. К тому же здесь можно было сыграть в кости или в карты, хотя на честность в игре не всегда можно было рассчитывать. Однако в то утро Бентли, проснувшись, не смог бы сказать, чем он занимался накануне и даже было ли сейчас утро. Он, черт возьми, этого не знал. Но кто-то, однако, имел наглость изо всех сил колотить в его дверь. А-а, пропади они все пропадом! Застонав, Бентли перевернулся на другой бок.
Но стук в дверь стал еще громче, пока не превратился в громоподобную барабанную дробь в его голове.
– Мистер Ратледж! – кричал пронзительный голос. – Сэр, уже половина первого. Я хочу узнать, желаете ли вы сохранить за собой эту комнату. А также уладить небольшое дельце насчет вчерашних… гм-м, расходов.
Бентли в ответ проворчал что-то нечленораздельное. Хозяин постоялого двора принял это, видно, как знак несогласия.
– Нет, сэр, я вынужден настаивать на этом! – Пронзительный голос зазвучал на октаву выше. – Придется заплатить долги. Моей пивной причинен огромный ущерб.
Бентли зарылся поглубже в подушку.
– Да пошли вы все… – проворчал он и вдруг, смутившись, почувствовал себя виноватым. С чего бы это? И тут он вспомнил. Фредди просила его не употреблять бранных слов. И как ни глупо это может показаться, ему было важно выполнить се просьбу. Пусть даже она этого не слышит и никогда не узнает об этом. Боже милосердный, он, видно, совсем лишился разума. Видно, вынесло из его головы последние мозги вместе с галлонами бренди, которые он пропустил через себя прошлой ночью.
Но все это напрасно, не так ли? Во всем христианском мире не хватит спиртного, чтобы заставить его забыть свою жену. И не тосковать по ней. И перестать скучать по вкусу ее губ и теплу ее руки в своей руке. Казалось бы, ничто не изменилось, но все было по-другому. Они с ней стали единым целым.
Он даже не заметил, как и когда это произошло. Одно он знал твердо: теперь он без нее не сможет существовать. У него было время поразмыслить, подумать над ее требованием. И теперь он понял – пора возвращаться домой. Пора просить прощения. Сначала у своего брата. Потом у своей жены. Она не оставила ему выбора. Он лишь надеялся, что не опоздал с раскаянием.
В коридоре перед его дверью хозяин начал перечислять разбитые оконные стекла, сломанные столы, разбитую посуду, осколки которой ему пришлось убирать. К тому же куда-то исчезла каминная полка… Видит Бог, для таких проделок он, пожалуй, стал слишком стар. Но что он все-таки натворил прошлой ночью? И с кем? Бентли ничего не помнил, хотя, похоже, именно этого он и добивался.
Неожиданно к голосу хозяина присоединился второй голос.
– Здесь, видно, немножко нашалили прошлой ночью, миленький? – спросил самоуверенный женский голос. – Не бойся. Ратледж – человек щедрый. А теперь дай-ка мне этот ключик.
Хозяин что-то возмущенно возразил. Бентли, заинтересовавшись, попытался сесть в кровати.
– Ну, будь хорошим парнем и дай мне этот ключ, – произнес женский голос, сопровождающийся стонами и глухими ударами.
– Мадам! – возмутился хозяин. – Это респектабельная гостиница!
– Конечно. А я респектабельна, как сама старая королева, упокой, Господь, ее душу!
Последовал еще один глухой удар и еще несколько стонов после чего в замочной скважине заскрежетал ключ. В комнату ворвалась Куинни, гордо неся перед собой бюст, словно нос линейного корабля. За ней по пятам следовал тщедушный хозяин, прыгая вокруг нее, словно не в меру усердный терьер, и пытаясь отобрать у нее ключ.
Куинни раздраженно повернулась и с размаху шлепнула ключ ему на ладонь.
– Держи, мой красавчик, и оставь нас вдвоем, – заявила она. – У меня к нему дело личного свойства.
– Еще бы! У таких, как вы, других дел не бывает, – ядовито заметил он. – Однако хотелось бы знать, когда он намерен заплатить за причиненный ущерб?
И глазом не моргнув Куинни задрала юбки, обнажив толстую молочно-белую ляжку с подвязанным к ней зеленым сафьяновым кошельком. Хозяин охнул и отвел взгляд.
– Это то, что вы называете пенсией по старости, миленький, – фыркнула она, доставая банкноту. Она сунула купюру ему под нос. Хозяин при виде ее судорожно глотнул. – А теперь, миленький беги вниз, пока я не сломала тебе руку, – нежно проворковала Куинни. – И пришли сюда чайник крепкого кофе, два сырых яйца и кружку крепкого портера.
Хозяин проворно выскочил из комнаты. Бентли с трудом приподнялся на локте.
– Подай мне пиджак, – прохрипел он, указывая трясущимся пальцем на кучу одежды, валявшуюся на полу. – Я расплачусь с тобой, Куинни, а потом ты уберешься отсюда. – Но комната закружилась перед его глазами, и он был вынужден снова упасть на подушку.
– Я не уеду без вас, мистер Би, потому что когда-то вы сделали для меня доброе дело, и старая Куинни этого не забыла. – Она подсунула руку ему под плечи и снова усадила. – Может, попробуем прогуляться по комнате, а?
– Убирайся, черт тебя побери! – проворчал он. – Я в неприличном виде.
– Ах, держите меня! – воскликнула Куинни в притворном ужасе. – Пощадите мои деликатные чувства!
Вскоре Бентли уже сидел полураздетый на краешке кровати. Комната почти перестала кружиться. Куинни пристально посмотрела ему в глаза.
– Да, вид у вас неважный, мистер Би, – протянула она. – Однако горячая ванна, свежая одежда – и вы снова станете прежним красавцем.
Бентли закрыл лицо руками. Он уезжал из Чалкота в такой спешке, что даже смены белья не захватил. Приятное зрелище он будет представлять собой, когда появится дома в грязной одежде, заросший щетиной. Фредди не захочет его простить.
Но Куинни указала жестом на саквояж возле двери.
– Я все упаковала сама, никто и не заметил, – гордо произнесла она. – Правда, забыла ремень для правки бритв и саму бритву. Потом Милфорд прислал кучера и приказал ему отвезти меня сюда, прямо как знатную леди. Конечно, мы потратили целый день, пока вас отыскали.
Бентли поднялся на ноги. Куинни подошла к двери и крикнула, чтобы принесли ванну и горячей воды. Примчалась запыхавшаяся служанка с подносом, и Куинни в мгновение ока приготовила кружку какой-то адской смеси и чуть не насильно заставила его выпить. Принесли сидячую ванну. Следом притащили несколько медных жбанов с горячей водой. И среди всей этой суеты она и ругала, и уговаривала его.
– Сколько уже дней вы в загуле? – спросила она. – Два дня, как вы уехали из Чалкота. Бедненькая миссис Ратледж просто вне себя.
Два дня? Где, черт возьми, он был в течение двух дней? Бентли смутно помнил, что выиграл небольшое состояние на каком-то состязании по боксу. И еще более смутно помнил, что проиграл весь выигрыш в затянувшейся на всю ночь игре в кости. Но кроме этого, он не помнил ничего.
– Черт возьми, Куинни, – пробормотал он. – Мне нужно ехать домой.
Куинни поставила перед ванной ширму и затолкнула за нее Бентли.
– Да уж, что правда, то правда, мистер Би, – пропыхтела она. – Ведь она уезжает. А миледи очень тревожится из-за этого.
Бентли замер.
– Кто уезжает?
– Миссис Ратледж, – сказала Куинни, – эта тощая девчонка. Ее служанка притащила с чердака дорожные сундуки, и они вдвоем упаковывают вещи. Собираются выехать на рассвете.
Он страшно расстроился. Но разве мог он ожидать чего-то другого?
– Мне, возможно, придется смириться с этим, Куинни, – признался Бентли. – Фредерика и я… ну, у нас с ней была достигнута договоренность…
Куинни фыркнула:
– Это у вас, возможно, договоренность, а ваша жена ждет ребенка, и ей нужен муж, который помог бы его растить.
Бентли застонал и шагнул в ванну.
– Не береди рану, Куинни, умоляю тебя.
– И она заперлась в своей комнате и проплакала целый день, – безжалостно продолжала Куинни из дальнего угла комнаты. Он слышал, как она встряхивала его одежду и открывала привезенный из дома саквояж. – И не ела ничего, – добавила она с тяжелым вздохом. – Бедненький ребеночек родится крошечным, словно бельчонок.
Ребенок. Боже мой, она говорит о ребенке.
А голос Куинни стал еще суровее:
– Поэтому я упаковываю ваши вещи, мистер Би. И вы отправляетесь с ней мириться. Чего бы вам это ни стоило.
– Попробую, – буркнул он, проворно намыливая тело. Он знал, что не может продолжать пить, не причинив себе какого-нибудь серьезного вреда. Может быть, сказывается возраст, а возможно, просто отсутствует желание, но он больше не мог ни сбежать от себя куда глаза глядят, ни совершить какой-нибудь действительно дикий поступок. К тому же далеко ли он сбежал на этот раз? Черт возьми, да он даже за пределы Оксфордшира не выехал!
Однако два дня пьянства не изгладили из памяти последнее требование Фредди. Но если Бентли сделает то, о чем она просила, он потеряет брата. А если не сделает, то останется без жены. Только теперь он осознал всю сложность ситуации.
Да, то, что заставляла его сделать Фредди, было похоже на сделку с дьяволом. Но возможно, это меньшее из двух зол? Да, он любит Кэма. Очень любит, хотя признаваться ему в этом не хотелось. Однако он устал от своей бродячей жизни. Устал не иметь ни собственного очага, ни дома, ни семьи. И он очень скучал по ней. Если бы он напился так, чтобы забыть обо всем этом, то скоро оказался бы в могиле.
Задумавшись, он долго сидел без движения в ванне, пока его не вывел из задумчивости голос Куинни.
– Мистер Би! – окликнула она его, уже смягчившись. – Поторапливайтесь, миленький. Нам бы только до дома добраться, а там разберетесь.
– Золотые слова, Куинни, – прошептал он.
