Она говорила о своем отце почти без эмоций, как и Бентли.
– А чьи это новые могильные камни? – спросила Фредерика. – Те, которые в конце ряда с надписью «О’Гэвин»? Или они относятся к другому ряду?
– Нет, – тихо произнесла Кэтрин. – Там похоронена… Мэри. Женщина, с которой у Бентли… были отношения. Когда он был совсем юным. Это была короткая связь. И был ребенок, Бриджет. Она тоже похоронена здесь со своей матерью.
У Фредерики перехватило дыхание.
– Я понимаю… Я бы не заметила, но имена…
– Это ирландская фамилия, – пояснила Кэтрин, прерывая молчание. – Мэри была из Сент-Джайлза, бедного, Богом забытого местечка. Но, насколько я поняла, моему брату она нравилась. А возможно, он просто жалел ее. Никогда не знаешь точно, какие чувства испытывает Бентли.
Фредерика не знала, что ответить. А сестра Бентли смотрела на нее, как будто ожидала каких-то слов.
– Иногда, – призналась она, – мне хочется задушить братца собственными руками. Он вам ничего об этом не рассказывал, не так ли?
– Рассказал… немного. Виконтесса несколько смягчилась.
– Ну ладно, по крайней мере он не переложил на мои плечи обязанность рассказывать вам все с самого начала, – пробормотала она, поднимаясь на ноги. – Подробности этой истории действительно печальны. Она, конечно, была… его любовницей. Если называть вещи своими именами, то это слово ничуть не хуже других. Она, не сообщив ему об этом, родила ребенка, когда он находился в Индии, но отдала дочь в воспитательный дом где-то в портовом районе Лондона.
Фредерика охнула:
– Это что-то вроде сиротского приюта? Кэтрин чуть помедлила, выпятив губы.
– Да, именно вроде сиротского приюта, – с горечью проговорила она. – И разумеется, ребенок умер, как и многие другие брошенные дети. Я до сих пор не понимаю, почему она не обратилась к нам или к кому-нибудь из друзей Бентли. Но теперь мы этого не узнаем, потому что Мэри вскоре умерла. И мать, и дочь были похоронены в Лондоне в могилах для бедняков. Узнав о ребенке, Бентли… – Кэтрин махнула рукой в сторону могилы.
– Силы небесные, неужели он перевез их останки сюда? – воскликнула Фредерика, почти бессознательно положив руку на свой живот.
Виконтесса некоторое время молчала.
– Удивительно, не правда ли? – заговорила наконец она. Удивительно, что именно Бентли настоял на этом и все организовал сам. Но так оно и было. Хотя Бэзил был не очень-то доволен тем, что на погосте церкви Святого Михаила будут могилы католиков. Но Бентли стоял на своем, и Кэм, слово которого являлось здесь законом, в конце концов согласился потому что Бентли совсем потерял голову. Господи, я никогда не видела человека, который был бы так, как он зол на мир. Ни с Кэмом, ни даже с моим мужем такого не бывает, хотя у них дьявольски горячий нрав.
– Просто он хотел, наверное, чтобы их помнили, – задумчиво сказала Фредерика. – И чтобы они были, так сказать, под его защитой. Думаю, что это хорошо говорит о Бентли. – История, рассказанная Кэтрин, почему-то вселила в нее уверенность, потому что она объясняла безрассудную боязнь Бентли лишиться возможности участвовать в жизни еще не родившегося ребенка.
Сестра Бентли довольно долго пристально смотрела на нее.
– Вы очень необычная девушка, дорогая моя, – признала она и медленно пошла по тропинке вперед. Фредерика, захватив свои букеты, нагнала ее, потому что виконтесса, судя по всему, именно этого от нее и ожидала.
Она легонько прикоснулась рукой к локтю Кэтрин, и виконтесса остановилась.
– Вы знали о том, что я рано осиротела? – спросила Фредерика. – В Португалии. Во время войны. Мне повезло, что моя английская кузина пожелала взять меня к себе. Возможно, поэтому я одобряю отзывчивость Бентли.
Кэтрин взяла Фредерику под руку.
– Думаю, что моему брату очень повезло в выборе жены, – сказала она. – Признаюсь, я очень боялась, что он снова впутался в какую-нибудь историю, тогда как, судя по всему, на сей раз произошло совсем обратное.
Фредерика вспыхнула от удовольствия:
– Спасибо.
Кэтрин наклонилась и смела с камня опавшие листья.
– Ужасно, наверное, быть похороненным там, где некому скорбеть о том, что тебя не стало, – прошептала она.
– Мне бы этого не хотелось, – согласилась Фредерика. Задушевный разговор закончился, и Кэтрин сменила тему.
– Какие необычные букеты, – восхитилась она, – глядя на цветы в руках Фредерики. – Вы принесли их специально на чью-то могилу?
– Признаюсь, я об этом не подумала, – смутилась Фредерика. – А эти букеты дали мне Джарвис и Мэдлин. Думаю, я положу их на могилу их бабушки. Сегодня это, наверное, будет особенно уместно.
Кэтрин улыбнулась, и Фредерика поняла, что сестра Бентли ей очень нравится.
– Ну что, Фредерика, хотите, я подвезу вас на холм?
Кэм ждет меня. Моя двуколка стоит прямо за воротами.
– Вы одна проехали весь этот путь? – удивилась она.
– Я всегда езжу одна, – усмехнулась виконтесса. – Я, знаете ли, ужасно экстравагантна. А сегодня двуколка запряжена парочкой красавцев серой масти, которых я только что приобрела в «Таттерсоллз» [16]. Обещаю не перевернуть нас!
Но Фредерике пока не хотелось возвращаться домой.
– Спасибо, но я, пожалуй, зайду ненадолго в церковь Святого Михаила, – сказала она. – Я была счастлива познакомиться с вами.
Поцеловав ее в щеку, Кэтрин накинула на голову капюшон и направилась к воротам. Фредерика, положив цветы рядом с букетом Кэтрин, стала спускаться по зеленому склону к церкви.
Церковь Святого Михаила была построена очень давно и надежно, местами было заметно, что строилась она саксонцами. Одним из таких мест была несколько разбухшая от дождей дверь, нижняя планка которой зацепилась за плиты, которыми был вымощен двор, и поэтому не закрывалась до конца. Каблучки полусапожек Фредерики тихо цокали по плитам пола, пока она шла по проходу между скамьями. В это время в церкви царил полумрак, потому что солнце еще не заглянуло в витражные стекла окон. Она не прошла на переднюю скамью, принадлежавшую членам их семьи, а села возле одной из внушительных норманнских арок. Едва успев расположиться, она услышала наверху голоса.
Фредерика с любопытством вытянула шею, оглядев сводчатый потолок. Она ничего не увидела, но снова услышала голоса. Мягкий голос женщины и гулкий мужской, говорящий что-то в ответ. Очевидно, они спускались с колокольни. Фредерика напрягла слух и услышала шарканье шагов по винтовой каменной лестнице.
Наверное, это всего лишь Джоан и Бэзил, решила она. Осторожно выглянув из-за колонны, она заметила темно-коричневую юбку женщины, но когда увидела мужчину, обомлела: это был не священник. Это был ее муж. Его широкие плечи заполнили весь проем двери, выходивший к алтарю. На одном плече у него висела свернутая кольцом измочаленная грязная веревка. Спустившись, он обернулся, протянул свободную руку и помог женщине сойти с последней ступеньки. Джоан и Бентли? Они немного задержались у двери, глядя в глаза друг другу. Фредерика понимала, что должна как-то дать знать о своем присутствии, но вместо этого она во все глаза смотрела, как Джоан подняла руку и легонько приложила ее к сердцу Бентли. Этот жест говорил о близости. Как между лучшими друзьями. Как между двоюродным братом и сестрой. И только.
– Бентли, ты уверен? – донесся шепот Джоан.
– Уверен, – решительно кивнул он. – Сделай это как можно скорее, но постарайся, чтобы Фредерика об этом не узнала.
– Думаю, тебе следовало бы сказать ей, Бентли, – тихо проговорила она. —Делай так, как будет лучше для твоего брака, а не для меня.
– Ах, Джоан, стоит ли снова говорить об этом? – печально произнес он. – Не могу себе представить, что мы с тобой расстанемся. Думаю, что до сегодняшнего дня до меня это не доходило.
– Мне уже сейчас тебя не хватает, – призналась она. – Я даже не ожидала, что так сильно привязана к тебе.
Бентли поднес к губам ее руку.
– У нас с тобой было столько общего, – сказал он. – Многое из того, о чем мы говорили, совсем не подобало слышать благовоспитанной девочке.
– А тебе разве подобало это слышать? – прошептала Джоан. – Почему ты всегда словно просишь прощения?
– Мне за многое следует просить прощения, – процедил он, направляясь к выходу. – Я всегда знал, что делаю, Джоан.
– Разве? – не поверила она. Он остановился, почувствовав напряжение в ее голосе. – Я уверена, что были случаи, когда ты не отдавал себе отчета в том, что делаешь. Например, в случае с Фредерикой, хотя теперь вес утряслось и она стала твоей женой. Ты связан с ней в глазах Господа, и связь эту разорвать нельзя. Так что, если тебе нужно получить прощение, проси его у нее.
Бентли резко повернулся к ней. Джоан все еще стояла в дверном проеме. Позади нее поднимались вверх и терялись в темноте каменные ступени лестницы.
– Есть кое-что похуже, чем откровенность, Джоан, – хрипло проговорил он. – И редко что бывает более пагубным, чем горькая правда. Думаю, что я едва ли смог бы найти утешение в правде. – С этими словами он повернулся и, поправив на плече свернутую кольцом веревку, пошел к выходу.
– Извини, Бентли, – крикнула ему вслед Джоан, – я тебя не поблагодарила! Очень мило с твоей стороны, что ты забрался на колокольню и заменил веревку у колокола. Спасибо.
Он, не оглядываясь, кивнул в ответ.
– Заменить эту проклятую веревку не составило большого труда, Джоан, – проворчал он. – На днях я пришлю работников, чтобы они сняли с петель эту дверь. Я выровняю ее рубанком, чтобы она закрывалась, когда идет дождь.
– Заранее благодарна тебе за это, – улыбнулась Джоан, глядя на него.0
Не сказав больше ни слова, Бентли вышел из церкви. А Джоан, раздвинув тяжелые шторы, ушла в ризницу.
В тот же вечер вся семья отправилась к Кэтрин в Олдхэмптон-Мэнор на ужин. Кэтрин настаивала на том, чтобы приехали все, включая детей, которые будут ужинать в детской с Арманом и Анаис. Фредерика должна была ехать в первой карете вместе с мужем. Однако во дворе Чалкота малышка Мэдлин обхватила ручонками колено дядюшки Бентли и не пожелала отпускать его, пока Бентли, рассмеявшись, не наклонился и не взял ее на руки. Тем временем Джарвис вскарабкался в карету к Фредерике. Таким образом, получилось, что в первой карете они отправились вчетвером, а остальные замыкали процессию, Джарвис захватил с собой дорожную доску для игр и, проворно ее раскрыв, извлек миниатюрные костяшки домино. Он очень хотел сыграть партию со своим дядюшкой. Мэдлин, забравшаяся на колено к Бентли, недовольно надула губы.
– Я тоже хочу играть, – заявила она и схватила пригоршню костяных прямоугольников.
Со всей дерзостью старшего брата Джарвис дернул к себе доску.
– Ты даже цифр не знаешь, глупая! – заявил он. – Чтобы играть, надо знать цифры.
Мэдлин уткнулась мордашкой в манишку Бентли, сердито сжав в кулачке его галстук.
– Я не глупая! – заплакала она. – Не глупая!
– Нет, миленькая, ты ни капельки не глупая. – Бентли поцеловал ее в висок, подумав о том, что Мэдлин окончательно приведет в негодность то, что некогда было красиво завязанным галстуком. На фоне широкой груди Бентли кулачок Мэдлин казался величиной с его большой палец.
– Дядя Бентли, заставь его позволить мне играть! – упрашивала она.
Джарвис заупрямился.
– Она не умеет играть! – запротестовал он. – Она все испортит!
– Это трудная игра, – поддержала его Фредерика, обнимая Джарвиса за плечи. – Но нам еще долго ехать. Может быть, ты успеешь научить Мэдлин этой игре?
Бентли кивнул.
– Чертовски трудная игра, – с притворной серьезностью подтвердил он. – Но я уверен, что Мэдлин могла бы обыграть меня. Потому что однажды я принял двойку за тройку в одной рискованной игре в «Собаке, играющей на скрипке». Я проиграл и лошадь, и сапоги, и мне пришлось возвращаться домой пешком в одних носках.
Из складок его галстука раздалось веселое хихиканье.
– Собаки не играют на скрипке, – убежденно заявила Мэдлин, взглянув на него снизу вверх.
Бентли приподнял брови.
– Я тоже так думал, – признался он, улыбаясь ей. – Но, поспорив, я и в этом случае проиграл – не коня, конечно, а всего лишь две гинеи, – потому что в Лондоне есть собака, играющая на скрипке!
Джарвис вытаращил глаза:
– Настоящая? Живая?
– Э-э, нет, к сожалению, уже не живая, – печально произнес Бентли. – Бедняжку переехал почтовый дилижанс, мчавшийся по Холборнской дороге. Но кабатчик сделал из нее чучело и поставил на задние лапки посередине подставки на козлах. И она играет на вот такой крошечной скрипке. – Бентли показал на пальцах размеры: примерно двенадцать дюймов. – Скрипку она держит под подбородком. Вот так. И мне показалось, Джар, что эта собака знает свое дело.
– Я хочу на нее посмотреть, – сказал Джарвис, забыв о размолвке с сестрой. – Дядя Бентли, возьми меня в Лондон и покажи собаку, которая играет на скрипке.
Мэдлин немедленно присоединилась к просьбе брата.
– И меня! И меня! Я тоже хочу! Бентли смутился.
– Это, пожалуй, такое место, куда ваша мама едва ли позволит вам пойти.
– Почему? – удивился Джарвис, пристально глядя ему в глаза. – Наверное, это низкопробный публичный дом?
Бентли вскинул голову в притворном возмущении.
– Что ты сказал?
– Кажется, он сказал «низкопробный публичный дом», – отчетливо повторила Фредерика. – Но я уверена, что тебе о таких местах ничего не известно, дорогой?
– Ошибаешься, он все о них знает, – простодушно поправил ее Джарвис. – Папа говорит, что именно там всегда можно отыскать дядю Бентли. С какой-нибудь официанткой, которая сидит у него на коленях. Я слышал, как папа говорил это маме.
– Как? Всего с одной? – усмехнулась Фредерика. – Так ты едва ли сможешь оправдать свою скверную репутацию! Ведь у тебя два колена!
Бентли мрачно взглянул на Джарвиса.
– Ты хочешь играть в домино, Джар, или ты хочешь молоть чепуху всю дорогу до тети Кэт? – спросил он. – Откровенно говоря, мне кажется, ты просто боишься проиграть.
– Играть! Играть! – запрыгала Мэдлин на коленях у Бентли.
– Я знаю, что мы сделаем, – вмешалась Фредерика. – Мы устроим командное соревнование.
– Как это? – удивленно распахнул глазенки Джарвис. Бентли пожал плечами.
– Командное домино – это серьезный спорт, – суровым тоном заявил он. – В него играют только самые заядлые игроки в самых темных и самых низкопробных публичных домах. Мы разделимся на команды и будем по очереди вытаскивать костяшки. Я советую тебе, Джар, взять в свою команду тетю Фредди. Она игрок что надо.
– Да уж, – пробормотала Фредерика. – В ранней юности я частенько игрывала в самых низкопробных публичных домах.
Джарвис с еще большим восхищением взглянул на Фредерику. Мэдлин захлопала в ладошки.
– А ты будешь в моей команде! – заявила она, поворачиваясь к дядюшке. – Будь в моей!
Бентли наклонился и звонко чмокнул ее в щечку.
– Непременно! – согласился он. – Как сказал Джар, заядлый игрок никогда не играет без хорошенькой девушки, сидящей у него на колене на счастье.
Фредерика как-то странно взглянула на него, и Бентли торопливо продолжил:
– А теперь, Джар, старина, положи домино вниз точечками, и мы позволим тете Фредди сделать первый ход.
В течение следующего получаса игра шла спокойно, игроки были дружелюбно настроены друг к другу, и Бентли незаметно направлял ручку Мэдлин, когда наставала очередь делать очередной ход. Он и впрямь умел обращаться с детьми Племянники и племянницы обожали его, и за несколько недель, проведенных в Чалкоте, Фредерика узнала, что его терпению в обращении с малышами нет предела.
Трудно поверить, что она когда-то считала, будто из него получится плохой отец.
Хотелось бы ей получить такую же уверенность в том, что он будет хорошим мужем. Несмотря на спокойный приятный день, Фредерика не могла забыть о разговоре, который подслушала утром в церкви. Что означали эти слова?
«Делай так, как будет лучше для твоего брака», – сказала она.
«Не могу себе представить, как мы с тобой расстанемся», – ответил он.
Такие слова могли говорить любовники при расставании. Однако она была уверена, что это не так. Бентли, вне всякого сомнения, был бабником. Но ведь даже его собственная сестра не верила, что он был влюблен в Джоан. Фредди подняла глаза и посмотрела на своего мужа.
Мэдлин сидела у него на колене. Копна ее светло-русых кудряшек находилась под его подбородком, а обутая в ботинок ножка болталась в воздухе, ритмично ударяя его по голени. Было, конечно, больно, но Бентли не жаловался. Он обхватил малышку рукой за талию. И они вслух считали точечки на костяшке домино. Да, отцом он будет хорошим. Окончательно придя к этому простому выводу, Фредерика почувствовала, словно сам Господь снял по крайней мере один тяжелый груз с ее сердца.
Она улыбнулась и взъерошила мягкие волосенки Джарвиса.
– Я думаю, – шепнула она, – что мы их обыграем, если пойдем вот этой костяшкой.
По прибытии в Олдхэмптон Бентли был немедленно перехвачен еще одной парочкой малышей. У лорда и леди Веденхайм были близнецы примерно на год моложе Мэдлин, и они тоже обожали своего дядюшку. Анаис и Арман были веселыми ребятишками, с мягкими черными волосенками, темными глазами и смуглой, как у Фредерики, кожей. При одном взгляде на них ей показалось, что она вернулась домой.
Фредерика с удивлением узнала, что сейчас у них гостят бабушка и кузина лорда Веденхайма. Бентли, торопливо поздоровавшись, отправился возиться на ковре с Мэдлин и близнецами. Казалось, никто не обращает внимания на визг и хихиканье, а также на шум, производимый Бентли, который галопировал на четвереньках через всю комнату. Кэтрин поднялась разок-другой, чтобы убрать с пути вазу или еще какой-нибудь хрупкий предмет, но в целом не обращала на эту кутерьму никакого внимания.
Джарвис, будучи выше подобных младенческих забав, сразу же направился к отцу, чтобы рассказать ему о доминошном матче. Вскоре взрослые заговорили о еде и винах. И тут Фредерика поняла, что им предстоит не простой ужин. Бабушка Макса и кузина привезли с собой из Лондона своего шеф-повара. Обе леди были родом с севера Италии и были очень разборчивы в еде.
Синьора Кастелли была миниатюрным седовласым тираном, а ее кузина, добродушная миссис Витторио, несколько моложе и толще ее, оказалась компаньонкой. Сжав в хрупких пальцах золотой набалдашник трости, синьора окинула Фредерику взглядом с головы до ног, а миссис Витторио принялась описывать кулинарные изыски, которые им предстояло отведать за ужином. Кэтрин, улыбаясь своей загадочной улыбкой, с готовностью сложила с себя полномочия хозяйки, узурпированные этой парочкой.
Вскоре Бентли устал, и все детишки, кроме Арианы, помчались в детскую, чтобы занять места на конях-качалках, которых синьора привезла из Лондона. Прозвучал колокол, созывающий к ужину, и лорд Трейхорн, как это повелось в Чалкоте, повел к столу Фредерику. Втайне она была несколько разочарована, потому что ей хотелось сидеть рядом с лордом Веденхаймом, который заворожил ее своим внешним видом.
Она наблюдала за ним, пока все семейство рассаживалось вокруг стола. Виконт был, пожалуй, самым высоким среди присутствующих мужчин. Он чуть сутулился, а руки его казались одновременно и тонкими, и мощными. Его волосы и глаза были черны как смоль, а на мизинце правой руки он носил неограненный изумруд размером с полупенсовик, хотя на его руке он совсем не выглядел крупным. У Веденхайма тоже была смуглая кожа, но более темного оттенка, чем у его детей. У него был крупный крючковатый нос, а несколько длинноватые волосы он носил гладко зачесанными назад. Если лорд Трейхорн был одет в удобную загородную одежду, а Бентли всегда предпочитал обдуманно небрежный стиль, то муж Кэтрин был в строгом черном костюме.
Хотя у него был французский титул, говорил он не с французским акцентом. Он напоминал немецкий или итальянский, но даже Фредерика, которая много путешествовала и научилась различать иностранную речь, не смогла бы с уверенностью сказать, какой именно. Но откуда бы он ни был родом, Веденхайм выглядел человеком, с которым шутки плохи. Рядом с ним сидела Хелен, и, судя по всему, они были старыми друзьями. Вскоре разговор зашел о листовой плесени, поразившей виноградники на родине Хелен.
Лорд Трейхорн чуть наклонился к Фредерике.
– Вы, возможно, не знали, что муж Кэтрин занимается виноделием, – сказал он. – Или, вернее, этим занимается его бабушка. А Макс, как правило, не уделяет винограду большого внимания.
– Вот как? – удивилась Фредерика. – А Бентли, кажется, говорил однажды, что он работает в полиции.
– Да, и это тоже, – согласился Трейхорн. – И если верить тому, что говорят, он отличается весьма крутым нравом.
У Фредерики округлились глаза.
– И он все еще?..
Трейхорн немного помолчал. Но в этот момент вошли два лакея, один из которых подавал тарелки, а другой наполнял их из хрустальной салатницы.
Хелен кивнула, и ее тарелку тут же наполнили.
– Выглядит восхитительно! – воскликнула она, набирая салат на вилку. – Скажите мне еще раз, миссис Витторио, что это за зелень?
– Шпинат, – вмешалась синьора, пристально глядя через стол на Фредерику.
– Да, – подтвердила миссис Витторио. – Это шпинат. Очень молодой и очень нежный.
Наконец лакей с салатом дошел и до Фредерики. Наполнив ее тарелку, он пошел было дальше. Но синьора прищелкнула пальцами.
– Добавь еще, – приказала она, жестом указывая на Фредерику.
Чуть помедлив, лакей положил в ее тарелку вторую порцию салата. Старая женщина взяла вилку и примяла салат на переполненной тарелке.
– Ешь, carissima [17], – приказала она. – Тебе это нужно.
Фредерика принялась за еду. Хотя старая хрупкая женщина приковыляла в столовую с помощью своей роскошной трости, Фредерику это не обмануло. Она ничуть не сомневалась, что, если кто-то осмелится вызвать неудовольствие синьоры, она не раздумывая этой самой тростью отлупит провинившегося.
Остальная часть ужина прошла в том же духе: синьора решала, что именно и в каком количестве должна есть Фредерика, и ни один человек за столом не противоречил ей, словно между ними существовало молчаливое согласие всячески ублажать старую женщину. Еда, однако, не была заурядной. Каждое блюдо было великолепным. Но в конце концов ужин закончился, разговоры смолкли, и леди поднялась из-за стола. Синьора взяла свою трость и стукнула ею в пол. Все головы повернулись к ней.
Она взглянула на Веденхайма.
– Свой портвейн, мой внук, вы будете пить в курительной комнате, – сказала она. И это звучало не как просьба.
Веденхайм чуть улыбнулся уголком губ.
– Разумеется, мэм, как вам будет угодно.
Старая женщина не удостоила его ответом, она повернулась и направилась к двери. Веденхайм жестом приказал лакею отнести графин и поднос с бокалами в соседнюю комнату, поэтому Бентли вскочил, чтобы открыть дверь синьоре.
На пороге, однако, старая женщина остановилась и обратилась к нему.
– Заколдованный рыцарь, – прошептала она. – Вот мы и встретились снова. У нас осталось одно не доведенное до конца дельце, не так ли?
Бентли лениво улыбнулся:
– Какого рода дельце, мэм?
Старая женщина лукаво посмотрела на него.
– Пойдем-ка в библиотеку. Я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз. Если хочешь, захвати с собой свой портвейн. Я даже настаиваю на том, чтобы ты это сделал.
Десять минут спустя Бентли, прихватив с собой бокал портвейна, уже шел в слабо освещенную библиотеку. «Будь я проклят, – думал он, пока его глаза привыкали к сумраку, – если знаю, какого черта я впутался в эту историю!»
Она была уже там, эта чокнутая посланница ада, этот демон от виноторговли. Она устроилась в темном углу, словно паучиха «черная вдова», поджидающая свою жертву. Бентли был знаком с синьорой Кастелли. Раз или два ему приходилось встречаться с этой внушающей суеверный страх старой женщиной, но он решительно не знал, что ей было нужно от него сейчас.
Синьора сидела в напряженной позе за маленьким столиком, одетая, как всегда, в черные шелка. Ее шею украшало тяжелое золотое распятие, висевшее на нитке черного янтаря, в ушах были серьги из рубинов размером с ягоду малины.
– Подойди ближе, рыцарь, – тихим хриплым голосом приказала она. – Я стара, и зрение мое слабеет. Но ты такой красивый мужчина, что даже мне хочется как следует полюбоваться тобой.
– Всегда готов доставить удовольствие дамам, – небрежно ответил он.
Старуха, услышав это, хихикнула.
– Что правда, то правда, – согласилась она. – И в этом половина твоей проблемы.
Бентли рассмеялся и пересек комнату, подойдя к столу, где сидела синьора. В камине горел огонь, но его пламя почти не освещало комнату. Синьора смотрела на него, и одна половина ее лица была освещена пламенем, а другая оставалась в тени. Бентли сел, а она придвинула к себе единственную свечу, отчего на ее лице заметались жутковатые тени. Потом она взяла со стола сверток, завернутый в черную ткань, развернула его и достала толстую колоду старых потрепанных карт.
– Э-э, нет, – запротестовал Бентли, отодвигая свое кресло. – Нет, синьора. Вы сегодня пригласили сюда не того мужчину. У меня нет желания заглядывать в будущее.
Старуха усмехнулась.
– Понятно. Потому что ты боишься его, рыцарь, – пробормотала она, вставая из-за стола и подходя к камину. – Мы все боимся – если достаточно дальновидны.
Бентли встал.
– Право же, синьора Кастелли, – взмолился он. – Я ценю ваше благородное намерение, но дальновидностью я не отличаюсь, так что предпочитаю получать от жизни сюрпризы.
Ее лицо приняло суровое выражение.
– У твоей жены три месяца беременности, рыцарь, – отчеканила она. – В твоем браке не все идет гладко. А что касается сюрпризов, то, я бы сказала, их у тебя хватит на целую жизнь.
Бентли почувствовал, как сердце у него вдруг замерло от страха. Синьора, как всегда, знала то, что вовсе ее не касалось. Если о состоянии его брака можно было без труда догадаться, то относительно беременности его жены знали немногие. Интересно, что еще она знала? Он вдруг почувствовал себя очень неуютно в ее присутствии.
«Но ведь она всего лишь чудаковатая старуха», – напомнил он себе. Кэм, наверное, рассказал Кэтрин о состоянии Фредерики, а Кэтрин сказала об этом синьоре. И ничего в этом нет загадочного. Он взглянул на нее. Она стояла у камина, повернувшись к нему согнутой от возраста спиной.
– Почему бы вам не пойти в гостиную и не погадать кому-нибудь из присутствующих леди, мэм? – предложил Бентли. – Уверен, что Хелен, например, это бы очень заинтересовало.
Старуха пренебрежительно взглянула на него через плечо, достала из кармана бумажный пакетик и высыпала его содержимое в огонь. Оперевшись на каминную полку, она так низко наклонилась над пламенем, что Бентли испугался, что она упадет в огонь. Уголь зашипел и стал потрескивать. Пошел белый дым, который, свиваясь спиралью, зазмеился к дымоходу. Синьора Кастелли наклонилась еще ниже и сунула в струю дыма колоду карт.
Бентли сорвался с места и оказался рядом с ней.
– Боже милосердный, синьора! – вскричал он. Держа ее за талию, он выхватил из огня ее руку. – Надо быть осторожнее!
Старуха рассмеялась ему в лицо. Схватив за запястье, Бентли стал осматривать ее руку, поворачивая то так, то этак. Как ни удивительно, пламя не подпалило даже черное кружево на ее манжете.
– Ну как, заметили ожоги? – усмехнулась она. – Думаю, что нет.
Бентли отпустил ее руку и осторожно взял ее под локоть.
– Вам повезло, синьора, – сказал он, сопровождая ее к креслу. – Что, черт возьми, вы собирались сделать?
Синьора с усилием опустилась в кресло.
– Карты следует очистить, – прошептала она, бросая взгляд через плечо. – Только так можно добиться ясного видения.
Бентли вернулся на свое место.
– При всем моем уважении к вам, мэм, мне все это кажется абсолютным вздором.
Синьора Кастелли указала на него костлявым пальцем.
– Тебя и без того окружает уже немало зла, – заявила она. – И не тебе отказываться, когда кто-то предлагает разложить на тебя карты. – С этими словами она шлепнула на стол колоду карт. – Прикоснись к картам, погладь их и настройся на невидимое.
Бентли умудрился даже подмигнуть ей.
– Синьора, мне всегда больше везет, если карты тасует прекрасная женщина. Начинайте, ну что же вы?
Старуха что-то проворчала.
– Какой же ты трус! – возмутилась она. – Красивый и трусливый англичанин, который боится узнать будущее! Ну же, смелее! Подумай о женщине и ребенке! Сними колоду трижды налево левой рукой! – скомандовала она.
Позднее Бентли не смог бы объяснить, что с ним приключилось, но его пальцы стали действовать сами по себе, словно принадлежали не ему, а кому-то другому. Он и опомниться не успел, как снял эти проклятые карты. Левой рукой. Налево.
– Вот, – проворчал он, закончив.
Старуха снова смела со стола карты и перетасовала их на удивление проворными пальцами. Мастерски орудуя картами, она выложила два ряда по десять карт и крест из шести карт. Бентли с некоторым интересом наблюдал за этими манипуляциями. Он уже видел эту салонную игру, а однажды даже позволил ей погадать ему. Каждый раз карты раскладывали по-другому. На сей раз это было нечто совершенно странное.
Методично переворачивая карты верхнего ряда, она мельком взглянула на него.
– Мы заглянем только в настоящее и будущее, рыцарь, – пояснила она. – Прошлое нам известно. Слишком хорошо известно, не так ли?
– Как вам будет угодно, мэм, – сказал Бентли, поудобнее устраиваясь в кресле.
Что-то проворчав, старуха переворачивала карты верхнего ряда, время от времени тыча пальцем в одну из них и что-то бормоча себе под нос. Потом она принялась медленно переворачивать карты нижнего ряда. Лицо ее постепенно бледнело, рука задрожала. Проклятие! Бентли надеялся, что старуха не доведет себя до сердечного приступа. Де Роуэн, или Веденхайм, или как там еще он себя называл, снимет ему голову с плеч, если его драгоценная бабуся из-за Бентли протянет ноги.
– Странно, очень странно, – удивилась синьора. – Независимо от моей воли твое прошлое, истекая кровью, марает ею твое настоящее. – Она закончила открывать карты нижнего ряда. Бентли заметил, что некоторые карты оказались перевернутыми. Он знал, что обычно это означало плохие новости. Удивительно, как запоминаются подобные пустяки. Синьора перешла к выложенному кресту. Открыв верхнюю карту она с удовлетворением прошептала: – Отлично!
Бентли взглянул на карту. На ней был изображен Заколдованный рыцарь. Рисунок выгорел и был едва различим, но это не имело значения. Он видел его раньше. Средневековый воин с обнаженным мечом, одетый в красную тунику, сидит на белом коне, которого изо всех сил старается сдержать. Его лица не видно, а тело прикрыто массивным щитом.
Она потыкала в карту кончиком пальца.
– Белый конь означает чистоту и дар предвидения, – загадочно произнесла она. – И говорите высоких помыслах личности, стремящейся стать лучше и духовнее. Однако красная туника на всаднике, а также первая карта здесь, – она прикоснулась к карте в верхнем ряду, – они говорят о том, что вы боретесь с грехом, мистер Ратледж. И что за этим щитом вы пытаетесь скрыть свою истинную натуру.