Лия Янурова
Призраки не существуют
– Привыкать к форме заключенных. Правда, мне не идет оранжевый, он не подходит к цвету моих глаз, – я пытаюсь смотреть на Криса осуждающе, но даже такая дурацкая шутка вызывает у меня улыбку. Ком в горле отступает, как и слезы; надо как-нибудь поблагодарить парня за умение разрядить даже самую напряженную обстановку.
– Нужно сказать правду, – настаивает Амелия. – Вскрытие, – она болезненно морщится: никому из нас не приносит удовольствие мысль об Алексе на секционном столе, – покажет, что мы тут ни при чем.
– Тогда они повесят убийство на кого-нибудь из нас – не писать же в свидетельстве о смерти, что Алекс погиб от потусторонних сил, – Крис ногтем рисует каракули на окне машины, что покрылось инеем. – Разбираться никто не будет. Кто там был ближе всего к погибшему? Майкл, ты? Вот тебя и посадят.
Теперь Крис, к сожалению, убийственно серьезен. Майкл вздрагивает и невидящим взглядом смотрит на экран своих часов.
– Может, полиция установит смерть от несчастного случая? – говорит Сэм. – Тогда и виновных не будет.
Я прячу лицо в ладони.
– Тело Алекса еще не остыло, а мы в подробностях обсуждаем обстоятельства его смерти. Вы себя-то слышите? – из-за ладоней у лица мой голос звучит приглушенно, но остальные притихают.
Я поднимаю голову и смотрю на Криса. Сэм неловко елозит на сиденье.
– У нас нет выбора, – оправдывается Амелия, кусая нижнюю губу. – А как мы можем быть уверены, что вскрытие покажет смерть от несчастного случая? Я не хочу, чтобы кто-то из нас сел в тюрьму.
Она смотрит на брата. Майкл отвечает ей тяжелым взглядом.
– У меня есть идея, но она вам не понравится, – с этими словами он открывает карты на телефоне. Из его кармана тянется шнур зарядки, подключенный, наверное, к пауэрбанку. – Помните, мы какое-то время ехали у обрыва?
– Да, – я припоминаю быструю реку, лес по другой берег, макушки деревьев, припорошенные снегом. Вскоре после этого мы въехали в лес.
– Река не замерзла, значит, течение сильное, – продолжает Майкл, рассматривая точку на карте. – Людей рядом нет.
Когда я понимаю, к чему он ведет, сердце срывается в пропасть.
Мишель всем телом поворачивается к Майклу.
– Ты упал с лестницы и ударился головой? Ты предлагаешь сбросить его тело в реку?
Все это время она молчала, и я как-то не обращала на нее внимания, загруженная собственными мыслями. Теперь я вижу, что глаза у нее опухшие, губы красные, а на щеках – грязные дорожки от слез, смешавшихся с тушью.
– Я предлагаю спасти нас всех, – раздраженно отвечает Майкл. – Алекса мы не вернем, но можем обезопасить себя. Можно сказать, что мы разругались, и Алекс ушел на улицу и не вернулся. Не знаю, придумаем что-нибудь. Или вам хочется рискнуть своей свободой?
Он складывает руки на груди и обводит нас взглядом.
– Так я и думал, – произносит он.
– Я боюсь идти обратно, – сиплым голосом говорит Сэм. – Там же… это.
– Нам все и не нужны, – Майкл смотрит на меня. – Эмма, Крис, вы как?
Я киваю. Перспектива вернуться меня не радует, хочется съежиться на сиденье и уснуть – а еще лучше, проснуться от этого кошмара, – но я уже взрослая девочка и понимаю значение слова «ответственность».
– Я с вами, – присоединяется Амелия. – Не отсиживать же зад в машине, пока вы делаете всю грязную работу.
Прежде чем выйти из машины, я пытаюсь разблокировать телефон, который взяла с собой. С экрана на меня смотрит умный пес с красивыми глазами. Сэм вдруг всхлипывает рядом с моим ухом.
– Бернард. Пес Алекса, – кое-как выговаривает он и прижимает кулак к губам.
Сэм, Мишель и изрядно опустевшая бутылка вина остаются в машине, а мы возвращаемся к особняку. Я иду быстро, стараясь ни о чем не думать, и просто слушаю хруст снега под нашими ботинками.
– Заходим, быстро поднимаемся, забираем… тело и уходим, – в привычной манере командует Майкл, когда мы поднимаемся по крыльцу. – Дверь изнутри запирать не буду. Если вам что-то угрожает – бегите. Постарайтесь еще и кричать, чтобы мы понимали, где вы находитесь.
– Уж с этим проблем не будет, – буркнул Крис и взял меня за руку. Я одобряюще сжимаю ее и отпускаю – вдвоем передвигаться неудобно.
– Будьте осторожны, – напутствует Амелия. – Майкл, только попробуй умереть. Я расскажу маме, как ты курил за школой в пятом классе, и она тебя с того света достанет.
Майкл усмехается, потом потирает переносицу.
– Поверить не могу, что я всерьез рассуждаю о таких вещах, но мне кажется, что эта сущность успокоилась после смерти Алекса, – говорит он. – Нам же удалось выбраться без всяких происшествий.
– Хочешь сказать, она избирательна в своей кровожадности? – выгибает бровь Амелия.
– Я не оккультист, не разбираюсь, и потому ничего не хочу сказать – так, пытаюсь вселить в нас уверенность. Неудачный каламбур. Давайте просто покончим с этим, – Майкл распахивает дверь.
В доме тихо и, на первый взгляд, пусто. В зале по-прежнему горит свет, в камине с тихим шипением догорают поленья, рядом с окном валяется стул, которым мы это самое окно пытались выбить. Вещи разбросаны, еда и напитки тоже. Если не знать, что здесь произошло, можно решить, что вечеринка прошла удачно, и гости отсыпаются где-то наверху.
– Крис, поищи куртку Алекса, – говорю я. – Если мы врем полиции, нужно делать это правдоподобно. Даже в пылу ссоры и алкогольном опьянении никто не сунется в мороз без верхней одежды. Телефон я нашла, он у Сэма.
Амелия с Крисом осматривают гостиную, проверяют шкаф, а я поднимаюсь вместе с Майклом на второй этаж. Страх отступил, усталость тоже: я мыслю ясно и трезво, потому что если мы упустим что-то из виду и следы приведут обратно к нам, нам всем сидеть за решеткой. Раньше это казалось невозможным, но сейчас, когда угроза маячит совсем близко, я вдруг понимаю, что совсем не хочу оказаться в тюрьме.
Перед нужной дверью вся решимость улетучивается, словно песчинки сдули с пальцев. Я смотрю на Майкла, который встал передо мной и держит руку на двери, не решаясь ее толкнуть. Спина и плечи напряжены, кулаки сжаты. Я хотела предложить пойти первой, но слова черствым куском хлеба застряли в горле.
Я жду чего угодно: пропавшего тела, кровавых посланий на стенах, тени в углу. Но когда дверь открывается, мне сложнее всего принять то, что ничего не изменилось. Алекс сидит в той же позе с закрытыми глазами.
– Я не могу, – всхлипываю я. – Майкл, я не могу.
Майкл садится на корточки рядом с телом. В серебряном свете его кудряшки приобретают почти волшебное свечение.
– Тогда скажи ребятам открыть багажник. Я сам его принесу, – ничего не выражающим тоном говорит он. – И еще: собирайте вещи.
Я киваю и бросаюсь к лестнице, оставляя Майкла одного.
Майкл
Уф-ф, приятель. Какой ты тяжелый.
Я беру тело Алекса на руки и шагаю к двери, пошатываясь под его весом. Я стараюсь не думать о том, что несу мертвеца. Честно сказать, это вообще не первый раз, когда Алекс у меня на руках – где-то с десяток походов в бар заканчивались тем же. Алекс совершенно не умеет пить, не знает меры. Поэтому сочетание алкоголя и снотворного для него было смертельным.
Когда я опускаю Алекса в багажник, в ушах звенит. Я почти не слышу Криса, который мне что-то говорит, просто киваю, лишь бы он отстал. Меня тошнит, мне холодно и жарко одновременно, хотя к этим ощущениям я уже немного привык.
– Тогда ты за руль? – переспрашивает Крис.
– Что? Нет, давайте не я. Мне что-то нездоровится, – спохватываюсь я.
Крис понимающе кивает.
– Тогда я повезу нас, а Амелия будет в машине Алекса. Сядешь к ней?
– Да, – выдыхаю я. Я бы хотел остаться с Мишель, но в той машине слишком много народу.
Я сказал правду: чувствую я себя отвратительно. Но еще не прозвучал финальный аккорд.
– Смотрите! – ахает Эмма, показывая на особняк.
В одном из окон, что выходит на нашу сторону, мигает свет.
– По машинам, живее! – торопит нас Крис. Мишель по-прежнему сидит в машине, но я вижу, как она тоже смотрит на дом, а потом отворачивается и закрывает лицо руками.
Я сажусь на заднее сиденье. Я так устал притворяться, что даже не делаю вид, что испугался.
Когда машина трогается с места, и Амелия пристраивается в хвост ребятам, я проверяю телефон на зарядке от пауэрбанка и умные часы. Подчищаю историю действий, смотрю, чтобы все запрограммированные таймеры были выключены, удостоверяюсь, что я отключен от колонки. Записи с видеокамер я удалил еще до звонка хозяевам, но на всякий случай перепроверяю. «Тень», фигура, которую видел Сэм, разобрана и спрятана обратно в шкаф: это всего-то вешалка с пиджаком, штанами и шляпой, криво зацепленная за край мебели. Я и не надеялся, что кто-то поверит, но все сработано достаточно чисто. Осталась самая тяжелая часть.
Даже погода насмехается над нами. Рассветное зимнее солнце не греет, только небо на горизонте окрашивается всплесками золотого и розового. Я бы с удовольствием полюбовался видом, но я занят тем, что нахожу и складываю камни в пакет, привязанный к груди друга веревкой, которую мы взяли из его же багажника. Обувь мы оставим на нем – ноги я тоже связал между собой, показалось, что так надежнее, – как и куртку, по карманам которой я разложил еще камней.
Эмма скромно складывает найденные камни в горку рядом со мной. Мишель и Сэм смотрят по сторонам, притоптывая от холода. Только Крис решается помочь, пока остальные рассчитывают на то, чтобы я один разгребал всю грязную работу.
Я правда не хотел, чтобы все так закончилось.
Мы стояли в ванной. Я хотел обсудить, что нам делать дальше, пока Алекс от страха трясся, как желе в холодильнике. Он еще не протрезвел, но от адреналина он стал мыслить чуть яснее, и теперь переживал за свою шкуру. Не за Мишель, которая вилась около него все это время, а он этим пользовался, не за Сэма, который жаждал от него одобрения и уважения, а за себя.
Я всего лишь хотел показать Мишель, кто Алекс на самом деле. Трус, который не может ее защитить. Тут появлюсь я и на руках вынесу ее из дома с призраками, и тогда Мишель поймет, кого она действительно достойна.
Пакет наполняется камнями. Я отхожу от тела и молча смотрю на него.
Все остальные тоже смотрят на Алекса, лежащего на краю обрыва. Если у кого-то и нашлись слова прощания, вслух они их не произносят. Лицо у Алекса бледное, но вообще его можно принять за спящего – если, конечно, у него есть привычка засыпать полусвязанным и с пакетом камней на груди.
Я снова подхожу к телу, за мной подтягиваются остальные. Амелия подхватывает голову Алекса, Крис поддерживает его туловище с одной стороны, я – с другой, Сэм и Эмма держат его за ноги. Когда я вижу, что Мишель стоит в стороне и снова плачет, то не понимаю, какая эмоция меня обуревает: злость или грусть.
– Раз, два, три, – командую я.
На счет «три» мы разжимаем пальцы. Кто-то из нас, похоже, замешкался, потому что тело Алекса полетело немного криво, будто ему не хватило силы броска. Я поджимаю губы и слежу за тем, как оно описывает совсем не такую идеальную дугу, какую я себе представлял.
Тело падает в воду, сразу же подхватывается течением и начинает тонуть. Выглядит это так, словно невидимый ребенок сначала толкает бумажный кораблик по ручейку, а потом решает превратить его в подводную лодку.
