Литтмегалина
Острые камни
***
Утро понедельника началось в полдень. Илия проснулся первым, с головой, будто набитой камнями. Почувствовав, что он больше не прижимается к ней, проснулась и Лиза.
– У меня во рту так противно, как будто я съела крысу.
– А у меня так противно, что лучше бы я вместо этого съел крысу.
– Обойдемся без завтрака?
– Да, что-то не хочется.
Илия позвонил на работу, где его уже замучились искать, и сообщил, что у него пищевое отравление и он не выйдет. Потом посмотрел на Лизу.
– Мы должны это сделать, ты же понимаешь?
Лиза кивнула, не спрашивая, что он имеет в виду.
Они сели в машину и поехали к озеру.
После ночного дождя лужа несколько увеличилась. Сейчас в самом глубоком месте вода доходила Лизе до колен. Местная красноватая почва окрасила воду в цвет ржавчины, сделав ее непрозрачной и мутной. Головастиков не было видно. Вероятно, они превратились в лягушек.
– Тут должно быть что-то. Что-то невидимое, что можно почувствовать, – морально готовясь окунуться в противную жидкость, Илия сбросил кеды и поставил их рядом с красными босоножками Лизы.
– Ты предлагаешь лечь в эту лужу? – Лиза брезгливо качнула босой ногой, поднимая бурую муть.
– Наверное, это лучший способ проверить. В бардачке в машине есть полотенце.
– Ладно. Как-нибудь потом построю из себя принцессу.
Лиза вернулась к машине и начала раздеваться, складывая одежду на переднее сиденье.
– Вдруг это опасно? – предположил Илия. – Лучше я попробую первым.
– Вот именно, – невозмутимо согласилась Лиза. – Если это опасно и можно слететь с катушек, я бы предпочла не оказаться наедине с рехнувшимся парнем почти на тридцать сантиметров выше меня ростом. А ты со мной легко справишься, впади я в буйство.
В ее словах был резон. Но когда она стянула трусики и, скомкав, швырнула в машину, у Илии снова возникли возражения.
– Что ты делаешь? – заозирался он. – По дороге ездят машины.
– Если кто-то увидит мою голую задницу, с меня не убудет. А вот белье стоит ты удивишься как дорого. И портить его я не намерена.
– Ладно, как знаешь.
Она босиком прошлепала к луже. Илия наблюдал за ней с растущим напряжением, впервые не обращая внимания на красоту ее тела. Лиза решительно легла в мутную воду и громко вскрикнула.
– Что случилось? – Илия моментально оказался рядом с ней, намочив штанины.
– Острый камень впился мне прямо в ягодицу, – возмущённо объяснила Лиза, шаря в воде под собой. – Вот он, мерзавец, – она вышвырнула камень на берег.
Наверное, ей стоило посочувствовать, но Илия рассмеялся.
– Хочешь, я поцелую, где болит?
– Потом поцелуешь. Иди на берег.
Илия вернулся на сушу. Лиза вытянулась в воде и закрыла глаза. С ее серьезным лицом и поднимающимися над водой, устремленными прямо в небо сосками, она выглядела как участница нестандартной эротической фотосессии. После нескольких минут звона нервов и размышлений о грудях Илия услышал ее отрывистое:
– Ни. Хре. На.
– Что ты чувствуешь?
– Я чувствую, что я идиотка, голышом лежащая в грязной луже, развлекая людей на обводном шоссе.
Илия подошел к Лизе, помог ей подняться и набросил ей на плечи полотенце. Лиза казалась слегка разочарованной, когда, опустив голову, побрела к машине. Илия же не был уверен, что хочет обнаружить что-то. Раздеваясь до трусов, он понял, что точно уверен, что не хочет. Хотя чего он опасается? В сущности, их эксперимент кажется совершенно идиотским. Лужа, которая влияет на психику. Как им вообще могла прийти в голову эта идея?
Он лег в воду, раскинув руки чтобы было легче удерживать лицо над поверхностью. Вода не ощущалась как вода. Скорее, как слизь, захлестнувшая его. Она была слишком теплая, почти горячая. Ему было дискомфортно и тревожно, но, может быть, больше из-за самовнушения. Ослепительное синее июльское небо, омытое ночным дождем, так жгло глаза, что выступали слезы, и Илия зажмурился. С минуту он раздумывал, почему женщина с торчащими из воды грудями выглядит соблазнительно, в то время как мужчина, светящий пенисом, – комично.
А потом все мысли вдруг затихли. Стало тихо и в его голове, и снаружи – уши заложило, точно в самолете. Оранжевый свет под веками мигнул, погас и появился снова, после чего поток мыслей возобновился, только теперь он тек странно вяло.
«Лиза – шлюха. Все неприятности от потаскух. Стоило выпихнуть ее из машины, как только она рассказала. На полном ходу». Он представил себе звук, с которым ее тело ударяется об асфальт, и сердце окружил холод. Говорят, ярость жжется как огонь. Но она обжигала, как лед. Где-то в глубине его сознания настоящий Илия съежился, наблюдая, как его обступают ядовитые побеги. «Вот так. Просто выбросить ее из машины. А потом развернуться и проехаться прямо по ней. Эта сука заслужила. Все они одинаковы. Или прямо сейчас? Схватить ее за загривок, как кошку. Ткнуть мордой в воду. Она и есть похотливая кошка».
Илия попытался оттолкнуть наступающие на него омерзительные идеи, но они душили его, вытесняя даже само желание сопротивляться. Он рванулся из последних сил, неуклюже поднялся на ноги и побежал к берегу.
– Что такое? – Лиза с тревогой заглянула ему в глаза. – Что там было?
– Я подумал, что ты шлюха, – Илия согнулся пополам. С его волос потекла вода. Он все еще чувствовал оборванные щупальца, в предсмертной агонии извивающиеся в его мозгу, и в ужасе закрыл лицо руками.
– Чудесно, – после паузы безразлично бросила Лиза. – Садись-ка ты в свою машину и укатывай без меня.
Илия выпрямился и непонимающе посмотрел на нее из-под ладони.
– А ты как доберешься до Торикина?
– Мы, потаскухи, у шоссе не пропадем, – огрызнулась Лиза.
Он слышать ее не мог, и все его лицо сморщилось.
– Перестань говорить так о себе. Я не знаю, что это было. Это был не я. Я никогда так не думал о тебе. Ты мне нравишься. Ты хорошая. Я тебя люблю.
Слова выскакивали из него импульсивно, он сам едва осознавал, что говорит, и не понял, почему вдруг так потеплел ее голос:
– Я верю тебе.
Лиза приобняла его.
– Поедем в мотель. Я хочу отмыться. Обсудим все, когда ты успокоишься.
Илия стиснул ее предплечье, стуча зубами. Его хватка грозила обернуться синяками, но Лиза ничего не сказала.
На пути к мотелю Илия вел машину медленно и осторожно, все еще ощущая дрожь в пальцах. В дороге они не разговаривали, но Илия все время чувствовал ладонь Лизы на бедре.
Они постояли, обнимаясь, под душем. Собрали вещи. Перед отъездом из города завернули к старикану Херлифусу, молча починили крыльцо и переделали кучу другой работы в его доме, освободившись только к вечеру. Хотя старик несколько раз видел, как Илия целует Лизу, на этот раз он не стал предостерегать его против нее.
На пути домой они остановились возле леса, и на прогалине, скрытой от дороги кустарником, Илия расстелил на траве покрывало. На этот раз в их соитии не было никаких нежностей. Только резкие животные движения. После Илия посмотрел сначала на Лизу, сидящую голышом с поджатыми ногами и пытающуюся распутать сбившиеся в колтуны волосы, затем на розовеющее к ночи небо в рамке из еловых крон, и сказал:
– Там, в воде, мне подумалось, что я хочу тебя убить.
– Ты поэтому потащил меня в лес? – усмехнулась Лиза.
– Нет. Я хотел успокоиться, – честно сознался Илия. – Те ярость, ненависть к тебе были очень сильными. Я до сих пор чувствую их эхо. Хотя я понимаю, что сейчас могу себя контролировать, мне сложно отделаться от опасения, что я наброшусь на тебя в какой-то момент.
Лиза демонстративно сосредоточила взгляд чуть пониже его живота.
– В ближайшие пятнадцать минут мне можно на это не надеяться.
– Я серьезно. Это было что-то… Какое-то воздействие, которое просто сминает всю твою личность, как ненужную бумажку, – Илия нашел свои трусы и машинально натянул их на себя. – Ты не видела мои носки?
– Один вот лови. А второй ты и не снимал, дорогой.
Они закончили одеваться и с риском для зрения выбрались через колкие заросли к машине.
– Почему на меня это не подействовало? – спросила Лиза, когда они возобновили движение.
– Понятия не имею. Может, потому что ты женщина?
– Ну и что. Сработало же на Лайле.
Илия только пожал плечами. Он все еще не мог преодолеть эмоциональную опустошенность, которая наступила после сокрушающего переживания в озере. Лиза в задумчивости принялась грызть ноготь. Потом вдруг очнулась, торопливо убрала руки на колени и сказала:
– Думаю, нам стоит задаться другим вопросом. Не почему со мной ничего не случилось, а почему случилось с тобой.
– А у тебя есть версия? – скептически осведомился Илия.
Лиза покосилась на него как будто бы с мыслью, что не стоит ее недооценивать.
– Знаешь такие головоломки, где надо собрать картину, разрезанную на кусочки? Если кусочки не подходят, они не сцепляются. Но если они соответствуют, они смыкаются друг с другом. Может, и это работает так же. Цепляет, если есть соответствие. Между тем призраком там, в воде… и тобой…
– Я не отношусь так к женщинам! – выкрикнул Илия, ударяя ладонями по рулю.
– Послушай, я не имею в виду, что ты схож с дегенератом, убившем девушку из ревности, – Лиза примирительно похлопала Илию по руке. – Но если просмотреть все три истории, включая твою сегодняшнюю одержимость, то легко различить общий элемент. Индрид была убита, потому что ее парень узнал ее секрет. Морен была убита, потому что ее сестра узнала ее секрет. А тебе я рассказала некоторые вещи о себе, о которых ты не догадывался. Будем считать, ты узнал мой секрет. И все эти раскрытые тайны могли стать или стали поводом для агрессии.
Илия вытер взмокший лоб. К ночи температура упала. Пот выступал не от жары.
– Что это может быть? Что там было такое на дне этой проклятой лужи?
– Я не знаю, – просто сказала Лиза.
– Я нормальный человек, – выдохнул Илия. – Нормальный. Но на несколько минут это превратило меня в отморозка. Я мог бы напасть на тебя. Я был к этому близок. А Лайла была подростком, да еще и не очень трезвой. И ее захлестнуло так, что ее собственное сознание оказалось полностью вытеснено на какое-то время. Очнувшись, она ничего не помнила. С теми людьми, чьи дела хранятся в подвале СЛ, произошло нечто подобное?
– Тогда это многое объясняет. Почему их оправдали. Почему сделали все, чтобы они сами не считали себя преступниками. Потому что они ими не были. Они просто попали под это… влияние.
Илия резко свернул машину на обочину и опустился лбом на руль.
– Эти случаи происходят по всей стране, – пробормотал он. – Ты понимаешь, что это значит?
– Понимаю. Но это так ошеломляет, что я все еще не могу до конца в это поверить.
Илия поднял голову, пустым взглядом провожая огни обгоняющих их машин. Ветер теребил листву, сизо-синюю в свете фонарей. Его охватило чувство острой паранойи.
– Предположим, в Ровенне есть множество опасных мест, где присутствует что-то или, может, обитают некие сущности, способные вызывать у людей состояние одержимости и провоцировать их на ужасные поступки, – тихо обобщила Лиза. – И «Серебряная Лисица» разбирается с такими делами. У нее есть штат сотрудников. Есть специалисты по разным видам экспертиз. Есть база данных. Есть управомоченные, ведущие расследование на местах. И, видимо, налажена связь с полицией.
– В архиве есть дела с обвинительным заключением.
– Ну это понятно. В конце концов, всегда есть вероятность, что человек совершил преступление просто потому, что хотел это сделать.
Илия страдальчески посмотрел на Лизу.
– Думаешь, это только в Ровенне? Или по всему миру?
– Не знаю, – Лиза запрокинула голову, запуская в волосы пальцы. – Хотя… люди в нашей стране такие странные.
– Что ты имеешь в виду?
– Мой отец работает в сфере добычи минералов. По роду деятельности ему часто приходится общаться с роанцами. Они совсем не такие, как мы. Более прагматичные. А ровеннцы… Верят во всякую ерунду. В суеверия. В обереги. В богов-покровителей. И теперь я думаю, что все это вполне может оказаться реальностью в нашей стране. Если здесь твоим сознанием может овладеть душа человека, бывшего на этом месте много лет назад, почему бы не происходить и другим странностям? Вдруг твоя прабабушка была права, и эту страну действительно населяют призраки?
– Ты выглядишь поразительно спокойной для человека, который только что осознал все эти вещи.
Лиза намотала локон на палец и фыркнула:
– Ну а что? Ровенна полна мистики. Она загадочна и опасна. Все же, думаю, нам удастся в ней выжить. До этого же нормально справлялись, да?
– Не поспорить, – кивнул Илия.
– Одно тебе скажу – видимо, я никогда теперь не уволюсь с этой работы. Все это ужасно интересно. Я хочу узнать больше. Конечно, как журналистку, меня прямо припекает написать статью, полную шокирующих откровений. Но что-то мне подсказывает: если СЛ так повернута на секретности, что даже в собственном архиве не позволяет фактам быть изложенными прямо, у нее есть причины. К тому же я не хочу провести следующие десять лет в тюрьме за нарушение договора о неразглашении, – Лиза улыбнулась Илии. – Слушай, твое лицо…
– Что с моим лицом?
– У тебя такой вид, как будто ты вознамерился пробить головой стену.
– У меня все еще остался один вопрос: почему я не могу пройти «Вертушку»? И я хочу узнать.
– Трогай, а то мы до утра не доедем, – махнула рукой Лиза. – Знаешь, вероятно, у нас есть возможность кое-что разузнать. Мы уже сделали столько всего противозаконного с точки зрения СЛ, что давай уж продолжим.
– О чем ты?
– У Медведя в кабинете есть большой шкаф, полный папок с досье на сотрудников. Однажды я видела папку с твоим именем на его столе. И она была особенно пухлой.
– Представить не могу, чего они могли понаписать обо мне. Ты читала?
– Пыталась, – созналась Лиза. – Но мне всегда что-то мешало. Мы доберемся туда не раньше полуночи. Самое время, чтобы покопаться спокойно.
– Для начала как мы попадем в здание? Охрана дежурит круглосуточно.
– Скажу на вахте, что я весь день проболела, но к вечеру мне стало лучше, и я решила закончить важную работу. А ты меня провожаешь. Потому что я слабая беззащитная девушка и мне одной страшно.
Илия не мог представить, чтобы Лиза действительно испугалась бы пойти куда-то ночью, возникни у нее острая необходимость. Если только на кладбище. Когда мертвецы восстали и приступили к непосредственной атаке. И то не факт.
– Что, если они позвонят Медведю и проверят?
– Думаешь, они усомнятся в словах такой приличной девушки, как я?
– Ну, вдруг…
Лиза погладила его плечо.
– Не переживай. Если позвонят, я как-нибудь объяснюсь с Медведем.
Илия с улыбкой покачал головой. Лиза такая Лиза. Пользуется ложью, как волшебной палочкой.
– Как мы попадем в кабинет Медведя?
– Он хранит запасной ключ в секретарской, и я в курсе, где. Шкаф с досье на кодовом замке. Но это тоже не проблема. Там двенадцать цифр. Число дня и месяца рождения его сына, затем – двух дочерей. У людей возраста Медведя редко хватает фантазии на что-то оригинальное. Я разобралась за пять минут.
– Лиза, ты меня немного пугаешь. И откуда ты знаешь дни рождения его детей?
– Кто, по-твоему, покупает им подарки? Я его секретарь, милый. Я все знаю. Какие таблетки он пьет. С какой стороны у него стаптывается обувь. С канавой в каком зубе он ходит, потому что выпала пломба, а времени на стоматолога нет. Даже то, что предпочла бы не знать, – вздохнула Лиза.
Только свет их фар разгонял тьму, когда они въехали на аллею, окруженную вечными тополями. Финишная прямая до разгадки, что же с ним не так. Илии захотелось повернуть обратно. У него мелькнула мысль, что некоторой правде лучше остаться нераскрытой. Но его словно нес поток. Он хотел добраться до истины, даже если это причинит ему боль. Он предчувствовал, что причинит.
Они припарковались возле здания.
– Захвати, пожалуйста, пакет с подгузниками, – попросила Лиза. – Я не хочу, вернувшись домой, объяснять, почему притащила его обратно.
– Лиза, даже твоей виртуозности не хватит, чтобы объяснить охраннику, почему среди ночи ты являешься на работу с упаковкой подгузников.
– Я что-нибудь придумаю.
Он уже начал привыкать к этой фразе.
Они долго ждали, пока им откроют дверь. Наврали охране с три короба. Лиза продемонстрировала, что ее способность генерировать на ходу блестящую ложь тоже иногда иссякает, объяснив подгузники желанием назавтра сделать подарок коллеге, в последнее время заметно набравшей вес («Она еще ничего нам не сказала, но чувствую, ей это скоро понадобится»). Илия поднял бровь, но в коридоре Лиза прошептала ему на ухо:
– Должна же я как-то вынести пакет обратно на следующий день. Скажу, что она очень обиделась и не взяла.
В секретарской Лиза сунула подгузники под свой стол. Затем вытащила один из ящиков, сорвала ключ, прикрепленный липкой лентой к его нижней поверхности, и отперла кабинет Медведя. Озираясь, Илия нерешительно вошел вслед за ней. Темнота в кабинете, отсутствие начальника и сама ситуация создавали странное ощущение, как будто он одновременно и хорошо знал это место, и видел его впервые. Его рука потянулась к переключателю на стене.
– Не включай верхний свет, – предупредила Лиза. – Он будет заметен снаружи здания. Лучше не нарываться.
Она плотнее задернула шторы, сняла со стола лампу, поставила ее на пол и щелкнула кнопкой включения. Затем ввела код на замке шкафа и распахнула дверцы. Уверенно вытянула папку с его именем («Даверуш Илиус»).
Илию охватило странное ощущение, что он уже знает, что внутри. Не чувствуя кончиков пальцев, он раскрыл папку, и из нее вывалились сцепленные скрепкой фотографии. Упав на пол, фотографии раскрепились и рассыпались. Как будто во сне, он наклонился, чтобы поднять их. С первой фотографии на него смотрел мальчик, снятый в полный рост. На нем была странная темная одежда. В следующий момент Илия осознал, что одежды нет вовсе. Это ссадины и синяки. Собирая фотографии, он едва касался их холодным профессиональным взглядом. Потом небрежно бросил стопку на стол.
– Это ты? – дрогнувшим голосом уточнила Лиза. Она поднесла одну из фотографий ближе к лицу и в ужасе прикрыла рот рукой. – Какой кошмар. На тебе живого места нет. Меня сейчас вырвет.
– Просто не смотри, – сухо посоветовал Илия. – Читай, если хочешь, – он кивнул на папку. – Я не буду.
Лиза дрожащими руками взяла папку, легла на живот на пол, поближе к лампе, и начала читать, подпирая голову плотно сжатыми кулачками. Илия опустился в просторное кресло Медведя, откинулся на спинку и закрыл глаза. Он не испытывал ни малейшего интереса к содержимому досье. Как ни странно, мысль, что Лиза прочтет все эти безобразные факты о нем, изложенные формальным, равнодушным языком, казалась отчасти успокаивающей. Как будто он нашел кого-то, кто вскроет его нарыв, тогда как он не решается сделать это сам.
– Ты знал, что ты приемный ребенок?
Не открывая глаза, Илия помотал головой. Темнота была такой бархатистой. Несла в себе покой. Но внутри Илия был полон боли.
– Ты родился не в Торикине. Твой родной город расформировали. Как можно расформировать целый город? В нем была крайне неблагополучная ситуация… Что они имеют в виду? Разве это возможно, чтобы то самое, что лежало на дне озера, распространилось на целый город?
– Даже думать об этом не хочу.
– Тебя усыновили, когда тебе было восемь лет. Неужели ты не помнишь?
– Нет.
– Ты рассказывал о своем детстве. О прабабушке.
– Наверное, я слышал что-то от матери. Или просто придумал, – безразлично предположил Илия. Все эти воспоминания по-прежнему разворачивались перед его внутренним взором. Но сейчас они казались обесцвеченными.
– Тут о твоих настоящих родителях…. Может быть, они даже еще живы.
– Для меня эти люди давно разложились, – пробормотал Илия.
Лиза читала еще минут двадцать. Иногда она начинала сдавленно всхлипывать, иногда цедила ругательства сквозь зубы. Ругалась она тоже отнюдь не как благовоспитанная девушка. Илия не задал ни единого вопроса. В момент, когда она закончила читать, он раскрыл глаза и посмотрел на часы, висящие прямо над входной дверью напротив стола Медведя. Как будто для того, чтобы не позволять начальнику забыть, что в этой стране каждую минуту происходит какая-нибудь мерзость. А Илия еще думал, что это у него паршивая работа.
– Мы должны вернуться сюда через шесть часов, – напомнил он.
– Если только опять не соврем что-нибудь.
– Хватит вранья. Завтра мы выходим на работу. Я отвезу тебя домой. А потом я поеду к родителям.
– Каким родителям?
– У меня только одни родители, – угрюмо ответил Илия.
Мягкий взгляд Лизы выдавал, что ей многое хотелось сказать. Прикоснуться к нему, обнять. Но она только кивнула:
– Хорошо. Едем.
Когда он остановил машину возле ее дома, Лиза выбралась наружу и в очередной раз за вечер цветисто ругнулась.
– В окне кухни горит свет. Я забыла позвонить отцу сегодня. Уверена, он не лег спать и торчит у окна, ждет меня, чтобы устроить головомойку. Еще начнет расспрашивать, с кем я приехала. Ладно, что-нибудь придумаю.
Она обошла машину и сквозь раскрытое окно поцеловала Илию на прощание, не заботясь, что дает отцу более серьезную причину для расспросов. Илия был настолько погружен в себя, что едва ответил на поцелуй. Дождавшись, когда Лиза поднимется в квартиру и включит свет в комнате, он уехал.
Он отпер дверь в квартиру своих родителей, крадучись, пробрался в свою старую комнату. Взял из шкафа шорты, майку и белье, на цыпочках отправился в ванную. Долго стоял, оцепеневший, под душем, едва чувствуя, как ему на голову падают струи воды. Когда он вышел из ванной, то увидел, что на кухне теперь зажжен свет.
Его мать сидела на табурете, кутаясь в халат цвета темной вишни.
– Чаю?
– Да. Я припарковал твою машину во дворе.
– Куда ты ездил?
– Навестил прабабушкин городок.
Мать внимательно посмотрела на него. Она уже догадалась о многом. Но ее чуть заостренное, умное лицо осталось невозмутимым. Ему всегда нравилось в ней это спокойствие. Будто ее душа легко могла вернуться в состояние равновесия, как игрушка-неваляшка.
– С девушкой?
– Да.
Илия наблюдал, как мать заваривает чай. Для себя черный с сахаром и гвоздикой, для него зеленый без сахара с ломтиком лимона. Ее волосы поблекли с возрастом, в них появилась проседь, но он помнил времена, когда они были в точности такого же оттенка, как у него. Он считал это проявлением родственного сходства, но теперь осознал, что в Ровенне, где треть населения рыжие, волосы этого оттенка имели миллионы человек. Он также считал, что внешне они с матерью очень похожи. И сейчас отчетливо видел, что это действительно так. Что-то сделало их похожими. Время, совместная жизнь, или все те любовь и работа, что она вложила в него. Ложка звенела, ударяясь о фарфор, а Илия ждал, когда мать спросит: «А что еще случилось?»
– Что еще случилось?
– Я узнал, что вы мне не родные родители.
Мать невозмутимо отпила чай.
– Это что-то меняет?
– Нет, – выдавил улыбку Илия, – конечно, нет.
– С ужина остались мясо и фасоль. Подогреть?
– Я не голоден, – он также был неспокоен и несчастлив.
– Ладно, – его мать не собиралась прятаться за чашку с чаем и посмотрела ему прямо в глаза. – Когда мне было пятнадцать лет, я встречалась с женатым мужчиной и забеременела от него. Любой метод контрацепции иногда дает сбой. Тому человеку был не нужен ребенок, а я просто боялась и не была психологически готова стать матерью-одиночкой в подростковом возрасте. И я сделала аборт. В двадцать я встретила твоего отца. Мы ждали ребенка четырнадцать лет, но у нас ничего не получилось. Вероятно, та процедура что-то сломала в моем организме. Тогда мы решили усыновить ребенка. Мы выбрали тебя, потому что ты был похож на меня и понравился нам, хотя обещал множество проблем. Но все оказалось еще хуже. Что ты творил в первые два года, словами не передать. Тебя переполняла ненависть к людям и миру, сделавшая тебя злобным и неуправляемым. Мы сменили четыре школы. Мне даже приходилось ходить с тобой на занятия, так как учителя не справлялись с тобой в классе. А потом ты сделал над собой усилие. Ты начал вытеснять прошлое из памяти, заменяя воспоминания другими, в которых ты был счастлив и у тебя все было хорошо. Ты расспрашивал меня часами: о местах, куда мы якобы с тобой ходили, о бабушке, о прабабушке, которая умерла прежде, чем мы решились тебя с ней познакомить. И мы с твоим отцом включились в эту игру. Мы придумывали твое детство, как историю, с чистого листа. Если ты чувствовал фальшь, ты прощал ее нам. Но мы становились все лучше с каждым днем. Мы уже сами себе верили.
– И мой любимый бегемотик, который был у меня с двух лет…
– Я купила его в магазине, порвала, поваляла в грязи, зашила, постирала несколько раз и отдала тебе.
– Вы обманывали меня.
– Не всякая правда хороша, – его мать резко мотнула головой. Илия заметил на ее лбу глубокую вертикальную морщину, которую не замечал раньше. – Иногда она лишь тревожит и причиняет боль. Как острый камень на дне реки. Он не наносит вреда пока, необнаруженный, лежит на своем месте под толщей воды. Ты узнаешь о нем в момент, когда наступишь на него босой ступней. Что ты получишь, обнаружив такую правду? Только рану. Я никого не люблю так, как тебя. Если бы мне пришлось обмануть тебя еще раз, я бы это сделала, потому что хочу, чтобы ты был счастлив.
– Мне двадцать два года, и большую часть своей жизни я прожил в самообмане. Неудивительно, что психиатр на работе считает меня ущербным, – с горечью бросил Илия.
– Ты никого не убил, никого не обидел – просто выдернул гвозди из своего мозга. Ты сам сумел себя излечить. Это сделало тебя не ущербным, но сильным. Ты успокоился и вырос хорошим человеком. У тебя все в порядке. Это все, что имеет значение, – она встала. – Пора спать. Спокойной ночи.
Мать обняла его перед уходом. Она была заметно выше Лизы, но все равно макушкой едва доставала ему до подбородка.
Илия прилег на тесноватую односпальную кровать в своей комнате и как будто провалился в темноту. В один момент.
