Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма
Снова в Крыму
Красное командование стремилось развить свой успех и с налета ворваться в Крым. Но ему удалось лишь на центральном участке захватить Чонгарский полуостров. 23 октября марковские железнодорожники взорвали мосты на южном его краю. С этого времени оборона Крыма установилась вдоль южного берега Сиваша.
Начальником обороны был назначен генерал Кутепов, штаб которого стоял на станции Джанкой. К 29 октября должна была быть проведена перегруппировка частей армии: 1-й корпус – стать на Перекопе, а 2-й – перейти к Чонгарскому полуострову. На фронт выдвигались почти все наличные в Крыму силы, за исключением 1–2 запасных батальонов, военных училищ и мелких гарнизонов для поддержки порядка и борьбы с зелеными, развившими деятельность в горах, с поддержкой десантов, высаживаемых красными с Кавказа.
Среди ставших на позиции вдоль Сиваша наиболее крупными соединениями были Кубанская бригада генерала Фостикова в 1200 штыков, не так давно перевезенная с Кавказа; только что сформированный сводный батальон в 300–400 штыков, главным образом из чинов армии, ранеными и больными эвакуированных за границу из Новороссийска и вернувшихся для продолжения борьбы (одна из его рот состояла из марковцев) и Сводно-Гренадерский полк, также в 300–400 штыков, недавно сформированный из остатков гренадер и прибывших чинов Северной армии генерала Миллера.
Оборона Крыма осложнялась небывало суровой ранней зимой, вследствие чего занятие укрепленных позиций, за отсутствием теплых укрытий для защитников, не могло быть проведено в должной мере: населенные пункты находились далеко сзади; затем – в зимнее время Сиваш всегда мельчал настолько, что открывались броды по пояс глубиной, и как раз на Чувашский полуостров, где до северного берега было всего 5–6 верст. Здесь на позиции стала бригада генерала Фостикова, а в резерве – Сводный батальон.
* * *
Запасный полк Марковской дивизии стоял в Джанкое. Он продолжал формирование и нес караульную службу. Тяжело было малочисленному офицерскому и унтер-офицерскому кадру, имевшему в своем подчинении 2000 штыков. Ожидаемое пополнение офицерами не поступало. О том, каково оно и в каком количестве предназначено, в полку узнали случайно. В штаб к полковнику Фриде пришли два офицера, отрекомендовавшиеся «миллеровцами», и заявили, что они пришли по желанию миллеровцев, в числе 50–60 человек, в данное время состоявших в Сводно-Гренадерском полку, познакомиться с полком, в который они и гренадеры будут влиты. С ними был долгий разговор. Конечно, их расспрашивали об армии, о которой только и знали, что она была на севере России.
Малочисленная, занимавшая большой фронт, чуть ли не от Урала до границы с Финляндией, армия генерала Миллера, покинутая англичанами осенью 1919 года, эвакуировалась в феврале 1920 года в Норвегию и Финляндию, где была размещена по лагерям. Узнав, что борьба с красными продолжается в Крыму, около 400 человек добрались сюда, но уже когда положение Крыма было критическим. «Мы знали – борьба почти безнадежна, но отказаться от нее нам не позволял долг», – говорили они. Миллеровцы произвели отличное впечатление, и не только высоким и крепким духом, но и внешним видом. Какими серыми, изможденными были в сравнении с ними их собеседники.
Офицеров-гренадеров, по словам миллеровцев, немного. Для марковцев они почти «свои»: в Екатеринодаре они были выделены из полка генерала Маркова. В боях им не везло, и возвращение в свой полк – естественно. Но запасный полк так и не дождался ожидаемого отличного пополнения.
* * *
Находясь в Джанкое, марковцы были в курсе всех событий, происходящих в Крыму. Они наблюдали тяжелые картины эвакуации раненых и больных в неотапливаемых вагонах и лишенных всякой помощи; видели растерявшихся, почти панически настроенных офицеров, почему-то оказавшихся вне своих частей; знали, что тыл «упаковывает чемоданы» и готовится устремиться к портам; читали газеты, успокаивающие тыл сохранением боеспособности армии и неприступностью возведенных позиций, но не призывающих и не требующих от тыла мобилизации всех сил для обороны, для поддержки армии. Каковы были газеты раньше, таковыми они и оставались.
Полк нес свою службу в полном порядке и напряжении, видя деятельность генерала Кутепова, испытывая его волю, и однажды приезжавшего в Джанкой генерала Врангеля. Из газет узнали подробности признания Францией правительства генерала Врангеля. По словам ее представителя, «Франция – противник всякой тирании», она «не колеблясь сделала выбор», а сделав его, «окажет полную нравственную поддержку и всю материальную помощь, которую вправе от нее ожидать». Обнадеживающие слова, но марковцы ставили вопрос: а где же Франция была раньше?
Единственная надежда возлагалась на генерала Врангеля. Находящиеся в Джанкое читали его приказы, распоряжения. Крайне сильное впечатление на них произвел «Приказ Правителя и Главнокомандующего» за № 179, изданный всего лишь 12 октября, т. е. в дни, когда началась битва в Северной Таврии. Этот приказ, как показывало его заглавие, относился к армии и народу. Вот выдержки из него: «Программу свою объявил и от проведения ее не отступлю. Благо и свобода народа, внесение в русскую жизнь оздоровляющих начал гражданского строя, чуждого классовой и племенной ненависти, объединение всех живых сил России и доведение военной и народной борьбы до желанного часа, когда русский народ властно выразит свою волю, как быть России».
«Для проведения этой программы мне нужны люди сильные духом, знающие народную жизнь и умеющие ее строить. Партийная или политическая окраска их для меня безразлична. Были бы преданы Родине и умели бы разбираться в новых условиях. Подбору таких стойких и умелых людей на всех ступенях государственной лестницы я придаю коренное значение. В правительственной работе, как и на фронте, вся суть в людях». Перечислив все, что было сделано за полгода, генерал Врангель говорит: «Конечно, во всей полноте задача эта будет разрешена не нами, а временем и народом. Но и нам надо не ждать, а действовать». Далее генерал Врангель перечисляет вопросы, требующие дальнейшего разрешения: денежный, крестьянский, рабочий, транспорта, безопасности и др. «Наша цель – дать населению хлеб и порядок». «В заботах материальных не забудем, что не менее хлеба насущного России нужна здоровая жизненная энергия. Будем беречь ее источники – религию, культуру, школу. Будем готовить для России деятельную, знающую молодежь и ревниво оберегать святыню народных надежд – Церковь».
Этот приказ перечитывался не раз. Во всех его строках, в каждом слове чувствовалась великая Правда – раскрытая Белая Идея. Правда, которая так нужна для Родины. «Вся суть в людях», «Не ждать, а действовать», и действовать «революционными» темпами, – говорил генерал Врангель. «Не поздно ли?» – высказывались иные. Сколько за годы войны упущено возможностей! Но впечатление от этого приказа было настолько сильным, что покрывало все неудачи и вызывало напряжение воли к продолжению борьбы при всяких условиях. Приказ вождя принимался как его Завет, как призыв к борьбе вплоть до достижения цели и восстановления Родины.
23 октября запасный полк выступил в район к северу от Евпатории, где он должен был срочно закончить свое формирование и подготовить пополнение в Марковские полки. Переход почти в сто верст. Вправо к северу слышалась канонада.
– Опять придут большевики? – спрашивали крестьяне.
– Будем отстаивать Крым, а там видно будет.
– На что же вы рассчитываете? Их такая масса.
Что ответить? Крестьяне говорили, как налаживалась их жизнь, как довольны были они новыми порядками… И что теперь будет?
Волновались и марковцы. Но у них было и еще одно, главное беспокойство – за свою дивизию. Знали – она отошла через Геническ, должна прибыть на Перекоп, но в каком состоянии?
* * *
Дивизия вышла на Арабатскую Стрелку. В тесноте стала по хуторам. 1-й полк на позиции. Ночь. Эвакуация раненых и больных. Увезен и генерал Манштейн; его заместил начальник штаба дивизии, полковник Битенбиндер, а не генерал Гравицкий.
Дивизии приказано срочно выйти к станции Владиславовка, на линии Керчь – Джанкой, для переброски на Перекоп. Говорили – переход в сто верст по Арабатской Стрелке. Что за Стрелка? О ней мало кто знал или помнил по урокам географии. Это узкая полоса земли, тянувшаяся на сто верст между Азовским морем и заливом Сиваша. Только в северной части она имела ширину около пяти верст, и на ней находились хутора, но южная, на 75 верст, местами шириной в 30–40 шагов, была голой, песчаной, без каких-либо жилых строений. В холод и при сильном ветре нельзя было и думать пройти эти 75 верст в два перехода. Требовался один. Сразу же, как только дивизия вышла на Стрелку, дал себя остро почувствовать недостаток во всем: не стало хлеба, овощей для приготовления обедов, даже дров для кухонь; для лошадей – фуража; кормили их небольшим запасом зерна, вывезенным из Геническа.
На следующий день, 22 октября, дивизия стала продвигаться к югу по населенной части Стрелки. 6-й Донской пластунский полк должен был сменить 1-й полк; он пришел лишь к вечеру. В течение всего дня на позиции оставалась лишь 1-я батарея со своими конными разведчиками и двумя пулеметами, с приданной ей сотней штаба дивизии и полусотней калмыков Дзюнгарского полка. Всего с батареей – 150 всадников. Командир батареи, капитан Каменский, – начальник боевого участка; начальник всей конницы – штабс-капитан Иегулов.
С рассветом красные повели боевую разведку пешими и конными частями, но были рассеяны орудийным и пулеметным огнем. Вечером подошел Донской полк в 400 штыков Его командир, генерал Курбатов, ознакомившись с местностью, отвел отряд к югу на 7 верст, на другую, более узкую линию обороны. 1-я батарея была оставлена в его распоряжении.
23 октября дивизия шла по узкой голой полосе Стрелки. Мороз до 5 градусов, сильный ветер. Глухой шум моря и Сиваша, звон разбиваемого волнами у берега льда. Мелкие брызги воды обдают идущих. Тяжелый путь по песчаной дороге. Колонны идут день, затем ночь с короткими остановками. Подгоняет холод. Кругом серо. Все чаще и чаще попадаются трупы лошадей, брошенные повозки. Падают выбившиеся из сил лошади, они обречены. Никакого корма для бедных животных, никакой пищи для людей. Всех мучает жажда; вода рядом, но она горько-соленая.
Несколько суток назад здесь проходили, кроме обозов и частей, остатки запасного батальона 3-го полка – человек 10 офицеров и 40 солдат. Их поход был ужасен: они без отдыха и пищи отходили от села Рождественского. Ими овладело полное отчаяние, и вдруг ночью впереди показался огонек. Напрягли последние силы. Подошли. Домик, два-три сарая. Пустое помещение с казенной мебелью. В нем некто в военной форме.
– Что здесь? – спросили его.
– Таможня, – ответил он.
Недоумение. Никто не может понять, на какую границу они пришли. Оказалось – здесь соляные промыслы, ведется учет добывания соли. Набившиеся в дом, видя, что здесь, кроме укрытия от ветра, не получишь даже воды, с отчаянием спрашивают:
– Скоро ли конец этой Стрелке?
Ответ утешительный.
Теперь, когда мимо этого дома проходила дивизия, в нем не было ни огня, ни таможенника.
24 октября с утра части дивизии наконец выходили в Крым. Первое село Ак-Манай, населенное татарами. Марковцы, совершенно обессиленные, входили в первые же свободные дома и засыпали как убитые. В селе стояла рота Константиновского военного училища127. Отдохнув несколько часов, тронулись дальше и к вечеру пришли в назначенные для них районы у станции Владиславовка.
25 октября. Тяжелое и долгое пробуждение. Хотя, как никогда раньше, спали решительно все без охранения и внутренних нарядов, но все предыдущее парализовало не только тела, но и мысли. Есть, курить – первая потребность. Хозяева домов кое-чем угостили. Потом выдали обед походные кухни. Хлеба мало, достать нечего, а что и есть – продается за большие деньги, которых нет. Заботы о лошадях упираются в дороговизну сена в 300–400 тысяч рублей за небольшой воз. Кое-кто, собрав все силы и получив разрешение, поехал в Феодосию, до которой 10 верст. Им дают последние деньги на табак.
В этот день красные вели наступление на Арабатской Стрелке. О готовящемся наступлении генерал Курбатов узнал накануне от перебежавшего с той стороны крестьянина. Он собрал своих сотенных командиров и батарейных начальников, сообщил им о готовящемся наступлении и своем решении предупредить его контрударом. Сотенные командиры были смущены решением генерала, возражали, ссылаясь на многочисленность красных и малочисленность отряда, и заявили: «Казаки не пойдут в наступление, но обороняться будут». Генерала Курбатова поддержали лишь офицеры 1-й Марковской батареи, доложив, что батарея пойдет в наступление даже в том случае, если казаки не пойдут. Четыре орудия и 2 пулемета – немалая огненная сила. Сотенных командиров решение офицеров смутило. Генерал Курбатов отдал распоряжение о подготовке к выступлению.
Рано утром, за полчаса до указанного срока, батарея прибыла прямо к пластунским заставам. Недружелюбие пластунов не только улеглось, но со всех сторон послышались одобрительные возгласы. Генерал Курбатов, подскакав к батарее, взволнованно громко поздоровался с ней. «Спасибо за прекрасный вид. В бой как на парад. Великое, батарейцы, спасибо», – сказал он.
Красные, однако, перешли в наступление первыми. Батарея беглым огнем покрывала то одну, то другую цепь, приведя их в полное расстройство. Повзводно она продвигалась вперед со своими пулеметами. Пластуны уже спешили догнать и обогнать батарею. А в это время спало утреннее марево и открыла огонь Азовская флотилия. Красные обратились в бегство. Их настигли пластуны, ворвались в Геническое урочище. Противник отошел в город. «Более тысячи человек пленных были раздеты догола и оставлены в хатах. Одежда и винтовки их были сожжены, после чего отряд уже в темноте возвратился в исходное положение». Красных постигла неудача, после которой они уже не пытались наступать на этом участке.
26 октября. Второй день у Владиславовки. Марковцы уже пришли в себя, вели более оживленные разговоры. Тема – последние бои их дивизии; предположения о боях других частей. Судя по тому, что ничего тревожного не сообщают и их не тревожат, делают вывод: армия благополучно отошла в Крым. Действиями своих частей они довольны. При хорошем руководстве они могут выполнять большие задания и отбиваться от жутких атак кавалерии. Кто-то вернулся из Феодосии и привез табак. Оживление. А когда он сообщил, что там говорят о разгроме Марковской дивизии, все возмутились. «Мы еще повоюем!»
Да, силы дивизии слабы. Но она пополнится. Много ли нужно? По 30–40 человек на роту. И все радовались каждому возвращающемуся в полк. А таких, едва услышавших о их местонахождении, были десятки. Среди других был поручик Дементьев128. Его встретили чрезвычайно бурно и радостно, так как давно уже «списали со счета», как оставленного в тифу в Новороссийске. Поручик Дементьев рассказал свою эпопею. Неопознанный красными как офицер, по выздоровлении был отправлен в железнодорожный батальон на Кубани. Из батальона он с несколькими казаками бежал к продолжавшим борьбу кубанцам во главе с полковником Фостиковым. Недостаток патронов и снарядов принудил большой отряд, чуть ли не в 10 000 человек, отойти в горы. Недостаток продовольствия и холод распылили отряд, и только около 2000 человек дошли до Черного моря, где, погрузившись на присланные из Крыма корабли, в начале октября прибыли в Крым. Поручик Дементьев и несколько других, узнав о дивизии, сразу же вернулись к своим.
Вот уже и 27 октября, третий день у Владиславович, а дивизия стоит. Говорят – из-за забитости линии составами. Возможно, и так. Но все же? Но вот сообщают, будто бы красные ведут атаки на Крымские перешейки. У марковцев возбуждение. «Не опоздать бы опять, как было у Днепровки». А когда во второй половине дня пришло приказание о погрузке, все были быстро готовы.
* * *
Первый эшелон со 2-м полком, в составе уже свыше 250 штыков, с 25 пулеметами, Инженерной ротой в 120 штыков, двумя батареями, Конным дивизионом и штабом дивизии вечером тронулся на станции Джанкой. Вагоны набиты до отказа. Люди кое-как расположились, уснули. Ночь. Сквозь сон слышал гул голосов, слово «Джанкой», фразу: «Кажется, будем выгружаться», а затем вдруг другую: «Перекоп оставлен нашими частями». Эта фраза сразу разбудила всех.
Появился и живой свидетель этой встревожившей всех новости, поручик Соляник, вызвавший своим появлением в то же время и радость. Он в Новороссийске был болен тифом, и какая постигла его судьба, не знали и тоже «списали со счета». Оказалось, он попал на остров Аемнос, откуда, поправившись, в числе 250 человек вернулся в Крым. Ввиду начавшихся в Северной Таврии боев, из вернувшихся был сформирован батальон, в котором одна из рот почти целиком состояла из марковцев и направлена на Перекоп в распоряжение генерала Фостикова.
Он рассказал, что в ночь на 26 октября красные на участке генерала Фостикова переправились через Сиваш и к рассвету заняли целиком Чувашский полуостров. Не останавливаясь, они повели наступление в тыл Перекопского вала. Их сдержал батальон с подошедшими из Армянска двумя полками дроздовцев. Контрнаступление этих частей было неудачно. В этом бою поручик Соляник был ранен, а вечером узнал об оставлении вала и отхода на Юшуньские позиции. Прибыв в Джанкой и встретив своих, он и сообщил эту новость. «Новость невеселая, и все же не верилось, что это конец нашему Белому движению. Наоборот, казалось, что выход будет найден», – писал один.
28 октября рано утром эшелон тронулся на Перекоп по недавно построенной железной дороге. Марковская железнодорожная рота продолжала еще работать на ней. На разъезде Чирик пришлось сгрузить батареи, которые пошли в Юшунь походным порядком, а остальные части выгрузились на станции Воинка и также направились туда же.
Около 15 часов, под гул близкой канонады, пришли в село Юшунь, где стоял штаб корпуса. Тут марковцы узнали совсем печальные новости: 1-я, 2-я и, может быть, и 3-я линия Юшуньских позиций уже заняты красными. Корниловцы стояли на 4-й линии. Тем не менее – решение: «Вот подойдут все наши полки, и тогда с корниловцами ударим контратакой». В сумерках 2-му полку приказано сменить 2-й Корниловский, и полк в 250 штыков сменяет полк меньшего состава. Но в каком отчаянном состоянии были корниловцы. Их дивизия понесла огромные потери; ранен командующий дивизией, генерал Пешня; во 2-м их полку выбыл из строя командир полка и почти весь командный состав. Однако корниловцы держались.
Участок, который занял 2-й полк, протяжением до двух верст, седлал железную дорогу. «Найдя в полной уже темноте три Кольцовых окопа, до этого никем не занятых, я произвел осмотр проволочного заграждения. Во многих местах колья повалены, в других совсем отсутствовали. Окопы хорошие, полной профили, но без землянок. Пришлось самим спешно заделывать проходы в проволоке, в местах же ее отсутствия выставить легкие пулеметы. Участок, только этот, был по фронту более версты». На левом фланге полка положение такое же. «Позиция была в крайне жалком состоянии. Часть окопов завалена, проволоки очень мало и колья повалены».
Часа через два полку приказано выдвинуться на полверсты вперед на 3-ю линию обороны, которая не занята противником. Она была в несколько лучшем состоянии. На этой линии полк установил связь влево с 1-м Корниловским полком, но вправо, где должны быть дроздовцы, это не удалось. Пошедшие с этой целью командир батальона и начальник пулеметной команды набрели в маленькой котловине на группу красных, сидевших у костра. Офицеры, бросив ручную гранату, бежали назад. Где же могут быть дроздовцы? Вероятно – за озером Красное.
Полная тишина. Какое расстояние до противника, неизвестно. Впрочем, зачем это знать? Марковцы заняты организацией обороны, рассчитанной на перекрестный пулеметный огонь. Стало известно, что левее марковцев и корниловцев стоит 3-й Дроздовский полк.
29 октября около 3 часов ночи в нескольких верстах вправо началась сильная ружейная и пулеметная стрельба, а через несколько минут заговорили все пулеметы и винтовки марковцев: красные шли с криком «Ура!». Еще минута, и стрельба стала стихать. Перед проволокой остались лежать лишь убитые и раненые. Часа через два красные повторили атаку, и опять с полной неудачей. Но вскоре полку было приказано отойти на 4-ю линию, причем удлинить фронт влево, заняв участок 1-го Корниловского полка. Участок огромный; надежда на пулеметы и на резерв – Инженерную роту.
Остаток ночи прошел в расстановке рот, взводов, пулеметов. Утро сулило атаку противника, но уже с артподготовкой. Никакой суеты. Каждый знал «свой маневр». Может быть, волнение можно было бы читать на лицах, но темно. Копошатся группы на своих местах, каждый выкладывает перед собой кучки обойм. Ясно: молчаливое решение всех – держаться. Светает. Ухнуло орудие красных… другое… ряд батарей. Пристрелка. Огонь на поражение. Снаряды рвутся по проволоке и по окопам. Кругом фонтаны мерзлой земли. Марковцы прижались к стенкам окопов. Загрохотала своя артиллерия.
Ждать атаки долго не пришлось: из окопов 3-й линии поднялись цепи и чуть ли не бегом шли вперед. Еще сильнее загрохотало сзади: открыли огонь два бронепоезда – «Георгий Победоносец» и «Генерал Марков». В первый раз бронепоезд и часть, носящие одно имя, были вместе в бою. Вокруг бронепоездов рвутся снаряды; они маневрируют, подаются назад. Разносится «Ура!» красных и смолкает под огнем пулеметов и орудий. В иных местах они добегают на 100–200 шагов, падают. Залегают их вторые цепи. Марковцы стреляют более спокойно и более прицельным огнем. Красные не выдерживают и бегут назад. Момент в бою, когда марковцы обычно переходили в контратаку, но теперь – это безумие. Десятки против сотен. Не выдерживают, однако, на левом фланге: батальон полковника Агабекова ринулся вперед; он настигает бегущих, но, увидев поднявшуюся навстречу из 3-й линии массу, бежит обратно в свои окопы. Ранен полковник Агабеков. Красные сейчас же начали вторую атаку, но и она кончилась для них неудачей.
Инженерная рота, лежавшая в нескольких стах шагах сзади, подверглась сильному обстрелу и потеряла 8 убитыми и десятки ранеными. Атаки отбиты. Командиры могут подняться из окопов, чтобы лучше наблюдать за противником. Но что это? Пули летят справа и в тыл. Стреляет какая-то цепь с дистанции шагов 1200.
«Дроздовцы стреляют по своим!» – кричат в окопах. Навстречу цепи скачут конные, размахивая марковскими фуражками. Стрельба продолжается. Правофланговый батальон выставляет против нее пулеметы. Но прискакал ординарец: «Приказано отходить».
2-й полк оставляет последнюю линию Юшуньских позиций. За ним поднялись цепи противника. Вылетели два бронеавтомобиля, но, обстрелянные батареями, ушли назад. Против левого фланга появилась лава, но остановилась под огнем пулеметов. Обход справа сдерживается пулеметами. Бронепоезда уже ушли на Джанкой, проскочив место, где красные кавалеристы готовились подорвать полотно. Полк быстро отходил под прикрытием своих пулеметов и двух батарей. С полным отчаянием, не думая ни о чем, как только спасать своих, пулеметчики, отходя перекатами, вели огонь. Падали убитыми лошади и сами они. Начальник команды скачет к одному из своих пулеметов, у которого обе лошади убиты; два пулеметчика стреляют.
– Бросай пулемет! Убегай! – кричит он.
Только приказ начальника побудил их бежать, но у убитых коней возился ездовой, снимая с них сбрую. Кругом свищут пули.
– Ты что? Бросай все! Уходи скорей!
Ездовой – китаец, Ходя, взятый в плен еще под Екатеринодаром, служивший «верой и правдой», любивший вверенных ему лошадей, вдруг, заливаясь слезами, залепетал:
– Гаспадина капитана. Буланчика убивала. Война кончайла…
Ходя побежал. И только теперь его слова, «война кончайла», вернули капитана к сознанию происходящего. Он скакал от пулемета к пулемету. Наконец замолк последний… последней пулеметной очередью 2-го полка. Но где же 1-й и 3-й полки? Опять опоздали…
* * *
Полк быстро отходил с батареями и присоединившимся Конным дивизионом прямо на юг, без связи с кем бы то ни было. Он потерял почти половину состава. Но в пути он сошелся на короткое время со Сводным батальоном, и 35 марковцев, бывших в нем, присоединились к своим. В полку стало 180 штыков при 15 пулеметах. За день им пройдено до 40 верст. Он оторвался от противника.