Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма
После заднепровских боев
С 3-го по 6 октября медленно, скучно, в сырости и холоде тянулись дни. Тревожно. Красные не производят серьезных попыток захватить остров, но не оставляют его без внимания своим артогнем. Они нащупали на острове колонию и попаданием в дом убили 8 телефонистов; нащупывают понтонный мост, и снаряды рвутся вблизи его. Было лишь одно развлечение – переговариваться с красными.
– Кончай войну! – кричали им.
– Теперь поздно! Скоро мы вами будем кормить рыбу в Черном море.
– Когда это – скоро? Еще попробуете наших пуль и снарядов.
С бранью, но откровенно признавались: «Ваша артиллерия здорово бьет».
– За кого ты бьешься? За комиссаров? – спрашивали.
– А ты почему за врангелевскую сволочь?
– Да я за то, чтобы, когда вернусь домой, спокойно бы жилось и тебе и мне без комиссаров.
Красные не находили, что на это ответить. Над ними смеялись, когда они моментально смолкали и скрывались при появлении своего начальства.
Шли разговоры о минувших боях. В них была особенность: чувство одиночества, сознание, что сзади Днепр, ощущение непосредственной силы врага, прикрепленность к месту без того чтобы бить, преследовать. Но все же бои провели хорошо. Восемь суток почти без отдыха и сна; трое суток без подвоза пищи; питались мясом убитых коров, в небольшой степени картофелем, но без соли и хлеба. Кашевары рассказывали, как они метались то к переправе, то обратно. Дивизия потеряла до 500 человек, почти четверть состава. Взяли до 1500 пленных, орудие, много пулеметов. Наглядно видели, какие большие потери нанесены красным и их курсантам.
Разговор, естественно, переходил на большие масштабы. Дивизия выполнила определенную задачу в операции крупного размаха, цель которой – ликвидация Каховского плацдарма красных. Корниловцы говорили, что до него они не дошли, а чем завершилась эта операция, они не знали. Потом сообщили, что II армия из-за Днепра тоже вернулась в исходное положение.
Стали известны и подробности. Было взято 10 000 пленных, бронепоезд, 6 броневиков, 27 орудий, но армия не смогла принудить противника очистить Каховку, столкнувшись с огромными силами, и в боях потеряла убитым лучшего кавалерийского начальника, генерала Бабиева. Затем дошли и другие сведения. Корниловская дивизия была выведена из боев в самый их разгар, и причина тому – неожиданный поворот событий на восточном фронте, где красные перешли в наступление, прорвавшись кавалерийской дивизией в тыл Донскому корпусу, захватив Большой Токмак, опорный пункт, который до сего времени крепко удерживался. В бой были введены все наличные силы. В Орехово прикрывала железную дорогу Александровск – Крым Марковская железнодорожная полурота в 150 штыков, и она принуждена была отходить. Спасать положение ушла от Александровска Дроздовская дивизия, которую сменил 4-й Дроздовский полк с двумя батареями. Северный участок фронта оказался почти обнаженным, почему и отозвана была Корниловская дивизия, но и она не остановилась у Александровска и перебрасывалась к югу.
Сказался большой недостаток сил у Русской Армии, что привело в конце концов к возвращению положения в начале сентября, с той разницей, что северный участок ее был у Александровска и занимался всего лишь Марковской дивизией и 4-й Дроздовским полком, а не тремя дивизиями, как это было до наступления за Днепр.
«Нужна ли была операция за Днепром?» – ставился вопрос. Ответ – нужна, чтобы очистить Каховский плацдарм. Ясно было – при ограниченных силах армии она сопряжена с риском, но не на рискованных ли решениях до сего времени генерал Врангель довел армию до занятия большой территории, к победам над огромными силами противника? Не было ли риском перейти в наступление из Крыма без всякой поддержки и вопреки воле Англии? У марковцев доверие к генералу Врангелю было полное. Неудача за Днепром? Но это всего лишь неудача, однако дорого обошедшаяся красным. Армия снова заняла свои позиции, сосредоточилась и снова начнет активные действия.
Но носились слухи, доходили сообщения. Изменил Махно, передавшись на сторону красных. Это – «булавочный укол». Однако как поведут себя партизаны в плавнях? Если они будут с красными, то фронт армии будет тянуться еще на сотни верст вдоль них. Затем слух о перемирии между Польшей и Советами. Он заставил марковцев серьезно забеспокоиться. Теперь красные все свои резервы могут бросить на Южный фронт и, весьма возможно, перебрасывают части с Польского. В борьбе Русская Армия осталась одна, и не сочтены ли ее дни? На кого надеяться? На французов? Одна надежда бесспорна: на генерала Врангеля. Он сказал: «Я сделаю все, чтобы вывести армию и флот с честью из создавшегося положения».
Но была в Марковских частях солдатская масса; с ней жили, с ней разговаривали. Она слушала внимательно, горящими глазами глядя на своих офицеров, и в глазах и словах их не находила ли что-то успокоительное? Офицеры, кадры частей, проверили настроение своих солдат по минувшим боям. Достойно держались они, хотя были в большинстве из пленных. Была лишь одна попытка перехода к красным.
В июльских боях были взяты в плен курсанты. Шесть из них отказались добровольно вступить в ряды полка и были вместе отправлены в запасный батальон. Через полтора месяца исправной службы их, опять же вместе, перевели в полк в одну из рот, где в боях вели себя хорошо. Но однажды ночью, будучи назначены под командой одного из них с двумя солдатами из пленных в заставу, они приводят свое затаенное желание в исполнение. Двух воспротивившихся солдат связывают и ведут с собой.
– Стой! Кто идет? – окликнули их спереди.
– Свои, товарищи! Мы бежим от белых.
– Бросай оружие! Подходи!
Курсанты попали в руки предусмотрительно высланных вперед разведчиков.
Было совершенно очевидно, что красноармейскую массу гнали в бой силой; воевать она не хотела. Даже полк петроградских рабочих – опора коммунистической власти, привилегированная часть, отлично обмундированная и снабженная, – быстро разложился.
Не такими были курсанты и красные командиры из бывших офицеров. Интеллигентные и, во всяком случае, более развитые, были преданы советской власти и, раз дав свое слово или подпись, уже не изменяли им. Командир карательного отряда, бывший офицер, не сдался, когда сдавалась часть его отряда; он был захвачен в плен, когда хотел эту часть привести к повиновению. Но был и такой…
Захвачена в плен рота красных с командиром, бывшим офицером. Его отправляют на допрос в штаб полка. Полная откровенность и доверие к нему. Командир полка даже оставил его поужинать. Потом его должны отвести в ту роту, которая его захватила. И вдруг только что вошедший для этого ординарец кричит:
– Стой! К командиру полка! Господин полковник! Это – чекист. Он не одного офицера отправил на тот свет. Он избил меня.
– Это правда?
– Это так. Немало вашего брата я отправил в штаб Духонина, – сразу же ответил он, и зверский блеск появился в его глазах. Его вывели…
Между прочим, этот чекист, во время первоначальных разговоров с командиром полка, говорил о скверном моральном положении бывших офицеров в Красной армии, об их, конечно, скрытом недовольстве и желании перейти к белым, о непрерывном им напоминании о расстрелах белыми сдавшихся в плен, о расстреле сына генерала Брусилова. (На самом же деле ротмистр Брусилов расстрелян не был, как и бывшие с ним офицеры – Спонтий, Жаковский, Вонсович и др., а сразу же были назначены в конную сотню. Из них сбежал лишь Жаковский, которого сам Брусилов отрекомендовал как ненадежного. Брусилов же первое время оставался в конной сотне, посылался в разъезды как начальник, но заболел сначала ногами, а потом тифом. Больным он был перевезен в Новороссийск, где его взял на свое попечение какой-то полковник Генштаба, друг семьи Брусилова. И… ни в Крыму, ни в эмиграции следов Брусилова не оказалось.)
В эти дни раздумий марковцы не знали, что уже 1 октября в Мелитополе состоялось совещание генерала Врангеля со старшими начальниками, на котором был поднят вопрос – принимать ли нам бой впереди Крымского дефиле или, очистив Северную Таврию, отойти за перешеек. Если бы марковцы знали об этом решении, уже допуская, что с Польского фронта прибудут новые части красных и конница Буденного, оно бы подтвердило их мысли и решения. Было жутко. Но сражение дать!
Ввиду предстоящих решительных боев, проведена была реорганизация: I армия теперь становилась вдоль Днепра и ее возглавлял генерал Кутепов; II – на остальном фронте во главе с генералом Абрамовым. В I армию вошли 1-й и 2-й армейские корпуса, Гвардейский отряд, 42-й стрелковый Донской полк, кавалерийский корпус генерала Барбовича, Кубанская дивизия и Терско-Астраханская бригада; во II – 3-й армейский корпус (6-я и 7-я пехотные дивизии) и Донской корпус. Эта реорганизация сама по себе вскрывала близкое будущее: главнейшие операции предстоят на линии Днепра, где исходным пунктом для наступления красных будет злополучная Каховка.
* * *
Становится совсем неважно для «запорожцев» – дает себя чувствовать приближение зимы. Дули ветры, оголялись деревья, все вокруг желтело. Днепр, «чудный Днепр», покрыт серыми волнами и пронизывающей холодною сыростью несет от него. Ополчается на бойцов зима, «союзник красных». Закутываются все в свое ветхое потрепанное одеяние; ждать теплого не приходится. «И почему мы сидим на этом острове?» – задавали вопрос. И в самом деле – зачем? В 3-м полку, стоявшем в селе, этого вопроса не было бы, если бы не сочувствие положению 1-го и 2-го. В таком положении даже о пополнении в полки не думали. В ротах по 30–40 человек, уже более или менее проверенных; по 4–5 офицеров и столько же солдат, определенно могущих и готовых выдержать все испытания. А будет пополнение – сколько нужно забот и, главное, внимания, и какого внимания…
А тут еще произошли перемены в комсоставе: 1-й полк принял один из его командиров батальонов, подполковник Лебедев, и заболевшего командира 3-го полка заменил командир батальона, подполковник Сагайдачный109. Несколько старших офицеров было отправлено на командные должности в 4-й Марковский полк110. Перед серьезными событиями это тревожит. Утешение – будет 4-й полк в дивизии, но когда?
Запасные части Марковской дивизии
Было четыре запасных батальона – один общий и три у каждого полка. В каждом чуть ли не по 1000 человек. Общий для дивизии батальон назначался к разворачиванию в 4-й полк. В нем были учебная и пулеметная команды; из него не шло пополнение в полки, отчего его части были более сколочены, обучены.
Первым командиром его был полковник Бржезицкий, командовавший запасным батальоном в конце 1919 года, к которому еще тогда среди марковцев зародилось недоверие. Оказался он командиром запасного батальона и в Северной Таврии. Его ненавидели за бездушие, формальное отношение к службе. Его перевели и назначили командиром 7-го запасного батальона в Симферополе. В день сдачи батальона полковник Бржезицкий возымел желание проститься с батальоном, но, когда подошел к строю, не последовало никакой команды и ему осталось повернуться назад. Батальон принял полковник Фриде111, при котором началась дружная, должная работа, тем более что сказано было самим генералом Кутеповым о формировании из него 4-го Марковского полка. Батальон получал все необходимое, был хорошо одет и вооружен.
В запасных батальонах полков было значительно хуже. В них была большая текучесть состава из-за отправки пополнений в полки. Кадровый состав был ничтожный; если еще можно было кое-как обучать солдат, то совершенно невозможно было их воспитать и даже вести за ними наблюдение. Батальоны стояли у Днепровских плавней, что облегчало дезертирство и, с другой стороны, облегчало и связь с красными. Знали об этом, но нужны были чрезвычайные меры предосторожности. Однажды узнали о готовящемся в одном из батальонов восстании, первый акт которого – убийство всех офицеров. Были известны заговорщики, будущие командиры во время восстания. Вечером, в канун восстания, после поверки и отдачи распоряжений, арестовано было 23 человека и тотчас же расстреляны. Марковцам приходилось быть начеку и в запасных батальонах, и в полках. Приходилось иногда быть злее, нежели они хотели.
В связи с наступлением холодов партизанам, сидевшим в плавнях, было разрешено расположиться в населенных пунктах. Ими были заняты все поселки вдоль южного края плавней. По условию они не могли выходить из района иначе, как имея соответственные разрешения. В этом районе наблюдение за ними было поручено запасному батальону полковника Фриде, стоявшему в Васильевке, и гарнизону Михайловки, состоящему из учебных команд Марковской, Корниловской и Дроздовской дивизий. С отходом армии с западного берега Днепра стали выявляться определенно враждебные настроения партизан. В Александровске ими были убиты два еврея с целью грабежа. Разнесся слух – грабят белые. Неприятное дело. Строгое следствие показало, что убийство было совершено партизанами. Обращение к атаману Володину не дало результатов. Однако грабители были захвачены и расстреляны.
Партизаны, проникавшие в населенные пункты, где не было воинских частей, действовали вызывающе. От них страдали те крестьяне, которые держали себя лояльно в отношении к армии. Пострадавшие обращались за помощью. Но что можно было предпринять? Атаманы всячески отговаривались содействовать устранению самовольства своих партизан. Наконец были раскрыты планы партизан. Однажды патруль от учебной команды марковцев встретил четырех партизан без документов, державших себя очень нахально, избил их и выгнал из села. Другой раз патруль задержал двух великолепных военных, типа офицеров-кавалеристов, и потребовал документы. Те отказались их предъявить. Они были арестованы и приведены к начальнику команды, капитану Махнушке112. Ему они предъявили вполне исправные документы и отрекомендовались ротмистром и поручиком каких-то гвардейских полков; один – начальником штаба отряда атамана Володина, другой – адъютантом отряда. Мило разговорились.
– У вас все такие солдаты, как патруль, нас задержавший? – спросили они.
– Конечно все, – был ответ.
– Мы еще задержимся здесь на день-два, – сказали они и пригласили капитана Махнушку к себе в гости. Согласие было дано.
«В гости» капитан Махнушка, однако, пошел не один, а с офицером и на всякий случай приказал своему заместителю через час выслать к нему патруль.
Накрытый стол, самогон, закуски и не двое партизан, а восемь; оживленный разговор. Партизаны говорили, что у Русской Армии и у них один «общий враг», что у них большие силы и огромные возможности громить красных, не хватает лишь боевых офицеров, и предложили капитану Махнушке перейти к Володину на пост «начальника всей пехоты» с большим денежным содержанием и разными благами. От этого предложения оба офицера отказались. Дальнейший разговор уже был натянутым, и вдруг ротмистр быстро вышел из комнаты. Почувствовав недоброе, капитан Махнушка оглянулся в окно и увидел кого-то в черкеске с кинжалом на поясе. «В ловушке!» – возникла мысль. Но в этот момент за окном громкий разговор, и в комнату вошел начальник патруля от команды и отрапортовал: «Патруль для связи». «Гости» расстались с «хозяевами». Через некоторое время партизан в этом доме уже не было.
Весь проведенный разговор и обстановка говорили капитану Махнушке, что партизаны замышляют что-то серьезное. Но что? Как узнать? И тут он вспомнил о своем писаре. Толковый, разбитной, хорошо знающий свое дело и внушавший доверие, писарь не раз предлагал капитану Махнушку «дезертировать» к партизанам и там узнать об их намерениях. Не соглашаясь раньше, теперь он за предложение ухватился. Ночью писарь «дезертировал».
Через трое суток писарь вернулся и рассказал: его встретили с полным доверием; он выдал удовлетворившие партизан «секреты», и, как знающего канцелярское дело, его назначили в штаб отряда. Там наводил порядок, писал под диктовку распоряжения, слушал, что говорят. Он принес ценные сведения: во-первых, партизанский отряд Володина теперь именуется «имени батьки Махно»; во-вторых, он имеет задание ударить в тыл частям Русской Армии, когда красные и Махно будут наступать; в-третьих, в отряде около 1000 человек пехоты и конницы. Эти сведения были немедленно сообщены в штаб дивизии, откуда последовало приказание обезоружить партизан.
Как раз в это время от «дезертировавших» из 1-го полка к Володину поручика Полтавского113 и двух братьев Минаевых стало известно, что Володин находится в колонии Шепвиз близ Александровска. В назначенный день конной сотней 1-го полка, во главе с капитаном Касьяновым114, были захвачены Володин, его помощники, двести партизан, пулеметы. Жизнью поплатилась вся головка отряда.
Вдоль южного берега плавней операцию против партизан провел батальон полковника Фриде, применив хитрость: батальон выступил из Васильевки в колонне, с песнями, будто шел на прогулку. Войдя в Скельки, его встретили ничего не подозревавшие партизаны. Было взято до 300 человек. При опросе выяснилось, что партизаны знали о готовящемся наступлении красных, о подходе конницы Буденного, о численной слабости Русской Армии, но не знали, что Володин и Махно заключили союз с красными и готовятся вместе с ними перейти в наступление. Они говорили, что воевать они не хотели бы, но если это неизбежно, то лучше быть с белыми. Свыше сотни их сразу же вступило в ряды дивизии и небольшой отряд Савченко целиком. И воевали они честно и отлично. Остальные были отосланы в плавни.
Последняя схватка в Северной Таврии
Марковцам кое-что было известно о происходящем, главным образом по слухам. Ясно лишь одно: предстоит жестокая схватка, и к ней они готовы. Подсчитывать силы врага не приходится. Между тем предстояло сразиться с врагом вчетверо сильнейшим, готовящим удар с трех сторон – с востока, севера и запада – ударными группами с одновременным давлением на всем трехсотверстном фронте. В наступление готовились пять красных армий. Ударные силы их имели кавалерию: у Каховки – конную армию Буденного в 4½ кавалерийских дивизий, у Никополя – 2-ю конную в 3½ дивизии и у берега Азовского моря – конный корпус в 3 дивизии.
В первый раз, учитывая свои силы и силы Русской Армии, источники красных дали точные данные о численности пехоты Русской Армии, но преувеличили численность ее кавалерии с 8000 сабель до 11 795 сабель, видимо включив в это число конные части, входившие в состав пехотных дивизий.
К началу боя, по советским данным, силы обеих сторон были таковы: против 6-й и 1-й конной армий красных, силою в 49 000 штыков и сабель, стояло 14 000 штыков и сабель. Против 2-й конной армии, силою в 28 000 штыков и сабель, – 10 000. Против 4-й и 13-й красных армий, в 55 000 штыков и сабель, – 10 800. Итого – 132 000 против 34 800. Красные источники, кроме того, указывали на более чем двойное превосходство у Красной армии в артиллерии, полуторное – в пулеметах и значительное превосходство в бронемашинах, бронепоездах и самолетах.
На 3-й день боя на стороне Русской Армии были произведены перемещения: с участка против 2-й конной армии была снята Корниловская дивизия, ушедшая к югу на фронт против 1-й конной и 6-й армий красных. Красное командование назначило общее наступление на 15 октября, но предварительные действия на всех участках начались 13-го.
До этого у марковцев…
7 октября – приказ об оставлении Хортицы. Все облегченно вздохнули. Ночью части перешли мост, и было приступлено к его разборке. Под утро переправились, уже на лодках, прикрывающие взводы.
8 октября дивизия расположилась в городе и его окрестностях. В этот день в Александровске был смотр законченному формированием конному артвзводу, предназначенному для действий с Конным дивизионом. Отличный вид имел он. «Мы еще поборемся!» – будто бросал он вызов. Но у смотревших его жителей текли слезы.
В частях приказано быть внимательными: всюду вели работу советские агенты, агитаторы; возможно восстание. Агентов вылавливали; их находили в обозах и среди вестовых. Один из солдат, бежавший из плена от красных, опознал женщину-чекистку, которая его допрашивала. Она призналась, с какой целью пробралась в Александровск. Разговор с узнавшим ее солдатом закончился ее словами: «Я сожалею об одном, что не покончила тогда с тобой».
9 октября. Артиллерийская и ружейная перестрелка. В тылу постреливали партизаны. В частях порядок и дисциплина. Частые смены постов. Вечер. Подъехали кухни с ужином. И приказание: в 23 часа быть на сборном пункте. Время еще есть. Хозяева домов волнуются, угощают своих постояльцев в последний раз. Наконец снимается охранение. Еще немного, и команда – «Строиться». Оставляются теплые, радушные дома. Прощание с хозяевами, взаимные добрые пожелания. Тихо, спокойно выстроились колонны и тронулись, оставляя в слезах жителей, которые сейчас же скрывались в домах; и быстро в них тухли огни.
Сборный пункт на южной окраине города; полки со своими батареями, но в городе еще усиленные патрули и разъезды. Около колонн большие группы горожан. «Возвращайтесь скорее! Вернетесь ли?» «Идите домой», – говорят им, но они не уходят. А подальше также группы, где слышен смех, громкие разговоры, выкрики…
10 октября. В полночь колонна тронулась на юг. Холодный, зимний ветер. Утром, пройдя лишь 18 верст, дивизия остановилась и расположилась по квартирам. Оказалось, что она заночует здесь. Вывод – на фронтах спокойно и нет нужды в присутствии дивизии. Кашевары сказали, что им велено ехать в Михайловку. Ну значит, и дивизия пойдет туда.
11 октября утром в поход. В селе Янчекрак привал для 1-го и 2-го полков и остановка на ночь для 3-го с Конным дивизионом. Все идет спокойно без спешки. 1-й и 2-й полки пересекли так хорошо известную им по большим боям Карачекракскую лощину и позицию. Но разницу нашли огромную. Вместо редких окопчиков, окопы полной профили с проволочным заграждением в два кола. Оказались здесь части 6-й пехотной дивизии. 3-й армейский корпус занял позицию, раньше занимаемую первым. Марковцы поинтересовались численностью полков, оказавшейся не меньше, чем у них.
2-й полк остановился на ночлег в Васильевке, а 1-й пошел дальше. «Если не прямо в Михайловку, то с ночевкой в Бурчатске» – так думали. Но полк свернул вправо и к вечеру пришел в Скельки. Все предположения расстроены, но главное в том, что в пути в полки влито пополнение из запасных батальонов, доведшее роты до 80 штыков, а в 3-м даже до 100 штыков, и была надежда, что в Михайловке это пополнение удастся обработать. А было оно с весьма низким настроением, неблагонадежное…
12 октября дивизия продолжала свой марш. Когда 3-й полк прошел проволочное заграждение у Васильевки, за ним сейчас же проход был завален рогатками. «Счастливо держаться!» – говорили чинам 6-й дивизии. 2-й и 3-й полки также были удивлены изменением предполагаемого направления и ускоренным движением.
В течение дня части пришли и расположились в селах в непосредственной близости плавней. Жители говорили, что через Днепр наведено два моста и в плавни переходят части красных. Создавалось напряженное состояние, и оно увеличивалось и тем, что уже два дня как не выдавалась пища. «Неужели кухни ждут нас в Михайловке?» Жители мало чем могли поделиться с пришельцами – их обобрали стоявшие здесь партизаны. Начавший давать себя чувствовать голод особенно отразился на пополнении – началось дезертирство десятками, но оно не понижало настроения – уходил наиболее слабый, ненужный элемент; облегчались заботы ответственным лицам.
13 октября. Ночь прошла беспокойно, в иных местах со стрельбой, а утром дивизия, согласно приказанию, двинулась в Большую Белозерку, где должна была связаться с корниловцами, штаб которых стоял в селе Верхний Рогачик, в 20 верстах к западу, и 42-м Донским полком в Днепровке, в 15 верстах к северу. Но головной, 1-й полк прошел лишь 7–8 верст и свернул на Днепровку. Туда же были направлены 2-й и 3-й полки, пошедшие уже прямой дорогой. И в спокойный марш полков врывается неожиданность: прикрывавший хвост растянувшихся частей, Конный дивизион вынужден был вступить в бой с вышедшими из плавней красными, которых он быстро отбросил; центр колонны, 3-й полк, был обстрелян, правда с предельной дистанции, артогнем; 2-й полк оказался в тылу 42-го Донского полка, отходившего под давлением от села Ивановского. Полная неожиданность: красные уже перешли Днепр, они на этом берегу. «Опоздали!» – вырвался крик.
3-й полк продолжал свой марш. Он проходит по тылу того места, где наступали красные со стороны Ивановского и где 42-й полк, с поддержкой двух батальонов 2-го полка. Уже перешел в наступление, и красные отходили. Облегченный вздох: противник будет отброшен в плавни.