Белая борьба на северо-западе России. Том 10

Фон Зауэр⁵⁸
Дневник военных действий 1-й батареи 5-го отдельного легкого артиллерийского дивизиона⁵⁹

В середине февраля 1919 года на фронте (Виндава – Шрунден) произошло соединение в один отряд 3-й роты (роты капитана Дыдорова) и Либавского добровольческого стр. отряда под общей командой светлейшего князя Ливена. В это же время в Либаве начала формироваться артиллерия. В 20-х числах февраля приказанием начальника отряда была основана батарея, командиром ее назначен штабс-капитан Роль, прибывший из батареи Барта (Балтийского ландесвера), а старшим офицером штабс-капитан фон Зауэр, прибывший из роты капитана Дыдорова, где был командиром 2-го взвода.

3 марта 1919 года, по причине угрожающего положения на фронте, батарее (без пушек и пулеметов) было приказано спешно выступить на фронт к городу Гольдингену, как пехотному отряду. Люди батареи не прошли ни одной боевой стрельбы. В 19 часов по железной дороге батарея прибыла в Газеннот, где выгрузилась и заночевала в имении Рокайшен.

4 марта походным порядком мы прибыли в город Гольдинген, где расположились квартиробиваком, составляя резерв отряда графа Эйленбурга, охраняющего город и подступы к нему, и стали нести посты на случай обхода.

17 марта батарея получила из Либавы одну 3-дюйм. герм, пушку «образца 96 г.» и тяжелый германский пулемет.

20 марта батарея принимала участие в усмирении взбунтовавшихся германцев.

27 марта произвели первую учебную артиллерийскую стрельбу.

До 2 апреля продолжали формирование и обучение артиллерийскому и пехотному делу добровольцев, пройдя рассыпной строй, боевую стрельбу из орудий, пулеметов и винтовок и бомбометание, составляя резерв отрядов, наступающих в восточном направлении. Со 2 апреля по 5 апреля совершили поход до Газеннота, где погрузились на железной дороге, а оттуда эшелоном в Митаву, куда прибыли в 23 часа. Стали по квартирам на 1-й Обводной улице, № 18.

9 апреля батарея стала на позицию у Вилькбуд, что в 5 км к северу от Митавы, сменив взвод «батареи Эмке» («Штосс-труппе» Балтийского ландесвера) поручика Андерсона.

16 апреля батарею посетил начальник отряда светлейший князь Ливен и Американская военная миссия.

До 19 апреля батарея вела энергичный огонь по расположению красных, чем заставляла пехоту противника не подходить к нашему расположению по реке Аа, а артиллерию молчать.

Ввиду появления в отряде тифа, батарея 19 апреля снялась с позиций, отошла в резерв в город Митаву, откуда, после дезинфекции, 24 апреля со всем отрядом перешла в район, что в 6 верстах к северу от станции Ливенберзен, где расположилась в усадьбах Клайпинг и Дегайн, проходя карантин. Здесь батарея получила 2-е орудие, прошла ряд боевых стрельб и вела усиленные занятия.

15 мая батарея со всем отрядом выступила на позицию в район Кальнецемского тет-де-пона: 1-е орудие (штабс-капитан Роль 1-й) заняло позицию в районе м. Кальнецем и должно было обслуживать все предмостное укрепление (на левой половине – латыши, на правой – ливенцы), а 2-е орудие (штабс-капитан Зауэр) заняло позицию в районе кирпичных заводов, что в 6 км к югу от м. Кальнецем, на берегу реки Аа, – для обслуживания правого фланга тет-де-пона и препятствования переправе красных через реку Аа от тет-де-пона до участка нашего эскадрона (7 км к югу от позиции 2-го орудия).

16 и 17 мая оба орудия вели пристрелку.

19 мая на рассвете красные атаковали правую заставу тет-де-пона и захватили пулемет, перебив его прислугу. Оба орудия обстреляли противника перекрестным огнем и принудили его к отступлению. Днем огнем 2-го орудия застава красных была выбита с берега реки и бежала в лес, что дало возможность ходить по левому берегу реки, не неся потерь. Артиллерия противника в это время сожгла правый наблюдательный пункт (дом) и выпустила по позиции 2-го орудия свыше 300 3-дюймовых снарядов.

20 мая красные получили приказание во что бы то ни стало вытеснить нас за реку Аа. На рассвете их части повели наступление на правую, «детскую» (4-й взвод, состоящий из добровольцев от 16 до 19 лет) заставу, при поддержке огня артиллерии. 2-е орудие, выкаченное на руках на открытую позицию, на самый берег реки Аа, с расстояния 900 метров прямой наводкой обстреляло их и принудило к паническому бегству в лес. Пулемет батареи помогал отбивать атаки. Артиллерия противника непрерывно обстреливала позицию 2-го орудия, благодаря чему орудие заняло новую позицию в полукилометре к северу от старой, откуда до наступления темноты обстреливало скопления красных. 1-е орудие било по противнику, наступавшему на левые заставы и на «Пулеметную горку» (знаменитую еще во время Великой войны).

21 мая весь день продолжался оживленный огневой бой. В 11 часов вечера 2-е орудие перешло на тет-де-пон и заняло позицию у пехотных цепей на правом фланге для отражения ожидаемой атаки броневых автомобилей. В течение ночи на тет-де-пон перешло 1-е орудие, части Балтийского ландесвера и германская пехота, конница и артиллерия (легкая и гаубичная) для занятия исходного положения для контрудара и наступления на Ригу.

22 мая около 4 часов утра батарея начала артиллерийскую подготовку по окопам противника (окопы русско-германской войны с железобетонными убежищами и массой проволочных заграждений) у Кальнецемского шоссе. На Митаво-Рижском шоссе начался ураганный огонь тяжелой (до 9 дюймов) и легкой артиллерии. В 5 часов утра все части, сосредоточенные в районе предмостного укрепления, неожиданно для противника перешли в наступление под артиллерийским огнем противника. Балтийский ландесвер и германские части прорвались на правом фланге и пошли по лесной дороге, а ливенцы с ротой латышей – по шоссе. Одновременно поднялись германские аэропланы и начали стрелять с высоты и забрасывать противника бомбами. Красные в панике бежали, почти не оказывая сопротивления. Колонна справа (железная дивизия из Митавы) и колонна слева (батальон латышей полковника Баллода из Шлока) тоже перешли в наступление, но левая колонна продвигалась медленнее других. Германские самолеты, большие и малые, продолжали работу, преследуя противника, бросая бомбы на железную дорогу в Риге и за ней и сообщая письменными донесениями о положении всех колонн, о нахождении противника и пр. В 3 часа дня батарея вступила в Ригу. Население со слезами радости встречало освободителей. Встреча не поддается описанию. Некоторые целовали ноги всадников. Несмотря на то что на улицах и у некоторых домов шли бои, население, одетое по-праздничному, бежало навстречу; из всех окон приветствовали флагами, платками… Батарея заняла позицию по 2-й Выгонной дамбе, у железнодорожного моста для стрельбы прямой наводкой, так как красные матросы задержались у канала.

23 мая 6-дюймовая батарея «Канэ» из Усть-Двинска обстреливала город Ригу.

2-е орудие, под командой штабс-капитана Зауэра, с частями нашего отряда, переправилось на пароме у Мюльграбена, желая отрезать путь отступающему от Усть-Двинска противнику.

Вечером Усть-Двинск был взят. Трофеи отряда за день: броневой автомобиль «Красная Латвия» (перекрещен в «Россию»), пулеметы, обоз, 500 пленных.

В 12 часов ночи орудие вернулось и присоединилось к батарее.

24 мая в 11 часов утра батарея с эскадронами и офицерским взводом под командой светлейшего князя Ливена выступила с бивака для быстрого обходного движения для захвата станции Роденпойс и войск противника, находящихся между озером Эгель и станцией Роденпойс. Переправившись на пароме у Мюльграбена, около 3 часов дня отряд захватил заставу красных, указавшую на нахождение вправо от нас батальона коммунистов и отряда коммунисток, а впереди нас двух красных рот… Отряд продолжал движение. Батарея шла все время рекою непосредственно за эскадроном. Около 4 часов вечера в лесу, в 1 км от «Рикуль» (3 км к северу от станции Роденпойс), отряд наткнулся на засаду красных, состоящую из 15 коммунисток и 250 стрелков при нескольких пулеметах.

Встреча произошла в густом строевом лесу, на гати, обнесенной глубокими канавами. Красные открыли неожиданно по нашей колонне сильный пулеметный и ружейный огонь с близкой дистанции. Конница, неся потери, смешалась и отошла. Оба орудия, снявшись с передков и стоя друг другу в затылок, несмотря на невозможные для артиллерийской стрельбы условия и убийственный огонь противника, открыли по нему сильный огонь. Многие снаряды, задевая за толстые деревья, рвались у самых орудий или у нашей цепи. Противник начал нас обходить и справа и слева. Батарейный пулемет, выдвинутый вправо и вперед, своим огнем поддерживал нашу жидкую цепь (30 шашек, 10 офицеров, 20 артиллеристов). Огонь батарейного пулемета ликвидировал обход справа. Обход слева был ликвидирован огнем орудий. Орудия были спешно выдвинуты на опушку леса. Красные, не зная наших сил, спешно переправились через Аа Лифляндскую и сожгли за собой мост. С наступлением темноты подошла 1-я пулеметная рота, и отряд пошел на станцию. Со станции открыл огонь бронепоезд противника, на наши сигнальные ракеты никто не отвечал, люди крайне устали, осталось лишь 10 шрапнелей. Отряд отошел на 1 км и занял позицию у имения Холлерсгоф. Батарея потеряла 30 процентов своего состава. Ранены: поручик Недзведский, подпоручик Бергман, Кергалв, Кононов. Убиты: добровольцы Шульц, Цукурс, Цирульс. Убито 6 лошадей и ранено 7. На позиции батареи тяжело ранен начальник отряда светлейший князь Айвен и его адъютант Зейберлих и убит командир эскадрона ротмистр Родзевич.

25 мая станция Роденпойс была без боя занята ландесвером, а батарея с отрядом пошла на отдых в Ригу, где стала по квартирам на Петроградском шоссе, № 77.

К. Дыдоров
Освобождение Риги от большевиков 22 мая 1919 года⁶⁰

Сегодня, 22 мая, день, когда Латвия освободила свою столицу от большевиков.

Сегодня день, когда большое количество населения освободилось от участи быть раньше времени отправленными к праотцам. Сегодня день, когда население Риги освободилось от зла, когда дети нашли своих родителей, когда братья нашли своих сестер, мужья – жен и детей, как ваш покорнейший слуга.

Как могут этот исторический день столицы Латвии забыть все те, кто в этот день был вырван из когтей смерти, из когтей страха за свое будущее существование, из когтей произвола?

Никогда не забудут этот день и все участники быстрого наскока на большевиков, те добровольцы всех национальностей, которые во имя любви к ближнему выкинули белое знамя с лозунгом: вон отсюда большевиков, дайте нам мирно жить.

Были и павшие смертью храбрых, не искавшие себе славы, награды и материального благополучия; не дождавшиеся дня освобождения своих близких, но верившие в возможность истинной свободы, верившие в Бога и его заповеди; вот этим павшим за наше благополучие я просил бы оказать ваше внимание, почтив их память вставанием…

Я часто слышал такой вопрос: «Как это случилось, что вы так неожиданно, так быстро вошли в город Ригу, когда еще около 1 часа дня нам, рижанам, было хорошо известно, что вы все еще стоите на линии Туккум – Митава – Бауск?» Вот на этот вопрос я бы хотел сегодня ответить, но начну несколько издалека. С середины января 1919 года продвижение большевиков к Либаве было приостановлено, а с конца января преимущества стали переходить на нашу (белых) сторону. Освобождением Шрундена, Гольдингена и Виндавы начался успех добровольцев. Период первых успехов закончился рекой Виндавой. После больших дипломатических переговоров между союзниками, германцами и латвийским правительством к марту месяцу нам удалось достичь линии Шлок – Кальнецем – река Аа Курляндская (Лиелупе) и далее по ней, Митава – Бауск.

Здесь, несмотря на то что порыв добровольцев все увеличивался и всем хотелось скорее быть в Риге, военное командование принуждено было остановить дальнейшее свое продвижение в силу очень сложной политической обстановки, о каковой в прошлом, 1929 году, тоже 22 мая, сделал свой доклад князь Айвен. Я только кратко вам напоминаю, что не только германцы не могли в это время сговориться с союзниками, но и у нас начались политические счеты, в результате чего получилось одновременно два правительства: правительство Ульманиса и Ниедра.

Вследствие этого рижане, которые ждали своего освобождения с момента, как была освобождена 18 марта 1919 года Митава, начали уже терять надежду на успех добровольцев.

На два месяца затянулась разными переговорами военная операция.

Так как, за исключением отдельных лиц, добровольцы оказались совершенно в стороне от политики, что я приписываю заслугам генерала Баллода и князя Айвена, то, не интересуясь тем, что делалось в Либаве, все были заняты мыслью: скорее вперед, скорее в Ригу. План наступления был давно разработан, но осуществление его затягивалось. В конце концов, к 20 мая были получены согласия союзников и Германии и достигнуто наше внутреннее политическое соглашение. Германская дивизия получила разрешение поддержать наше наступление на Ригу тем, что она должна не разрываться с нами и идти за нами, держа общий фронт.

Очевидцы знают, что отдельные германские части не ограничились такой пассивной ролью, а приняли и более активное участие. Со стороны германцев здесь не было совершенно бескорыстного желания, за прекрасные глаза латвийского народа, оказывать ему помощь, жертвуя человеческими жизнями. Нет! К тому было много и очень много и политических причин, и просто причин обывательского характера.

К числу таких обывательских причин я лично отношу и то особое соглашение между представителями Германии и правительством Латвии, по которому все добровольцы и весь командный состав Германии, числились на службе у Латвии. По этому особому соглашению, заключенному еще в Риге 29 декабря 1918 года, сказано в пункте первом: «Временное правительство Латвии согласно признать по ходатайству о том все права, гражданства в Латвии за всеми иностранцами, состоящими в армии и прослужившими не меньше 4 недель в добровольческих частях, сражающихся за освобождение Латвийской территории от большевиков». Соглашение это было подписано с германской стороны Виннингом, а с латвийской – председателем совета министров К. Ульманисом и министрами Паэгле и Залитом.

Что касается добровольцев, то прорыв большевистского фронта возложен был на ландесвер и, в частности, на Штосс-труппу (ударный батальон) с лейтенантом Мантейфелем во главе.

Прорыв фронта должен был произойти у Кальнецема. К моменту наступления на Ригу наши части стояли по линии Каугерн— Шлок – левый берег реки Ла Курляндской, затем тет-де-пон у Кальнецема, снова левый берег реки Ла Курляндской до Митавы с тет-де-поном у нее и далее к Бауску. Кальнецемское предмостное укрепление, которое оборонялось отрядом под командованием князя Ливена, было необходимо противобольшевистскому (белому) военному командованию как плацдарм, откуда возможно было наступление на Ригу, и поэтому оборона Кальнецема была крайне ответственной задачей.

Для усиления обороноспособности отряда на северной части укрепления стояли 2 латышские роты, подчиненные отряду князя Ливена.

Красное командование понимало значение Кальнецемского плацдарма, поэтому оно хотело во что бы то ни стало прогнать нас на левый западный берег реки Аа и тем парализовать нашу активность.

Попыток было несколько, из которых самое сильное наступление на нас красными было сделано 19 мая перед рассветом.

Тяжело было, но тет-де-пон остался за нами, хоть мы и понесли потери убитыми и ранеными.

В числе убитых был сын известного русского старообрядческого деятеля в Латвии Ил. Евс. Колосова. 22 мая разведка дала сведения, что большевики в этот день должны взять Кальнецем. На этот же день было назначено и наше наступление на Ригу.

Отряду князя Айвена было приказано обследовать Тирульское болото, особенно в его Мангальской части, чтобы найти возможность провести по нему войска, а если удастся, то и 2 орудия в тыл большевикам на дорогу из Кальнецема в Ригу.

Так как за долгое стояние в Кальнецеме с этим болотом наши добровольцы уже были несколько знакомы и более других знал эти тропы нынешний депутат Сейма от русских Гр. Сер. Елисеев, то за 2 дня до наступления ему было поручено – совершенно секретно – обстоятельно исследовать ту тропинку, по которой, хотя бы на руках, можно было за пехотой протащить орудия.

В ночь с 21-го на 22 мая, к 1 часу 30 минутам, маневренные войска подошли к Кальнецему. Прапорщик Елисеев был готов и вполне уверен, что он с честью выведет ударную часть в тыл большевикам через болото, которое большевики считали совершенно непроходимым.

В 3–4 часа утра, когда почти на всем позиционном фронте было как будто совершенно спокойно, мы получили первое сведение, что отряд лейтенанта Мантейфеля прошел усадьбы Мигле и Лаце и идет на Пинкенгоф.

К 5 часам утра замечено было волнение в окопах большевиков. Объяснялось это тем, что большевики потеряли связь с тылом – телефоны не действовали.

Для того чтобы ввести в заблуждение большевиков, наше военное командование решило по всему фронту оставить на позициях уменьшенное число стрелков и только на рассвете начать собирать их в Кальнецем. Таким образом, до 5 часов утра большевики ничем не могли обнаружить наших активных действий, а на участке Каугерн— Шлок все оставалось в спокойном состоянии почти до полудня, так как латышские части старались не тревожить красных.

Около 5 часов утра стянутые части полковника Баллода и князя Айвена под общей командой полковника Баллода двинулись на Ригу по дороге Кальнецем – Рига, что южнее озера Бабит и севернее Тирульского болота, через Огле, Каклинг, Плуче и Пинкенгоф. Приблизительно в это же время начали сосредотачивать свои активные силы на плацдарме у Митавы и те германские части, которые на автомобилях оказались в Риге одновременно со Штосс-труппой Мантейфеля.

Вследствие того, что добровольцы старались в тылу большевиков действовать по возможности бесшумно, то есть без выстрелов, а потом, поражая неожиданностью, захватывать в плен те большевистские резервы, которые попадались навстречу, и вследствие того, что нашим командованием не было предпринято общего наступления по всему фронту, получилось то, что большевики, сидя в Риге, не имели плохих известий с фронта.

Еще около 12 часов дня, будучи в 10 верстах от Риги, мы разговаривали с Ригой по телефону и заверяли большевиков, что у них на фронте все благополучно и спокойно.

Связь с участком Каугерн – Шлок по взморской линии у них не порывалась, и там они знали, что все спокойно. Это было в то время, когда мы были далеко в тылу красных войск, когда нами было сделано ³/₄ всего пути к Риге.

Все это позволило нам буквально влететь в Ригу, застав комиссаров в парикмахерских, столовых и просто на улице.

Если большинству из них все же в последний момент удалось бежать, то это объясняется тем, что наше командование не имело достаточно войск, чтобы из общего строя выделить отдельные команды, для уловления ответственных большевистских работников.

Неудивительно, если мы, участники этого боевого дела, и сегодня еще чувствуем себя вполне удовлетворенными и тем головокружительным успехом, который выпал на долю освободителей Риги, и той встречей, которую нам оказало местное население.

Встреча, которую мы нашли со стороны жителей Риги, наградила участников сторицей за все лишения добровольцев. Это было высшей наградой нам всем, и этой награды никто никогда от нас не отнимет. Один из наших соратников так записал в своем дневнике встречу рижанами своих освободителей: «Население со слезами радости встречало освободителей. Встреча не поддается описанию. Некоторые целовали ноги всадников. Несмотря на то что на улицах и у некоторых домов шли бои, население, одетое по-праздничному, бежало навстречу; из всех окон приветствовали флагами, платками…»

Видимо, Рига забыла об этом, что я вижу по сегодняшнему будничному дню.

Большинство русских людей Латвии сознает свои национальные услуги, оказанные своему второму отечеству, но есть среди нас и такие, которые, величая себя «рижанами», до сего дня не знают, в чем же заслуга русских людей в деле освобождения Латвии и, в частности, в деле освобождения Риги от большевиков. Я подробно не буду на этом останавливаться, но укажу вам на пару случаев.

Первый – тот, о котором я вскользь уже упомянул. Это защита Кальнецемского предмостного укрепления, где кровь и могилы русских добровольцев свидетельствуют о том, что одна из ответственных задач будущего успеха лежала на Русском отряде; а разве вывод ударных частей ландесвера прапорщиком Елисеевым, через болото в тыл большевиков, не произведен русским человеком?

Ведь не будь этого, вряд ли большевиков было так легко сломить, вряд ли нам так быстро удалось бы быть в Риге, а раз так, то большевики посчитались бы с заложниками и мы многих бы еще недосчитались, даже из тех, кто сегодня здесь. Вероятно, большевики устроили бы еще большую резню, чем тогда, когда была взята нами Митава. И особенно когда красным не удалось вернуть Митаву обратно.

Нам, военным, этот случай лишний раз напомнил слова великого военного учителя, сказавшего: «Промедление смерти подобно». А вот и еще. Это случай с тяжелым ранением князя Ливена и его соратников, а также смерть тех, кого мы, ливенцы, будем поминать 24 мая в Александро-Невской церкви после вечерней службы.

Разве смерть одних и ранение других не есть геройство русских? Русских, которые гнали большевиков к Роденпойсу и далее, – для того чтобы дать возможность рижанам отдохнуть после большевистских ужасов, чтобы дать возможность народу спокойно начать строительство своей жизни, а правительству заботиться об устройстве государства.

Я этим отнюдь не хочу умалять роли других народностей в этом деле, о них много говорят, да и они сами могут достойно за себя постоять.

Моя задача сказать сегодня хоть немного и о русских, о которых теперь уже, видно, никто, кроме нас самих, о себе не скажет, не скажет того, что наши наследники, молодежь, должны знать и что они оценят в дальнейшем.

Всем нам, имеющим возможность сегодня мирно жить под защитой Латвийского государства, не следует забывать, какой ценой добыто это право на существование, не следует забывать и того, что враг еще существует в лице Третьего интернационала и что окончательная победа над ним может быть одержана лишь при единогласии всех народов, при общем дружном сожительстве национальностей в пределах того государства, гражданами коего мы состоим.