Белая борьба на северо-западе России. Том 10
Ультиматум полковника Бермондта латышам
6 октября в Митаве среди русских войск были пущены слухи, что в Москве происходят важные события: Ленин отдал приказ об аресте Троцкого, но Троцкий сам арестовал Ленина, и в связи с этим в Москве вспыхнуло восстание. Поэтому войска должны немедленно готовиться к выступлению.
Весть о походе в Россию во всех русских частях, засидевшихся в Митаве и томившихся бездельем, вызвала живейшую радость.
И вот 7 октября началась вторая глава бермондтовской истории, уже не комическая, а глубоко трагическая, обильно политая кровью. Красная строка этой главы была написана самим Бермондтом, который послал в Ригу латышскому премьер-министру телеграмму следующего содержания:
«Находя настоящий момент подходящим, чтобы отправиться на антибольшевистский фронт, я прошу Ваше Превосходительство озаботиться созданием условий, позволяющих моим войскам незамедлительно вступить в бой против красноармейских орд советской России, находящихся на границах Лифляндии и представляющих угрозу для всех соседних с ней культурных наций. Относительно распоряжений, которые возглавляемое Вами правительство намерено отдать, чтобы гарантировать незамедлительный пропуск состоящим под моим командованием войскам на фронт, я прошу немедленно меня уведомить.
Митава, 7 октября 1919 г.
Командующий западной армией полковник Бермондт-Авалов».
Был ли получен какой-либо ответ на эту телеграмму или нет, неизвестно, но 8 октября в 10 часов утра над Ригой появились три аэроплана, сбросившие несколько тяжелых бомб и прокламаций на русском языке, в которых латыши призывались подчиниться власти полковника Бермондта, чтобы быть присоединенными к великой и могучей России. Прокламации заканчивались угрозой, что «всех отпавших от креста и Евангелия и слушающихся агитаторов» он, полковник Бермондт, жестоко накажет. В тот же день все пассажирские пароходы, плавающие между Митавой и Ригой по реке Аа, были задержаны в Митаве.
Начало военных действий
Итак, военные действия начались.
В экстренных дневных выпусках рижских газет появилось следующее сообщение штаба латышской армии:
«8 октября около 10 часов утра над Ригой летали три немецко-русских аэроплана и сбросили бомбы в Рижском районе, начав этим военные действия. Одновременно на всем фронте неприятельские цепи напали на наши сторожевые посты. Отряды неприятельской кавалерии приблизились к нашим постам в районе Карлсбада, но были рассеяны с потерями для них. На шоссе Рига – Митава противник открыл сильный артиллерийский огонь по нашим окопам, поддержанный удушливыми газами. Нашим артиллерийским огнем уничтожены неприятельский бронепоезд и броневик; последний лежит во рву впереди наших окопов. В том же районе ружейным и пулеметным огнем уничтожены две немецко-русские роты. На остальном фронте ружейная перестрелка».
В этих же экстренных выпусках было напечатано и затем расклеено на улицах следующее правительственное сообщение:
«Без предварительного объявления войны, вопреки всем принятым в цивилизованном мире правилам, войска Бермондта вчера утром начали наступление в рижском направлении.
Геройские солдаты Латвии до настоящего момента отразили все атаки, и правительство убеждено, что армия Латвии будет достаточно сильна для ликвидации преступного нападения.
Правительство приглашает все население Латвии воздержаться от паники и всеми силами помочь правительству и армии в их трудной и ответственной работе.
Обстоятельства требуют, чтобы тыл армии был достаточно обеспечен в то время, когда нашей столице угрожают чужие войска и нашим солдатам приходится исполнять свой долг на позициях. Поэтому правительство признало необходимым принять чрезвычайные меры обороны и безопасности как в Риге, так и в ближайшем тылу армии. В этом отношении правительство надеется на полное содействие всех граждан Латвии. Соединенными силами всего народа мы сможем очистить страну от всех врагов и довести Латвию до солнечных дней.
Да здравствует свободная Латвия!
Рига, 8 октября 1919 г.
Министр-Президент Ульманис».
Того же 8 октября правительство послало на имя мирной конференции Верховного совета в Париже и маршала Фоша телеграфную ноту с просьбой о защите от нападения Бермондта и в происшедшем всецело обвиняло Германию.
Со своей стороны начальник английской военной миссии в Риге полковник Таллент послал экстренное телеграфное сообщение в Лондон, прося оттуда должных инструкций.
Вряд ли германское правительство, исчерпавшее все меры в эвакуации Курляндии, было так повинно, как это рисовали латышские ноты. Но надо отдать справедливость латышской дипломатии, что она очень ловко и умело использовала с выгодой для себя всю политическую обстановку того времени, поставив в центре внимания Антанты не безвестного ей полковника Бермондта-Авалова, а побежденную Германию, желавшую отыграться на востоке. Кроме того, на случай благоприятного исхода конфликта, Латвии гораздо легче было бы взыскивать убытки с той же Германии, объекта более солидного и более реального, нежели какой-то безвестный человек, вскочивший на поверхность политической лужи с легкостью дождевого пузыря и могшего исчезнуть с такой же легкостью.
Разумеется, германское правительство решительно и энергично протестовало против взваливания вины Бермондта и стоящих за ним безответственных групп на германскую шею. Поэтому 18 октября германское правительство послало следующую телеграмму:
«Временному правительству Латвии.
В своей телеграмме, посланной 8 октября мирной конференции, временное правительство Латвии, выставив тяжкие обвинения против германских частей в Курляндии, утверждает, что последние, совместно с Бермондтом, 8 октября начали военные действия против Латвии. Против такого бессмысленного утверждения я выражаю самый энергичный протест. Как мною было уже пояснено в радио от 9 октября, ни одна из подчиненных германскому правительству частей не принимала участия в начатых 8 октября сражениях.
В посланной мирной конференции телеграмме утверждается также, что германское правительство не только не отозвало своих воинских частей с территории Латвии, но даже удвоило численность своих сил в Прибалтике. Против этого утверждения я выражаю энергичнейший протест, так как временному правительству Латвии в достаточной мере известны все предпринятые германским правительством уже несколько…» (Конца радио Мюллера рижская радиостанция не приняла.)
Рига была объявлена на осадном положении. Разрешение ходьбы по городу с 7 часов вечера до 5 часов утра было ограничено. Правительственные учреждения были закрыты, служащим было выдано жалованье за месяц вперед и им было предложено поступать в охранный батальон, уже организуемый студентами рижского политехникума. Железнодорожное движение было прекращено по всем линиям, и весь наличный состав пассажирских и товарных поездов был использован для переброски войск на Олайский фронт. Все частные телефоны были выключены.
С трех часов дня 8 октября артиллерийская канонада со стороны Олая стала усиливаться и было ясно слышно, что как с той, так и с другой стороны в бой вводились новые батареи, не исключая и тяжелых. К вечеру канонада слышалась уже совсем близко, и в городе звенели стекла, но снаряды еще не долетали до города.
В Риге господствовало всеобщее убеждение, что численно превосходная армия полковника Бермондта безусловно раздавит латышей и одним наскоком возьмет Ригу, как это уже было 22 мая при занятии ее антибольшевистскими войсками.
Но артиллерийская канонада продолжалась всю ночь, и бермондтовские войска в эту ночь не вступили в Ригу. Утром 9 октября штаб латышской армии сообщал, что в течение всей предыдущей ночи продолжались ожесточенные бои с наступающим превосходными силами противником, поддержанным весьма обильно всеми техническими средствами. «Но, несмотря на коварные средства нападения, все атаки с большими потерями для противника были отбиты. Некоторые пункты во время упорных боев переходили из рук в руки. Запись добровольцев, продолжавшаяся с большим воодушевлением всю ночь, дала значительные результаты».
Но в этой успокоительной сводке штаб латышской армии ни словом не обмолвился о том, что вечером 8 октября неприятельскими войсками была занята крепость Усть-Двинск, предместье Больдераа и пригороды Торенсберга и Гагенсберга. Впрочем, в том, что латышская армия в предыдущую ночь потерпела тяжкие поражения и была разбита, рижское население и так не сомневалось, так как войска всю ночь уходили из Риги, всю ночь происходила лихорадочная эвакуация правительственных учреждений. В эту же ночь и само правительство в полном составе уехало в Венден; туда же должен был переехать и Народный Совет.
Взять в эту ночь Ригу при всеобщей растерянности и панике в разбитых латышских войсках не представляло никакого труда. Но утром 9 октября бермондтовских войск в городе еще не было и по улицам рыскали отдельные толпы латышских солдат, взламывавшие магазины и предававшиеся открытому грабежу.
Почему армия Бермондта, взяв Усть-Двинск и ряд предместий, не заняла самую Ригу, когда ее отделяли только одни мосты через Двину, неизвестно. Но некто Сергей Оношкевич-Яцына86, насколько не ошибаюсь, одно из лиц, стоявших близко к штабу Западной армии, в объяснение причин медлительности действий в августе 1921 года писал в «Общем деле»:
«Очень быстро были взяты все подступы к Риге, и последняя была бы взята без боя, так как правительство ее эвакуировало очень поспешно. Но по неизвестным мне побуждениям майор Бишоф, тогда являвшийся в свите командующего представителем немецких частей армии, решительно воспротивился этому… Мемель был потерян, и когда снова было решено брать Ригу, то было уже поздно: подоспела английская и эстонская помощь и английские суда начали обстрел добровольческих позиций перед Ригой. Это и ряд очень неудачных внутренних мероприятий решили судьбу армии…»
Оборона Риги
Действительно, заняв Торенсберг, армия полковника Бермондта не позаботилась даже об охране мостов. Солдаты разбрелись по домам и расположились на ночлег, полагая, вероятно, что утро вечера мудренее. А в эту же ночь, на рассвете, рота студенческого батальона буквально перед самым носом бермондтовских частей в Гагенсберге развела большой железнодорожный мост и сожгла несколько пролетов деревянного моста, сделав, таким образом, оба моста непроезжими и отделив бермондтовскую армию от Риги. Достойно внимания еще и то обстоятельство, что студенческая рота, совершив этот воистину геройский подвиг, вернулась без потерь. Это обстоятельство – порча мостов – внесло некоторое успокоение в деморализованную латышскую армию, отхлынувшую было за Ригу к Стакельну, где с помощью эстонских войск латышский главнокомандующий генерал Симонсон предполагал дать генеральное сражение бермондтовской армии.
Вряд ли генерал Симонсон имел какой-либо план, потому что он раньше всех бросил свою армию и, не дав никому никаких распоряжений, уехал в Венден. Поэтому оборона Риги перешла исключительно в руки командира студенческой роты капитана Зоммера, проявившего огромную распорядительность и большую энергию, которые он проявлял и впоследствии, когда был назначен на хлебный пост министра торговли и промышленности, с какового ушел не по своей воле.
Знал ли капитан Зоммер, что эстонская помощь близка и что Ригу нужно удержать до подхода эстонцев какой бы то ни было ценой, или он сам, будучи лицом безответственным, рискнул, на свой страх, проделать опыт борьбы за неукрепленный город с 250-тысячным населением, но факт тот, что Рига стала активным фронтом.
На оборону мостов были посланы студенты, служащие правительственных учреждений, железнодорожники, пожарные и т. п.
Вдоль всей набережной Двины, прямо на мостовой, были вырыты окопы и возведены проволочные заграждения, на перекрестках улиц, ближайших к набережной, были расставлены пулеметы, броневые автомобили и минометы.
К вечеру 10 октября в Ригу прибыли четыре эстонских бронированных поезда, а ночью в Больдераа из Финского залива прибыла эскадра английских крейсеров, которые, увы, должны были поддерживать с моря наступление Юденича на Петроград.
Промедление, сделанное Бермондтом в ночь с 8-го на 9 октября, оказалось для него «смерти подобным». Период острой паники в латышской армии прошел, и она начала вновь накапливаться в Риге и около нее. В Ригу же вернулись правительство и Народный Совет.
Трагедия генерала Юденича
Для Северо-Западной армии, уже перешедшей в наступление от Ямбурга и Гдова и забиравшей сдающихся тысячами красноармейцев, теперь создалось в высшей степени трагическое положение как в стратегическом, так и в политическом отношении. Армия Юденича теперь была обессилена выбытием 4 мощных бронированных эстонских поездов, снятых с Петербургского фронта и посланных под Ригу на бермондтовский фронт. Далее армия Юденича лишилась поддержки английской эскадры с моря, которая, вместо обещанной бомбардировки Кронштадта и Красной Горки, отплыла в Ригу для обстрела армии полковника Бермондта.
Не менее трагическим оказалось и политическое положение Северо-Западной армии. Взамен обязательства северо-западного правительства о признании независимости Эстонской Республики, эстонская армия приняла участие в походе армии Юденича на Петроград. Вместе с тем Эстония являлась и главной тыловой базой, питавшей Северо-Западную армию всем необходимым, и потому все политические осложнения в тылу роковым образом должны были отразиться на положении и состоянии фронта. Но теперь, связанная общностью судьбы и политических интересов с Латвией, Эстония предпочла вместо помощи Юденичу оказать помощь Латвии.
Для того чтобы нагляднее иллюстрировать тяжелое положение Юденича и показать, почему эстонцы, при их традиционной вражде к латышам, поспешили с помощью Латвии, я приведу несколько выдержек из эстонских газет, характеризующих в тот момент общественные настроения Эстонии:
Правительственный официоз «Waba Маа» писал:
«Планы Бермондта ясны – усмирить мятежную Латвию и присоединить ее к великой России. За Латвией настанет очередь и Эстонии… Нет сомнения, что Бермондт действует в полном согласии с Колчаком и Деникиным. Но Бермондту не так-то легко удастся втолкнуть Латвию и Эстонию в пасть русских монархистов…»
Упоминая о Колчаке и Деникине, «Waba Маа» не называла имени Юденича только из известной дипломатической деликатности, хорошо, однако, зная, что Юденич был подчинен Верховному правителю Колчаку и субсидировался им.
Более резко и решительно, ставя все точки над «1», писал «Sozial-demokrat»:
«В связи с операциями северо-западного правительства против Петрограда, в которых участвует и Эстония, мы стали на неизвестный путь. У власти стоят совершенно неизвестные нам люди, истинное лицо которых мы еще не рассмотрели. У Риги против латышей сражается Бермондт, считающий все малые государства мятежниками против России. Бермондт не только предводитель шайки, но и командующий войсками «западного» правительства, целью которого является восстановление неделимой России. В свою очередь, Бермондт составляет лишь звено цепи, окружающей Россию. Эстонское военное командование весьма благосклонно относилось к завоевателям Петрограда, и потому в нашем положении накопилось много противоречий, нуждающихся в выяснении. Находиться с одной и той же властью в состоянии войны, с одной стороны, и ждать обеспечения нашей будущности от той же власти – с другой, – нелогично. В сущности, мы не знаем, каковы отношения между представителями наиболее значительных течений: Колчаком, Деникиным и Юденичем. Весьма возможно, что Юденич и Бермондт люди одной и той же идеи, но каждый из них стремится к ней разными путями. И если мы теперь не хотим участвовать в походе Юденича на Петроград, то пусть он в этом винит не нас, а Бермондта…»
За уступку эстонцам латышского города Валка и за возмещение расходов по экспедиции Эстония положила свое оружие на латышскую чашу весов в споре с полковником Бермондтом.
Этим сложным политическим обстоятельством не могли не воспользоваться большевики. 15 октября Чичерин одновременно послал по ноте латышскому и эстонскому правительствам с предложением мира на условиях полного признания независимости обеих республик и значительных материальных, экономических компенсаций в их пользу. Не нужно забывать, что ко времени посылки этих нот Колчак занял Пермь, деникинские войска, взяв Орел, находились уже в трехстах верстах от Москвы, а Юденич охватывал Петроград.
К чести латышей, предложение Чичерина было решительно отвергнуто, эстонцы же изъявили согласие на ведение мирных переговоров лишь после окончательного разгрома армии Юденича.
Совершенно излишне говорить, какие решительные меры пришлось предпринять генералу Юденичу и Северо-Западному правительству, чтобы отмежеваться от Бермондта и солидарности с ним. Желая хотя бы до некоторой степени ослабить негодование эстонского общественного мнения в отношении Северо-Западной армии, генерал Юденич опубликовал следующий приказ по армии:
«Нарва, 9 октября 1919 г. № 73.
Ввиду преступного выступления полковника Бермондта против Латвии, отрешаю полковника Бермондта от должности командующего корпусом имени графа Келлера и объявляю его изменником родины.
Главнокомандующий Северо-Западным фронтом ген. Юденич».
Со своей стороны министр иностранных дел Северо-Западного правительства послал на имя латвийского министра иностранных дел телеграмму:
«Главнокомандующий Северо-Западным фронтом просил меня в Вашем лице сообщить правительству Латвии, что приказом главнокомандующего от 9 октября за № 73 полковник Бермондт, за многократное неисполнение приказаний главнокомандующего и за открытие враждебных действий против Латвии, объявлен предателем отечества. Он и войска, находящиеся в его распоряжении, исключены из списков войсковых частей Северо-Западного фронта, подчиненных генералу Юденичу, и поэтому главнокомандующий просит не считать их русскими войсками.
Министр иностранных дел Северо-Западного правительства Лианозов».
Одновременно, непосредственно к солдатам армии Бермондта, Северо-Западным правительством по радио было послано следующее воззвание:
«Офицеры и солдаты! Вы уже знаете воззвание главнокомандующего генерала Юденича, вы читали его приказ, согласно которому полковник Авалов-Бермондт объявлен изменником родины, а вы, верные сыны отечества, призываетесь на нарвский фронт на борьбу с большевиками, а не в Ригу, против латышских войск – наших друзей, но не врагов. Знаете ли вы, чем грозит эта измена нашему фронту? Наше победоносное наступление может приостановиться, так как латышские войска будут оторваны от борьбы с большевиками. Эстонские войска пойдут на помощь Латвии, наш тыл будет не защищен, и мы будем принуждены отступить, в то время когда у нас уже имеются большие надежды на успех. Большевики успеют отдохнуть, собраться с силами и возобновить свои преступные действия против свободы народа и его воли. Правительство убеждено, что вы исполните свой святой долг и все как один человек отзоветесь на это воззвание».
Чтобы еще больше рассеять подозрительность эстонцев и латышей, генерал Юденич, вслед за приказом об объявлении полковника Бермондта изменником, принес в дар латышской армии 4 пушки. В ответ на это командующий латвийской армией Симонсон послал следующую телеграмму:
«Главнокомандующему Северо-Западной армией генералу Юденичу.
Начальник миссии союзников сообщил мне радостную весть, что вы послали в Ригу для нашей армии 4 орудия. Этот подарок в нынешний тяжелый момент борьбы за родину приходит вовремя и свидетельствует о благожелательных отношениях Вашего Высокопревосходительства к нашей республике. Посылаю Вам от лица латвийской армии и измученного народа и от себя лично глубочайшую благодарность.
Рига, 14 октября 1919 г.
Генерал Симонсон».
Копия с этой телеграммы, по распоряжению латышского правительства, была расклеена на всех улицах Риги.
Полковник Бермондт не остался в долгу перед генералом Юденичем и ответил ему телеграфной же дерзостью. Радиотелеграмма из Митавы от 12 октября за № 2220 гласила:
«Ревель. Генералу Юденичу.
Контрнаступление на эстонские и латышские войска было произведено с той целью, чтобы войска мои не попали в положение, в котором находилась Ваша Северная армия, тыл которой обеспечен не был. За Вашими приказами последовали заявления от Ваших офицеров, что приказы эти не обязательны по отношению ко мне, ибо Вы не являетесь хозяином в Ваших действиях. В таком духе я понимаю Вашу последнюю телеграмму. Моими последующими операциями я надеюсь принести пользу не только отечеству, но и Северной армии. В истинность приводимых Вами обвинений я не могу верить, ибо в то время, когда Ваши войска находятся в состоянии, непереносимом для русской гордости, моя армия в Курляндии находится на должной высоте и высоко держит в былом величии русское знамя.
Полковник Авалов».
Еще более резко ответил председатель западного правительства граф Пален следующей радиотелеграммой из Митавы от 14 октября за № 1816:
«Генералу Юденичу, Ревель.
Совет Западного Русского Правительства, ознакомившись с содержанием Вашей телеграммы, адресованной главнокомандующему Западной Добровольческой армии, опровергает возведенную на нее клевету. Совет знает, что Ваше выступление совершается в пользу врагов России, направлено против русской армии, защищающей последний клочок русского берега, и навязано Вам темными силами. Западно-русская добровольческая армия, от всей души надеясь на лучшее будущее России, ждет того дня, когда она расчистит себе доступ к Вам, будет в состоянии бок о бок с Северной армией принять участие в боях за спасение отечества».
В заключение этой интересной телеграфной полемики не могу не отметить еще одной радиотелеграммы, адресованной Бермондтом и графом Паленом «Представителям союзных держав в России». Каким «представителям союзных держав в России» было адресовано это радио, вряд ли знали и сами авторы, так как, насколько известно, в период наивысшего большевистского террора 1918–1919 годов в Советской России не находилось ни одного иностранного представителя. В равной степени кажется необыкновенно странным отсутствие времени и места отправления и номера радио, принятого почему-то в Митаве. Единственное, что можно предположить, – это то, что авторы ноты адресовали ее представителям Антанты в Прибалтике, которую полковник Бермондт и граф Пален считали частью России, самая же телеграмма была послана из Торенсберга и, между прочим, принята и Митавой:
«Принята в Митаве в 1 ч. ночи по латышскому времени подполк. Гров.
Представителям союзных держав в России.
21 октября мне, как командующему русскими войсками, сформированными в Западных областях, необходимо было укрепить положение для борьбы с большевизмом и водворения порядка. С этой целью я вошел в контакт с командующим германскими войсками, оккупировавшими край, с тем чтобы обеспечить отступление и безопасность отправляющихся на родину германских транспортов. Чтобы спасти области, оккупированные моими войсками, от состояния анархии, в котором они могли очутиться, я поручил назначенному мною Центральному совету образовать временное правительство на демократических началах, находящееся в согласии с желаниями населения. К сожалению, латышское временное правительство приступило к концентрации около позиций моих войск крупных эстонских и латышских войсковых частей, не считаясь с нейтральной полосой и этим подавая повод к столкновениям. Ибо когда мои войсковые части явились на смену германским сторожевым постам, мною был отдан приказ не вступать в бои с эстонско-латышскими войсками, несмотря на их постоянные подстрекательства. Находясь далеко от всякой умеренности, они считали мое поведение признаком слабости и атаковали мои позиции, что принудило меня принять меры в целях укрепления моего военного положения и занять снова боевую линию, дающую мне возможность выступить против врагов отечества большевиков, чтобы бороться с ними. Смею надеяться, что союзники моей родины не откажут мне в моих стремлениях своей поддержкой, согласно договорам, связывающим меня с ними и облегчающим мне мою деятельность.
Главнокомандующий Западно-русской армии Авалов-Бермондт.
Председатель Центрального совета гр. Пален.
Члены совета: ген. майор Соколу инжен. Ильин».