– Это ведь не вы придумали? – прищурившись, спросила девочка.
– Конечно же, нет, – честно признался механик. – Я механик, Алоя, а не инженер. Нравится?
– Очень! Но кто же оказался способен придумать такое? – допытывалась она. – Это же гениально! Здесь нет ничего сложного, но в то же время, модель должна получиться уникальной. Хотя…
Она задумчиво склонила голову над листами, пытаясь понять, какая именно деталь никак не давала ей покоя. Что-то в чертежах было не так, как должно было быть. Где-то в расчётах скрывалась коварная и незаметная на первый взгляд ошибка. Девочка сосредоточенно сопела, пытаясь найти оплошность.
– Дайте мне лист бумаги и карандаш, – попросила она, не поднимая головы. – Я попробую подсчитать сама.
– Дитя, ты же всегда отлично считала в уме, – вздохнул механик. – Как видно, продолжительная болезнь отрицательно сказывается на твоей работоспособности. Надеюсь, в самом скором времени ты поправишься, и всё вернётся на круги своя.
Он протянул ей бумагу и карандаш. Девочка тут же принялась дрожащей рукой выводить на листе аккуратные ряды цифр, сверяясь с расчётами, указанными в чертежах. Она напряжённо хмурила лоб, пытаясь вычислить коварную ошибку. Механик внимательно следил за ней, про себя отмечая, что слабость действительно изрядно подорвала способность малышки моментально схватывать любую информацию. В глубине души он боялся, что Алоя так и не сможет найти эту проклятую ошибку и тогда вся его затея провалится с грандиозным треском.
– Так он же не сможет летать с такими двигателями, – произнесла девочка. – При первой же попытке их запустить, двигатели заклинит. Причём, все четыре одновременно. И никуда эта модель уже не полетит. Даже моих скромных познаний вполне хватает для того, чтобы это понять.
– И что ты предлагаешь? – с затаённой надеждой поинтересовался механик.
– Я всё написала, – произнесла Алоя, протягивая ему свой листок. – Можете отдать мои подсчёты тому, кто придумал эту модель. Пусть подумает и исправит свою досадную оплошность. Но в целом это должна быть отличная игрушка.
Она устало откинулась на подушки, потирая виски.
– Блестяще, Алоя! – похвалил механик. – Я не сомневался, что ты справишься с этой задачкой. Считай, что это был твой экзамен. Но, как я вижу, тебя утомили поиски этой ошибки, дитя. Поэтому тебе лучше отдохнуть.
– Вы так и не сказали мне, кто придумал модель, – напомнила она.
– В нашем городе есть один человек, в прошлом он был очень известным изобретателем, – доверительным тоном делился механик. – Но получилось так, что жизнь его пошла кувырком и он долгое время предавался беспробудному пьянству. Однако, ни навыков своих, ни знаний не растерял. Он способен творить поистине гениальные вещи, Алоя. И я предложил ему взять тебя на обучение.
– И что он ответил?
– Он предложил устроить тебе небольшое испытание, пройдя которое ты смогла бы доказать свои способности. У тебя блестяще получилось, дитя. Твой листок я отнесу этому человеку. Думаю, он будет очень доволен.
– Я вовсе не настаиваю, но надеюсь, что мои идеи могут оказаться весьма полезными.
– Ты настоящее Чудо, девочка! – рассмеялся механик. – Если после подобного заявления он откажется взять тебя в ученицы, я лично вызову его на дуэль. А теперь закрывай глаза и отдыхай. Тебе вскоре понадобится очень много сил, чтобы успешно учиться дальше. Я ещё загляну к тебе, как только у меня появятся для тебя хорошие новости. Вот увидишь, дитя, этот человек откроет для тебя такие тайны инженерии и механики, какие ты даже вообразить себе не могла.
– Хорошо, – слабо улыбнулась девочка.
Механик вышел, задумчиво потирая короткую бороду. В душе он торжествовал, предвкушая изумлённый взгляд забытого всеми инженера. Ведь с самого начала инженер отказывался верить, что девочка может быть настолько умна. Он отчаянно сопротивлялся любым попыткам переубедить его в этом. Но простое человеческое любопытство взяло верх, и он согласился устроить для малышки испытание, выбрав задание далеко не из простых. К величайшей радости старого механика, Алоя с лёгкостью выполнила задание, даже не смотря на дурное самочувствие.
– Представляю, какие глаза у тебя будут, дружище, – говорил он сам себе. – Вот ты удивишься, когда поймёшь, что я не ошибался. И только попробуй отказаться взять малютку в ученицы. Уж тогда я с тобой разберусь как подобает мужчине.
Улыбаясь собственным мыслям, он отправился прямиком в порт. Туда, где в старой, покосившейся одноэтажной лачуге с вечным бардаком внутри и гулкими сквозняками по углам его дожидался инженер, абсолютно уверенный в своей правоте касательно умственных способностей не только Алои, но и практически всех девочек в мире. Инженер полагал, что любая возня с чертежами, механизмами и автоматами занятие исключительно мужское. Но в очень скором времени ему предстояло существенно пересмотреть свою точку зрения.
***
Джессика влетела в спальню девочки подобно сметающему всё на своём пути урагану.
–Так, юная леди, почему вы до сих пор в кровати? – громко спросила она, упирая руки в бока. – Это же просто уму непостижимо!
– Джессика, вашим голосом можно мёртвого поднять из могилы, – угрюмо отозвалась Алоя, испуганно открывая глаза. – Вы напугали меня так, словно у меня над ухом неожиданно зазвучала Иерихонская труба.
– Прости, дитя, я вовсе не хотела тебя напугать, – извинилась женщина. – Поднимайся, Алоя. Нас с тобой ждёт множество увлекательных занятий. И поверь мне, откладывать все эти занятия на потом совершенно не имеет смысла.
– Не хочу, – заявила девочка. – Когда вы приехали? Почему папа ничего мне не сказал?
Джессика пожала плечами и, подойдя к окну, резким движением распахнула шторы. За окном был серый день, явление для здешних мест вполне привычное. Но Алое свет показался нестерпимо ярким и она зажмурилась. Не обращая на это никакого внимания, Джессика вышла, но вскоре вернулась, бережно неся в руках пышное платье нежного кремового цвета.
– Поднимайся, Алоя, – твёрдо заявила она. – Хватит лежать в постели. Иначе ты рискуешь пропустить всё самое интересное. Поверь мне, жизнь слишком увлекательная штука, чтобы тратить её столь бездарным образом. Не станешь же ты до конца дней своих лежать и изучать однообразный узор на шторах.
– Я не хочу вставать, – повторила малышка.
– Ты должна встать, милая. Я хочу тебя кое с кем познакомить, – нежно произнесла женщина.
Терпеливо дождавшись, пока Алоя нехотя сползёт с кровати, Джессика помогла ей одеться, с ужасом отмечая, как сильно девочка похудела. Она осторожно расчесала малышке волосы, которые будто бы потускнели за время болезни, и уложила непослушные локоны в изящную причёску. Девочку трясло, ноги её подкашивались, но она изо всех сил старалась держаться, чтобы не упасть.
– Ну вот, теперь совсем другое дело, – довольно оглядывая ребёнка, подытожила Джессика. – Ты настоящая красавица, Алоя. Думаю, новому другу ты обязательно понравишься.
Обняв девочку за худые плечи, она медленно повела её по коридору, потом вниз по лестнице. На породе дома она остановилась.
– Это сюрприз, Алоя. Поэтому ты не должна подглядывать, – произнесла она и закрыла девочке глаза руками.
Алоя чувствовала исходящее от красивых пальцев женщины тепло и радовалась тому, что Джессика так внезапно приехала в гости. Она послушно шагала вперёд, ведомая чёткими указаниями своей попечительницы. Как только они спустились с крыльца, Джессика остановилась.
– Итак, маленькая принцесса, ваш храбрый рыцарь привёл вам чудесного сказочного коня, – торжественно произнесла она и убрала руки.
Алоя посмотрела вперёд и не поверила своим глазам. По дорожке, ведущей к самому дому, медленно шёл Ирвин, ведя за уздечку ту самую лошадь! Рядом с крыльцом стояли улыбающийся отец и довольная мать.
– Твой папа хотел устроить тебе сюрприз, Алоя, – сказала Джессика. – А ты взяла и заболела. Но отныне ты просто обязана поправиться.
– Спасибо, папочка! – воскликнула Алоя.
Артур заметил, как её глаза засветились счастьем, и опустился перед дочерью на колено. Малышка тут же кинулась ему на шею. Нежно прижимая дочь к себе, он с благодарностью посмотрел на Джессику. Та украдкой смахивала с длинных ресниц слезинки.
– Сэр рыцарь, а как зовут мою лошадь? – спросила девочка, поворачиваясь к Ирвину.
– Это жеребец, Алоя, – уточнил тот. – Он ещё совсем молод, ему полтора года. Но своего имени у него, к сожалению, нет.
– Я назову его Дориан, – не задумываясь, произнесла малышка. – Так звали небесного странника из маминой песенки.
– Ему подходит это имя, – согласился Ирвин.
– Я сейчас, – быстро произнесла Алоя и поспешила в дом.
Вернувшись, она принесла кусочки колотого сахара и протянула их лошади на раскрытых ладонях. Руки её мелко дрожали от волнения или же от продолжительной болезни. Отныне это не имело никакого значения. Она попыталась приблизиться на шаг, но жеребец отступил, мотнув головой.
– Ну же, Дориан, не бойся меня, – ласково уговаривала девочка, протягивая к нему руки. – Я не сделаю тебе плохо.
Жеребец забавно дёрнул ушами и, вытянув морду вперёд, втянул ноздрями воздух.
– Давай же, хороший, – подбадривала малышка. – Это всего лишь сахар. Он вкусный. Давай, Дориан, ну пожалуйста.
Он переступил с ноги на ногу и осторожно взял кусочек сахара с ладони своей новой владелицы. Лакомство явно пришлось ему по вкусу, и он с хрустом сжевал все кусочки, чем несказанно обрадовал девочку. Ещё раз дёрнув ушами, он опустил голову и ткнулся мохнатой мордой девочке в плечо.
– Здесь тебе будет хорошо, – произнесла она, нежно гладя Дориана по голове. – Ты у меня такой красивый.
Гнедой с белыми отметинами, с длинной светлой гривой и таким же хвостом, Дориан действительно заслуживал восхищения. У него была широкая морда с добрыми печальными глазами, широкая крепкая спина и мощные ноги.
– Джессика, у нас осталось ещё одно неразрешённое дело, касающееся появления лошадки, – тихо сказал Артур, наблюдая за счастливой дочерью.
– Это наш подарок! – отрезала Джессика тоном, не терпящим абсолютно никаких возражений, и с видом шаловливой девчонки показала Артуру язык.
Всю следующую неделю Алоя не отходила от своего нового друга ни на шаг. Почти всё свободное время она проводила в конюшне, заботливо расчесывая Дориану гриву и тихо разговаривая с ним.
Каким-то удивительным образом она чувствовала, что жеребец отлично её понимает. Он уже успел привыкнуть к своему новому имени и начал отзываться на ласковый голос своей маленькой хозяйки. Заботясь о нём, Алоя и сама начала поправляться. На её щеках заиграл нежный румянец, глаза снова загорелись жизнерадостным светом и даже её волосы, казалось, стали ещё более рыжими и непослушными.
В доме главы Гильдии снова воцарилось спокойствие и умиротворение, пришедшее на смену недавнему всеобщему напряжению. Каждый обитатель дома был по-своему счастлив, наблюдая столь благоприятную развязку трагичной истории.
***
Инженер стоял лицом к окну и лениво раскуривал трубку. На вошедших он не обратил никакого внимания, впившись задумчивым взглядом в горизонт. Из окна его лачуги можно было видеть любое воздушное судно, которое причаливало в порту. И инженер одними глазами следил за новеньким почтовиком самой последней модели, покусывая мундштук трубки.
– Хоган, чёрт бы тебя побрал, выбрось ты свою трубку! Здесь же девочка! – ругнулся механик. – И порядок не помешало бы навести в твоей лачуге. Если уж ты согласился взять ученицу, то создай ей нормальные условия для обучения. Я зайду ближе к вечеру, провожу нашу юную леди домой. Ничего не бойся, Алоя, – шепнул он девочке. – Это только с виду он такой суровый. На самом деле он добродушный малый.
Девочка послушно кивнула и шагнула поближе к столу, а механик отправился по своим делам.
– Добрый день, сэр, – вежливо произнесла малышка.
Ничего не ответив, инженер распахнул окно. Ворвавшийся в его жилище ветер разметал сложенные стопкой на столе листы по всей комнате. С удивительным проворством Алоя кинулась собирать бумаги, аккуратно складывая их обратно на стол. Про себя она отмечала, какой ужасный беспорядок творился в доме инженера. Стараясь не придавать этому особого значения, девочка прижала собранные листы тяжёлой чернильницей и полезла под стол – доставать последний.
– Как твоё имя? – спросил инженер, наблюдая за её действиями.
– Алоя, сэр, – отозвалась она из-под стола. – Алоя Веллингтон.
– Твой отец – глава Торговой Гильдии, ведь так?
– Совершенно верно, сэр, – кивнула девочка, выбираясь на свет.
Аккуратно положив на место последний листок, она расправила длинный подол шёлкового платья и подняла глаза на инженера. Мужчина изучал её каким-то странным взглядом.
– Что-то не так, сэр? – спросила она.
Инженер мотнул головой, словно прогоняя от себя наваждение.
– Как много я пропустил за последние пять лет, – проворчал он. – Вам ведь должно быть восемь лет, юная леди?
Алоя кивнула, совершенно не понимая, к чему идёт разговор.
– В таком случае, расскажите мне, откуда у такой прелестной девочки солома в волосах? – рассмеялся он, перегнувшись через стол и вытащив из волос девочки соломинку.
– Утром я ходила проведать Дориана, – ответила Алоя с детской непосредственностью.
– Дориана? – переспросил мужчина, вертя соломинку в руках.
– Это мой конь. Джессика и Ирвин его привезли из Мегаполиса, – принялась объяснять малышка. – Ох, простите, сэр, я много болтаю.
– Ничего страшного, дитя. Я люблю истории, – улыбнулся он. – В каждой истории можно найти вдохновение. Поэтому можешь рассказать мне про свою лошадку. Я с удовольствием выслушаю. Видишь ли, я считаю, что интересную историю можно найти где угодно. Даже в простых чернильных пятнах.
– Как это? – приподнимая бровь, поинтересовалась девочка.
– Ну, подумай сама, каждое чернильное пятно на что-нибудь похоже. На облако, на целый воздушный замок или даже на твою лошадку. Только из одного этого можно сотворить целую историю. А если же попытаться выяснить, при каких обстоятельствах появилось пятно, то можно много необычного узнать, – объяснял инженер. – А теперь расскажи мне про Дориана.
Алоя забралась на стул и начала рассказывать о своей поездке в Мегаполис, о том, как мечтала увидеть дирижабль и о том, как просила отца купить Дориана у прежнего хозяина. Инженер слушал очень внимательно, не перебивая и не задавая лишних вопросов.
– Джессика сказала, что папа хотел устроить мне сюрприз, и мне стало очень стыдно за свою слабость, – закончила она свой рассказ. – Но зато теперь Дориан живёт в нашей конюшне, где о нём заботятся. Я прихожу каждый день, чтобы проведать его.
– Хитра, как старая лисица, – тихо произнёс инженер и крепко задумался.
Пока он путешествовал на просторах своих многочисленных противоречивых мыслей, Алоя обратила своё внимание к лежащим на столе чертежам.
– Что это? – спросила она, с интересом перебирая листы.
– Двигатель для боевых воздушных судов, – растерянно ответил он. – Вот что, юная леди, давайте оставим наше с вами знакомство в секрете. Пусть это будет наша маленькая тайна, которую нужно беречь от всего мира.
– Как вам будет угодно, сэр, – отозвалась девочка, не отрываясь от чертежей.
– Можешь называть меня просто Хоган, – произнёс он. – Алоя, ты слышишь меня?
– Хорошо, сэр Хоган, – кивнула она. – Я же сказала, как вам будет угодно. Если моё обучение у вас должно оставаться тайной, то так тому и быть. В конце концов, это не такая уж великая плата за знания. Расскажите мне лучше об этом двигателе. Как он должен работать?
– Шустрая девчонка, – хмыкнул он и принялся рассказывать о чертеже.
– А что же с той моделью дирижабля? – выслушав, спросила она.
– Вот научу тебя хоть чему-то, тогда и поговорим, – ответил Хоган. – Твоя идея с заводным механизмом оказалась интересна. Я обязательно подумаю над ней. Только помни, никто не должен знать о нашем знакомстве.
– Я запомнила. Никто не узнает, – пообещала она. – Слово настоящей леди.
Алоя честно держала данное ею слово. За шесть лет её обучения у Хогана никто так и не узнал, откуда девочка брала такие обширные познания. Ей сровнялось четырнадцать – возраст, в котором все подростки начинают совершать необдуманные поступки и отстаивать своё право на самостоятельность. В отличие от остальных сверстников, Алоя умудрялась ругаться только с матерью, при этом сохраняя прекрасные отношения со всеми остальными.
Хоган втайне гордился своей ученицей. Училась девочка прилежно и способности демонстрировала просто поразительные. Она совершенно не боялась отстаивать свою точку зрения и, к величайшей радости инженера, во многом оказывалась права. Он видел в ней много скрытых талантов, и старался всячески способствовать их раскрытию. Они могли часами спорить до хрипоты, предлагая каждый своё, и во многих случаях Хогану приходилось признавать разумность предлагаемых девочкой решений. Но, даже не смотря на свою страсть к таким спорам, Алоя оставалась всё той же доброй и отзывчивой девочкой, готовой помочь всякому, кто нуждается в помощи.
В шестнадцать лет она уже осмеливалась сама давать инженеру советы, к которым тот охотно прислушивался.
– И откуда только в вас столько ума, леди? – улыбаясь одними глазами, спрашивал он. – Природа была весьма щедра по отношению к тебе, Алоя. Ты поразительно умна и способна, красива – просто загляденье, и доброты твоей на целый мир хватит.
– Хоган, я вовсе не так идеальна, как полагают многие, – отвечала она.
– Что верно, то верно, – соглашался инженер. – Я наслышан о том, как вы с Оливером устроили скачки через весь город. Всех прохожих распугали. Ты бываешь шаловлива, как маленький ребёнок. Или же язвительна до умопомрачения. В любой ситуации ты способна сама за себя постоять и словом, и делом.
– А ещё я так и не научилась рисовать, – хихикнула она. – И светские рауты навевают на меня откровенную тоску. Мама говорит, что я невыносима.
– Не слушай её, Алоя. Ты уникальна, – улыбался Хоган. – Возможно, однажды твоя драгоценная мать это поймёт.
– Надеюсь, – вздыхала девушка.
Её внимание привлёк шум за стеной.
– Хоган, что это?
– Мои соседи, – с презрением ответил он. – Весьма подозрительные личности. Я никак не могу понять, чем они живут. Но каждый вечер они напиваются и буянят.
– Так почему же городская полиция их не приструнит?
– Никому до них нет никакого дела.
В тот же вечер Алоя лично пожаловалась полицейским на поведение двух братьев, живущих в порту. Но даже после этого всё осталось так же, как и прежде. На дебоширов никто не обращал внимания, словно и не существовало их вовсе.
Из простого человеческого любопытства Хоган пытался выяснить, чем же занимались эти люди. Но все его попытки оправдались лишь спустя ещё два долгих года соседства с ними. И когда ему удалось, наконец, выяснить правду, инженер крепко пожалел о том, что не пристрелил их сразу же. И первым человеком, с которым он поспешил поделиться своим мрачным открытием, стала Алоя.
Впоследствии Хоган радовался умению девушки принимать молниеносные решения, способные иной раз спасти чью-то жизнь…
Липкий холод, раздражающий, противный и туманящий разум, коварно пробирался под старую, протёртую до дыр полотняную рубаху и мешал забыться чутким сном, наполненным дикими кошмарами. Холод вызывал мелкую дрожь и заставлял судорожно передёргивать плечами. Зубы выбивали друг об друга настоящую барабанную дробь, но это не имело никакого значения. Из последних сил собирая остатки воли в кулак, мальчишка принялся сгребать в кучу прелую солому, раскиданную на ледяном каменном полу. Руки слушались плохо, но он не желал оставлять попыток хоть немного согреться. Эти жалкие потуги соорудить себе некое подобие подстилки отнимали последние силы. Желудок невыносимо сводило от голода. Мальчишка скрежетал зубами, стараясь не думать о холоде и навязчивом чувстве голода. Но мысли его путались, сталкивались друг с другом, переплетались, расползались и снова возвращались к мрачным ощущениям.
Наконец ему удалось собрать всю солому, какую только можно было найти. Свалив её кучей в углу, он улёгся сверху, сжавшись в комок и обхватив руками колени. По полу тянуло сквозняком, спастись от которого не было абсолютно никакой возможности. Но он уже не обращал внимания на сквозняк, временами проваливаясь в забытье. Перед его внутренним взором проплывали десятки знакомых и не очень лиц, городские порты и почтовые судёнышки, на борту которых ему довелось побывать. Иногда он усилием воли вызывал в памяти нужный ему образ, пытаясь воспроизвести все детали. Это занятие приносило некоторое облегчение, отвлекая от тяжких переживаний и физических терзаний. Он размышлял о событиях последних месяцев, с содроганием перебирая самые дикие и кошмарные из них.
Вот уже три недели, как он попал сюда, в этот неприметный домик недалеко от почтового причала. Его нашли в одной из продуваемых всеми ветрами подворотен, связали и притащили сюда. Уже в этом домике его заперли в дальней половине комнаты, отгороженной ржавой решёткой с дверцей на скрипучих, давно и жалобно просящих хорошей смазки, петлях. Ему развязали стянутые за спиной руки и бросили на солому, как побитую больную собачонку.
В первые сутки его никто не трогал, словно о его существовании попросту забыли. Он успел за это время немного отлежаться и прийти в себя. На вторые сутки о нём, наконец, вспомнили и даже принесли миску с похлёбкой. Он нашёл в себе силы поесть, пока двое мужчин изучали его, стоя по ту сторону решётки и тихо переговариваясь между собой. Мальчишка не прислушивался к их разговорам и совершенно не обращал внимания на то, что происходило вокруг. С жадностью доев похлебку, он отставил миску в сторону и встал, пытаясь рассмотреть мужчин. Но свет от лампы неприятно резал глаза, и ему не удалось увидеть их лиц. Он никак не мог понять, о чём они говорили. От их манеры изъясняться на непонятном для него жаргоне становилось не по себе. Мужчины показывали на него пальцами и о чём-то яростно спорили. Наконец они задёрнули выцветшую занавеску, отделяющую его узилище от остальной части комнаты и скрывающую решётку от посторонних любопытных глаз.
Ребёнок тщетно пытался понять, почему его держат как дикого зверька в клетке. Притащившие его сюда люди совсем не походили ни на полицейских, ни на офицеров городской стражи. Да и сам он не совершал ничего такого, за что человека, тем более ребёнка, можно держать под замком.
В его голове роились десятки вопросов. Ему подумалось, что необходимо попытаться заговорить с этими людьми, попытаться объяснить им, что он не совершал ничего дурного. Он просто потерялся в незнакомом городе…
Недолго думая, мальчишка просунул руку между ржавыми прутьями решётки и попытался откинуть занавеску.
– Вы посмотрите, кто там зашевелился! – раздался хриплый мужской голос. – Сиди тихо, маленький паразит!
– Но я… – начал, было, мальчишка.
–Примолкни! – рявкнул мужчина.
Он стремительно приблизился и ударил ногой по решётке. Мальчишка вздрогнул и отпрянул назад, к дальней стене. Грязную занавеску вернули на место, снова отгородив его от всего мира.
Сквозь дыры в ткани пробивался свет от лампы. Мальчик испуганно таращился на эти дыры. Они напоминали ему звёзды на ночном небе, которое он боялся никогда больше не увидеть…
Люди за занавеской продолжали спорить, их разговор становился всё громче. Он прислушивался, пытаясь понять, о чём идёт речь.
– Да говорю я тебе, много за него не выручишь!
– Ничего, дождёмся наших старых знакомых с Востока, – рассуждал тот, кто пнул решётку. – Они охотно покупают таких в качестве прислуги. Может и удастся вытрясти из них приличную сумму. Он же ещё маленький, его многому можно научить.
– Да ты погляди на него! – упирался второй мужчина. – Он же тощий совсем, того и гляди помрёт. Никчёмный он какой-то, толку от него совсем не будет.
– Если его откажутся купить восточные торговцы, всегда можно договориться с этим маньяком, доктором. Ему наплевать, какие они, лишь бы дышать ещё могли. А этот пока живой, даже разговаривать пытается.
Звук приближающихся тяжёлых шагов заставил мальчишку вжаться спиной в шершавую стену. Занавеска отдёрнулась, и мужчина снова принялся рассматривать маленького пленника.
– Что же с тобой делать, крысёныш? – ехидно спросил он.
– Простите, сэр, но я… – пытался завязать разговор мальчик.
– Ого! Да вы поглядите на это! Он и в правду умеет разговаривать! – захохотал мужчина. – Ты держи язык за зубами! Сэром будешь называть того, кто больше заплатит за твою жалкую шкуру.
Он задумчиво прошёлся вдоль решётки, не сводя с мальчишки взгляда.
– Ну что, крысёныш, хочешь, чтобы тебя продали доктору? – ухмыляясь, произнёс он. – Доктор будет ставить на тебе опыты, и резать твоё тело на мелкие кусочки. Но ты не умрёшь ровно до тех пор, пока сам доктор этого не захочет.
Заметив, как задрожал бледный, перепуганный ребёнок, он снова расхохотался и задёрнул занавеску.
– Ничего, я вытрясу за этого крысёныша ровно столько, сколько будет нужно, – заключил мужчина. – В противном случае он отправится под нож к этому ненормальному маньяку. Даже если он трижды сумасшедший, это вовсе не мешает ему хорошо платить.
Второй мужчина согласился дожидаться торговцев с Востока в надежде продать мальчишку им…
И они упорно дожидались своего часа, напиваясь по вечерам и пугая маленького пленника своими пьяными выходками. В первые дни мальчишка вздрагивал каждый раз, когда кто-то из этих двоих ударял по решётке. Но постепенно ему пришлось смириться с хмельным буйством своих мучителей, и он перестал обращать на них внимание, отворачиваясь лицом к стене. Мужчин раздражало его безразличие, и они осыпали мальчишку крутой отборной бранью.
Несколько раз его избивали в пьяном угаре в надежде, что он станет, заливаясь слезами, просить пощады. Но он молчал. Просто молчал, закрывая глаза и стойко снося любые издёвки и истязания. Временами его забывали кормить, и он, мучимый голодом, ходил в своей клетке из угла в угол или же садился на пол, обнимая дрожащими руками колени.
Этот кошмар продолжался долгих три недели. А несколько дней назад его мучители совсем озверели. Тот, кто намеревался продать его восточным торговцам, со всей силы толкнул мальчишку в грудь. Устоять на ногах ребёнок не сумел и, падая, ударился затылком об стену. От боли он медленно осел на пол и потерял сознание.
Когда он очнулся, вокруг царила непроглядная тьма, и в первое мгновение ему показалось, что он умер. Но за занавеской храпели оба его мучителя, значит, он был всё ещё жив. Затылок нестерпимо ныл, каждое движение отдавалось невыносимой болью, которая пронзала всё тело. Попытки подняться вызывали приступы головокружения, перед глазами расплывались разноцветные круги. Он упал на живот и долго лежал на холодном полу, пытаясь остановить приступ дурноты.
Вскоре головокружение прекратилось, и мальчишка снова попытался подняться. Боль безудержной волной прокатилась по всему телу, голова закружилась с ещё большей силой. Он стиснул зубы и поднялся на четвереньки. Ему удалось совладать с собой, он медленно подполз к решётке и прижался лбом к холодному железному пруту. Глубоко вдохнув, он начал подниматься, хватаясь руками за прутья, чтобы не упасть. Когда ему удалось подняться, он ещё долго стоял, вцепившись руками в решётку и мотая головой. Боль постепенно отступала, но затылок продолжал ныть. Мальчишка осторожно прикоснулся пальцами к голове. Под волосами явно прощупывалась внушительных размеров шишка.
Ему хотелось заплакать, но слёз не было. Неуверенными шагами он добрался до угла своей клетки и уселся там, прижавшись лбом к стене. Он просидел так почти сутки, не реагируя ни на что вокруг. Мужчины по очереди подходили к решётке, отодвигали занавеску и подолгу рассматривали его, словно боясь, что он вот-вот умрёт.
Но он не умер. Головная боль преследовала его постоянно, даже теперь, когда он лежал на куче соломы и дрожал от холода. Не отступала она и во сне, заставляя просыпаться и закусывать губу, чтобы сдержать рвущийся наружу стон.
Он знал, что ждать оставалось совсем недолго. Торговцы с далёкого Востока должны были явиться через четыре дня. Переживать и бояться у него не было сил, поэтому он покорно принял свою дальнейшую участь, считая, что хуже быть уже просто не может. В глубине души он надеялся, что торговцы окажутся хоть немногим лучше его мучителей, возможно, его даже не станут держать в клетке и будут нормально кормить. Мальчишка знал – в большинстве домов в любом конце света прислуга живёт не так уж плохо. Если повезёт попасть к хорошему хозяину, то можно будет избежать даже побоев и издевательств. И он ждал. Ждал, когда его выведут из этого ужасного домика незнакомые, чужие люди. Тогда он и представить себе не мог, что далёкие мудрые звёзды уже решили его судьбу иначе…
Дневной свет усердно пробивался в комнату через грязные оконные стёкла. Мальчишка лежал в своём углу на куче соломы и наблюдал из-под ресниц за своими мучителями. Они занимались обычными повседневными делами, иногда лениво переругиваясь между собой.
Настойчивый стук в дверь раздался как гром среди ясного неба. Мужчины примолкли и неуверенно переглянулись. Гостей здесь явно никто не ждал. Тот, что хотел продать мальчишку торговцам, направился к двери. Второй, тем временем, быстро задёрнул занавеску, скрывая ребёнка от посторонних глаз.
– Если ты хоть звук издашь, я с тебя шкуру сдеру, – пригрозил он сквозь зубы. – Веди себя тихо.
Мальчишка остался лежать неподвижно, словно происходящее его совершенно не касалось.
Снаружи снова постучали, но уже настойчивее. Придавая своему лицу бесстрастное выражение, мужчина резким рывком распахнул дверь, надеясь застать нежданного гостя врасплох. Однако, гость, а точнее, гостья, даже не вздрогнула от неожиданности, проявив всё своё самообладание.
– Где он? – звонким голосом поинтересовалась она.
– Кто? – опешил мужчина. – Кого вы ищите, леди?
– Ладно, я сама его найду! – пообещала гостья, отпихивая хозяина с прохода.
– Эй, кто позволил тебе хозяйничать в моём доме? – возмутился мужчина. – Да я же тебя…
– Утихни, – оборвал второй. – Это дочь главы Гильдии. Советую тебе быть повежливее со столь знатной девицей.
Он старательно изобразил на лице гостеприимную улыбку.
– Что привело вас в наше скромное жилище, леди? – поинтересовался он. – Вы кого-то потеряли? Но в нашем доме никого, кроме нас двоих нет.
– Да что вы говорите, сэр, – ехидно отозвалась девушка. – Готова поспорить, в доме находится кто-то третий. Тот, кого вы старательно прячете. Или я ошибаюсь?
– Конечно, вы ошибаетесь, – как можно более любезно ответил он.