Леонид Алексеев
Канарейка
– Григорий Романыч, – Марков взял Заречного под локоть и вывел в коридор, – там девушка…
– А, девушка, да. Иди, глянь. Тебе полезно будет. Надо привыкать.
– А этот? – Марков показал на мужчину, которого выносили на носилках.
– О, это тоже колоритный персонаж! Гоча Онашвили по кличке «Бзик». В розыске в Грузии, в Армении и в Турции.
– Бзик?
– Да, по-грузински «бзики» – какая-то назойливая дрянь. Оса или шершень… Что-то такое. Понты голимые, одним словом. Склонен к побегу. Был. Теперь-то много не набегает.
Марков проводил взглядом носилки и вошёл в комнату, откуда вынесли раненого.
– Ой, чёрт! – от неожиданности Веник вздрогнул и отпрянул, упёршись спиной в дверной косяк.
– Так тоже бывает, Веня, – похлопал его по плечу Заречный, – это ещё не самое страшное.
На кровати напротив двери, чуть слева, на смятых простынях лежала на спине маленькая обнаженная фигурка, поджав стройные ножки и раскинув руки. Один глаз девушки, которая ещё недавно смеялась и кокетничала, смотрел в пустоту, второй полускатился под нижнее веко и весь покрылся красными пятнами. Фиолетовая гематома в пол-лица будто стекала от красного глаза по щеке к чёрной ране с рваными краями.
– Пуля, по всей видимости, застряла в черепе, – сказал эксперт, надевая резиновые перчатки.
Веника мутило. «Если сейчас вырвет, самооценка упадёт ниже плинтуса», – думал он, непрерывно сглатывая слюну.
– Романыч, – обратился опер в пуховике к Заречному, – что-то не пойму, как это я тёлку замочил. Пуля же в медведя попала. Не могла же она от ваты срикошетить, – опер пожал плечами и отдал заречному плюшевую игрушку.
– Это не вата, а холлофайбер, – Заречный попросил у эксперта нож и надрезал медведя, начав с выходного отверстия, которое и так было достаточно велико. Покопавшись в набивке, Заречный извлёк блестящий предмет, похожий на яйцо, смятое по концам, и позвякивавший начинкой – будто в него насыпали металлических и резиновых шариков.
– Сталь, вроде, – Заречный показал яйцо эксперту.
– Сталь, – подтвердил тот, – вот след от пули. И, смотри, номер, нет?
– О-о! – протянул Заречный. – Ну, Вениамин Николаич, радуйся: это дело нам с тобой тоже не зачтут. Глянь-ка, это ж номерное изделие какое-то. Тут уже комитетскими делами запахло.
Заречный позвонил по телефону и через несколько минут квартира наполнилась другими оперативниками, другими следователями и экспертами.
– Подождите, – спохватился Марков, – там мальчик в комнате.
– Фила! – крикнул Заречный. – Где она? – он толкнул дверь кухни.
Фила с отрешённым видом, понурив голову, курила через длинный мундштук дешёвую сигарету без фильтра.
– Что с пацаном? – строго спросил Заречный. – Где справки, карта, или что там есть?
Фила привстала, достала с холодильника файлик с бумагами и пустила его по столу в сторону следователя. Заречный прижал скользящий пакет и достал бумаги.
– Так-так, ага, – следователь быстро пробегал справки глазами, – угу, а вот! «Dementia post trauma capitis». Это что-то такое: «Посттравматическое слабоумие». Так, вот ещё направления.
– Мы пацана заберём? – обратился Заречный к ФСБ-шному следователю.
– Забирайте, – ответил тот, – а второго, с ногой, мы у вас тоже заберём.
– А, ну, это не ко мне, – не без удовлетворения в голосе обронил Заречный, отвернулся и с брезгливой улыбкой посмотрел на Филу. – Вы тётю, главное, не оставьте без присмотра. Чтобы всё было взаимно нежно, как она любит.
Лида
Наутро Лида отправилась в РОВД. Ночь они с Павлом провели без сна. На фоне накопившейся усталости подозрение в причастности ко вчерашнему погрому в квартире воспринималось ещё оскорбительнее. Лида раз за разом повторяла про себя речь, внося в неё всё новые убедительные аргументы. Но чем чётче звучали в голове доводы справедливости, тем меньше уверенности было, что она сможет произнести найденные с таким трудом слова перед следователем или, тем более, перед его начальством. В РОВД Лиду попросили подождать. Она присела на одно из откидных, как в кинотеатре, кресел у облезлой стены и снова принялась перебирать детали произошедшего. По коридору медленно шли два молодых милиционера и хихикали. Один из них, с газетой «Спид-инфо» в руках, подогревал веселье:
– Слыхал, Заречный-то вчера банду в дурацких трениках повязал прям на улице?
– Да, но там ещё какое-то дело было, – неожиданно серьёзно сказал его собеседник. – Его комитетчики забрали. Наш-то начальник сам не свой: прибежал с утра, рвал и метал, и убежал – больше его не видели сегодня.
– А, вона чё! То-то я смотрю напряжёметр по околотку зашкалило, – тоже серьёзно, но всё ещё по инерции подхихикивая, ответил любитель жёлтой прессы.
– Похоже, деда теперь точно попрут на пенсию.
Весёлые и хорошо осведомлённые милиционеры скрылись за углом. Лида вдруг почувствовала, что отчаяние может захватить её в любой момент, стоит ей немного расслабиться. «Нет, но это же очевидно! – думала она. – Заречный… Как его там? Григорий… Романович… Да! Он – на пенсию. А меня под суд для галочки. У них же там что-то всё сошлось вчера».
– Лидия Дмитриевна? – вежливо поинтересовался молодой человек в чёрной водолазке под синим вельветовым пиджаком.
– Да, – в Лидином голосе читалось: «Так точно!»
– Моя фамилия Марков. Вениамин. Я помощник следователя Заречного. Идёмте, я провожу вас.
– Вениамин, вы тоже фабрикуете дело против меня? – не выдержала Лида.
– Вы о чём?
– Ну, дескать, я сама устроила погром в своей квартире. Вроде, как будто, чтобы получить страховку, – Лида раскраснелась от плохо сдерживаемого негодования и широко жестикулировала.
– Извините, Лидия Дмитриевна, я не понимаю, что вы имеете в виду. Вам сейчас надо опознать вещи и забрать птичку. – Лиде понравилось смущение молодого человека. – А мне ещё надо мальчика в больницу отвезти.
– Мальчика? Ой, хорошо хоть мальчик не наш.
– Да он, похоже, вообще ничей… – Марков грустно вздохнул и открыл дверь в кабинет, пропуская Лиду вперёд.
– Здравствуйте, Лидия Дмитриевна! – Заречный встал из-за стола и вышел навстречу Лиде.
«Радуется, будто я его старая знакомая, – она ощутила лёгкое пренебрежение, – а вчера ещё хотел меня обвинить в… фальсификации, или как там?»
– Здравствуйте! – поздоровалась Лида. – Григорий Романович, если не ошибаюсь?
– Да-да, верно! – улыбнулся следователь и предложил её сесть. – Вениамин Николаевич, вы пока идите по своим делам, спасибо! – обратился он к молодому человеку, возвращаясь на своё место.
– Так вы больше не считаете, что я преступница? – испытующе глядя в глаза Заречного спросила Лида.
– Я по долгу службы, Лидия Дмитриевна, не считаю, а могу только подозревать. А уж кто преступник, а кто – нет, решает суд.
– Так вы подозреваете…
– Лидия Дмитриевна, вещи мы ваши нашли, птичку тоже. Сейчас составим кое-какие бумаги и пройдём на опознание.
– Птички?
– Вот, шутите! Это добрый знак. Но не всё в вашем деле так просто, – следователь отложил ручку и облокотился на край стола. – Быстро, но непросто. Видите ли, задержанные нами по подозрению в краже вашего имущества лица показали, что найденные при них украшения из драгоценных металлов и денежные знаки были похищены ими также из вашей квартиры. Но в предоставленном вами списке они не значатся. Может быть, у вас есть, что сказать на этот счёт?
– Но там же были серьги и кольца. Я указывала. Денег не было, это точно.
– Если говорить в денежном эквиваленте, речь идет о нескольких миллиардах рублей, – следователь сжал губы и пристально смотрел на Лиду.
– Ф-фуф, – Лида кашлянула и нервно хохотнула, – да это бред, честное слово, ошибка какая-то! У нас не ювелирный склад, знаете ли.
– Ну, бред – это по медицинской части. Мы тут, всё больше, фактами оперируем. Вынужден вас огорчить. Может, впрочем, это вас и не огорчит, но этим вопросом дальше будет заниматься ФСБ. Моё дело вернуть вам вещи по вашему списку. Здесь подпишите и пройдёмте на опознание.
– Григорий Романыч, – в кабинет влетел Марков, – а где справки мальчика? У вас же?
– Да, вот, возьми, – следователь вытянул руку с файликом, набитым разноцветными бумажками.
– Денис?! – Лида увидела, что за молодым человеком вошел мальчик со странной улыбкой. – Денис? Кулаев? Что у него с головой? – от неожиданности и от вида своего ученика Лида не сразу смогла встать и рукой то показывала в сторону Дениса, то прикрывала рот.
– Вам знаком этот ребёнок? – Заречный жестом попросил Маркова подождать.
– Да, знаком. Денис Кулаев, мой ученик. В смысле: учится в школе, где я работаю. Учился? – Лида, будто ожидая приговора, посмотрела на следователя. – Или что? – она не знала, как правильно сформулировать вопрос.
– Этот вопрос тоже к медикам. Посттравматическое слабоумие. Пройдёт – не пройдёт. Я, к сожалению, сказать не могу. Сейчас Вениамин Николаич везёт его в больницу, потом уже будет ясно, куда его дальше.
– Слабоумие, вы сказали? Я слышала, что его мать умерла. Это как-то связано?
– Да. Автокатастрофа. Нашли его под грудой металлолома. Чудо, что он вообще жив. От матери, говорят, фарш остался… Извините! Кхм… – Заречный смущённо закашлялся и поправил пиджак.
– А что значит «куда его дальше»? Ну, вы так сказали, – засуетилась Лида. – Он же жил с тётей. Вроде… Нет?
– Его тётя – содержательница притона. Сейчас, плюс ко всему, тоже пойдёт по одному делу по линии госбезопасности. Так что племянник её не скоро увидит. Если увидит вообще. И слава Богу, кстати.
– Какой кошмар! – Лиде наконец удалось встать. Она подошла к Денису, присела рядом с ним и, взяв за плечи, прижала к себе. – Не надо его никуда. Я его возьму к себе. У меня большая квартира… Вы же видели. Притонов я не содержу. Я работаю и вполне могу содержать двоих детей.
– Для него это, конечно, можно сказать, счастливый билет. Вениамин Николаич, езжайте тогда в больницу…
– Я поеду с ними, – встрепенулась Лида. – Давайте, перенесём опознание на потом. Можно? А то он потеряется у вас тут…
– Да? Там, правда, уже всё готово и нас с вами ждут, но раз такое дело… Ладно, перенесём.
…
– Паш, я всё вспоминаю, и меня трясёт, – Лида передёрнула плечами. – Хорошо, что тогда твои взяли Зойку. Когда кража произошла. Даже не представляю, что было бы, если бы она дома оказалась.
– Ох, старуха, лучше об этом не думать. Кинь мне пельмешек ещё. Теперь двери металлические поставили, замки в них надёжные, – Павел поднял сжатый кулак, – никто не сунется больше. Ребята-то поужинали?
– Зойка поклевала, а Хо… ай… – Лида покачала головой, – Денису ещё рано.
– Ну да, из-за лекарств у него ж всё по часам. Слушай, так а что Кристина в итоге? У тебя нет ощущения, что она Зою просто на нас бросила?
– Не знаю. – Лида поставила перед Павлом тарелку с пельменями. – Сметаны дать?
– Не, я немного уксуса.
– Мишка в тюрьме пока. Как там, что? Ничего неизвестно.
– Я, собственно, не против. Зачем ребёнку эти тёмные истории? Но пусть мать хоть скажет конкретно. Она так и не звонила?
– Не звонила. И я её не могу найти. Да у нас и самих история не самая светлая. Неизвестно ещё, чем кончится. Обыск этот, что ребята из Большого дома устроили. Тайник какой-то нашли. Сколько мы жили на этих… Сколько там было-то?
– Что-то больше миллиона долларов. Кстати, надо со следователем поговорить: это ж клад, нам четверть не положена разве по закону?
– С ума можно сойти! Были ж, буквально, подпольными миллионерами!
– Ладно, старуха, не жалей, заработаем!
Лида с Павлом ещё долго смеялись бы, рассуждая на тему обладания несметными богатствами, но в дверь позвонили.
– Наша популярность становится утомительной, – насторожился Павел.
– Может, Стина. Я посмотрю.
Лида подошла к двери и посмотрела в глазок.
– Это Джинтоник, Паш, – весело крикнула Лида и отперла замки.
– Льдышка, привет, в холл вошёл Николай и сходу прокричал: – Гнатич, выходи! Я тебе кепку принёс! Кепку у меня в гаражах забыл, а я чёт всё забывал занести, – пояснил он Лиде.
Лида взяла вельветовую кепку Дмитрия Игнатьевича и прижала её к груди:
– Коль, папа умер, – тихо сказала она.
Джинтоник открыл рот и осел на банкетку:
– Как умер? Давно?
– Нет, недавно. Вот, здесь, на кухне… Мы с ним выпили… Он как сидел, так и… как будто заснул.
– О, Коля́, здоров! – в холл вышел Павел. – Чего это с ним? – он посмотрел на Лиду.
Лида показала ему кепку.
– Папина? Ты не знал, что ли? М… Понятно.
– Здравствуй, Пал! Как это у вас называется, нокаут?
– Да мы все, Коля́, последнее времени в состоянии грогги пребываем. Как у тебя бизнес, процветает?
– Закрыл я всё. Как нашего начальника РОВД взяли за жабры, так на меня кубаринские тут же наехали. Надоело! Я на «Ямал» нанялся. Трюмным механиком.
– Это на ледокол? – удивленно уточнил Павел.
– Ага. Я же техникум в свое время закончил по судовым двигателям. Поклон за это Зое Андреевне. Да и что, мне всю жизнь быть «Джинтоником из гаражей»? У меня и отчество и фамилия есть. Да, в контракте так и записано: «Ивушкин Николай Ильич»!
Из гостиной в холл вышла Зоя в бирюзовом платье в белый горошек и красных колготках:
– Я Зоя! Зачем ты меня звал, дядя? – спросила она у Николая. Для четырёхлетней девочки у неё была на удивление хорошая дикция.
Коля, не скрывая изумления, переводил взгляд с Павла на Лиду:
– Ребят?! Вы это когда успели?
– Это племянница моя, – едва сдерживая смех, пояснила Лида, – Кристинина дочка.
В этот момент из гостиной вышел Денис и, не обращая ни на кого внимания, проследовал на кухню. Глаза Николая выдавали состояние близкое к шоку:
– Господи! А это что за приведение?
– Это сын моей… подруги. Она тоже умерла.
– Да что же это такое, слушайте! – возмутился Коля. – А с головой что у него? Страшно смотреть даже…
– Несчастный случай, – Лида решила не вдаваться в подробности.
– Ох, ну вы и даёте! – Николай хитро прищурился. – Ладно, пойду я. Если что, заходите, звоните. Хотя, я теперь дома-то неизвестно когда буду.
– Удачи, Коля́! Как у вас говорят: «Семь футов под килём?» – Павел пожал Николаю руку.
– Да вроде «под килем», – улыбнулся тот. – И канарейку куплю, как у вас. Повешу в каюте, если разрешат. Толку – ноль, зато красиво!
Кристина
«А в Финляндии весной не так сказочно, как зимой, – Кристина смотрела из окна приземистой избушки на небольшую заболоченную полянку с глубокой колеёй от колёс машины. – Что я здесь делаю?»
– Стина, всё кончено! – в избушку, блеснув лысиной, вбежал высокий кривоногий мужчина. – Я сейчас с бухгалтером говорил, – он уселся на почерневший деревянный резной стул и ссутулился.
– Прямо-таки всё? – холодно уточнила Кристина, надкусила яблоко и, нарочито чавкая, поднесла его к губам мужчины. – Вкуси, Борис Андреевич, запретного плода.
– Делом «Гемтреста» теперь КГБ занимается. Или как их там щас? – Борис отстранился и хлопнул себя по коленям. – Объединили ещё с каким-то делом.
– На этом заводе мой папа работал, – протянула Кристина и уселась Борису на колено, не оставляя попыток угостить яблоком.
– Это уже ничем не поможет… Да при чём тут твой папа, Стина?! – Борис отобрал у Кристины яблоко.
– У тебя же много фирм, не только «Гемтрест», – Кристина искоса взглянула на Бориса и прищурилась, изображая работу мысли.
– Все счета арестованы! Во всех конторах обыски! – Борис посмотрел на Кристину, будто искал у неё спасения.
– Приехали! – она саркастически усмехнулась, вырвала из руки Бориса яблоко и вернулась к окну.
…
– Лид, я никак не могла приехать на папины похороны, – Кристина делала вид, что не понимает, почему ей приходится объяснять очевидные вещи, – Миша же в тюрьме! Ты не понимаешь?
– Я всё прекрасно понимаю, – Лида повязывала перед зеркалом шейный платок. – Можешь сейчас не начинать? У меня сегодня пять уроков подряд. Я вернусь, и мы с тобой вечером поговорим.
– Возьми там чё-нить. Помянем. Пашка-то твой будет?
– И Пашка будет. И помянем. Зоенька, пока!
– Пока, тётя Лида! – в холл выбежала Зоя и помахала ручкой.
«Пять уроков у неё! – злорадствовала Кристина. – Столько училась, чтоб теперь подыхать на каторге! Всё чего-то кому-то хотела доказать! Ну, да. Лучшее доказательство – это консервная банка с пробегом!»
– Зоя, иди завтракать! – позвала она дочку. – Тётка тебе тут наготовила, смотри-ка! Омлет, кашка манная. Ох ты, печенья напекла! Обоспаться!
Кристина усадила Зою за стол и сунула ей под нос кашу в пиале. Намазала ломоть белого хлеба маргарином, шлёпнула на него кусок омлета, поверх пристроила продольную половинку огурца, жадно надкусила получившийся бутерброд и включила телевизор:
– Мультики посмотри пока, мама щас придёт.
Кристина прикрыла за собой кухонную дверь, прошла через гостиную в дальнюю комнату и заперлась в кладовке. Доедая бутер, нашла в отцовских инструментах широкую отвертку и молоток, отсчитала вдоль стены несколько паркетин и вытащила нужную. Сняв ещё несколько соседних, добралась до фанерного люка. Когда первое металлическое корытце, завёрнутое в полиэтилен, оказалось пустым, Кристина забеспокоилась. Когда же выяснилось, что все корытца пусты, Кристину била мелкая дрожь от ненависти к сестре: «Ну, гадина! Нашла и выгребла всё подчистую! Нет, и главное, глаза такие честные-честные! – Критина состроила гримасу. – "Что ж ты папу хоронить не приехала?" – спрашивает! А что, если бы приехала, ты поделилась бы?!» Кристина с размаха ударила кулаком по стене и принялась дрожащими руками запихивать пустые корытца и полиэтилен обратно под пол. «Нет, ну я дура! Сколько бабок Борькиных здесь спрятала! И всё этой пионерке теперь досталось! Сука! И не скажешь ведь ничего… Ладно, чёрт с ним. Надо в Нижний смотаться, забрать, что осталось и с Борькой уехать. А Мишка, дурак, сам всё профукал».
Кристина хотела ехать немедленно, но сестра могла поднять шум и начать её искать. Поэтому пришлось дождаться Лиду.
– Мне в Нижний надо срочно вернуться, – выпалила Кристина, не успела Лида войди в квартиру. – С Мишкой там что-то. То ли переводят его куда, или ещё что. Зойка пусть у тебя пока.
– А… – Лида растерялась от неожиданности, на что Кристина и рассчитывала.
– Спасибо! – ни одно слово за всё жизнь не давалось Кристине так тяжело. Она схватила свой любимый красный саквояж с золотой отделкой, вышла на лестничную площадку и, обернувшись на секунду, провела пальцами по двери, которую только что захлопнула: «Я бы дверь опечатала для верности. Чтобы ни дня моего прошлого не вырвалось из-за неё наружу».
…
– Вот дерьмо! – сокрушался Борис. – Знал бы, что Ичаков – это твой муж, не связывался бы с ним. На кой хрен, ты мне его посоветовала, скажи?
– А что я Ичакова, ты тоже не знал? М? Борюсик?
– Сюбирай вещи! Уезжаем! Сегодня же! – Борис швырнул на кровать чемодан и Кристинин саквояж. – Я тебя, когда вижу, свою фамилию забываю. Думал, что совпадение. У-у, какой дурак!
– Боря знает плохие слова для взрослых! Мамочка будет ругать Борю! – Кристина толкнула Бориса на кровать.
– Просил всего-то помочь с транспортом! – Борис сел на край кровати и продолжал, будто не видя Кристины. – И кого? Этого лоха, которому вечно денег не хватает! Твою ж мать! Сколько я искал художника, чтоб можно было его держать за язык. Сколько мы эти краски подбирали, чтоб слитки на металлолом ржавый походили. Сколько я с чухонцами водки выпил.
– А Боря забыл, как он лоха свёл с ворами – денег просить? – Кристина забралась на кровать, встала сзади Бориса на колени и массировала ему плечи. – А потом лох не смог отдать…
– И надо было мне… Сколько я бабла занёс директору этого вонючего завода! А у них – на тебе – шпионский скандал!
«Да оба вы… Два идиота, – подумала Кристина, повалила Бориса на кровать и оседлала его. – Надо-то было всего-навсего! Одному украсть металлолом, а другому хотя бы один маленький счётик открыть где-нибудь за границей, раз уж решил золото фурами из страны вывозить. Дети!».
Кристина двумя руками, эффектным движением, стянула с себя свитер и отбросила его в сторону. Борис, до этого вяло сопротивлявшийся, расслабился и замер под Кристиной, глядя то на её губы, то на грудь. Кристина наклонилась к нему и прошептала на ухо:
– Ты красивый. Но мне не повезло…
Геннадий
Как Гена не старался высмотреть Татьяну, прогуливаясь в назначенное время в парке Павловска, она появилась, как всегда, неожиданно.
– Заждался, птенчик? – ткнула она его пальцем в бок.
– Ой, Татьяна Михална… – Гена смущенно заулыбался, – как это у вас так получается.
– Без отчества, попрошу! Цветы-то давай, любовничек, – Татьяна отобрала у Гены раскидистый пёстрый букет.
– А, да.
– Чего ты растерялся, дурачок? – Татьяна взяла его под руку. – Ну-ка целуй быстренько, – она подставила ему щёку.
– Э…
– Чему вас только учат? Зелень! Цветы подарил – целуй!
Гена приложился к щеке Татьяны, будто сдавал ответственный экзамен по поцелуям.
– Ты, Геннадий, если и не сгоришь от любви, то спалишься на ней точно, – засмеялась Татьяна.
– Короче, слухай суды! Нами очень недовольны, ни тобой, ни мной. Мной – особенно, если тебя это успокоит. Я ведь уже всё продумала: «колокольчик» ушёл бы и никто б даже нос не почесал.
– Это… «Комар носа не подточил»… Извините!
– Что? У меня плохой русский, ты хочешь сказать? – Татьяна захихикала и ударила Гену букетом по голове.
– Кто же мог подумать, что вмешается этот старый пердун. – Гена подыгрывал ей, защищаясь руками. – На кого он работал, неизвестно?
– На грузинскую разведку.
– Надо же! – Гена выпятил нижнюю губу и мотнул головой. – Насколько я понял, меня держали на Литейном, чтобы он расслабился и выдал каналы сбыта и заказчика. А он помер. Артист!
– Что ты! Тут такое было! Накрыли целую грузинскую сеть. Он им передал изделие в плюшевом медведе.
– Ха! Джеймс Бонд прям! А с виду был простой быдло-дед.
– Ладно, короче. Возможно, меня переведут на новый завод. Опытный технолог на дороге не лежит…
– Не валяется…
– Ты должен будешь ждать моего сигнала. – Гена снова получил букетом. – Вопросы есть?
– Я хочу получать вознаграждение в долларах.
– М-нет, это слишком много купюр. Обойдёшься!
– Ладно…
– На самом деле, у нас остался открытым самый важный вопрос!
– Какой это?
– Вот ты, Генка, дурак! Куда подевался второй «колокольчик»?
