Лада Монк
Туда, где кончается Лес
Свиток восьмой, в коем описано, как Симара и Нан побывали в королевской капелле Флердеружа
Де Рейв: Следуй, свет мой, за ветром,
Шепотом поющих духов лесных, влекущим в столицу!
И пусть легкие твои стопы, едва приминающие цветы при ходьбе,
Повторят шаги тяжелых моих башмаков.
Мы сегодня появимся снова под замком принцессы Камиллы.
Но не повезет доктору Генриху увидеть нас и попытаться продать нам
Банки с лягушками, сушеных змей и говорящие зеркала,
Мы подойдем к замку с другой стороны.
Симара: Ты решил возвратить принцессе похищенное кольцо?
Как я рада это услышать, Нан!
Хотел он слово молвить, но осекся:
Кровавое пламя,
Изнутри сжигавшее его много лет,
Объяло грудь его,
И он задергал воротник,
Перевязь, пуговицы и пояс,
Поскольку тесно стало воспаленному сердцу
В грудной клетке.
Симара: Что с тобою, Нан?
Не нужно ли нам возвратиться?
Я бы налила тебе воды или молока с медом,
Раз по-прежнему кашель душит твое горло.
Де Рейв навалился на большое дерево,
Покрепче взялся он за ветки, чтобы не упасть,
А дева с волосами красными
Готова была руку ему протянуть,
Если бы только он об этом ее попросил.
Де Рейв: Нет, все в порядке, не переживай,
Сегодня нет у нас времени
На скучную зацикленную суету,
Творящуюся в стенах домов.
Мы должны попасть в замок!
Но, ясный свет очей моих,
Не для того, чтобы вернуть кольцо,
Не настал пока для этого час.
Я прошу тебя дождаться большого праздника,
Что случается здесь каждый год
В тот же день, что и мой День Рождения,
Будто только за стенами королевства этого
Новый дом, вместо того, который снежной лавиной поглощен,
Может найтись мне.
А сейчас
Для того мы в столицу войдем и обойдем ее замок,
Чтобы явиться на торжество иное.
От шумной площади дворцовые стены
Отделяют дивный сад, полный бабочек и певчих птиц.
В центре королевского сада стоит белокаменная капелла,
И хочу я, чтобы твое светлое, точно холст в мастерской, платье
Солнце полуденное окрасило, лучи запустив
В палитру витражных окон и розеток,
Изображающих рыцарей с шипами роз на броне,
Королей и королев в мантиях из цветочных лепестков,
Всевозможных химер, обитающих, как пишет бестиарий, в этих лесах,
И бескрайний океан, волны которого принесли меня к берегу Флердеружа.
Пойдем, Симара, спеши за моими следами, за отпечатками повозок и колесниц!
Сегодня в королевской капелле готовы все к празднику поздней весны,
Сегодня там будут средь лучших из лучших горожанок
Выбирать новую Королеву Роз!
Ее будут чествовать и угощать самым пышным и сладким хлебом,
Ее увенчают короной из белых роз, а платье украсят бутоньерками и подвесками из красного дерева,
Ее провожать станут поднятыми шляпами и флажками, а королевский оркестр будет марш играть в ее честь,
Разве это не здорово, Симара?
Ты в глазах моих – королева,
В двух дворцах мы успели с тобой побывать,
Но, мне кажется, этого мало.
Пусть и вся столица признает тебя королевой своей,
Даст присягу, одарит тебя аплодисментами.
Как узрят они тебя, прекраснейшую,
Так клятва в верности и вечной любви сама
Заставить их петь, говорить и ликовать.
Пойдем, я не являюсь предсказателем,
Но я тебе предрек венок из белоснежных роз,
Искусно выкованный будто бы из белого золота,
Достойного настоящей королевы!
Ты, верно, знаешь, что в мирные времена,
Когда посеянные под каждым полотнищем яблоки раздора
Всходов не дают,
На праздник Королевы Роз
Приглашают одного из Высших паладинов,
Великих магистров,
Оберегающих нас от лишенных покоя мертвецов,
Плотоядных тварей
И скверны безграмотности.
И в этот год Магистр Ордена Тьмы Габриель,
Земляк мой с ледяными от нетающих снегов руками
Да синими от синея и вечной мерзлоты глазами,
Прибыл во Флердеруж на торжество.
Когда бы не пошли с тобою мы на праздник,
Мне было бы дозволено сказать, что он
Приехал ради ярмарки на площади,
Чтобы купить себе редчайших ингредиентов к ядам, мазям, зельям,
Ведь он, шаманской крови обладатель,
Врачует и еще, поскольку верит, что
Клин вышибить возможно только клином,
Интересуется всем в мире колдовством,
Включая то, за какое казнят и подвергают мукам в тюрьмах.
Ох, ведал бы великий Вербенут,
Единственный судьями над неприкасаемыми Магистрами!
Да хранят Солнце, Луна и все звезды
Длинные его волосы, почти такие, как у тебя, и судейскую его маску!
Но раз уж мы с тобой движемся к столице,
Я назову другую причину, по которой
Темный Магистр Габриель
Сегодня явится в капеллу при дворце Флердеружа:
Честь выпала ему,
Хранителю ритуального меча богини Ночи,
Привыкшего хребты драконам ломать ударом
Клинка из черно-синего, как гуща полуночная, опала
И голубого Лунного камня,
Локонов твоих коснуться,
На них трепетно и осторожно опуская
Корону из белых ароматных бутонов.
Наверное, приходилось тебе бывать хотя бы в этой точке
На карте улиц столице Флердеружа?
Скажи, венчались ли вы с гордым
Самоуправцем здешних лесов?
Ведь если нет, то иначе как
Он смеет называть тебя свой женой,
Ему единственному верной,
И от всего мира,
Нуждающегося в красоте твоей,
Чтоб ориентир найти и совершенным стать,
Скрывать?
Симара: Я… Не помню.
Но, видимо, должны мы были венчаться,
Пусть и первое кольцо,
Которое носить мне приходилось – это то, какое
Ты подарил мне,
Отняв его прежде у принцессы Камиллы.
Де Рейв: Его вернем мы.
Симара: Ты клянешься?
Де Рейв: Клянусь я именем своим и честью!
Симара: Ты сам себя же называл лжецом,
Бродячим артистом, меняющим имена.
Де Рейв: Тогда клянусь я
Свою искренней к тебе любовью,
Я – первый, кто колено преклоняет
Перед нарядным троном Королевы Роз.
Симара: Предчувствием и чувством клясться – честно,
Теперь я верю твоим словам.
Де Рейв: Так ты не помнишь городской капеллы?
Пойдем скорей, поторопись, тебе откроются там чудеса
И все слова богов, имеющих чертоги в облаках над нами!
Ты будешь рада повстречать Магистра Тьмы,
А для него твой взгляд – большой подарок,
Ты и сама – звезда кристально-чистых, неизменных, как все истины, небес.
Тебе понравится, под крышею капеллы
Братьями становятся рыцари с гербами разных государств на щитах своих,
Там места нет раздору и распрям.
И пусть я лжец, обманщик, клеветник и вор,
Опустошитель кошелей и сумок,
Я не безбожник,
Потому я тоже жду
Возможности войти с тобой в капеллу.
Лианами с крупными красными цветами
Увиты были черные и белые колонны,
Расписанные серебром и золотом.
Когда гвардейцы в мундирах королевства красных роз,
На плечах и щитах носившие шипы,
Открыли перед Наном и Симарой двери в конце колоннады,
Их взору предстали анфилады,
Украшенные лепестками и гирляндами,
Букетами и свечами.
Но главным украшеньем становились
Лучи Солнца и блики пламени,
Белые стены и аркады расписавшие
Всеми красками витражных стекол,
Тянувшихся от колокольни под крышей с темной черепицей до самого фундамента.
От одного проема к другому подходя,
Симаре виделось, что в разные миры
Перемещают ее мраморные плиты пола и стены,
Совершающие движения в пространстве
Сами по себе, без посторонней воле.
Симара: Здесь так красиво!
И слышу я теперь,
Как отвечают мне голоса всех тех, к кому я
Взывала, когда быть боялась в одиночестве
Средь темноты, туманов и вороньих криков.
Во всех эпохах, что увековечило цветное стекло в окнах и розетках,
Ей посчастливилось побывать,
Сквозь все коронации, турниры, праздники, открытия, победы
Проходил путь ее по длинному коридору к большому залу.
И полупрозрачные, как цветки ландыша,
Рукава и подолы платья ее
Окрашивались под стать значимым событиям королевства и сменявшимся столетиям.
Мелодии органа, перезвон и пение голосов послушниц,
Перелетавшие складным мотивом от капители к капители,
В сознании Симары перевоплощались
В сопутствующие сценам со стен звуки:
Гимн королевства, свадебную песнь
Или звук соприкосновения бокалов,
Поднятых в честь рождения принцессы или принца.
Симара: Ах, Нан, что это за чудеса?
Картины оживают предо мной,
Будто во сне, происходящем наяву.
Я почти рукой могу коснуться
Лисиц и щенков, направляющих короля и королеву на охоте,
И ощутить в своих ладонях их пышный мех.
Я вижу, что приблизиться спешат ко мне
Послы и все монархи королевств земли,
Надеясь отыскать средь дам прабабушку принцессы Камиллы,
По старому обычаю похищенную в день собственной свадьбы.
И, кажется, могу услышать я
Стук колес кареты судьи Александра Вербенута,
Которому встреча с флердеружским оборотнем и рана от когтей его
Помогли встретить жену,
Венчавшуюся с ним средь этих арок и колонн.
Ах, Нан!
Вся истории земли родной,
От дня возложения первого кирпичика будущего замка
И до текущего момента,
Известна стала мне,
Словно однажды я сама стояла плечом к плечу
И с воинами, и с королями, и с теми,
Кто над башнями столицы поднимает знамя
С красными розами на зеленом бархате.
Войдя в зал, шепотом заговорил Нан с Симарой,
Боясь прервать речь Магистра Тьмы, стоявшего за кафедрой:
Была начата церемония,
Но путешествие по стеклянным полотнам исторических событий
Задержало последних двух гостей.
Де Рейв пригласил деву сесть рядом с ним на пустую скамью в конце зала,
Благоговейно шляпу снял, приветствуя весь сонм богов, Магистра, Орден Света и Тьмы в его лице,
И поместил ее на подлокотник слева от себя.
Де Рейв: Ты видишь, Симара, стоит на подмостках человек с болезненно-желтой кожей,
И в волосы его вплетены нити от рыболовных сетей, еще имеющие блесны и крючки,
Похожие на докторские иглы,
Фестивальные ленты и пятнистые перья грифонов и диких птиц?
Узнаешь ли ты лицо, которое видели мы с тобой на портрете в замке?
Коль нет, то узнаешь ли ты форменный пепельно-лиловый плащ, расшитый звездами и Лунами,
И привезенные из Тролльдора остроносые, как башмачки волшебницы, теплые сапоги?
Вот он, Магистр Габриель Ремар,
Земляк мой, носящий на поясе с цветными узорами и рунами
Обшитые мехом перчатки из рыбьей кожи,
Подходящие для создания и спуска на холодную воду батов.
Скоро он назовет имена нескольких девушек, они поднимутся к нему,
И собравшиеся станут лучшую из них выбирать,
Вот тогда мы с тобой взойдем к господину Ремару,
И сразишь ты всех, кроме него, принявшего обет безбрачия,
Своей красотой.
Когда одиннадцать девушек взошли на подмостки,
Нан де Рейв поднялся со скамьи
И бросился к кафедре Габриеля Ремара.
Поклоном поприветствовав Магистра Тьмы,
Он попросил стать первым из присутствующих,
Кто выскажет мнение свое о тех, кого увенчать готовы
Горожане короной из двенадцати роз,
Отлитых из белого золота,
Символизирующих национальные цветы королевства Карнандес,
Много метаморфоз Лун и оборотов Солнца назад
Жившего в мире с Флердеружем и другими землями,
В одних и тех же капеллах, башнях, дворцах
Выбиравших Королеву Роз из белого золота
И Короля Роз из золота розового цвета.
Кивнул Габриель Ремар подошедшему к нему и позволил
Нану за кафедру свою встать.
Де Рейв: Позвольте мне первым начать говорить,
Возвышать и судить собравшихся здесь девушек.
Сегодня я, известный всем как сказочник и лгун,
Пожалуй, первый раз за жизнь открою правду всем.
Вы, вошедшие сюда, я смею обратиться к вам и напомнить,
Что на земле не существует ни мужчин без недостатков, ни женщин,
Хотя бы и стали мы искать их днем с фонарями и факелами.
Говорить о том, насколько в пороках и желчи утопли братья мои, я не стану сегодня,
Для этого есть у вас доски,
Где мой портрет окружен изображениями других преступников.
Многие из присутствующих в этом зале
Ничем не лучше меня, вынужденного скрываться и не чувствующего себя чужим только в часовнях и капеллах,
Поскольку обычаи не велят помнить о противостояниях и судах
Там, где может судить других только господин Вербенут,
Доносящий до нас волю богов.
Отличаемся я и вы тем лишь, что вы не попадались ни разу
Под направленное на карту мира нашего увеличительное стекло
В правой руке судьи Вербенута,
Да минуют его дороги грозы и бури.
Заговорить об изъянах мужчин – это начать бесконечный список,
Но и окружающие нас красавицы, как бы ни ослепляли огни их взгляда и любви,
Горсточку пепла имеют внутри себя.
Если бы не было у дам предрасположенности к игре, розыгрышу и обману,
Мир не был бы таким интересным и пышным,
Я признаю это,
Но сегодня мы собрались под одной крышей,
Чтобы выбрать наиболее свежую и яркую розу из целого сада,
Но, входя в розарий, помните ли вы, что у каждого цветка есть шипы?
И я доказать вам сумею,
Что нет совершенной средь тех, кто стоит за спиной моей.
Простите мне это, барышни,
Но если у вас или близких приятелей ваших и родни в зале
Найдутся щит и меч, чтобы отразить мой удар,
Сделайте это.
Потому что многие здесь, думается мне, смогут подтвердить мои слова.
Горожане столицы Флердеружа, бравые ребята, чувство локтя имеют,
Живут под двенадцатью десятками крыш так же,
Как жили бы под одной.
Все знают друг друга,
Ни одна ошибка и ни одно пятнышко
Не ускользнут от их глаз,
Я порою и сам удивляюсь,
Что меня здесь никто не замечает и не может поймать,
Может, это все потому, что меня-то и не желают тут видеть,
Потому что я много совершил другим зла.
Но ведь вы, следящие за всеми другими, как родных братьев и сестер знающие других,
Наверняка сможете согласиться с услышанным от меня.
Если я буду неправ – скажите мне,
А если не ошибусь, но захотите вы отстоять присутствующих девушек,
То, пожалуй, вы можете побороться за них на свой страх и риск,
Ибо я еще могу лгать, а общественное мнение – нет.
Увы, я вынужден признать,
Что ни одна из этих горожанок
Стать не достойна Королевой Роз.
Они – не сорные цветы,
Но и не окультуренных дельфиниумов кусты
В ржаном поле.
Еще я прошу прощения у дам,
Я разрешаю вам порвать мое тело в клочья, когда я закончу,
Только позвольте мне, отъявленному лжецу,
Хотя бы один раз за жизнь по-честному поговорить с людьми.
Сесиль – хищница-сердцеедка,
Любит играть с живым чувством и смеяться над ним,
Знаю я, что сегодня есть в этом зале
Больной от ревности музыкант,
Проливший много слез
В попытках сразить ее глухое к мольбам сердце.
Немилосердна Сесиль.
Так заслуживает ли она того,
Чтобы Королевой Роз называли мы ее?
Анита и Нонна – зачинщицы споров,
Вчера только слышал я у городских фонтанов,
Как они, постиравшие белье и потерявшие корзины с ним,
Отвлекшись на дребезг колес королевской кареты,
Ругались и волосы друг другу были вырвать готовы.
Думается мне, вопили они так,
Что добрая половина столицы слышала их визг.
Санвила заклеймена за кражи.
Снимите с нее длинные перчатки,
И вы увидите королевскую печать чуть выше левого запястья.
Я и сам однажды грабил с ней дом.
Господин ростовщик, сидящий в шестом ряду,
Не узнали ли вы свой медальон из монетки,
Который она теперь носит на шее?
Аннет срывает яблоки и груши
В общих городских садах,
А после продает их
На сезонных празднествах,
Выдавая за свои собственные.
Ирен сбежала от оборотня,
Бросив в лесу своих младших брата и сестру,
Клариса сжигает книги и свитки,
Когда в стужу не хочется ей идти за дровами.
Это не запрещает закон,
Но, наверное, это могут запретить устои морали и нравственности?
Шерил подбросила мышь в шляпу соперницы,
Красоте ее позавидовав,
Сандрина – нечистоплотная,
Она даже сегодня,
Надеясь, что ее будут короновать,
Пришла в незаштопанном грязном платье.
Сара жестока к животным,
А Жаклин, когда ей кажется, что ее никто не видит,
Вместе с доктором Генрихом достает монетки из фонтана желаний.
Поймите, все, кто обитает на этой земле – люди,
Они могут ошибаться, быть малодушными, льстивыми, недобросовестными, обидчивыми и жадными,
Но я поднялся выше земли,
Шагая по крышам домов и вершинам деревьев
К самым облакам,
К звездам и Луне,
К Солнцу и светилам.
Там, выше всей земной суеты,
Я ее отыскал.
Всех женщин, каких я только встречал, прекрасней она.
Стократ добрей она каждого горожанина столицы,
Потому что только она нашла в себе достаточно добра и света,
Чтобы проникнуться жалостью к мошеннику и обманщику,
Впустить меня в свой дом, позволить мне погреться у огня холодной ночью.
Надеюсь, вы, согласные со мной, позволите мне пригласить ее на подмостки.
Взгляните все еще раз и скажите,
Знакома ли вам эта девушка по какому-нибудь делу,
Какое вам во вред она могла совершить?
И Нан пригласил Симару на сцену,
Но люди, не знавшие ее,
Не сумевшие сказать о ней ни хорошего, ни дурного слова,
Вынуждены были поверить словам де Рейва,
Пусть и прослывшего обманщиком.
Магистр Габриель возложил венок на голову Симары
И предложил ей выбрать из присутствовавших
Своего короля.
Никого, кроме Нана, Симара избрать не могла.
Объявив их Королем и Королевой Роз,
Затянули горожане гимн королевства
И поспешили пригласить Магистра, Короля и Королеву
На празднество с музыкой, танцами и полным столом угощений.
Свиток девятый, хранящий тайну второй принцессы Флердеружа
Мелодии скрипки, гитары и контрабаса провожали Нана и Симару на их пути из города,
Игривые духи вечернего ветра следовали за ними,
Подбрасывая в воздух белые и красные лепестки.
Змейки извилистых троп,
Сплетавшихся в узелки и клубки в траве,
Уводили деву и паяца в таинственный лес,
Неподвластный времени, смене ночи и дня,
Не пропускавший даже гул праздничной столицы,
Неизученный, закрытый от стороннего мира сетями лиан, сплетенными стволами деревьев,
Представлявший случайному путнику потаенный мир,
Не сравнимый ни с каким иным.
Затихали звуки органа, колокольчиков и труб,
Затухали огни фонарей, ламп, цветных свечек и катящегося за горизонт Солнца,
Уступая права флуоресцентным сферам и шаровым молниям из фосфора –
Заблудшим душам.
Подходило к своему завершению шумное празднество,
В день которого ровно на сутки весь Флердеруж забывал
Старые ссоры, обиды и недопонимания.
Раньше времени налившийся багряным соком девичий виноград
Перебегал с ветки на ветку над головами Нана и Симары.
Немногие тонкие лучи света, которым дозволено было проникнуть
В сказки и тайный свои тщательно скрывавший лес,
Проходили сквозь полупрозрачные листья и мягкие веточки винограда,
Снова окрашивая всеми оттенками цветущего неба
Легкие белые рукава и накидки Симары.
Поползни, ласточки и синицы
Выглядывали из укромных своих уголков,
Любопытно крутили пушистыми головками
С черными жемчужинками сверкающих глаз,
Чтобы защебетать,
Восхитившись нарядом Симары.
Де Рейв: Радуйся этому дню, моя королева!
Приход дочери алых роз
Знаменует начало настоящего лета во Флердеруже.
Как ты думаешь, увидим ли мы салют и залпы в твою честь
Из окна твоей старой башни?
Она, кажется, к небесным светилам и другим населенным планетам ближе,
Чем к земле, по которой
Ступают наши ноги.
Симара: Нан, послушай,
Если часы еще не пробили полночь,
И я – до сих пор королева, а мнение мое имеет вес,
Могу ли я сказать тебе одну вещь?
Де Рейв: Королева, кухарка или крестьянка,
Прачка, артистка или фокусница –
Какая разница?
Ты – человек,
Твое мнение всегда важно людям.
Это я – заочно растерзанный и приговоренный ко всем в мире казням и пыткам,
А ты – одна из народы необъятной живой земли,
К тебе так же, как к остальным, прислушиваться должны.
Что же хотела ты мне сказать,
Огонек мой?
Симара: То, что мы с тобой совершили, было нечестно,
Нан, я не чувствую себя больше спокойной,
В добрый праздник, сплотить все королевство способный,
Мы с тобою всех подвели.
Де Рейв: Разве ты не была счастлива на торжестве?
Тебе не понравилось?
Я хотел для тебя сделать чудо,
А чудо, мне кажется, должно быть дерзким.
Симара: Было шумно и ярко,
Так, что мерцание искорок и конфетти торжества застилало все мысли,
Но теперь стихли звуки столицы королевства,
И подобно тому, как других пробуждает ото сна крик петуха,
Меня разбудили говор сороки и вздохи сов.
Может быть, те девушки и в самом деле порочны,
Тех, кто бы не был с тобой согласен, не нашлось на церемонии.
И Магистр Ордена Тьмы, мудрый и справедливый глава темных паладинов,
Не позволил бы, знаем ты и я, свершиться противоправному,
Но оставили меня гармония и покой.
С тех пор, как ушли мы,
На каждом шагу представляется мне,
Что спускаюсь я в беззвездную пропасть Лимба,
К тем, которые не были ни злодеями, ни героями…
Де Рейв: Тебе страшно идти вперед?
Так возьми мою руку!
Нам обоим знаком этот густой лес.
Симара: Нет, Нан, дело в другом.
Я чувствую, что постепенно спускаюсь
К во всем тем, которые ни на что не смогли отважиться и решиться.
Может быть, те девушки и в самом деле порочны,
Но что хорошего сделала я,
Чтобы меня могли избрать Королевой Роз?
Разве я совершаю подвиги и сражаюсь с драконами,
Неужто я помогаю обездоленным и слабым?
Мне не приходилось общаться ни с кем,
Кроме мужа моего, его воронов и тебя,
Я не знаю, хорошая я или плохая.
Может быть, те девушки и в самом деле порочны,
Но чем лучше их та,
Что сбежала с чужим мужчиной из дома,
В котором вместе с мужем своим жила?
Де Рейв: В котором, должно быть, не жила,
Но коротала пожизненное свое заключение?
Разве можно ограничивать свободу человека,
Который совсем ничего в жизни своей не сделал?
Пусть не было ничего хорошего, но ведь и плохого не было тоже.
И это – муж твой, а не тюремный надзиратель!
То, что я для тебя устроил, – это освобождение, а не побег.
Он тебя заточил в неразумный плен,
Ты не сделала ничего плохого, когда вспомнила о том,
Что свобода и право выбора дарованы каждому человеку на этой земле.
По-моему, терпеть заточение и уважать при этом того,
Кто подверг тебя такой пытке, – уже значительный подвиг.
Ты живешь иначе, чем женщины, с которыми я знаком.
Как можешь ты понять, какая ты на самом деле,
Если по-настоящему тебе никогда не приходилось помогать кому в беде,
Решаться на отчаянные свершения?
В другом положении и при иных обстоятельствах,
В том случае, если бы от тебя потребовалось принять сторону добра или зла,
Ты бы выбрала свет, я точно знаю это.
Твой час для совершения подвигов ещё не настал,
Но если у тебя будет возможность вытащить кого-то из большой передряги,
Я знаю, ты это сделаешь,
Потому что ты больше, чем просто хорошая, ты замечательная.
И в том, что у тебе честное и доброе сердце,
Всеми снегами моей далекой холодной страны могу я поклясться.
Не подумай, что этот пышный блестящий покров
Однажды растает и станет водой, перемешанной с прахом земли.
Нет!
Там, откуда я, ничто живое не знает о весне и лете.
Хотел бы я указать тебе путь туда,
Чтобы и в доме моем побывали огонь, свет и тепло,
Но последний парус, под которым можно было отправиться в путь,
Я разрезал на двенадцать черных дорожных плащей,
Одиннадцать из них я потерял в своих приключениях,
А последний, уже совсем дырявый, сейчас на мне.
Прости, дорогая Симара,
Но я, к сожалению, не смог предвидеть,
Когда распускал канаты и разрезал паруса,
Что однажды в королевстве Флердеруж,
Земле загадочного и непознаваемого,
Я встречу оживший огонь,
Какого так в моей ледяной стране не хватает.
Симара: Ах, неразрушимый лед, мороз и снежные бури…
Симара, вспомнив, о чем пожелала она спросить Нана,
Показала ему гребень, охваченный крепким,
Но все-таки медленно таявшим под майским Солнцем
Голубым льдом.
Симара: Нан, я видела страшный сон,
А пробудившись, увидела вокруг себя иней,
Которым покрыты были все образы и силуэты в моем кошмаре,
Что это было, подобное проклятьям и виденьям,
Что вытягивает мой муж из ядов, кристаллов и рун?
Ты мог бы ответить на мой вопрос, Нан?
Я видела человека, он мне напомнил тебя,
Но вместо трезвона искр и прения угольков
От него исходили вой стужи и обжигающие испарения льда.
И твое кошачье лицо с прищуренными глазами
Было у него, но внутри тела его,
Оно имело испуганный, обезображенный вид,
Поверх него было другое лицо или маска из стекла.
Этот лик, ледяной и холодный, выражал презрение.
Знаешь ли ты, кого я увидела?
Можешь ли ты открыть мне, попусту или же по серьезной причине
Была я встревожена?
Симара протянула руку к де Рейву,
Чтобы передать ему объятый слоем льда гребень.
Неровные припавшие друг к другу кристаллы треснули,
Отколов и несколько зачарованных зубьев,
Которыми раньше жена колдуна расчесывала свои длинные волосы.
И в тот же миг, когда гребешок повредился,
Спали наложенные на него Темным Милордом чары,
Высвободились все заключенные внутри многочисленных зубчиков
Воспоминания и сны о минувших днях.
Тогда, вскрикнув, Симара закрыла глаза и прижала запястья к вискам.
Фейерверком тогда в темноте ее разума
Расцветали забытые лица, слова и залы королевского дворца.
Красная пудра, обволакивавшая ее волосы от самых корней до кончиков,
Осыпалась и покрыла землю, и длинные локоны ее померкли.
Де Рейв: Что с тобою, Симара?
Неужели нераскрытая тайна моя
До того тебя испугала?
О, если это так, то что с волосами твоими?
Они потеряли свой яркий цвет, лишились огня, освещавшего тебе путь до башни?
Или краски ночи сгустились над нами раньше, чем должны были?
Что с тобою?
Все те картины и сцены, какие Симара видела на расписных окнах стеклах королевской капеллы,
Ожили в ее памяти,
Словно бы кисть художника
Обрамила стеклянные плиты и нанесла грациозными взмахами тонкие, как волосок, краски,
Превращая изображения в полноцветные, объемные, живые.
Ей знакомы были глаза, веснушки, морщинки, румянец, щеки, губы и те слова,
Которые эти губы произносили.
Стали точными и налитыми красками
Замки и поместья, прежде овеянные туманами.
Ткани лент, чулок, бальных платьев, фишю, подвязок, накидок такими отчетливыми ей виделись,
Что почувствовала она тяжелую королевскую мантию и тесный корсет,
Затруднивших дыхание ее.
И упала Симара, не сумев сделать вдох,
На руки резвого Нана, заметившего, что помощь его нужна ей.
Но мелькнули тысячи счастливых мгновений, будто одно,
И она открыла глаза, ощутив,
Что теперь легче дышится ей,
Вздох ее больше влаги питательной извлекает из воздуха.
Де Рейв: Двенадцать тысяч пираний мне в трюм!
Симара, что с тобой сделалось? Ты жива?
Симара: Малейн.
Де Рейв: Для чего ты вспоминаешь теперь
Дочь покойных королевы и короля,
Сестру Камиллы?
Симара: Неужели теперь,
Когда волосы мои потеряли багряный цвет,
Не узнал ты ее лица,
Говорящего моими устами, моими глазами глядящего на тебя?
Или стало здесь слишком темно?
Так ли сильно изменили меня годы заточения,
Что узнать ты не можешь это лицо с королевских портретов?
Есть другое имя у меня, и я его вспомнила,
Когда волшебный гребешок,
Сокращавший память мою и кудри удлинявший,
Раскололся на части,
И вырвался из него заговор колдовской, рассеявшись.
Имя мое – Малейн,
Оно дано мне было до того,
Как похитили меня по приказу Темного Милорда,
Страшащего этот лес вместе со своими рукотворными бестиями и химерами,
Как заточили меня в высокой башне,
К которой лабиринт, заросли ядовитых растений и густо затянутый туманами лес
Не дают подобраться.
Десятки недель искали меня рыцари и гвардейцы сестры Камиллы,
А нашел разбойник,
Которому я, корону себе возвратив,
Дарую от имени принцессы Малейн
Освобождение от всех пут и цепей
За правоту его, за спасение мое.
Прав ты был от первого до последнего слова,
Называя Милорда похитителем и лжецом –
Он не муж мне, мы с ним не венчались,
Потому и не было у меня обручального кольца.
То, которое ты подарил мне,
Из моего же дворца похитив,
Первым было в той жизни моей
И первым стало в этой жизни моей.
Оно принадлежало мне,
Я узнаю эти металлы и формы.
И точно знаю, что в лесу должно быть дерево,
Королеве фей посвященное,
Красными розами шиповника,
Горящими от светлячков,
Спящих между мягкими лепестками,
Ветви его, к земле гнущиеся, полны.
И хранит это дерево короны неживых и живущих монархов из моего рода,
Охраняют их маленькие крылатые волшебницы и колдуньи.
Там, где взрезают каменную мертвую кору, чтобы выбраться к Солнцу и воздуху,
Живые полупрозрачные листья и лепестки,
Основания черенков украшают на каждую из веточек надетые
Наручи, браслеты, перстни, монисто, бусы,
Ствол одет в золотистые цепи.
Не хватает там лишь того кольца, какое я от тебя получила.
Как повиснет оно на одной из ветвей,
Чудный дар смотрительницам диадем и венцов,
Доказательство принадлежности моей к королевскому роду,
Так корону мою сами спустят лианы ко мне,
Увенчают ею потемневшие мои волосы,
Кудри темные, из покон веков передающиеся в семье моей
От матери – к дочкам ее.
И с короной этой явимся мы к принцессе Камилле,
Как бы ни изменилась я за прошедшие годы,
Знаком, что кровь одна в венах наших течет,
Что из чрева одной женщины произошли мы обе,
Станут переплетенные гирлянды цветов из драгоценных металлов
И вырезанные из редчайших камней звезды раскрывающегося шиповника,
Исторгающие из себя огонь кометы красный, словно закат.
Мы теперь корону мою должны отыскать.
Де Рейв: О, Симара… Хотел я иное сказать!
О, принцесса Малейн! Я же знал, кто ты,
С самой встречи понимал я,
Что в лице, помыслах и речи твоей
Различить могу отпечатки жизни дворцовой.
Меж людьми поделены две разных крови,
Обе не смываются:
Красная, отличающая смертных от венценосных,
И благородная голубая, бегущая в твоих венах.
Позволь мне колено свое преклонить
Перед той, кого я
Единственной властной над собой особой считаю,
Обделяя признанием прочих монархов и выдвинутые ими законы,
Которые я бессовестно нарушал,
Сбегая из царства в царство.
И Нан встал на колено, куртуазным жестом сняв шляпу:
Часто видел он, как вставали подобным образом
Рыцари и стражники перед принцессой Камиллой.
Симара: Поднимись сейчас же!
Ты – не подданный мой, ты – мой спаситель и друг.
Меж людьми поделены две разных крови,
Обе не смываются:
Красная, как огонь, пылающий в очаге дома, где всегда ждут гостей,
Насыщающая вены и артерии всех живых людей,
И неживая голубая, доставшаяся гиблым черствым сердцам.
Что, наконец, крови дает иной цвет?
Было бы странно,
Когда бы та, кто вечность прожил в окружении алхимических книг,
Не сумела ответить на этот вопрос.
Медь, порочный метал, который черные маги считают себе полезным.
Нет ни благородства, ни искренности, ни чистоты
В мертвой голубой крови,
И мне хочется думать, что в венах моих,
Как и в полных жизни упругих жилах всех прочих людей,
Встречавшихся мне или еще ожидающих встречи со мной,
В жилах королей, пастухов, лавочников, советников, путешественников и рыцарей,
В жилах того, кто стоит передо мной,
Течет алая горячая кровь.
Благородство – не признак, который наследуют лучшие семьи,
Благородство – движение мыслей и тайных чувств.
И ты спас меня, благородный Нан де Рейв,
Как бы себя ни винил ты в проказах и лжи,
Достаточно доброго нашлось в тебе,
Чтобы открыть мне глаза на прекрасный мир,
Который Темный Милорд от меня скрывал,
Чтобы не побояться лишиться жизни и свободы своей
Больше тысячи раз.
Когда бы не ты,
Провела бы весь век я
