Кори Доктороу
Выход
– Не слушайте его, – сказала девушка. – Это просто восхитительно!
Итакдалее сказал:
– Вам надо попробовать эту горячую и холодную штуку. Она настолько крутая, что полностью меняет сознание.
– Может, позже, – сказал юморной парень.
– Конечно, позже, – подтвердила девушка. – А откуда у вас этот шрам?
Нескромный вопрос с ее стороны, но хороший вопрос с точки зрения ушельцев, так как он нарушал все нормы дефолтного мира. Лимпопо изогнула туловище, выставив шрам из воды, и повернулась, чтобы самой посмотреть на следы огромного ожога, который шел вниз от ребер до бедра. Она провела по нему пальцем, почувствовала его упругость и неровную поверхность, что теперь уже не вызывало в ней ужаса.
– Это случилось через пару недель после того, как я стала ушельцем. Мы строили два десятка землебитных домов на нагорье. Настоящие роскошные апартаменты для беженцев: электричество, вода, гидропоника для свежей зелени и мягкие кровати. На поддержку работоспособности всего объекта требовалось всего три часа в день. Остальное время мы воссоздавали греческую школу на открытом воздухе, где учили друг друга музыке, физике и поэтическому экспромту. Это было очень здорово! Я помогла построить гончарную мастерскую, и мы изготовили странные с виду гончарные колеса, эксцентричное вращение которых адаптировалось в зависимости от ваших рук и массы, поэтому невозможно было сделать непригодный для использования горшок.
Мы находились прямо на краю дефолтного мира, почти на границе. Было здорово: ежедневно к нам приходили однодневщики, с которыми мы могли поговорить о том, что происходило в их мире. По правде говоря, мне нравилась эта пограничная жизнь, потому что рядом всегда был этакий аварийный выход. Если что-то пошло бы не так, я могла оставить все и вернуться назад. Позвонить маме.
Однодневщики не всегда были настроены дружелюбно. Была группа ребят, соседский дозор, которые появлялись, когда что-то шло не так в их укрепленных многоквартирных домах. Кого-то ограбили: конечно же, виноват ушелец. На стенах появилось граффити? Нарисовали ушельцы. Убийство? Несомненно, это сделал один из нас, ведь цивилизованный гражданин просто не может пойти на такое.
Для людей, живших под постоянным наблюдением, их уровень преступности просто зашкаливал. Нарушением прав частной собственности занимались собственные их дети, выяснившие, как отключить папины шпионские программы, чтобы заниматься всякими шалостями. Если вы считаете, что дроны могут запретить подросткам трахаться, то вы явно не в своем уме.
Не знаю, кто был убийцей. Слышала только, что само убийство было ужасным. Поджог. Кто-то взломал целый квартал домов и что-то сделал с их датчиками безопасностями, утечка газа и ба-бах. Свыше двадцати трупов, в том числе дети. В том числе младенец. Не могу представить, как у кого-то могла подняться на это рука, но я точно знаю, что никто из нашего поселения не пошел бы на такое преступление. Причиной чего-то подобного могла быть только личная неприязнь.
Трое салаг увлеченно слушали, и скоро их лица исказила гримаса ужаса, когда они поняли, куда клонится ее рассказ. Однако все-таки Итакдалее не удержался:
– Возможно, полный социопат. Событие по концепции шести сигм[23] в человеческой нейротипичности. Говорить, что это сделал кто-то из своих, будет, конечно, совершенно бесчеловечно, но не стоит сразу списывать со счета школьных стрелков и умалишенных.
– Я думала об этом. Думала, что должны были работать провокаторы из-за того, что произошло дальше, – она снова провела пальцами по шраму. – Те землебитные дома были очень просты в строительстве. Стандартная сборка включает датчики состояния окружающей среды, предохранительные устройства и сигналы тревоги. Они вывели экскаваторы, чтобы преградить путь в дома с основного и заднего входа, насыпав целые тонны грязи и щебня прямо перед дверями. Спокойные как роботы, они прошли по улице, разбивая окна и бросая в каждое по коктейлю Молотова. Затем они прошли с другой стороны и сделали то же самое с окнами на задних дворах.
Нас спасло то, что те окна оказались ударопрочными. Они долго спорили, что делать с ними. А мы в это время организовывались внутри. Землебитные дома состояли из двух этажей: гостиная и кухня на первом и две небольших спальни с туалетом на втором. Они строились с терморегуляцией, чтобы оставаться прохладными летом и теплыми зимой: в каждой соединительной стене имелись отверстия под циркуляционные каналы с шумовыми лабиринтами, напоминавшими раковину наутилуса, которые пропускали воздух и приглушали звук.
Мой дом, где я жила с тремя соседями, находился в самом конце, и как раз напротив него они стояли и обсуждали, как же разбить окна. Я понимала, что надо выбираться: все помещения были полны дыма и огня. Мы находились на верхнем этаже, в спальнях, так как все случилось как раз посреди ночи. Это означало, что на нашем этаже не было пламени, но весь дым поднимался к нам. Мой друг выбил ногой шумовой лабиринт, и мы смогли протиснуться через него в следующий дом, где жили пять человек, которые разломали стенку между спальнями, чтобы объединить комнаты в один большой спальный зал. Они паниковали, потому что один человек уже лишился сознания, наглотавшись дыма. Они хотели бежать к двери. Мы успокоили их, объяснив, что происходит снаружи, и отправили их через шумовую перегородку в соседний дом.
Нужно было рассказать всем, что происходит, и направить людей в крайнее помещение, поэтому я задержалась и отправила всем сообщения, вдыхая последние остатки свежего воздуха. Затем я последовала за другими. В следующем доме уже никого не было, как и в последующем, а пожар там разгорелся не так сильно, поэтому я приостановилась, чтобы отправить дополнительные сообщения.
Я недооценила концентрацию дыма. Лишилась сознания. Один из моих друзей понял, что меня нет, и вернулся, протащил меня еще через три шумовых перегородки, пока не достиг основной массы жителей. Они разбились на две группы: одна пошла вниз по ступенькам, чтобы погасить огонь, другая пыталась выбить крайнюю стену. Землебитная стена была очень крепкой, но ее можно было колоть и откапывать, и я думаю, что там было достаточно людей, чтобы быстро выполнить эту работу.
Я отправилась вниз, чтобы потушить пожар. Конечно, стены не поддавались горению, однако коктейли Молотова сами состояли из воспламеняющегося топлива, а в помещениях было достаточно бумажной мебели и пластмассовых кухонных принадлежностей, которые сгорали, если становилось слишком жарко. Я приложила к лицу влажную тряпку, но она высохла, и мне было очень трудно смотреть или дышать. Я даже не заметила, как загорелась моя футболка, пока одна из женщин не сбила меня с ног и не стала катать по полу.
К тому времени они выкопали в стене на верхнем этаже здоровенную дыру и выбросили целую гору белья и одежды на землю снаружи, после чего мы выпрыгнули на эту гору так тихо, насколько могли.
Линчеватели поняли, что происходит, и попытались нас нагнать. У них было много мотовездеходов, а также дронов. К нашим спинам липла одежда, а некоторые уходили совсем нагие. Мы разбежались. Я позволила женщине, которая сбила с меня огонь, увести меня в заросли, где мы спрятались в грязной канаве, высунув на воздух только носы и рты, чтобы нас не засекли по инфракрасному спектру. Я не выдержала первой, жар уже покинул мое тело, и начиналось переохлаждение. Я понимала, что это такое, знала, что скоро погибну, если не согреюсь.
Моя подруга пыталась удержать меня, но я знала, что права. Что бы там ни происходило, мне нужно было согреться, чтобы не умереть. Я встала. Я вся дрожала, и вот здесь очень болело, – она показала рукой на шрам. – Моя подруга умоляла не идти обратно к поселению, уверяла, что нас убьют. Однако пошла за мной. Безопаснее действовать сообща.
Да, безопаснее действовать сообща – это великая мысль. К тому времени, как мы подошли к дымящимся руинам, практически все уже там собрались. Ушельцы выглядели ужасно: травмированные, кашлявшие, замерзшие. С другой стороны домов на нас смотрели линчеватели, враждебные и неуверенные в себе. У них случилось массовое помешательство, заставившее их сжечь дома своих соседей. Они были разъяренной толпой с размытым чувством ответственности, – часто проявляющееся у социальных масс чувство, которое потом практически полностью сошло на нет.
Моя группа организовала лазарет прямо у них на глазах и начала лечить раненых теми лекарствами, что смогла найти. Были люди, которые травмировались при падении, некоторые содрали кожу, продираясь сквозь заросли. Только на заре, проведя перекличку и наладив сеть, мы поняли, что не хватает четырех человек. Двое пришли позже. Еще двоих мы нашли в домах, обугленных до костей. Одному из погибших едва-едва исполнилось пятнадцать, и никто не знал, как связаться с его родителями, которые жили где-то в дефолтном мире.
Новости об этом пожаре распространялись по округе. Прилетало много беспилотников, и не только коптеры[24] и планеры, но и жужжащие дирижабли с медпомощью и продуктами питания. Вскоре пришли другие люди, еще больше ушельцев, поэтому натуралы вконец распсиховались и стали вооружаться, отстроили крепостную стену, чтобы защититься от расправы.
Однако мести не последовало. Натуралы стащили наше оборудование для земляных работ, чтобы возвести крепостную стену, однако уже через несколько дней у нас появились новые экскаваторы. Не знаю, кто их приволок. Я слегла в лихорадке с тяжелой инфекцией. Когда пришла в себя, мне сказали, что не питали надежд на то, что я выживу. В течение нескольких дней я была настолько плоха, что мне практически не оказывали помощь. Только один раз заработали принтеры иммерсионной печати и мне напечатали таблетки от инфекции – какие-то антибиотики в серебристой оболочке, которые помогли справиться с болезнью.
Они внимательно слушали. Затем девушка затрясла головой, как будто ей в ухо попала оса:
– Я правильно все поняла? Вас подожгли сумасшедшие линчеватели, которые убили твоих друзей и почти убили лично тебя, и вы решили никуда не уходить?
– Мы не просто решили никуда не уходить, – она улыбнулась, что-то вспоминая. – Мы начали строить все заново. Нормальные наблюдали из своей крепости, словно осторожные ополченцы, но мы не искали боя. Сначала мы отстроили кухню, затем испекли пироги, так как при строительстве землебитного жилья проголодаться можно в два счета. Каждый раз, когда мы готовили печенье или батончики-мюсли, мы выносили им поднос, подняв белый флаг, и оставляли его на земле. Подносы оставались на земле нетронутыми, пока вдруг в один день не исчезли. Не знаю, съели ли они наше подношение или нет.
Все происходило почти по заветам Ганди, хотя у меня всегда волосы вставали дыбом от одной мысли, что они проверяли на нас всю свою оптику. Они переводили свои лазерные прицелы в видимый спектр и заставляли точки плясать на наших лбах и сердцах. Но когда мы разместили видеоролики и включили в них кадры с красной точкой прицела на груди женщины, находящейся на последней стадии беременности, просто пришедшей нам помочь, то линчеватели получили такое количество яростных сетевых комментариев, что прекратили свое никчемное занятие.
Когда мы построили новые дома, то снесли старые бульдозерами. Мы жили в гексаюртах и палатках, так как наше старое жилье стало непригодным для жизни. Присутствие двух мумий наших мертвых товарищей побуждало нас к работе и позорило линчевателей. После того, как мы снесли старое жилье, то посадили там дикие цветы и траву в надежде на то, каким прекрасным когда-нибудь будет это место.
Новое поселение разрослось втрое. Многие добровольцы захотели остаться с нами, появлялись новые ушельцы, которые почувствовали такое отвращение к линчевателям, что оставили защищенный воротами город. Некоторые из них были двойными агентами, но в этом не было ничего страшного, так как у нас не было никаких секретов. Секреты – это всегда затраты.
Приближалось время заселения, и вовсю ощущалась атмосфера праздника. На стенах зданий, покрашенных нами в белый цвет, мы показывали фильмы. Мы всегда красили свои вещи в белый цвет, чтобы внести свой небольшой вклад в альбедо нашей планеты. Мы наполнили место выемки грунта водой из ручья, превратив его в бассейн. Машины для земляных работ стали площадками для крепления тарзанок и платформами для ныряния.
Я находилась в бассейне, когда линчеватели вернулись. Они сбили наши дроны высокоинтенсивными радиочастотами, затем использовали болевые лучи и ультразвуковые фонари, чтобы согнать нас на площадь между четырьмя рядами домов. Затем какой-то мужчина с полувоенным нагрудным знаком частной вневедомственной охраны достал мегафон, чтобы предупредить нас о том, что власти округа предоставили ему полномочия на выселение всех с этой территории и у нас есть десять минут на сбор вещей. После этого последовало что-то вроде лицензионного соглашения с бесправным пользователем о том, что они могут нас уничтожить в соответствии с Законом о противодействии терроризму от такого-то числа, если наше поведение будет представлять опасность для жизни или частной собственности. Как только он закончил, они сразу же врубили чертов болевой луч. Никто даже не думал возвращаться за своими вещами. Люди чувствовали себя так, будто их лица плавятся. В группе были дети младше десяти лет, и они кричали, словно их резали на куски. Вы слышали истории о родителях, которые собственными руками поднимали машины, чтобы вытащить из-под них своих детей, однако это было ничто по сравнению с происходившим там. Я видела родителей, идущих прямо под болевой луч, чтобы спасти своих детей. Одна из женщин упала на землю и забилась в судорогах, а ее друг поднял ее на плечо как пожарный, обняв другой рукой ребенка. Не думаю, что видела когда-либо что-то настолько впечатляющее.
Мы не могли прятаться в лесах. Все пространство просматривалось беспилотниками, следовавшими за нами целыми стаями, пока мы не отошли на двадцать километров. Я хромала весь день и всю ночь, а когда отставала, с неба падали маленькие коптеры и толкали меня, подгоняя как отбившуюся от стада овцу. Я пошла с этой парой, которая несла своего ребенка. Они остановились, пытаясь разбить лагерь, так как их малыш не мог больше идти самостоятельно и ни у кого из нас не было сил его тащить. Я встала в охранении, отбивая коптеры веткой с листьями. Сверху спускалось все больше и больше этих тварей, в конце концов мы решили двигаться дальше. Они выпросили велосипеды у пары некомбатантов, встретившихся по дороге, после чего уже я начала их замедлять. Пришлось идти своей дорогой.
В конце концов, я упала, но, должно быть, уже вышла за зону действия коптеров, потому что они только кружились в отдалении, стрекоча как цикады. Я отключилась, а когда пришла в себя, их уже не было. Должно быть, полетели на дозаправку, и линчеватели не посчитали нужным посылать мне эскадрилью медпомощи.
– Что было дальше? – спросила девушка. Ужас в ее глазах… слезы в уголках… видно было, что она переживает рассказ гораздо сильнее своих спутников. Лимпопо догадалась, что она была самой богатой из них, поэтому для нее все это казалось совершенно невероятным.
Лимпопо пожала плечами, почувствовала напряжение, поняв, что вывела ее из пьянящей неги, рассказав о своей жизни. Это произошло три года назад, однако у нее до сих пор не прошло посттравматическое стрессовое расстройство. Рассказ пробудил ярки воспоминания. Эти трое напомнили ей о том, кем в прошлом была она сама – новичок-ушелец, и да: шлеппер. Пожар и вынужденный переход выжгли в ней инстинкт шлеппера, заставив ее понять бесполезность привыкания к вещам.
– Я ушла – вот и все. Это огромный мир, и большая его часть приемлема для жизни. Не важно, где ты находишься и что тебя окружает, если можешь удовлетворить свои основные потребности и найти себе полезное применение. Я влилась в эту команду, сделала ответвление от конструкции лагеря для беженцев, разработанного УВКБ, в виде таверны, и вот мы встретились.
– А как же остальные люди из вашего лагеря?
– Живут здесь и там. Некоторые работают в «Бандаже и Брекетах». Некоторые ушли в другие места. Одна пара пропала с радаров ушельцев, и я думаю, что они вернулись обратно, так как эта жизнь оказалась для них слишком большим испытанием, но это «их личное дело и ничуть не волнует меня», как в песне поется. Однако я сходила на прежний объект. Он очень хорошо охраняется по периметру. Здания снесены бульдозером. Мои посадки невредимы, дикие цветы все так же прекрасны, как и прежде. Я сделала мир ощутимо лучше в отличие от тех ублюдков, которые преследовали нас.
– Да будет так, – торжественно сказал Итакдалее. – Это совершенно сумасшедшая история, и я очень рад, что ты нам ее рассказала. А теперь я хочу пойти в другой бассейн. Вы со мной?
– Конечно, – сказал хохмач. – Вы говорили, что здесь есть бассейн, где рыбки доставляют посетителям оральное удовольствие?
– Следуйте за мной, – сказала она и повела за собой мокрых голых людей через прохладный воздух приближающегося вечера в новый бассейн шикарно горячей воды. Приплыли рыбки и съели их мертвую кожу, пока они лениво размокали в бассейне и становились существами, состоявшими только из нервов и легкого дыхания.
[III]
Кто-то сказал, что идеально было бы выпить виски, еще кто-то заметил, что просто потрясающе было бы съесть тост с сыром, кто-то пробормотал, что глаза слипаются и нужно найти что-нибудь мягкое, чтобы поскорее заснуть, ну, а если не мягкое, то хотя бы горизонтальное. Лимпопо решила, что пора заканчивать с водными процедурами.
– Давайте устроим полуночный пир, а потом пойдем спать.
Она подумала о диванных подушках в большом помещении на третьем этаже, которые бы идеально подошли, чтобы всем вместе завалиться спать, а ведь этого как раз сейчас так недоставало.
Они снова мылись в душе в общей прихожей, теперь уже полностью расслабленные. Не говоря ни слова, даже без каких-либо признаков показной сексуальности, они терли друг другу спины. Было это сексуальным или нет, но они находили какое-то звериное наслаждение в том, что за ними кто-то ухаживал, и это еще больше усиливало чувство сладостного декаданса.
Их бдительность настолько притупилась, что лишь пять минут спустя они осознали: кто-то украл все вещи.
До этого они просто бродили вокруг и искали свою одежду. Затем появилось чувство тревоги, и, наконец, девушка сказала:
– Нас ограбили.
Два парня сказали:
– Вот черт.
Они посмотрели на Лимпопо. Ее одежда лежала там, где она ее оставила. Такую одежду можно было достать в любом месте, где собирались ушельцы.
Лимпопо глубоко вздохнула:
– Что ж, бывает.
– Да ладно. Нам нужно идти искать наши вещи… – сказала девушка.
– Для этого нужно сначала одеться, – заметила Лимпопо. – Мне не хочется этого говорить, но вы вряд ли что-нибудь найдете. Если что-то крадут, то краденое быстро исчезает.
– Забавно, что ты об этом так хорошо осведомлена, – сказала девушка. – Забавно, что ты знаешь, почему не стоит пытаться искать наши вещи, которые ты попросила нас оставить здесь.
– Я не просила вас оставить их здесь, – сказала Лимпопо. – Я просто сказала, что вы не можете взять их с собой. Я прямо сказала, что не знаю, будут ли они в безопасности.
Она посмотрела на них, расстроенных и отравленных ядом подозрительности. Больше всего хмурилась девушка, но и парни выглядели так, как будто в чем-то ее винили. Они хотели винить кого-то, потому что иначе пришлось бы винить себя. Лимпопо стало грустно. Ей просто хотелось, чтобы они отправились на боковую.
– Я знаю, это неприятно. Но здесь такое иногда происходит. Не все в этом мире такие уж славные ребята.
– Почему вы не сделали шкафчики? – спросила девушка. – Если не все такие славные, как вы, почему бы не обеспечить для ваших гостей хоть какую-то минимальную безопасность? Как насчет видеонаблюдения? Ведь здесь же есть камеры? Давайте привлечем гребаных криминалистов, напечатаем плакаты «Разыскивается»…
Лимпопо покачала головой, и девушка еще больше рассвирепела.
– Извини, – снова сказала Лимпопо. – В «Б и Б», конечно, есть датчики, но в буфере[25] хранятся данные всего лишь за несколько секунд. Это в прошивке здания, и любое изменение этого параметра будет отменено за считаные миллисекунды. Люди, которые пользуются этим местом, решили, что пусть лучше их грабят, лишь бы только не наблюдали. Вещи – это всего лишь вещи, однако постоянное наблюдение – это гадко. Что касается шкафчиков, вы, конечно, можете их сюда поставить, но не думаю, что они долго просуществуют. Как только вы поставите шкафчики, вы тем самым дадите всем понять: все, что находится вне шкафчиков, – не защищено…
– Так оно и было не защищено, – заметил Итакдалее.
– Да, – ответила она. – Это, конечно же, важное замечание. Но с ним спора не выиграть.
Итакдалее сел. Они все были голые, а Лимпопо стыдилась прикрыть себя одеждой. Она взяла большие пушистые полотенца из стопки и передала их по кругу.
– Спасибо, – сказал Итакдалее.
– Да, спасибо, – сказал хохмач. – Похоже, что твоих друзей ничего не убедит. Почему бы нам сейчас не пойти и не взять чего-нибудь у них?
Она улыбнулась.
– Я как раз хотела это предложить. Конечно, никто этому рад не будет. Кража вообще скверное дело, и тот, кто это сделал, конечно, урод из уродов. Если мы поймаем кого-нибудь за этим, то, скорее всего, вышвырнем вон.
– Что, если он попытается вернуться?
– Попросим его уйти.
– Что, если он не будет слушать?
– Будем его игнорировать.
– Что, если он приведет с собой кучу друзей и начнет распоряжаться вашими вещами? Нассыт в джакузи и выпьет все ваше бухло?
Она повернулась к Итакдалее:
– Ты ведь уже знаешь ответ на этот вопрос?
– Они уйдут, Сет, – сказал он.
– Это мое рабское имя, – ответил тот. – Зови меня… э-э-э… – Он выглядел потерянным.
– Гизмо фон Пудльдакс, – сказала Лимпопо. – Я хорошо ориентируюсь в пространстве имен.
– Зовите меня Гизмо, – сказал он. – Предположим, я понял. Они уйдут. Построят другое подобное здание где-нибудь еще, затем кто-то придет вслед и займет это новое здание, или спалит его, или еще что-нибудь сделает.
– Или не сделает, – ответила она. – Послушай, в мире столько же философских концепций ушельцев, сколько самих ушельцев. Вот моя: «истории, что ты рассказываешь, становятся правдой». Если ты не доверяешь кому-то, то строишь свои системы так, что даже лучшие из лучших должны будут вести себя как самые худшие из людей, чтобы хоть что-то сделать. Если ты считаешь, что люди в основе своей нормальны, то жизнь становится более простой и счастливой.
– Но у тебя сопрут все ценное!
– А у меня нет ничего настолько ценного, что можно было бы своровать. Это значительно упрощает жизнь. Я уже многие годы не ношу с собой рюкзак. Прогулки и походы стали гораздо более приятными. Никому не нужно меня грабить.
– В том рюкзаке у меня было все, – угрюмо сказала девушка.
– Дай угадаю, – сказала Лимпопо. – Деньги. Удостоверение. Еда. Вода. Запасная одежда. Чистые трусики.
Девушка кивнула.
– Ну, значит, все верно. Понимаешь, здесь тебе не нужны ни деньги, ни удостоверение. Здесь есть еда и вода. Чистые трусы и прочая одежда – не вопрос. Мы дадим вам доступ к сети, и вы сможете восстановить резервные копии, – она заметила, как осунулись их лица. – Вы ведь создали резервные копии в сети ушельцев?
– Еще нет, – сказал Итакдалее, – но это входило в наши планы. Наверное, у меня еще что-то осталось в облаке, там, в «дефолтном мире». – Он произносил словосочетание «дефолтный мир», неловко обозначая кавычки интонацией.
– Хорошо, мы можем «просочиться» и достать для вас необходимую информацию. Есть места, где сеть ушельцев выходит в сеть дефолтного мира: глубокие туннели и большие задержки. В конце концов, если хотите, то можете вернуться назад. Некоторые так и поступают. Жизнь ушельцев – не для всех. Потом иногда они снова становятся ушельцами. За это вас никто не осудит.
Кроме вас самих, – этого она не сказала, так как это было слишком очевидным.
Девушка выглядела очень подавленно:
– Я просто не могу в это поверить! Не могу поверить, что ты вообще не берешь на себя ответственность. Ты нас сюда привела. Теперь нас отымели, у нас ничего не осталось, а ты просто стоишь и выдаешь пачками маленькие богемные афоризмы, как этакий хипстерский будда.
Лимпопо вспомнила те времена, когда это вывело бы ее из себя, и ощутила удовлетворение от того, что сейчас она совершенно не злилась. Она хотела бы, чтобы не было и этой гордыни, однако утешила себя тем, что никто не совершенен.
– Я прошу прощения, что так произошло. Я помогу вам снова вернуться к нормальному существованию. Грабеж рано или поздно случается со всеми ушельцами. Это, можно сказать, ритуал посвящения. Если у вас есть что-то невосполнимое, это означает, что нужно сделать все, чтобы это невосполнимое не забрал у вас кто-то другой. Но как только вы избавитесь от этого образа мыслей, все станет гораздо проще.
Было похоже, что девушка сейчас набросится на Лимпопо. А она так надеялась, что дело не дойдет до физического столкновения.
– Послушай, относись к этому проще. Это всего лишь вещи. Знаю, у тебя была классная одежда. Я даже тайком сфотографировала ее, чтобы можно было сделать такую же и разместить ее на сервер версий «Б и Б». Можешь сидеть и переживать, можешь бегать кругами, пытаясь найти урода, который более привязан к обладанию вещами, чем ты, или можешь успокоиться, пойти со мной и получить новый комплект вещей. Мы можем сделать дубликаты тех вещей, что были на вас надеты, или можете выбрать что-нибудь из каталога. Или можете побежать домой, завернувшись в полотенца. Выбор за вами.
– Ты скопировала ее одежду? – сказал хохмач.
– А что, тоже хочешь такую? Это унисекс. Можем модифицировать ее под тебя, или же можешь выбрать себе что-нибудь более гендерное. Но думаю, что тебе она подойдет. – Едва сказав это, она поняла, что не ошиблась. Интеллектуально ее привлекал другой парень – Итакдалее, однако к таким, как этот Герр фон Пикльпенс, она испытывала слабость; она была бы не прочь поэкспериментировать с его внешним видом, если бы только он перестал болтать.
– Неужели? А почему бы и нет, – ответил тот. Он точно знал, насколько был симпатичным, и это слегка отвращало.
– Пойдемте, подберем для вас одежду и обувь.
Из солидарности она оставила свою одежду на скамье, завернулась, как все, в полотенце, взятое из онсэна, и повела их обратно в «Бандаж и Брекеты».
* * *
Производственная лаборатория «Бандажа и Брекетов» располагалась во внешнем строении, которое называлось «конюшней», однако ни в нем, ни в ближайших окрестностях не было никакого домашнего скота. Она нашла для них балахоны и тапки, показала салагам, как выполнять запросы по запасам «Б и Б» для поиска невостребованных вещей, и провела их по первым двум этажам, открывая ниши и ящики, пока они наконец не нашли все, что было нужно.
– Можете оставить это все себе, – сказала она, – или же вернуть обратно в ящики и сообщить об этом «Б и Б». Если просто бросите эти вещи где-либо, кто-то, конечно, мненамесит их, но это считается грубым.
– Мненамесит? – спросил Итакдалее. Он словно ожил во время поиска одежды, воодушевляясь все больше и больше с каждым шагом. Она даже порадовалась за него.
– Материя не на месте. Мусор. Если ты видишь какой-то хлам, то можешь его переработать, убрать в ячейку хранения или присвоить себе. «Б и Б» отслеживает невостребованный мненамес в своих хранилищах, помечает вещи, которые валяются без дела уже несколько месяцев, специально для средства отслеживания неполадок, а потом кто-нибудь исполнит, наконец, свои обязанности и утилизирует их.
– Может, наши рюкзаки попали в мненамес?
– Вообще без вариантов. Они не лежали там слишком долго, тем более что любые сумки или рюкзаки в раздевалке не становятся мненамесом, если их только там не забыли. Ваши рюкзаки просто украли. – Она открыла дверь в конюшню. – Забудьте о них.
В производственной лаборатории пахло лазерами, горелым деревом, летучими органическими соединениями, красителями для тканей и машинным маслом. Здешние водородные элементы, совершенно не связанные с элементами таверны, были полностью заряжены. Лаборатория была практически пуста, если не считать хихикающих подростков, которые наверняка печатали себе какие-нибудь новые причудливые пистолеты. Она отметила их закладкой для последующего жесткого разговора, затем вывела экран на стену.
– Самый простой способ начать – это запросить запасы походных вещей: для теплой погоды, для холодной погоды, дождевик, палатка, еда, аптечка – при этом надо учитывать доступные продовольственные запасы и рейтинг популярности. – Работая, она крутила свои интерфейсные поверхности, и вскоре на экране уже виднелась текстовая компоновка в несколько столбцов. – Заполняйте корзины, а когда закончите, детализируйте, чтобы выбрать размеры и опции.
Они быстро освоились, начали везде нажимать, тыкать и предлагать что-то друг другу. Она смотрела, взвешивая их выбор по своим собственным критериям. Когда она была шлеппером, то твердо считала, что один в поле воин, и держала под рукой все, что могло бы понадобиться. А уяснив, что к чему, брала с собой на день только минимум вещей, необходимый для преодоления типичных трудностей при переходе с места текущего пребывания до следующей стоянки. Когда она жила в дефолтном мире, то считала и свой дом, и свой ящик в школьном шкафчике, и свою работу местом складирования повседневных вещей, которые не нужно было постоянно носить с собой. Достаточно было знать, что это всегда было под рукой.
Став ушельцем, она выбрала путь шлеппера только потому, что четко задала границы места, которое она собралась занимать в пространстве. Она решила использовать только то, что носила с собой. Выбить это из головы помогло понимание простой вещи: все, что было нужно, лежало повсюду, вещи в мире ушельцев представляли собой нормализованное облако возможностей, доступных по первому требованию. Упущенная выгода из-за отсутствия нужной вилки для салата, когда ей хотелось поесть салат, была ниже упущенной выгоды от невозможности пойти, куда только она пожелает, не таская за собой тонны ненужного барахла и не зарабатывая грыжу и боли в спине.
Ни секунды не сомневаясь, она думала, что корзина с минимальным набором вещей будет у Итакдалее, а с максимальным – у девушки. И ошиблась. У девушки был только самый минимум вещей, что несколько пристыдило Лимпопо.
– Ты не думаешь, что нужно брать с собой побольше? – она не могла пройти мимо искушения незаметно надавить на весы, когда на них кто-то взвешивается.
