Кирилл Ликов
Ушедшие дети
– Своей прилежностью, участием в общественной деятельности и вместе с этим нежеланием раздувать конфликт из так и не подтвердившегося совращения.
– И чем же он тебя заинтересовал? – Ольга была зла.
В душе она понимала, что нельзя выдавать их даже одноразовые отношения и нельзя обращаться к коллеге на «ты», но как раз в душе она, полагаясь на эти отношения, и рассчитывала на более откровенное к себе отношение. А получается, человек, с кем еще утром она лежала в обнимку на кровати, спокойно спроваживает ее с другим смотреть на подозреваемого, которого он не берет в расчет. Что это, если не предательство?
– Помните, Оля, вы мне нарисовали вчера психологический портрет нашего похитителя?
– Помню.
– Вы сами говорили, что преступник понимает, что он делает, он не сумасшедший?
– Да, и что из того?
– А из того вытекает, что он маньяк только на своей охоте, в другие дни он, как говорится, отличник боевой и политической. И это мы имеем в лице второго кандидата. Он занят общественной деятельностью, он отличный семьянин, уважаемый всеми человек. Он хочет быть как все, меньше выделяться из нормы и при мелькнувшем только подозрении увольняется, пытаясь спасти свою репутацию и уладить конфликт до его появления, даже несмотря на потерю любимой работы. А если напомнить вам про кикимор, то он теряет связь с детьми и потом, после этого, пытается ее найти среди других детей.
– А чем третий кандидат хуже? – непонимающе спросила Оля. – Мне кажется, там тоже все эти признаки налицо.
– Во-первых, – начал перечислять Александр, – этот человек не связан был профессионально с детьми до совершения преступления, за которое его посадили, во-вторых, выйдя, он какое-то время спокойно жил, если это наш клиент, а по-хорошему, имея дикий голод по детям, должен был сразу возобновить контакт.
– В-третьих?
– В-третьих, портрет, кикимор с такой мордой не бывает.
– Да что вы все заладили про своих кикимор, – вмешался Истомин, – я понимаю, это ассоциация, но зачем же везде вставлять.
– Именно ассоциация, не более, – заверил следователя, улыбаясь, Ядов, – только ассоциация – и ничего более, кикимор не существует, впрочем, как и всех других темных существ.
– Я еду завтра с тобой! – в ультимативной форме заявила психолог.
– Баба на корабле – это к беде, но куда деваться, – вздохнул Александр и обратился к Истомину. – Дайте мне фотографию, ФИО и адрес второго подозреваемого, и я пойду завтракать, завтра утром я посмотрю на эту личность вместе с нашей очаровательной Оленькой.
– А я завтракать? – оторопела от этих слов Шрайберг.
– А вы, Оленька, останетесь нести службу здесь, ибо у вас рабочий день до семнадцати, а я приглашенный консультант и временными рамками не скован.
– Странный он какой-то, – произнес Сирота, после того как дверь захлопнулась за палачом, – так обычный человек, а самомнения и апломба на троих хватит.
– Но, говорят, он действительно помог раскрыть некоторые сложные дела и никогда за это не просит никакого гонорара.
Ольга могла многое сказать и про самомнение Александра, и про знание темы, и про гонорары, но решила промолчать. А что нужно было рассказать? Про французское вино в одном лучших ресторанов города? Про бой волколака и кицунэ? Про убийство виллой вампира? Увы, этим она ничего не докажет и только заставит думать коллег, что профессионально перегорела и ушла в сумасшедшинку.
После работы Ольгу ждал припаркованный черный джип.
– Ядов, ты сволочь! – выругалась женщина, садясь на переднее сидение.
– Не без этого, – улыбнулся ее кавалер, закрывая дверь, после чего обошел автомобиль и сел за руль. – Ужинать?
– Я тебя ненавижу за сегодняшние слова! – не унималась психолог.
– То есть ужинать ты не хочешь? – незамутненными глазами смотрел на пассажирку Александр.
– Хочу, – буркнула Оля, – и учти, сегодня я обещаю тебе сатисфакцию за мою поруганную честь.
– То есть, другими словами, блюда ты будешь заказывать самые дорогие?
– Да, – поджав губки, буркнула Шрайберг.
Они сидели в том же ресторане и даже за тем же столиком. Александр пил, как обычно, красное сухое и поглощал стейк с кровью. А вот милой барышне приходилось пить кислый брют и ковыряться в стерляди в шампанском. А что делать, если это были самые дорогие позиции в меню? Она обещала разорить Александра? Она это постаралась сделать. Наверное, она бы сейчас тоже с удовольствием заказала отбивную, но заказывать что-то еще, не докончив начатое, была, увы, не приучена. Бабушка, пережившая войну в оккупации, всегда заставляла и дочку, и внучку съедать с тарелки все.
– Ну что, – поинтересовалась Оля, ковыряя очередной кусочек стерляди вилкой, – разорила я тебя?
– Если только чуть-чуть, – улыбнулся ее кавалер.
– Я смотрю, ты прямо подпольный миллионер.
– Вовсе нет, так, средний класс, не более того.
– Ну, тебе же все равно придется за это платить?
– Придется.
– И что, это не разорительно?
– Оленька, – вздохнул деланно палач, – я обычно живу по многу лет один, а одному много денег не надо, плюс я давно живу на этом свете и скопил прилично, а знакомые, разбирающиеся в экономике, подсказали, куда вложить накопления, чтоб они не только копились, но и работали.
– Ты много живешь один? Я думала, за тобой девки гурьбой ходят и постель не успевает остыть, – поправила прическу психолог.
– Тебе честно?
– Как адвокату перед судом, – засмеялась она.
– Девки ходят, есть такое дело, и даже постель редко остывает, но это все не то, – помотал головой Александр, – я таких девок в такие заведения и не зову.
– Почему же? – искренне поинтересовалась Ольга.
– Я давно живу на этом свете, очень давно, – попытался объяснить Ядов, – было всякое, особенно по молодости, но я уже большой мальчик и знаю, что девочка для тела и женщина для души – это разные вещи. Девяносто девять процентов этих дев не поймут, если я им открою, кто я, и покажу кусочек своего мира. Они или сочтут меня сумасшедшим, или сами сойдут с ума. Люди вообще стараются жить исключительно в своем мире. Они его строят, укрепляют, верят в него и оберегают от бед. Все, что идет на пользу их миру и говорит за их мировоззрение, они принимают, все, что против, – отвергают, несмотря на стопроцентные доводы. Поэтому даже при не остывающей постели я обычно остаюсь одиночкой.
Оле было интересно с этим человеком. Он выглядел немного моложе нее, а когда рассуждал, она чувствовала себя юной барышней рядом с опытным мужчиной. И это ее заводило до безумия.
– А я? Кто я такая в твоем мире?
– Мы кушаем в хорошем ресторане, ты разоряешь сейчас меня на стерлядь с брютом, вчера я показал тебе кусочек моего мира. Как ты думаешь, кто ты в моем мире? Сама подумай над этим. Я понимаю, что ты хочешь честного ответа как женщина, чтоб не было недосказанности между нами. Но ты же еще и психолог и должна понимать, что слова – это печати, если, конечно, человек относится к ним нормально и не имеет идеи соврать. Если я скажу слово, то запечатлею это, что для меня, как для любого мужика, очень трудно, ибо потом не оставляет никакого шанса на отступление и всегда можно будет услышать «а ты говорил…».
В квартиру они ворвались, как единый комок, обнимаясь, целуясь и почти раздевая друг друга.
– Так, стой! – приложил он палец к ее тянувшимся губам.
– Что? – в глазах царило непонимание.
– Завтра меня не будить! Я проснусь – и тогда поедем на смотрины! Тебе на работу в твои чертовы восемь утра не нужно, ты со мной целый день! Это понятно?
– Угу, – если не дали поцеловать губы, она впилась в шею.
– И не дай вселенная…
Наконец-то впервые за последние дни Александра никто не будил. Они так долго любили друг друга, что вымотанная Ольга еще сопела тихо в две дырочки. Он встал, стараясь не разбудить подругу, хотя ее сейчас и грохочущий трактор рядом не разбудил бы, и приготовил завтрак. После чего он разбудил свою пассию, накормил нехитрым завтраком, а она его после этого утащила обратно в постель. Из квартиры они вышли уже ближе к человеческому обеду.
– У тебя есть с собой удостоверение? – спросил Ядов в автомобиле.
– Есть, а что?
– Ты будешь с ним говорить, а я посмотрю из-за твоего плеча.
– Почему?
– А вдруг это обычный человек, а не кикимор? Что я ему предъявлю? Скажу: я палач? Он меня на хрен пошлет и потребует удостоверение, а его у меня нет. Так что ты идешь с ним общаться, тебе как психологу это будет интересней.
– А ты? Ты разве не предполагал с ним пообщаться?
– Нет, я хотел, чтоб он меня заметил и посмотреть на него после этого. Если он при делах и знает, кто я такой, он почувствует себя в ловушке и покажет это.
– А вдруг он не дома? – вдруг засомневалась Ольга.
– Дома, – спокойно ответил Александр, – я все пробил, он дома, и к нашему приезду ему позвонят и выманят на улицу.
– Это как?
– У нашего подозреваемого есть машина, старенькая, но тем больше любимая, как только наша машина въедет во двор, ее чуть ударят, и заработает сигнализация. Вряд ли сигналка новая и берет с балкона, поэтому ему придется спуститься и посмотреть, что там с его автомобилем.
– Когда ты все продумать успеваешь?
– Работа такая.
Действительно, когда они подъехали, у одной из машин сработала сигнализация. Молодые парни брызнули со двора, а из одного из подъездов появился мужчина. Он был обладателем точно такой физиономии, как на фотографии.
– Иван Савельевич Чилин, – выпустил из машины женщину Александр, – действуй.
Пока мужчина осматривал свой старенький автомобиль, Ольга подошла к нему.
– Иван Савельевич Чилин? – обратилась она к нему и ткнула под нос удостоверение.
– Да, – спокойно отреагировал подозреваемый, – а что случилось?
И тут Оля поняла, что совершенно не готова к этому разговору. Она даже в машине думала, как его начнет, какие будет задавать вопросы, но, когда столкнулась с предполагаемым преступником, все мысли вылетели из головы.
– Я расследую дело о пропаже детей, – начала психолог, надо было заставить подозреваемого занервничать, – и вы живете в районе, где, нам кажется, обитает преступник.
В это время подошел Саша. Он не стал приближаться сильно и встал в пяти метрах от разговаривающих, словно был ни при чем. Вот только взгляд его уперся в объект и словно приклеился. Глаза чуть сузились. И вот тут Чилин занервничал.
– Вы меня подозреваете? – всплеснул руками Иван Савельевич.
– Пока я только пришла с вами поговорить.
Александру одного взгляда хватило понять, кто стоит перед ним. Кикиморы были очень похожи друг на друга как в человеческом, так и в родном обличии. Тонкая, похожая на лисью, но бурая мордочка, ручки-ножки-веточки, это в обычной для них болотистой жизни. У людских образов были также тонкие и аристократические черты. Эти существа не были созданы для нападения на взрослых людей, нет, их удел всегда был уговорами уводить детей. А еще Ядов понял, что это существо само не знает, кто оно. Скорее всего, взятое из детдома и воспитанное в обычной человеческой среде, оно и себя считало человеком и никогда не переворачивалось в родную ипостась. А как и зачем? Обычно молодых кикимор этому учат родители, когда приходит время тренировать охотничьи навыки, но тут-то существо никогда и не знало, что оно не человек, и рассказать-показать никто не мог. Он просто считал себя не таким, как все.
Кикимор заметил интерес в глазах рядом стоящего человека, посмотрел ему в глаза и тут же отвел, но тут же снова посмотрел. Он не знал, кто такие палачи, но, видимо, инстинктивно понял опасность. Вот чего-чего, а инстинкты у темного народа были развиты отлично.
Ольга задавала вопросы о его местоположении в момент последних похищений, спрашивала про работу и был ли он в командировке в момент пропаж, почему уволился из школы. Он отвечал на все эти вопросы вполне спокойно, его взгляд бегал от Ольги к Александру, который стоял недалеко и пристально смотрел на подозреваемого, словно не психолог опрашивает его, а палач. Глазки бегали, нервы натягивались, появился небольшой тремор рук.
«Кикимор, – подтвердил про себя Ядов, – как есть кикимор, как ни крути».
Между тем вопрос о случае в школе послужил триггером, той самой защелкой, которая до какого-то времени держит нервы собранными, но потом разлетается в пух и прах, освобождая накопившееся внутри.
– При чем тут мое увольнение из школы?! – вспыхнул подозреваемый. – Я отдал лучшие свои годы этой школе! Я воспитал множество учеников! А они поверили какой-то соплячке, которую я нечаянно коснулся рукой!
– Успокойтесь, – произнесла Ольга как можно спокойней, хотя от визга подозреваемого тоже хотелось в ответ визжать, – вас пока никто ни в чем не подозревает, пока я с вами просто беседую.
– Знаю я ваши беседы! – продолжал Иван Савельевич. – Нет у вас ничего, ни улик, ни зацепок! Вам бы просто взять человека и посадить, просто потому что он одной малолетней дуре не хотел ставить двойку в четверти, а надо было!
Чилин продолжал говорить все это ей и Александру, стоящему невдалеке. Его глаза курсировали туда и обратно, словно шарик для пинг-понга на турнире в финальном матче.
У Ольги завибрировал телефон, и она глянула на экран.
«Поехали обратно, тут все ясно».
– Простите, что побеспокоила вас, если вы нам понадобитесь, мы пришлем вам повестку, – попрощалась Оля и отправилась к машине. – До свидания, Иван Савельевич.
Чилин не уходил, смотрел, пока следователи садились в машину, заводились и уезжали. После их отъезда он постоял еще несколько минут, о чем-то размышляя, и потом только отправился домой.
– Ну, что скажешь? – поинтересовался Ядов в машине. – Как впечатление?
– Ты, знаешь, я не уверена.
– Обоснуй.
– Разница в эмоциях, он очень спокойно реагировал на случаи пропажи детей и на вопросы, где он был в это время, но, когда заговорили о произошедшем в школе, прямо взорвался. Мне кажется, он переживает тот случай до сих пор, а к этим не имеет отношения.
– Это он.
– Почему? Теперь ты приводи аргументы.
– Это кикимор, не раскрывшийся, не умеющий оборачиваться, но кикимор. Взорвался он не от того, что ты заговорила о школе, он бы вспыхнул от чего угодно.
– Отчего же?
– Это реакция на мое появление. Он и нераскрывшийся чует, кто я такой, он видит во мне угрозу.
– Почему в тебе, а не во мне?
– Твои корочки условны, тебе еще доказать его виновность надо, а, как он понимает, против него только косвенные улики имеются.
– А в тебе, стоящем рядом, какая угроза? Ты же не их крови, ты человек.
– Тебе знакома теория эволюции?
– Как-то проходила в школе, – съязвила в ответ Ольга, – давно это было.
– В дикой среде на определенных зверей охотятся определенные хищники, когда появляется новый, его повадки неизвестны, и он может охотиться, не напрягаясь, но через какое-то время животные привыкают и к этому хищнику и вырабатывают стратегию защиты. Например, некоторые обезьяны, на которых охотятся и ягуары, и орлы, придумали не один крик об опасности, а два, в зависимости от того, снизу или сверху грозит опасность. Ибо, когда атакует орел, надо спускаться вниз, а когда ягуар, наоборот, залезать наверх, и ошибка равняется смерти.
– Отличный экскурс в биологию, но при чем тут это?
– Много веков темные существа живут бок о бок с палачами, они уже чуют нас, – объяснил свою мысль Александр, – поэтому им не нужно знать нас в лицо, они нас чуют, и нам, палачам, не всегда, но в большинстве случаев понятно, кто перед нами, нас гоняют на распознавание, даже если существо не раскрылось и не умеет оборачиваться.
– А при чем тут его чувство тебя и вина в пропаже детей?
– Он знает, что я знаю о нем все, вот и нервничает, он боится наказания, так как уверен, что за ним что-то есть.
– Ты стопроцентно уверен в его виновности?
– На все сто пять, а может быть, и на сто десять процентов.
– Хорошо.
– Обедать? – прищурился Ядов.
Он ожидал определенного ответа, и он его дождался.
– Нет, не сегодня, – помотала отрицательно головой Ольга, – нужно на службу заскочить, пару бумажек заполнить, а то вчера забыла.
– Хорошо, – улыбнулся Александр, – служба так служба, а я обедать.
Он завез женщину на службу и отправился кушать. Ел он с наслаждением, не торопясь. Часа два, не менее. Он знал, что сейчас происходит и что следователи совершают ошибку, но это их выбор, и нельзя их останавливать. Нельзя научиться, не набив себе на лбу шишек. У людей слишком мало для этого времени.
Девочка стояла около торгового центра и ела мороженое, которое три минуты назад выпросила у папы. Ей было восемь. И в этом возрасте она очень хорошо знала, как можно выпросить у папы мороженое или что-то еще. Топнуть ножкой, надуть губки и зло посмотреть. Обычно это решало все. А если не решало, то можно было включить плач, ор и слезы. Причем это работало как по отдельности, так и все вместе. Вот и в этот раз она чуть потопала ножками, пустила слезу, и ей купили мороженое. Но тут получился казус, с мороженым не пускали в магазин, и поэтому девочке пришлось дать папе честное слово, что будет есть мороженое на улице, ждать папу из магазина и никуда не уйдет. А она и не собиралась.
