Ким Шмонов
Упавший лист взлетел на ветку. Хроники отравленного времени
Глава 24. Горыныч. Не мести ради…
Если ты дурак, то и мысли у тебя дурацкие
Научное доказательство закона вселенского равновесия.
Горыныч сидел на кровати, скрестив ноги. Он держал в руках белый пластиковый мячик для настольного тенниса. Резкое движение – и мячик полетел в стену. Цок – мячик отскочил от стены и полетел обратно. Еще одно ловкое движение – и мячик снова в руках.
Так он сидел уже третий час. Кидал, ловил, думал… Цок… Думал, кидал, ловил… Цок…
Жила-была девочка… Цок…
И вот в один день… Цок…
Эта девочка оказалось в нехорошем месте в нехорошее время… Цок…
И ее не стало… Грррр…
Мячик, в очередной раз встретившись со стеной, раскололся и вместо того, чтобы отскочить назад, упал вниз и укатился в угол, где встретился со своими предшественниками.
Горыныч полез под кровать и достал из пакета новый мячик.
Если б тогда знал… Цок…
Не допустил бы… Цок…
Не допустил бы ни за что на свете… Цок…
Придушил бы гада или утопил бы в унитазе… Грррр…
Вчера после очередной беседы, майор, пуская сигаретный дым в форточку, очень просто, по-честному, без обиняков, посоветовал позабыть обо всем этом. Просто позабыть.
Жить, как раньше. Но ведь это невозможно – жить, как раньше… Такое маленькое, гаденькое чувство беспомощности уже зародилось. Будто на базарной площади, чувствуя, как тебя сейчас пронесет, не нашел ничего лучшего, чем нагадить себе в штаны.
Очередной мячик треснул и укатился в угол.
Горыныч встал, пнул пакет с мячиками, загнав его дальше под кровать, обулся и вышел на улицу.
Надо как-то найти гада… Но как? Да и зачем?
В глаза ему посмотреть… Убить, если не его, то хотя бы это маленькое гаденькое чувство.
Горыныч побродил вокруг стадиона, заглянул в близлежащие дворы, прошелся мимо рынка.
У рынка царило характерное оживление. Мужчины с пакетами и женщины с сумками проходили, задерживаясь у грузин, торговавших фруктами, у азербайджанцев, торговавших специями, у старушек, торговавших чесноком. Неподалеку вилась стайка цыганят. Они приставали к прохожим, пытаясь выклянчить у кого-нибудь немного денег. Когда Горыныч проходил мимо, трое из них бросились было к нему, но тут же кинулись врассыпную, услышав недоброе:
– А вы что тут, моры, ползаете?
На углу стоял невысокого роста мужичок в кепке и беспрестанно бормотал:
– Доллары, марочки, рубли. Покупка, продажа.
Горыныч подошел к мужичку и пристально посмотрел на него:
– Доллары, марочки… Может швейцарские франки? – осведомился мужичок
–Слышь, друг… – начал Горыныч, озираясь по сторонам
– Йены, фунтики? – продолжил мужичок в кепке. Голос его стал немного тревожным.
– Как тебе сказать… – Горыныч никак не мог найти нужных слов
– Золотишко? – мужичок в кепке уже начал теряться.
– Мне Казбек нужен – в конце концов произнес Горыныч полушепотом
– Зачем Казбек? – мужичок в кепке заволновался еще больше – Мы так все решим.
– Мне Казбек нужен! – сказал Горыныч громче и важно добавил – Дело есть.
– Аааа… Ну раз дело, сходи-ка ты вон туда – мужичок, заметно успокоившись, показал пальцем в сторону стоявшего неподалеку павильона с надписью «Чайхана» – А я пойду, пожалуй, а то вон уже мент рыщет… А тебе удачки… И это, не хворать…
Горыныч обернулся. Действительно, недалеко неспешной походкой шел сержант милиции, хмурым взглядом водя по сторонам.
Мужичок в кепке как-то быстро и незаметно исчез, а Горыныч озадаченно почесал голову и двинулся в сторону чайханы.
У входа в чайхану стояли два рослых бородатых охранника в бронежилетах. Горыныч протянул руку, чтобы открыть дверь, но один из них положил свою огромную волосатую руку на дверную ручку и важно сказал:
– Нельзя… Переучет…
– Мне Казбек нужен – как заведенный, Горыныч продолжал повторять одну и ту же фразу
– Тебе же сказали – переучет. Ты что, рюский не понимай? – вмешался второй.
– Мне Казбек нужен! Дело есть… – эта фраза, по-видимому обладала волшебным эффектом, так, что громилы переглянулись и, ни слова не говоря, одновременно втолкнули Горыныча в чайхану.
Когда Горыныч влетел внутрь, он увидел барную стойку, за которой никого не было. Возле самой барной стойки стоял столик, на котором дымился кальян. За столиком сидел… он самый, Казбек, в таком же белом костюме, с такой же дурацкой прической. Горыныча передернуло. Теперь этот тип казался еще более мерзким.
Одной рукой он держал патрубок кальяна, а другой рукой что-то писал в лежащем на столике блокноте. Никаких эмоций не отражалось на его лице.
Когда Горыныч оказался рядом, Казбек оторвал глаза от блокнота, выпустил из ноздрей сизую струйку дыма, посмотрел на него ничего не выражающим взглядом и произнес:
– Мальчик, что тебе здесь надо? Выход там…
Горыныч подошел вплотную к нему и, согнувшись над столиком, прошипел:
– Теперь не хочешь со мной поговорить? Ты зачем девочку убил, сука?!
Лицо Казбека переменилось, он резко вскочил, швырнул карандаш на пол и стал орать что-то на каком-то непонятном наречии. Патрубок кальяна выпал из рук и, повиснув на рукаве, стал качаться, едва не доставая до пола. В помещение тут же вбежали те двое, что стояли у входа. Горыныч вовремя увидел, как они кинулись в его сторону, он уже встал в стойку и собирался уложить обоих двумя точными ударами, но вдруг его правую сторону свела резкая судорога и ноги подкосились. Краем глаза он заметил, что у барной стойки появился третий противник, державший в руках длинный, похожий на небольшую дубинку армейский электрошокер. Те двое, что прибежали с улицы, тут же накинулись, схватили за руки и выволокли наружу. Когда Горыныч оказался на улице, в лицо ему прилетела струя из перцового баллончика.
Позднее, когда резь в глазах перестала быть такой невыносимой, Горыныч смог, наконец, оторвать взмокшие ладони от своего лица. Он огляделся по сторонам и обнаружил себя сидящим на лавочке недалеко от рынка. Мимо него все шли и шли люди. Рядом с ним в урне копался бомж. Горыныч, чувствуя, как болезненно воспринимают неприятный запах обожженные рецепторы, брезгливо посмотрел на него и спросил:
– Слышь, друг, а где тут можно пушку достать?
Глава 25. Нагорный. Человеку свойственно быть дерьмом.
Настоящий поэт за словом в карман не полезет.
Да и в долгу не останется…
Критика замутненного разума
А потом начался наш путь. Длинный, далекий, полный различного рода неожиданностей.
Около трех часов дня за нами приехала «буханка». На сборы мне времени понадобилось совсем немного. Я расположился на деревянной скамье в кузове и стал ждать остальных. Через какое-то время со своими скромными пожитками появились мои спутники. Когда все уселись, в дверях появились рыжие усы дяди Феди.
– Так – сказал он, посмотрев на нас.
– Один, два, три – добавил он, считая нас по головам.
Затем он порылся в папке, которая была у него в руках, достал оттуда большой конверт и передал его Изе.
А затем дядя Федя всех нас отправил. Он пожелал счастливой дороги, дверь «буханки» с лязгом закрылась, взвизгнул двигатель, и мы тронулись в путь.
– Что это там? – спросил я у Изи, кивнув на конверт, который он прятал у себя в чемодане.
– Билеты, рабочие путевки, всякая официальная дребедень – нехотя ответил Изя.
– А когда деньги платить? – поинтересовался я, похлопав себя по карману.
– Платить не надо – ответил Изя, справившись, наконец с застежками своего чемодана – Молодежная программа. Наследие комсомола.
– Потом с зарплаты спишут –добавил он, заметив в моих глазах искорку сомнения.
– Молодежная? – переспросил я, глянув на Степана. Тот меня понял. Младше тридцати среди нас никого не было.
– Молодежи сейчас это не надо – вздохнул Степан – вот и берет Федор всех подряд.
– Какое время, такая и молодежь – добавил Изя – Еще скажите спасибо, что без наркоманов. В прошлом отряде, говорят, был один… Всю каюту заблевал. Из-за этого урода чуть всех с рейса не сняли..,
– Это точно – сказал Степан.
Дорога обещала быть очень длинной, я расположился поудобнее и попытался задремать. Правда, сделать это было практически невозможно: время от времени «буханка» подпрыгивала на каком-нибудь ухабе, и я вскакивал, хватаясь за все, за что только можно было ухватиться, чтобы не расшибить себе голову…
На рассвете нас высадили на Комсомольской площади, и мы, не торопясь, побрели в сторону Ярославского вокзала. Когда мы добрались до платформы, там уже объявили посадку на наш поезд. Изя извлек из портфеля билеты, которые тут же и предъявил стоявшей у поезда проводнице, и мы зашли в полупустой вагон.
Когда поезд тронулся, у меня было лишь одно желание – поспать.
Изя и Степа разлеглись на нижних полках – им тоже пришлось не сладко, и я, недолго думая, взял белье, наскоро приготовил себе постель, забрался на верхнюю и моментально уснул.
Два дня пролетели довольно быстро: сон, короткие вылазки за водой и едой, ходьба по коридору, короткие, не отягощенные особым смыслом разговоры со своими товарищами, потом опять сон.
Изя и Степан то трепались за жизнь, то по очереди читали друг другу вслух справочник: медленно с расстановкой, то о чем-то спорили.
На утро третьего дня я проснулся на рассвете и неожиданно почувствовал себя бодрым. Спать не хотелось совершенно, и я слез с полки. На нижних полках раскинулись спящие Изя и Степан, и я осторожно вышел из купе в коридор вагона, чтобы никому не мешать.
В коридоре было свежо и пусто. Я встал у окна. Там, снаружи вагона проносилась туманная лесостепь. Совершенно неожиданно для себя я почувствовал, что стал отдохнувшим и счастливым. Теперь можно было начинать жизнь сначала. Все, что происходило со мной раньше – работа в школе, драки, разборки, даже прапорщик – все казалось каким-то затянувшимся дурным сном. Теперь были только несущийся сонный поезд и манящая неизвестность впереди. Я не ощущал ни усталости, ни скуки, и с интересом смотрел на открывающиеся за окном виды.
Потом, когда прошел час или полтора, пассажиры стали просыпаться, началось хождение с полотенцами и стаканами, и я вернулся в купе. Там Изя со Степой уже проснулись и опять о чем-то спорили.
– Вот скажи мне, Степан, зачем ты туда едешь. Что ты там забыл? – слегка повысив голос, говорил Изя.
– У меня дома жена и трое детей остались. Я бы и не ехал никуда, но их надо одеть, обуть, накормить… – довольно спокойно отвечал Степан.
– А я вот, Степочка, был влиятельнейшим человеком. У меня было все! Дом, какой у меня был дом… Да тебе, Степан, такой даже и не снился. Нашим советским людям такие дома даже в кино не показывали… Но пришлось все бросить. Спасибо Федору, помог, выручил в трудную минуту по старой дружбе. Если б не он… Ехал бы я сейчас совсем другим поездом… И по другому маршруту.
– Я, конечно же, мог бы и не ехать… по крайней мере мог бы попасть куда-нибудь туда, где потеплее. – продолжал рассуждать Изя – Но там таких, как я, каждый второй, если не каждый первый. А там, куда мы сейчас едем, таких, как я, нету, и искать там меня точно никто не будет.
Изя, говоря об этом, ел чайной ложечкой абрикосовое варенье из небольшой банки. Затем он повернулся, и заметил меня:
– А, как вас там, Александр! Я зверски извиняюсь, но хотел спросить. Вот вы зачем туда едете?
– Да знаете, никакой романтики, одна бытовуха. Бандитов подставил, пару человек пришлось убить…
Изя вздрогнул, чайная ложечка упала на пол. Степа скромно кашлянул и отвернулся к окну.
«Не люблю болтунов» – подумал я.
– Да шучу, конечно. Шучу. Просто приелось мне вот так скучно жить, дом-работа, работа-дом. Хочу подвига. Я бы на БАМ поехал, но сейчас, там, к сожалению, уже ничего не строят.
Потом поезд остановился на очередной станции и в коридоре послышался нарастающий шум, плавно переходящий в скандал.
Я выглянул из купе и увидел, как к нам, пытаясь обогнуть мощную проводницу, желает присоединиться тощий, бледный, с копной вьющихся волос на голове, молодой человек в очках, в халате и в тапочках.
Проводница не сдавалась… Она медленно, но уверенно теснила молодого человека к выходу, угрожая ему все ребра пересчитать, а потом сдать в милицию.
Молодой человек что-то очень эмоционально пытался объяснить. Он кричал про билет, про рабочую поездку, про Норильский комбинат. И до меня наконец дошло…
– Изя, кажется, там нашего поэта обижают – сказал я через плечо.
Изя встал, достаточно бесцеремонно отодвинул меня в сторону и пошел в коридор. Я пошел за ним.
– Вы поэт? – спросил Изя, подойдя поближе.
– Поэт – ответил тот.
– Документики попрошу – сказал Изя настойчиво, с недоверием глядя на странного поэта.
Проводница ослабила хватку, но была готова в любой момент продолжить с новой силой.
– Минуточку – сказал я проводнице и отвел Изю на пару шагов в сторону.
Поэт растерянно смотрел на нас. Я мог бы побиться об заклад, что документов у него не было.
– Какая разница, наш это поэт или не наш?! – прошипел я ему в ухо.
– Что вы мне этим хотите сказать, Александр-р? – с легкой интонацией угрозы ответил он. Даже свойственная ему легкая картавость пропала.
На это я ему ответил, что, если сюда явится наряд милиции, мы сами, учитывая шаткость нашего положения, можем легко разменять свой купейный вагон на «столыпинский».
– Это наш поэт! – крикнул Изя проводнице.
И уже через минуту проблема была решена. Проводница получила билет, который находился у Изи вместе со всеми документами, а мы получили поэта, который тут же уселся на нижнюю полку, скрестив на груди руки и ни на кого не обращая внимания. Сумок у него никаких не было, только из кармана халата торчал большой блокнот.
Изя недоверчиво посмотрел на него:
– И этот человек собрался ехать… Куда?! В самый суровый город Советского Союза!? – и он схватился за голову.
– Я с дурки сбежал, чего гоните? – огрызнулся поэт. Его хищный тонкий нос с широкими крыльями выразительно зашевелился.
– А я прошу прощения за нескромный вопрос. – продолжал Изя – Вы, таки, русский или еврей?
– Не вижу смысла в данном вопросе. – холодно ответил поэт.
– Да он этот, как его… контрабандист! Федор как-то говорил. – вмешался Степан.
– Да не контрабандист, а КОСМОПОЛИТ, Степа, КОСМОПОЛИТ! – нервно отреагировал Изя.
– Космополит!? – удивленно переспросил поэт – Ну вы загнули! Я бы по-другому сказал.
– И как же, интересно?
– Я бы сказал так: человеку свойственно быть дерьмом, и не имеет значения, как он себя называет.
Изя поморщился:
– Диоген выискался…
Вдруг в купе заглянула проводница. Как оказалось, билет был куплен от Новосибирска, а сел пассажир на станции Барабинск, таким образом от Барабинска до Новосибирска ехал он незаконно.
Я пошел с проводницей устранять недоразумение. После длительных препирательств пришлось идти к начальнику поезда, где я доплатил за билет.
Когда я вернулся, обстановка у нас в купе была уже достаточно раскрепощенная. Поэт читал свои стихи:
Забыв унылые года
С сумою за спиной, которая полна
пустых кошмаров и забот,
ленивый грязный идиот,
в порыве смеха окаянном
И в тихом упоеньи странном,
За счастьем он летел, как пуля,
Не зная, ДЛЯ КАКОГО ХУЯ!!?
Последняя фраза была произнесена с таким громким воодушевлением, что Степа, уже было подремывавший, вскочил, и собрался уже было выбежать из купе, а Изя снова уронил на пол ложечку.
Звали этого поэта Игорь Чекомазов.
Глава 26. Горыныч. … а справедливости для.
Ничего сверх себя самого
Восьмая надпись Дельфийского храма
Горыныч сидел на кровати, скрестив ноги. Он держал в руках белый пластиковый мячик для настольного тенниса. Резкое движение – и мячик полетел в стену. Цок – мячик отскочил от стены и полетел обратно. Еще одно ловкое движение – и мячик снова в руках.
Так он сидел уже второй час. Кидал, ловил, думал… Цок… Думал, кидал, ловил… Цок…
В одном городе жили люди… Цок…
И вот однажды… Цок…
В этом городе появились другие люди… Цок…
И хорошая жизнь в этом городе закончилась… Грррр…
Мячик, в очередной раз встретившись со стеной, раскололся и вместо того, чтобы отскочить назад, упал вниз и укатился в угол, где встретился со своими предшественниками.
Сегодня утром Горыныч говорил с Егором.
Разговора не получилось.
Егор сказал, что эту проблему одному не решить.
Егор сказал, что ее не решить ни вдвоем, ни втроем, ни вдесятером.
Егор сказал, что у них власть, деньги, оружие.
Егор сказал, что не стоит даже и пытаться.
Горыныч ничего не сказал, он просто сел на кровать и стал, как и вчера, кидать в стену мячик.
Когда очередной мячик треснул и укатился в угол, Горыныч встал, пнул пакет с мячиками, загнав его дальше под кровать, обулся и вышел на улицу.
Прежде всего, думал он, надо достать хоть какое-нибудь оружие. Бомж, с которым он оказался вчера на лавочке, сказал, что все можно найти у цыган. Все… Все, что угодно: оружие, золото, наркотики, девочек, мальчиков, краденые автомобили. Разве что, лошадей сейчас у цыган нельзя найти. Лошади сейчас уже не актуальны.
Все можно найти у цыган. Проблема была только в том, как найти цыган.
Горыныч пошел на рынок, к тому месту, где вчера видел цыганят. Придя туда, он никого из них там не обнаружил. Он походил туда-сюда, постоял в сторонке, посмотрел. Но все было напрасно – цыганят сегодня видно не было.
Горыныч прошелся по рынку между рядами. Никого из цыган не было. Отчаявшись уже что-то сегодня решить, он направился к выходу. И тут вдруг краем глаза он заметил мелькнувшую рядом чернявую мальчишечью головку.
Резким движением он схватил цыганенка за рукав. Тот сразу же заголосил:
– Не я! Не я! Ей-богу, не я!
– Да тихо ты… Где твой папа? – прорычал Горыныч.
Цыганенок сразу успокоился. Горыныч отпустил его руку, и взгляд у цыганенка сразу сделался озорным. Он подошел ближе и важно сказал:
– Дашь денег – скажу.
Горыныч полез в карман, достал оттуда бумажку и протянул цыганенку. Цыганенок спрятал ее за пазуху и удалился со словами:
– Жди здесь.
Горыныч отошел немного в сторонку и стал ждать. Через пять минут появился цыганенок в сопровождении оравы своих товарищей. Горыныч почуял неладное и попытался ретироваться, но цыганята обступили его со всех сторон. Каждый из них стал канючить на свой лад:
– А дай и мне денег!
– Дай!
– Ему дал, а мне не дал.
Уже чья-та маленькая рука полезла в карман. Он с размаху отвесил несколько оплеух, и свора цыганят разбежалась.
Тут же откуда ни возьмись появилась цыганка и стала агрессивно наступать:
– Ты зачем детей бьешь, такой большой?! Сейчас глаза тебе выцарапаю!
Горыныч аккуратно положил руки на плечи цыганке и убедительно на нее посмотрел.
– Молчи, женщина. Мне нужна пушка.
– Пушка? Зачем пушка? Какая пушка? – растерялась цыганка.
– Подойдет любая. Лишь бы стреляла – успокоил ее Горыныч.
– А у тебя деньги есть? – спросила цыганка.
– Деньги – есть – ответил Горыныч
– Хорошо, пойдем – с этими словами цыганка повернулась и пошла. Горыныч поспешил за ней.
Они пошли через дорогу в соседние дворы. Цыганка зашла в подъезд, Горыныч пошел за ней. Затем они поднялись на второй этаж и вошли в одну из квартир, дверь которой была не заперта. В квартире было темно, в нос ударил затхлый влажный запах, и Горыныч чуть заметно поморщился. Цыганка вдруг резко обернулась и всем телом прижалась к нему, приперев к входной двери:
– Красавец-мужчина… А ты не из милиции?
– Шутите – ответил Горыныч.
– Деньги покажи – не унималась цыганка.
– Покажешь пушку – покажу деньги – ответил Горыныч.
– Ладно, проходи – цыганка отстранилась и провела его в комнату.
Горыныч присел на кресло, а цыганка вышла в коридор и стала крутить диск телефона. Вскоре послышалась, как она с кем-то там разговаривает на своем языке. Через несколько минут она появилась:
– Сейчас привезут. Будет тебе пушка. Но надо ждать… Может быть ты голоден? Хочешь чай? Кофе?
– Нет, спасибо. Я просто подожду.
– Вино, водка?
– Сказали же, нет!
– Может, косячок хочешь? Или таблеточки? Таблеточки есть. Волшебные…
– Мне нужна только пушка. Пушка! И ничего больше!
– Хорошо, сиди жди – устало произнесла цыганка и куда-то удалилась.
Несколько минут Горыныч сидел в одиночестве. Он стал размышлять о том, что ему делать дальше. Хорошо, пушка у него будет. Но что дальше? Даже с пушкой идти одному против головорезов Казбека было опасно. Нужны были союзники.
Вдруг опять в комнате нарисовалась цыганка. Она игриво подошла ближе и заискивающе спросила:
– А может быть, я тебе погадаю?
– Нечего тут гадать. Все и так понятно.
– А я тебе погадаю так, что ты этого никогда не забудешь. – и она стала пританцовывать, раскачивая плечами.
– Вот что… Я лучше на улице подожду – сказал Горыныч, вставая с кресла.
Вдруг цыганка как-то резко дернулась в его сторону, у нее в руках оказался платок. Она неожиданно оказалась совсем рядом и с силой прижала этот платок к носу Горыныча. Тот никак не ожидал этого. Он не успел ничего сделать, и в нос ему ударила резкая волна сладковатого запаха.
Горыныч со злостью отшвырнул платок в сторону и с силой оттолкнул цыганку. Голова закружилась, и он повалился обратно на кресло.
– Ты что, сдурела… – он хотел наорать на цыганку, но вышел какой-то слабый хрип.
Он почувствовал, как перехватило у него дыхание. Ни конечности, ни язык его уже не слушались. Цыганка начала копаться у него в карманах. Глаза у Горыныча сами собой закрылись.
Последним, что он услышал, перед тем, как потерять сознание, были грохот слетающей с петель входной двери и истошный вопль цыганки.
