Катрин Бенкендорф
Впусти ветер
– На последнем.
– На экономическом?
– Да.
– Здорово! Будешь помогать? Советом там, еще чем… – она кокетливо улыбнулась.
– Да без проблем. А ты чего кстати одна, без своих?
– Знаешь, могу у тебя спросить тоже самое.
– Ну я все же на последнем курсе, у нас все давно работают, в универе лишний раз не появляются. А ты как-никак только поступила, у вас вся группа должна быть в полном составе и пионерской готовности.
– Да ну их… Какие-то они… Скучно в общем мне с ними. Не интересно совсем. Лучше уж одной побыть.
– А с кем интересно?
– Честно?
– Ну конечно честно! Не стоит начинать общение со вранья.
– Если честно, то мало с кем, – сказав это, она как-то заметно сникла и впилась взглядом в пейзаж за окном.
Пользуясь моментом, я решил получше её рассмотреть. Золотистая копна волос цвета только скошенной пшеницы, правильные черты лица со слегка опущенными уголками глаз, хороший загар, приобретенный скорее в нашей полосе, чем на средиземноморском берегу, простое черное платье и плащ цвета того неба, что тогда было у нас над головой. В общем, ничего особенного, и в то же время, меня не покидало стойкое ощущение, будто я что-то в ней упустил. Она застала меня врасплох, когда я пытался обнаружить это «что-то»:
– И как тебе?
– Что "как"?
– Ну я – как тебе? Ты же сейчас меня разглядывал? Или ты умеешь смотреть сквозь предметы и любовался картиной, что за мной?
– Прости, я не хотел тебя смутить.
– Что ты, вовсе ты меня не смутил! Мне может даже понравилось, как ты меня разглядывал. Как-то по-особенному…
– Хм… По-особенному? Это как?
– Ну обычно мужчина рассматривает женщину, прикидывая, что у неё под одеждой. А ты смотрел, как будто прикидывал, что у меня под кожей, в душе в смысле, – она широко улыбнулась, видимо, представив, насколько интересно было бы её анатомическое содержание.
– Может, и так, – ответил я.
– Тогда, боюсь, тебе потребуются годы, чтобы разобрать, что у меня там, – сказала она и была права.
Годы потребовались мне для того, чтобы понять: там, под кожей, у нее находилась целая Вселенная. Моя Вселенная.
__________
Опустошенный, я шагал по дороге, вспоминая о нас. Нет, я слишком люблю Мэри и не допущу, чтобы с ней что-то случилось, тем более из-за меня! Теперь я точно знал, что нужно делать, и, зажмурив глаза посильнее, шагнул на проезжую часть.
Удар. Резкая боль.
Я рухнул в небытие. Последнее, что от меня оставалось еще какое-то время – мои мысли. Но постепенно и они затухли.
Наконец, я кончился.
Покой.
***
Сколько длилось мое небытие, я не могу сказать точно: времени там нет.
Только в одно мгновенье свет стал просачиваться через кромешную тьму, и я услышал биение своего сердца.
Открыв глаза, я увидел перед собой парк. Мой любимый парк, в котором я знаю каждое дерево. Я сидел на лавочке в нашем любимом с Мэри месте. Я обернулся в сторону, но её рядом не было, вместо неё сидел какой-то старик. Раздосадованный, я окончательно поник. Что же получается, я не могу даже умереть? Раньше я считал, что высшее наказание для меня – жить без любви Мэри. Что ж, я слишком мелко брал.
– Что, не понимаешь, что происходит? – вдруг спросил старик.
– Простите, Вы это со мной говорите? – решил уточнить я, хотя и без того прекрасно знал, что старик обращается ко мне.
– А ты здесь видишь кого-то еще? – старик повернулся ко мне лицом. Его глаза были слишком бледного голубого цвета, который, казалось, вот-вот совсем сотрется.
– Что Вы знаете? – решил, немедля, разузнать я. Впервые появился кто-то, дающий надежду на возможность разобраться в происходящем.
– Я знаю достаточно., – с усмешкой пробормотал старик.
Так, нужно было срочно собраться и задать правильный вопрос:
– Что творится с моей жизнью?
– Что? Что творишь, то и происходит.
Ну вот, начинаются загадки. Кто бы сомневался!..
– Что Вы имеете ввиду? Не могли бы Вы выражаться более доходчиво… Эти Ваши загадки сейчас, знаете ли, совсем ни к месту. Я устал. Я потерян. Мне не до того. А Вы, похоже, что-то знаете.
Старик рассмеялся. Это меня взбесило:
– Что смешного я говорю? Я на грани того, чтобы сойти с ума! А Вам – смешно!
– Так давно пора.
– Что давно пора?
– Сойти с ума., – старик лукаво посмотрел на меня.
Я сделал три глубоких вздоха. Надо было успокоиться. Со стариком ругаться было совсем ни к чему: он мог помочь.
– Зачем мне сходить с ума?
– Чтобы не задавать все эти вопросы мне.
Та-а-ак, надо было найти другую отправную точку.
– Ладно. Давайте сначала. Что происходит с моей жизнью?
– То, что ты хочешь.
– В смысле?
– В прямом. Свою жизнь ты лепишь сам.
Господи, как же я устал. У меня кончились силы даже для того, что рассердиться на него.
– Что со мной не так… Почему вся эта чертовщина происходит именно со мной!.. – воскликнул я в исступлении.
– С тобой не так лишь то, что ты способен помнить все разыгранные тобой сценарии.
Я оживился.
– А вот с этого момента можно поподробнее?
– Отчего же нельзя, можно, – старик достал из кармана носовой платок, аккуратно высморкался и продолжил. – Каждый человек сам строит свою жизнь. В определенные моменты, когда им одолевают бури сомнений, он начинает метаться и рождает несколько возможных поворотов событий. Как это было у тебя. Каждый вариант, разыгрываясь, уходит в другую плоскость реальности, где благополучно продолжает существовать и развиваться дальше. Только обычно игрок – активная часть человека – не помнит предыдущие или последующие варианты событий. Ты же, так случилось, помнишь все.
– То есть я – всего лишь игрок?
– И да, и нет. Ты игрок – да, но ты – лишь часть себя.
Я отказывался принимать услышанное, но выбора у меня особо не было. Если я хотел разобраться во всем, надо было идти до конца.
– А с «собой» я вообще могу увидеться? – скривив подобие улыбки, спросил я.
Старик молча встал. И пошел куда-то вглубь леса. Я направился за ним.
Через какое-то время перед нами появилась дверь, в которую старик вошел и исчез. Не мешкая, я отправился следом. И, переступив дверной порог, очутился в длинном белом коридоре. Старик сидел в холе на кресле.
– Вот, это ты, – сказал он, когда я подошел ближе.
Я внимательно огляделся. Кроме нас со стариком вокруг никого не было.
– Что, я – коридор? – попытался пошутить я.
Он улыбнулся:
– Этот дом – квинтэссенция уровней человека, что творят реальности.
– Уровней говоришь… И на каком же уровне находимся мы сейчас?
– На самом низшем. Тут находятся линии твоей жизни. Это – уровень игрока, активной части человека.
Я посмотрел вглубь коридора. Конца его я не видел. Стены по обе стороны были усеяны дверями.
– А что за дверями?
– А как ты думаешь? – ответил вопросом на вопрос старик.
Что ж, я уже начинал догадываться и сам.
– Линии жизни, да?
– Верно, – старик одобрительно кивнул головой.
Я задумался.
– То есть за этими дверями есть жизнь, в которой повесилась Энн, жизнь, в которой покончила с собой Мэри и та, в которой бросился под машину я сам?
– Все, кроме последней. Ты же самоуничтожился. Эта ветвь реальности продолжает разыгрываться, но не в твоем доме.
Чушь какая-то. То ли все слишком сложно, то ли я очень недалекий игрок.
– Так, ладно. С этим более-менее ясно. А что на других этажах?
– Другие уровни.
– А мне туда можно?
– Можно, а куда ты хочешь?
– Ну если бы знал, что на них, я бы сказал.
– Давай так. Подумай, что именно тебя интересует. Не спеши. Времени тут нет.
Меня интересовало слишком много, чтобы понять, с чего вообще лучше начать.
–Ты говоришь – я лишь активная часть человека. А что из себя представляет пассивная часть? Ну та, что придумывает, как повернуть сюжет?
Старик встал и направился к лифту, которого я даже не успел заметить. Я последовал за ним. Когда мы зашли, он нажал на вторую копку сверху. Всего кнопок было не так много, как я ожидал. Через какую-то долю секунды мы оказались уже на месте.
Предпоследний этаж выглядел, как и первый, только коридор был в разы короче, а именно – упирался в одну единственную дверь. Старик взглядом показал на неё, приглашая там побывать.
Открыв дверь, я очутился в небольшом белом зале. С потолка свисала до самого пола огромная хрустальная люстра. В углах стояли расписные вазы с цветами. Больше внутри ничего не было. Разочарованный, я оправился к старику.
– Но тут же никого нет!
– Конечно там нет никого, потому что я здесь.
– Что – Ты? Это Ты моя пассивная часть?
– Точнее будет сказать, что я – та часть твоего сознания, которую ты не осознаешь.
– Хочешь сказать, что нету никого, кто придумывает эти дурацкие сюжетные линии? Что это я сам делаю?
– Именно это я тебе и говорил еще в начале нашего знакомства.
– То есть… – я переваривал информацию, – Мы с тобой одно, просто обычно я тебя не осознаю?
– В целом, да.
– Но почему ты – старик?
– Для того, чтобы тебе было проще со мной общаться.
– А с чего ты решил, что мне так будет проще?
– Это особенность любой активной части. То, как вы воспринимаете информацию, получаемую от собеседника, во многом зависит не от самой информации, а от того, как этот собеседник выглядит. Я – старик, потому что именно он ассоциируется у вас с мудростью. Бог, к примеру, в подавляющем большинстве умов рисуется именно стариком.
– Ну а как же ты выглядишь в действительности?
– Это, кстати, тоже одна из ваших особенностей, позволяющая с такой легкостью манипулировать игроками: вам всегда надо знать, как выглядит то или иное существо, объект, явление, да что угодно. Посредством зрения вы получаете до девяноста процентов информации о внешнем мире. Но при этом даже не научились пользоваться до конца своими глазами.
– Спасибо за лекцию конечно, но все же хотелось бы получить ответ на вопрос.
Старик улыбнулся.
– Видишь вазу за мной?
Я оглянулся. За спиной старика стояла белоснежная ваза с белыми орхидеями.
– Ну вижу.
– Существовала ли она в твоем мире до тех пор, пока я не обратил твое внимание на неё?
– Не понимаю, как это связано с тем, как ты выглядишь в действительности.
– Ответь, скоро поймешь.
– Ну допустим, что нет. Раньше же я её не видел.
– А теперь полностью перенеси свое внимание на эту вазу. Абсолютно. Тотально. Задействуй все органы чувств, чтобы как можно больше информации получить о ней. Забудь обо всем другом.
Я попытался сделать то, чего хотел от меня старик. Я не понимал, зачем это нужно, но терять мне все равно было нечего. Впервые, наверное, за всю свою жизнь я так всецело отдался выполнению задания.
Первое время все было прежним. Но чем больше я всматривался в эту вазу, в цветы, тем больше стал замечать деталей: сначала небольших, затем все более мелких, и наконец – совсем микроскопичных. До меня стал доноситься едва уловимый запах цветов, я вдруг даже услышал, как вода движется по стеблям, слегка поскрипывая. Я так увлекся, что потерял счет времени и забыл обо всем на свете. А когда вдруг вспомнил о том, что надо сообщить о своих впечатлениях, понял, что вокруг нет ничего кроме этой вазы и цветов. Испугавшись, я стал озираться по сторонам, и прежние очертания былого окружения постепенно стали проявляться, пока наконец окончательно все не стало прежним.
