Катрин Бенкендорф
Впусти ветер
И вот, когда я был уже в пограничном состоянии между сном и реальностью, раздался телефонный звонок, будто дрелью сверливший мою голову.
– Макс, это Энн, сестра Мэри, помнишь такую?
С трудом разобрав смысл слов и выдержав многозначительную паузу, в течении которой Энн могло показаться, что я вспоминаю, кто же она такая (хотя все, что касалось даже косвенно Мэри, я знал отлично), я ответил:
– Да, Энн, привет, конечно помню. Как дела?
– Ты прости, что тебе звоню. Я не помешала? – полностью проигнорировав мой вопрос, выпалила она, как будто полдня готовила эту речь и теперь просто читала её с бумажки.
– Нет, я не занят.
– Тут такое дело… В общем, лучше не по телефону. Можно я к тебе приеду сейчас?
Я глянул на часы. Шел десятый час. Не лучшее время для посещения холостого мужчины приличной девушкой. Но я тут же вспомнил последний инцидент, связаный с её работой, и понятие «приличной» потеряло былую важность.
– Ну приезжай, а что… – «случилось», хотел я поинтересоваться, но Энн меня перебила.
– Спасибо тебе большое, я уже еду! Все объясню при встрече.
__________
Пока Энн добиралась до меня, я привел себя и квартиру в порядок: почистил зубы, умылся, причесался, оделся поприличнее, вымыл накопившуюся грязную посуду, убрал раскиданные вещи в стиральную машину, выбросил пустые жестяные банки из-под пива и с чистой совестью лег опять на диван. Энн все не было. Стрелки часов показывала уже четверть одиннадцатого. «Откуда она едет интересно», – подумал я и стал вспоминать, где живут родители Мэри, хотя вряд ли Энн жила с ними, мне просто надо было чем-то занять свои мысли, чтобы не уснуть.
Я совершенно не представлял, что могло случиться у Энн, с которой мы виделись-то всего раз, чтобы она вдруг выразила намерение приехать ко мне, да еще и так поздно. Наконец, где-то в половине одиннадцатого, прервав мои бессмысленные блуждания мыслей, в дверь раздался звонок.
__________
Энн оказалась, как мне и помнилось, очень миловидной девушкой, правда, напрочь лишенной сходства с сестрой. Я бы даже сказал, она была полным антиподом Мэри: небольшой рост, темные волосы, карие глаза.
– Привет, еще раз прости, что так поздно. – тихо и по-свойски поздоровалась она, как будто мы были давними приятелями, и начала стягивать с себя пальто. Тут-то я только и заметил, что она была подвыпившая. «Только этого не хватало!» – подумал я, не понаслышке зная о сложностях совладения с пьяными женщинами, но выгонять её в таком состоянии среди ночи тоже было нельзя.
Сняв пальто, она прямиком направилась на кухню. На ней были джинсы и кофта с непозволительно откровенным декольте, наполовину оголявшим её красивую грудь. Я молча пошел за ней.
– Как ты узнала, где я живу? – спросил я, заваривая чай.
– У нас есть все твои контакты. – ответила удивительно четко она, так, что по голосу вряд ли можно было догадаться, что она пьяна.
«У нас, это, наверное, у всех членов семьи», – домыслил я и поставил кружку черного чая с лимоном перед ней. Энн не обратила на это внимания.
– Знаешь, я тут просто весь вечер думала о Мэри… Мы с ней так нехорошо расстались, – её глаза стали наполняться соленой водой, – А она же моя сестра! Я очень её люблю.
Я слушал, не перебивая. Энн тем временем заплакала, но через минуту собралась и продолжила:
– Я очень хочу помириться! Поговорить с ней… Но даже не знаю, где она.
Опять слезы.
– Я… в общем-то потому и приехала… Ты случайно не знаешь хотя бы её телефон? – умоляющим голосом спросила она.
«Ага, и для этого нужно было обязательно приезжать среди ночи».
– Я сам бы хотел знать.
Она опять разревелась. Я подсел к ней, пододвинув ближе чай:
– Выпей. Успокойся. Все образуется.
Энн подняла заплаканные глаза и посмотрела на меня с такой преданностью, будто я чуть ли не спас ей жизнь. Затем взяла чашку обеими руками и стала отхлебывать мелкими глотками чай, уставившись в темное пространство за окном.
– Знаешь, когда мы были маленькими, она все время меня выгораживала перед родителями, – успокоившись, стала рассказывать Энн, – Всегда брала вину на себя. Я долго не могла понять, зачем. И буквально недавно только поняла – она старалась меня защитить. Туго я соображаю, да? – Энн посмотрела на меня, будто действительно хотела знать мое мнение.
Поняв, что вопрос не риторический, я ответил:
– Да нет, это беда всех младших. Мы просто мыслим по-другому.
– Ты тоже в семье младший?
– Да, у меня старшие сестра и брат.
Мне показалось, что этот факт нас как будто сблизил. Она тем временем продолжала исповедоваться:
– Я принимала её опеку как должное, даже не подозревая, что может быть иначе, – Энн ухмыльнулась. – Я её никогда не ценила, но всегда ею восхищалась. Она была моим идеалом, недосягаемым. Я всегда хотела быть на неё похожей. А однажды проснулась и поняла – никогда я не стану ей. Я – другая, совсем другая. И мне почему-то стало так обидно…
Энн замолчала, полностью погрузившись в воспоминания. Но через пару минут снова продолжила:
– А потом вдруг захотелось показать всему миру, что вот она – я. ДРУ-ГА-Я! Да, я другая! Я не Мэри! Я – не идеальная Мэри! Ну и что с того? Что мне теперь, повеситься? Все имеют право на счастье.
Я слушал рассказ о Мэри, как будто о другом человеке. Конечно, для меня она была идеальной, но её идеальность заключалась в той гармоничной совокупности достоинств с недостатками, присущей только ей. Если смотреть со стороны, характер Мэри едва ли можно было назвать хотя бы терпимым. Она была совершенно несносной, строптивой, необузданной и жизнь свою строила под стать: у её историй не было как таковых начала и конца, и все её существование – словно одеяло из лоскутков, вырезанных из разных тканей. Хотя я допускаю, что с сестрой она вела себя иначе, все же для меня оставалось загадкой, почему Энн так стремилась стать похожей на Мэри.
Энн замолчала. Тишину нарушало лишь тиканье часов, неумолимо идущих куда-то вперед. Я посмотрел на Энн. Она спрятала лицо руками, а её плечи слегка подергивались, выдавая немые всхлипывания. Странно, но тогда я во второй раз ощутил близость с ней, как с товарищем по несчастью. Себя жалеть я не имел права, и мне захотелось пожалеть Энн за нас обоих. Я подвинулся к ней вплотную и обнял.
__________
Я сам толком не понял, как все произошло и кто первый начал: то ли Энн меня поцеловала, то ли я её. Всю ночь мы занимались любовью, и заснули лишь под самое утро.
***
Меня разбудил запах кофе. Я посмотрел на часы – был полдень. Сознание медленно возвращалось из пропасти сна, и я с ужасом вспомнил о случившемся ночью.
Энн.
Как я мог?
Я судорожно стал искать, чем бы прикрыть свою наготу. Тогда впервые в жизни она мне показалась непростительно постыдной. Надев первые попавшиеся штаны, я собрал волю в кулак и пошел на кухню.
Энн, в одних только трусиках, раскладывала тосты по тарелкам. Увидев меня, улыбнулась и продолжила приготовления к трапезе.
– А я как раз хотела идти тебя будить.
Даже со спины можно было заметить, что она счастлива. Мне стало жутко неудобно за свое отвращение к содеянному.
Не в силах начать говорить, я молча сел за стол. Она расставила тарелки с тостами и чашки с кофе и села напротив.
– Энн, нам надо поговорить, – наконец выдавил я. Сердце не билось, а скрежетало внутри. Я с трудом мог моргать.
Она бесшумно отодвинула чашку кофе, которую только что взяла в руки.
Её кофе пах безумием.
– Это из-за того, что я шлюха, да?!
Я не успел вставить ни слова.
– Мэри же тебе все рассказала. Конечно! Она к тебе первому бежит советоваться!
– Дело не в… «этом», – хотел возразить я, но Энн мне не дала. С каждой секундой она все больше выходила из себя.
– Конечно! Куда мне, какой-то потаскухе, тягаться с «мисс идеальность»!
Энн одним взмахом сбросила со стола все, что попалось под руку, и заревела.
– Энн, пожалуйста, послушай, – я решил воспользоваться паузой, – Дело же совсем не в этом! Просто… мы не можем. Я люблю Мэри.
– Конечно, все любят Мэри! Я вот меня… что со мной-то не так? – сквозь всхлипывания и рыдания бормотала Энн. – Скажи, что со мной не так? Я не красивая?
– Ну конечно же ты красива, и даже очень!
– Тогда в чем дело, почему мы не можем быть вместе?
– Энн, ну я же говорю – я люблю Мэри!
– Но Мэри нет тут! – прокричала Энн, совсем обезумев, – Она бросила тебя, ты забыл? И уехала черт знает куда, где наверняка спит с кем-то другим! А может даже и не с одним.
– Моих чувств это не меняет, – попытался как можно спокойнее сказать я.
Энн, в приступе ярости, ничего мне не ответив, скинула со стола оставшуюся посуду и ушла в спальню, а уже через пару минут входная дверь стукнула под пронзительное «Ненавижу», адресованное то ли мне, то ли Мэри, и болезненно-резкая тишина воцарилась в моей квартире.
__________
Я закрыл глаза и просидел без движения около часа.
Думать совсем не хотелось, я просто наслаждался тишиной.
Потом встал и принялся разгребать погром, учиненный Энн.
***
Спустя два месяца, ответив на звонок с незнакомого номера, я услышан в трубке знакомый до боли голос Мэри.
– Угадай кто-о-о? – она казалась веселой и … счастливой.
Я посмотрел внимательней на номер. Он был местным. Значит, Мэри в городе.
– Даже и не знаю, кто это мог удостоить меня своим звонком!
Я был рад её слышать. Внутри меня будто прошелся бразильский карнавал. Я ликовал, но старался не выдавать своих чувств.
– Ну прости меня, я знаю, что ты очень переживал. Но так было нужно. Только так и никак по-другому.
– Как обычно.
– Ты же меня знаешь…
– Да, и поэтому не обижаюсь.
Вся эта беседа была скорее формальностью, ведь я знал Мэри лучше её самой и прекрасно понимал, что по-другому она просто не умеет жить. А Мэри, в свою очередь, давно привыкла, что я прощаю ей все выходки.
– Так, где и когда встречаемся, мне надо с тобой очень серьёзно поговорить, – в голосе Мэри чувствовалась взволнованность.
Прилив радости сменился во мне ужасом перед неизбежным разговором о том, что случилось между мной и Энн. Все эти месяцы я запрещал себе думать о той злополучной ночи. Глупо, но мне казалось, если не вспоминать, то можно было жить, как будто ничего не произошло. А теперь Мэри здесь, и нужно было как-то ей все рассказать. Но как? Не находя ответа на этот вопрос, я решил, что отложу признание до завтра. А пока, уже порядком натренировавшись, я просто запретил себе думать об Энн.
И мы с Мэри договорились о встрече на семь часов в парке.
__________
Еще издалека я различил её сияющее и до безумия мною любимое лицо. Она стояла вполоборота и пока не успела меня заметить, поэтому я мог себе позволить открыто любоваться ей.
Она где-то загорела. Ей очень шел золотистый оттенок кожи. Волосы стали совсем светлыми, и ветер играл ими, как ему вздумается, на что она даже не обращала внимания и ни разу не поправила их. Я аккуратно подошел к ней из-за спины. Дотронулся до её хрупкого плеча.
