Катерина Достоевская
Волчий клык
***
– Анжа!
Мать бросилась ко входу, когда Анжа еще не успела толком раздвинуть шкуры и войти. Дома все было, как прежде: папин лук на стене, мирно играющий братец, стук деревянных игрушек.
Мать стряхнула снег с ее воротника, подвела Анжу к огню и ахнула.
– Твои волосы!
Она взяла лицо дочери в руки, внимательно всмотрелась в глаза – и крепко-крепко обняла ее.
– Я думала, ты уже не придешь, – плакала ей в шубу, но то были слезы радости. – Слава Богам, что ты вернулась, доченька…
Анжа придержала маму под локти, не отстраняя от себя, хоть рана на плече все еще давала о себе знать.
Усадив ее на шкуры, мама помогла стянуть одежду, накинула на плечи Анжи расшитую пестрыми узорами накидку и говорила, говорила, говорила.
Она долго рассказывала про Лю, как он подрос и что начал лепетать. Про то, как шила для Анжи эту накидку, ожидая, изо дня в день, что вот-вот дочь вернется. Анжа грела ладони о миску горячего чая и никак не могла согреть пальцы.
Умываясь перед ужином, девушка задержала взгляд на своем отражении – ее лицо изменилось, обрело остроту черт. А волосы и впрямь будто поседели, такими светлыми они казались.
***
Енгур сидел на возвышении и смотрел на череду хижин вдалеке. Он больше не улыбался, но в его взгляде и лице было умиротворенное спокойствие. Уверенность. Власть.
Дождавшись, когда солнце уйдет за горизонт, он поднял с заснеженной земли обожженную с кончика стрелу и встал.
Его седые волосы и серые шкуры отливали серебряным светом полной луны.
Глаз, ещё глаз, везде вижу твои глаза.
В три погибели согнута, жду, когда хрустнет кость;
Над деревней моей третью ночь, как горит гроза,
Небо гремит – но никак не начнется дождь.
Зов мой услышь наконец, я тебя прошу,
Отведи от семьи моей смерти угрюмый мрак.
Я тебе обещаю, что с щедростью отплачу,
Дай поскорее мне новый, понятный знак.
Тени растут, за спиню клубится дым,
У м о л я ю т е б я, помоги мне в последний раз!
Волчьи шкуры на стенах поймали отсвет луны,
Тьмой окруженный, за мной наблюдает глаз,
Глаз, еще глаз, да четыре, пятнадцать, сто!..
В золотом снопе искр исчезает, сгорая, взгляд.
В тишине мне потухшее пламя шепнуло то,
Что решил ты – живою нужна тебе только я.
Путеводная
