Катерина Достоевская
Волчий клык
– Что ты мне дал?
– Это лекарство, – он поднес ко рту чашу и отпил, потом подал ей. – Пей, маленькая рысь. Это прогонит жар.
Анжа приподняла голову, сделала глоток пахучего отвара и поморщилась. На языке остался привкус горьких трав.
– Твоя шкура. Ты охотишься на волков?
Гость усмехнулся.
– У нас бывает недопонимание.
– Мой отец тоже на них охотился.
– Я это понял, – он кивнул, – по твоему амулету.
Анжа коснулась ожерелья из деревянных бусин, с волчьим клыком по центру, оплетенным оранжевым шнуром.
Он провел рукой по ее волосам.
– Я знаю, зачем ты пришла. Дух голода ненасытен, его можно только на время отвести. Ты же – не просто отведешь, ты запечатаешь его на многие и многие века. Ты победишь его. Я подскажу тебе, как.
Птичьи черепа и деревянные бусины тихо бренчали, пока шаман укладывал в ее память слова ритуала; плавную, протяжную песню, местами переходящую в рык. Анжа слушала, и видела серебристую луну в черном небе, и той недоставало совсем чуть-чуть, чтобы наполниться силой.
– Как тебя зовут? – спросила Анжа, когда он умолк, слушая шелест веток.
– Улу Тойон, – улыбнулся гость. – Спи, маленькая рысь. Завтра ты исполнишь, что должна.
– Тойон, – повторила Анжа, вспоминая об отце. Как тот вырезал для нее игрушки из деревянных заготовок; коней с гладкой спинкой, зайцев с длинными ушами и хохлатых волчков.
Улу Тойон проводил прохладной ладонью по ее щеке, волосам, и напевал, не открывая рта, какой-то успокаивающий мотив.
***
Когда она проснулась, гость уже исчез, не оставив и следа.
Голова гудела, в памяти всплывали обрывки ритуальной песни. Слова путались и ускользали, но она помнила начало, и это казалось главным. Анжа собрала вещи, повесила на ремень охотничий нож, но без лука чувствовала себя тревожно. Казалось, что незнакомец ей приснился, но плечо ее было ровно перебинтовано льняной перевязью, – значит, он все-таки приходил, и ей это не привиделось. Руки подрагивали от холода, но слабость отступила.
Взвалив сумку на здоровое плечо, она снова направилась в чащу – откуда выступил раньше незнакомец в серых шкурах.
Через пару часов она заметила, что воздух постепенно становился тоньше, а идти было все сложнее. Анжа поднималась по пологому склону, не сразу поняв это из-за череды древесных стволов вокруг. В минувшую ночь произошло столько всего, что затишье казалось благословением. Вспомнив о духе-медведе, алом сиянии, огромной лапе, занесенной, чтобы раздавить ее – она остановилась, устремив пустой взгляд в лес перед собой.
Что, если у нее не получится?
Она не сразила чудовище, – убежала, едва не погибнув. Обида на себя обожгла сильнее, стоило ей вспомнить про потерянный лук. Отец бы не простил такого отношения к оружию, она должна была держать его, несмотря ни на что. Что ей делать, с одним-то ножом, одной, в глубине леса?
Анжа сжала лямку своей сумки и закусила губу, чтобы не дать себе разрыдаться.
Мама была права. Не надо было ей идти. Что она может, безоружная?
Что-то быстро неслось ей в голову сквозь ветки. Инстинктивно увернувшись, Анжа проводила ошалевшим взглядом черное пятно, на полной скорости нырнувшее в снег прямо позади нее. С той же стороны, за деревьями, проскочила темно-серая тень.
Анжа выхватила нож, встав устойчивее, и не сводила глаз с волка. У нее не было ни стрел, ни лука, чтобы отпугнуть его выстрелом. Для схватки Анжа была слишком слаба, но, если петлять между стволами, у нее есть шанс…
Волк смотрел на нее несколько долгих секунд, потом опустил голову и потрусил прочь.
Тяжело выдохнув, Анжа сбросила сумку и нож, упала на колени и принялась рыть снег там, куда приземлилось пятно, расширяя лунку ладонями. Черное крыло, трепеща, высунулось на воздух. Анжа аккуратно вытащила черную птицу на поверхность. Та била головой, брызгая кровью на белый снег, но не могла обрести контроль над телом, лапы сковало судорогой.
Анжа не решалась взять ее на руки, чтобы не повредить и без того хрупкое тельце, и беспомощно смотрела, склонившись над птицей, как та ошалело крутит по сторонам черным глазом. Как может быть в таком маленьком существе столько крови?
Может, это и есть подсказка?
Анжа дрожащей рукой потянулась к ножу.
Она сделает то, ради чего была рождена, и спасет свою семью. Анже было не по себе, но ей придется выстоять, пока она не выберется из чащи. И для этого ей нужно сделать новый лук.
***
«Видишь мои амулеты?»
Птичьи черепа перестукивались с ожерельем из клыков на его груди.
«У тебя тоже есть такой, маленькая рысь. Подаренный отцом, чтобы защищать. Он не позволит волкам взять твой след, – но уж я-то тебя учуял».
Руки Анжи – алые. Это ее собственная кровь? Она держит в руке нож, а ладони жжет от порезов, – она держит его за лезвие; старые шрамы расходятся, становясь длиннее, глубже.
Волк с серебряной шкурой сидел перед ней, раскрыв белоснежную пасть, и пил кровь, щедро стекающую по ее пальцам.
«Для тебя нет неверного пути. Я разделю его с тобой».
Он выл, и его протяжный голос отражался от снежной глади, расходясь по лесу гулким эхом.
«Спой ему мою песню, и он не пробудится еще многие века».
***
Анжа ступила на гладкую, влажную каменную поверхность, и эхо ее шага объяло своды пещеры. Вой леденящего ветра остался позади. За день она смастерила лук и подготовила пять стрел, – не самых точных, но которые бы подошли, чтобы отпугивать зверей. Уже наступила ночь, и следовало укрыться от холода и хищников. Необъяснимым образом она знала, что попала, куда нужно. Мертвая птица лежала в узелке, который Анжа осторожно несла в руках.
