Катерина Достоевская
Волчий клык
Проход вскоре перешел в большой зал, обрамленный гладкими стенами и освещенный лунным светом через небольшую дыру в самой вершине. В глубине виднелась стойка, сложенная из камней разных размеров. Анжа приблизилась, ощущая себя неловко в таком огромном пустом пространстве, но также чувствовала странную торжественность. Она совершит то, что ей предначертано, и все будет хорошо – осталось совсем немного.
Что-то сорвалось и устремилось прочь из темноты, заставив Анжу отступить и загородить голову. Несколько летучих мышей возникли из ниоткуда и так же внезапно исчезли, оставив за собой эхо хлопков перепончатых крыльев.
Вскоре наступила тишина. Изредка со свода едва слышно капала вода. Лунный свет падал на пьедестал из неотесанных камней, озарив их сырой блеск магическим голубоватым сиянием. Анжа приблизилась к нему.
На шероховатых камнях виднелись глубокие царапины. Казалось, они наполнились тьмой. Сверху же поверхность была отесанной и едва ли не гладкой, как стол. В кругу Анжа различила древние, поросшие мхом от влаги, очертания звериной головы, – ей сразу вспомнился потревоженный дух-медведь.
Анжа отложила вещи, села на колени за пьедесталом и аккуратно развернула узелок с мертвой птицей.
Эхо звучало под сводом даже от ее дыхания, не говоря уже о шорохе тряпья, подхватывая едва уловимые движения и обволакивая пространство, словно музыка.
Анжа бережно взяла птицу на ладони, встала и вознесла ее над пьедесталом. Лунный свет скользил по черным перьям, превращая их в серебро.
«О, Отец Лесов! Прими мой дар! Не позволь этой смерти быть зря. Утоли свой голод, умерь гнев и помоги, избавь от бед мою деревню».
Эхо многократно отразило слова Анжи, наполнив все пространство звуками ее голоса. Когда она склонилась, чтобы переложить птицу на гладкую поверхность, в центр пьедестала, лунный свет окрасил ее волосы в белое.
Черные перья пропитались кровью, и маленькая тушка мазнула по камню алым. Анжа закрыла глаза и отстранилась от пьедестала, глубоко дыша. Песня звучала в ее памяти, как только она ступила под своды этого места; слова ритуала, которые шаман вложил ей в память еще до начала пути, на мотив мелодии, что спел ей Улу Тойон. В начале ее голос был слаб, но становился увереннее с каждой повторяемой фразой. Анжа пела, закрыв глаза, и сквозь веки наблюдала, как темнота переходит в мягкий голубой свет и становится ярче, наполняясь лунным серебром.
Она чувствовала, как сама становится легче, будто взлетает. Голова приятно кружилась, как бывало в хижине шамана, когда воздух пропитывался душистыми курениями. Низкий, зычный рев выдернул ее из транса.
На противоположном краю пещерного зала стоял медведь, вытянувшись во весь рост. С его шкуры срывались алые крупицы и сразу растворялись, будто искры. Теперь он казался меньше, даже меньше обычного медведя, но все равно был выше и крупнее Анжи. Он ударил по воздуху передними лапами и проревел, снова заглушая песню Анжи протяжным ревом-стоном.
Из-за света луны птица в алом круге на алтаре превратилась в белоснежную.
Анжа продолжала петь, протягивая руки к духу. Тот тяжело опустился на все четыре лапы, едва устояв. Прорычав в третий раз, он понесся к алтарю, разгоняясь всей своей массой. Анжа замешкалась, но как только он оказался в центре зала – выступила перед алтарем, перегораживая ему путь и тяжело дыша.
– Бери меня, если надо!
Медведь навалился на нее, упираясь в плечи здоровыми лапами – и Анжа завопила от боли. Еще немного, и ее кости бы треснули от такого веса. Красное пятно разошлось по перевязи на ее плече.
Он ревел; из его пасти несло гнилью и старой кровью, но больше он не предпринимал ничего. Анжа хватала ртом воздух, когда осознала, что его зубы словно стали полупрозрачными. Мысль поразила ее, проскользнув на грани сознания.
«Он слаб».
Уперев здоровую руку ему в шею, Анжа зажмурилась и, крича, попыталась отвести его голову. Ладонь утонула в шерсти, алый отблеск его глаз маячил где-то наверху, но Анжа чувствовала – он поддается, он отступает!
Финальным усилием она оттолкнула его, и у нее получилось.
Освободившись, Анжа перевернулась, отползла к алтарю и схватила лук. Направила небрежно заостренное острие на медведя, но тот и сам успел подняться, намереваясь нестись к пьедесталу, повалить его всей своей тушей.
Мелодия Улу Тойона продолжала звучать в ее голове, заглушая боль, и Анжа осознала, что сама подпевает ей вслух. Она почувствовала теплую руку на своем плече.
Птицу на алтаре охватило голубое сияние, которое не потухло, даже когда медведь, приблизившись, перекрыл поток лунного света над ней.
С кончика стрелы сорвался такой же голубой свет, отразившись в глазах Анжи.
«Стреляй».
Она послушалась.
Сделанная наскоро стрела никогда бы не продела плотную звериную кожу, но эта вошла в спину легко. Медведь замер, парализованный; теперь и его лапы казались прозрачными в темноте. Голубое сияние перекинулось на шкуру, охватило его, как огонь пожирает сухую листву.
Вспышка ослепила и оглушила Анжу.
Ее сердце колотилось теперь не просто от волнения, но от страха. Она пригнулась и быстро отползла в сторону, держась стены пещеры, зажмурившись и заткнув уши.
Когда все закончилось, Анжа не увидела ни духа, ни птицы на алтаре. В кругу, поросшем мхом, все еще виднелись кровавые следы.
