Жанна Вячеславовна Ложникова
С уважением, Барристер Джеймс Уолкотт
– Анастас Александрович, я бы хотел, чтобы вы взглянули – это мой новый рассказ.
– Хороший, как и всегда? – испытующе посмотрел на ученика.
– Ну как сказать, – Эрик смутился.
– Да брось, Эрик, я же тебе говорил – ты пишешь хорошо, тебе дорога в литературу. Вот только, этот псевдоним…
– Он вам не нравится?
– Это же прозвище.
– Да, а мне казалось так лучше…
Тонкие пальцы скользнули по мелованной обложке:
– Завтра двадцать восьмое марта – твой день рождения?
– Да, а откуда вы…
– Что ты любишь?
– Я, – Эрик прикрыл пунцовую щёку ладонью, коснулся волос кончиками пальцев, посмотрел в сторону: – клубнику…
Бледные губы учителя дрогнули, уголки поползли вверх.
– Эй, Тамасо! – крикнул кто-то. – Тамас-с-со! Идём, урок начинается!
– Я пошёл, – бросил виноватый взгляд на учителя, тот уже не улыбался.
– Да, иди, – отвернулся к окну…
Всё это мелькало перед глазами Леры, как кадры из кинофильма. Она будто спала и видела сон наяву.
– С днём рождения, – мягкий голос учителя, небольшая корзинка полная спелой крупной клубники, удивлённое восклицание Эрика и запах одуряющий запах ягоды, который он вдохнул, склонившись над ней. Потом вкус нежный медленно тающий на языке, то сладкий, то с кислинкой. Всё это чувствовала Лера, будто сама ела эти ягоды вот сейчас сию минуту.
Внезапно сладость сменилась горечью, тленом, будто горсть земли попала в рот и не вздохнуть!
– Ах! – Лера отбросила перчатку закашлявшись. Поднялась, налила себе стакан воды, сделала большой глоток, подошла к окну и застыла. Там, под той самой берёзой, стояла маленькая корзинка с крупной садовой клубникой!
– Ах! – Лера прикрыла рот рукой, подбежала к столу, заглянула в календарь: – Двадцать восьмое марта!
23
«Здравствуйте, Барристер Уолкотт!
Сделал всё как надо. Жду результата.
С уважением, Михаил».
«Уважаемые Михаил мой брат,
Спасибо так много для вашей почты и для вашей информации.
Не беспокойтесь о деньгах, вы будете тратить довольно вы должны быть счастливы, что мы станем богатыми, немедленно, как только учетная запись активируется банком.
Я уже доказали Ваше родство с моего покойного клиента и это все, что мы должны сделать теперь для того, чтобы получить наш фонд.
Прилагается сертификат Аффидевит о претензии, который я закупил от высокого суда правосудия, здесь в Мадриде вчера. Этот сертификат является то, что я использовал для доказать родство с моего покойного клиента и я должен подтвердить Вам, что банк является полностью убежден, что ты правовой бенефициаром в Фонд.
Не стесняйтесь, дайте мне знать, как только вы слышите от банка, так что я буду давать вам лучшее из моих консультировать в этот конкретный момент времени.
Пусть Бог благословит вас.
Всего хорошего
Барристер Уолкотт».
Мишка разглядывал красочный сертификат – красочный от обильного количества печатей, штампов и подписей. Переводить было лень, да и так всё было понятно – он, Мишка, наследник и ему причитается семь миллионов пятьсот тысяч евро. Мишка оторвался от монитора и посмотрел в самый тёмный угол кухоньки:
– Семь миллионов евро, это сколько же в рублях, – прошептал он одними губами, боясь разбудить жену.
Конечно, нужно будет и адвокату этому сколько-нибудь отвалить за труды, но и того, что останется, Мишке хватит до конца дней.
– Да… – Мишка завёл руки за голову и слегка откинулся назад, прикрыв глаза. – Да… – повторил он, рисуя в уме картинки безбедной жизни. Представляя как купит, наконец, дом, да что там дом – квартиру где-нибудь подальше от этой «дыры»! Машину, да получше, чем у Адамова! А Лерочку так оденет – ни в чём ей отказа не будет! А дети, их будущие дети, пойдут в лучшие детские сады, школы, секции!..
За его спиной скрипнула половица. Мишка вздрогнул, оглянулся – Лера стояла и смотрела большими невидящими глазами прямо на него.
– Лера, – голос застрял где-то в горле, – ты чего, а?
Жена молча сделала ещё два шага и протянула к нему руки.
Мурашки побежали по спине Мишки, так поразил его этот жест.
– Мишка… – позвала она, и он вздрогнул, приподнявшись с табурета не узнав голос жены. Низкий, грудной – он скорее был похож на голос мужчины или парня. Парня… Крупные капли пота выступили на лбу Мишки, когда Лера позвала его снова.
– Тамасо… – прошептал он, чувствуя, между тем, как волосы на его голове встают дыбом.
– Мишка, – Лера всё ещё ждала его объятий.
– Тамасо, – Мишка подошёл ближе, с тревогой глядя в лицо жены, освещённое неверным светом монитора, та стояла неподвижно всё в той же позе глядя перед собой большими глазами.
– Мишка! – воскликнула внезапно она так громко, что Мишка присел на корточки. Сколько боли было в этом крике, сколько беспомощности!
– Тамасо, – Мишка, не помня себя, бросился к ней и заключил её в объятьях. – Друг, друг, – шептал он, дрожащими руками касаясь волос жены, та медленно обняла его, и тело её обмякло.
24
Неловкое молчание нависло над супругами как грозовая туча. Мишка искоса поглядывал на жену, желая и боясь спросить, что было с ней вчера ночью.
Леру несколько смущало поведение Мишки: его нарочито вежливое обращение с ней, повышенное внимание. Она гадала и никак не могла объяснить себе причину такой перемены в муже.
Каждый замер, склонившись над своей кружкой, думая, усиленно подбирая слова, которые должны были разорвать сгусток молчания, давно уже постылого обоим.
– Ты сегодня дома? – спросила, наконец, Лера, постукивая ложечкой.
– Да, выходной, – как можно развязнее отвечал Мишка.
– Воскресенье, – кивнула она.
– Ты…
– Я?..
– Пойду дров наколю, что ли, – Мишка поднялся.
– Я… хочешь пирогов с капустой? – Лера брякнула ложечкой.
– Да-да, – кивнул он, уже выходя.
Разговора не получилось – каждый остался при своём. Мишка зашёл за угол дома, огляделся, закурил. Впервые спустя десять лет он вспомнил, явственно вспомнил ту ночь, ночь перед рассветом новой взрослой жизни, который собрал их, выпускников, на берегу реки. Пили много, кричали громко, целовались взасос, пели под гитару у костра, танцевали. И он был там, Тамасо. Да был, тоже весёлый, раскрасневшийся от шампанского (он любил шампанское) и от всеобщего веселья. Он сидел рядом с Мишкой и громко смеялся над шутками, которые прежде не вызывали у него даже подобие улыбки – Эрик терпеть не мог сальных анекдотов. А в ту ночь (Мишка хорошо помнит это) он сам пытался шутить и был очень болтлив, что на него совсем не похоже.
– Эй, Тамасо, Тамасо! Расскажи ещё что-нибудь! – дразнили его, и он многозначительно прикрыв глаза и таинственно улыбаясь, принимался за рассказ о чём-нибудь только что придуманном им самим. Потом, когда интерес к нему поутих, принялись петь. Тамасо подпевал громко невпопад, то и дело, посмеиваясь и улыбаясь Мишке во весь рот, чувствуя, что фальшивит.
Мишка не помнит, как потерял его из виду, Ева ли была тому причиной, или ещё кто – так или иначе, Тамасо исчез. И теперь, спустя столько лет Мишка почувствовал вину, да, вину, хотя в чём она была, не понимал, не знал. Может в том, что не услышал зова друга? Оставил его одного у костра? Так легко забыл о нём? Прошедшая ночь жестоко напомнила Мишке всё в лице жены. Этот голос, крик отчаяния, неужели Тамасо и правда звал его в свой последний час? Хотя кто сказал, что друг мёртв? Родители вон его до сих пор не верят в это, всё ждут. Ждут… а он, Мишка, забыл…
Щёлкнул шпингалет, отворилась форточка кухонного окна, запахло пирогами.
А если Лера действительно ничего не помнит. Что же это было? Что?
– Опять куришь.
Мишка вздрогнул, оглянулся. Лера, улыбаясь, подступила к нему.
Одной рукой она обвилась вокруг шеи мужа, другою отвела его руку с сигаретой за спину и крепко поцеловала в губы. Отстранилась. Присела на краешек пня, из которого торчал топор.
– Мне опять снился тот сон.
– Который? – Мишка почувствовал, что близок к разгадке.
– Ну тот, помнишь, я тебе его рассказывала?
Мишка всегда слушал сны, которые рассказывала ему Лера, невнимательно и даже тот, мучивший её каждую ночь, пропустил мимо ушей. Но сейчас его живо интересовало всё, что было связано с прошедшей ночью, поэтому он попросил Леру рассказать подробнее о том, что ей приснилось.
– Чьи-то руки клешнями вцепились в моё горло, кто-то повалил меня на землю, я задыхалась, звала тебя, – Лера захлёбывалась воздухом, румянец покрывал её щёки, руки, беспрестанно жестикулирующие, дрожали: видно было, что этот сон волнует и пугает её даже сейчас. – Потом какой-то человек нёс меня куда-то на своей спине, а может и зверь, нет, человек, потому что он говорил…
– Что говорил?
– Ну, вроде того: «Что же я наделал? Что же ты наделал?». Но я не могу ответить и шевелиться не могу, думаю, я почти мертва. Потом земля, земля, земля… зову тебя… – она захлебнулась, часто дыша, всхлипнула и замолчала.
Мишка присел перед ней на корточки, схватил её ладони, поднёс к губам.
– Не надо, не думай об этом, – шептал он.
– Я кричала во сне, да?
– Нет, нет.
– Ходила?
– Нет.
– Но я помню, как ты обнял меня…
– Может быть, наверное, я не помню, – Мишка спрятал лицо в её ладонях. Он не знал, как объяснить то, что происходило с ними, не знал чем помочь жене. Впервые он чувствовал себя беспомощным ребёнком.
– Хоз-з-зя-а-айка-а-а! Хоз-з-я-а-айка-а-а! – стукнула калитка.
Мишка вздрогнул, вскочил и зашёл за спину Леры, отвернувшись от ожидаемого гостя.
– А! Вот ты где! – Ева улыбалась, размахивая узким конвертом. – А я письмо принесла. Ящик-то видать со среды не проверяли. О, Миша, привет, – заметила она Мишку, тот кивнул ей, едва обернувшись. – Э, да я вам помешала, поди?!
– Нет, нет, всё нормально, – засуетилась Лера. – Ты пирожки будешь?
– Буду, чего ж не поесть, если угощают, – засмеялась Ева, протянула конверт Мишке: – Миш, это тебе, письмо-то возьми что ли?
– Угу, – буркнул тот, забирая письмо, невольно обратив внимание на ухоженные ноготки Евы.
– Ладно, Миша, ты читай и приходи к нам чай пить, – Лера видела нетерпение мужа остаться наедине с посланием. – Идём, Ева, идём.
– Да, да, приходи к нам обязательно – я страсть как хочу узнать, кто и что тебе написал! – захихикала Ева, поднимаясь на крыльцо.
25
– Ну, не дождусь я видно твоего-то, – сказала Ева, когда третья кружка чая была выпита за пустой болтовнёй. – Ладно, сама мне потом расскажешь, что за письмо, – она поднялась и добавила усмехнувшись: – Если позволит.
– Не понимаю, что у тебя за интерес такой? – возмутилась Лера, ей не понравился тон подруги.
– Да так, видно, что официальное – хотелось узнать, что да как. Мы ведь подруги.
– Мы-то подруги, а вот мужние дела, думаю, тебя мало касаются.
– Ну-ну, – кивнула лукаво Ева, застёгивая шубку. – Пошла я что ли.
– Я провожу, – Лера накинула пуховик и подруги вышли во двор, спустились с крыльца, не говоря друг другу ни слова.
– Ну, пока, – оглянулась у калитки Ева, всё ещё лукаво улыбаясь. – Спасибо за пироги.
– Давай, до встречи, – кивнула Лера не глядя на подругу, её немного раздражала эта странная улыбка на губах Евы.
Закрыв калитку, немного помедлив, Лера пошла искать мужа и застала его на том месте, где и оставила час назад. Мишка ходил, взад-вперёд останавливаясь только за тем, чтобы бросить окурок и закурить новую сигарету. Лера глянула ему под ноги и насчитала двенадцать штук окурков.
– Миш, – прошептала она в ужасе. – Миш, ты чего?
Он, казалось, совсем её не слышал – продолжал дымить как паровоз и мерить шагами узкое пространство.
«Письмо!» – вспомнила Лера и принялась искать его взглядом. Оно лежало на том самом пне, где час назад сидела девушка. Лера проворно проскользнула мимо мужа, завладела письмом и принялась читать. Сначала строчки прыгали перед глазами, и смысл их был неясен, потом дыхание Леры стало ровнее, шрифт письма – чётче.
– Они благодарят тебя за… – она удивлённо уставилась на мужа, расслышав только: «Идиот, какой же я идиот!».
– Почему? Ты же спас его.
– Я?! – Мишка внезапно остановился, повернувшись к ней лицом. Боже, что это было за лицо! Лера вздрогнула. Разбейся Икар – у него не было бы такого страшного лица как это!
– Я?! – повторил он. – Да чёрта с два, я!!!
– Но они благодарят тебя…
– Я не знаю, кто это такие! – он грубо выругался, растоптав дымящийся окурок.
– Но здесь написано, что ты перевёл этой семье деньги на операцию сыну, которая завершилась успешно. Ты совершил благородный поступок. Видишь, – она старалась говорить как можно спокойнее, – я не спрашиваю у тебя о деньгах, откуда они. Не стоит так переживать, ты же знаешь, я до денег не жадная.
– Не жадная, – буркнул он, – она не жадная, – тихо-тихо захихикал снова закуривая. – Да если бы у меня и были деньги, я бы этого никогда не сделал! Это всё он!
– Он? Кто он?
– Барристер! Барристер Уолкотт! Чёрт бы его побрал!
– Что за Барри?.. – Лера с ужасом воззрилась на мужа.
– Уолкотт, Уолкотт! Ну, погоди! Ну, погоди! – он снова выругался, затушив окурок, и бросился в дом. – Сейчас! Где он?!
Лера, дрожа и спотыкаясь, последовала за ним.
Мишка схватил телефон, сел на табурет так резко и внезапно, что тот едва не развалился, пронзительно заскрипев; рывком открыл ноутбук и принялся искать первое электронное письмо Уолкотта беспрестанно ругая последнего самыми грязными выражениями. Лера стояла в уголке, боясь подойти ближе, и с беспокойством наблюдала за мужем, теребя злополучное письмо.
– Где же этот чёртов телефон?! Где?! А! – Мишка, наконец, нашёл нужный номер. – Ну, держись… – ругательства с новой силой посыпались на голову несчастного Барристера, однако молчание, последовавшее за ними, было куда зловещее.
На том конце послышалось холодное и безразличное «Да». Мишка вздрогнул.
– Вас не слышно, – продолжал веять холодком голос. – Алло.
Мишка проглотил душивший его ком и просипел:
– С кем я говорю?
– Вы, – на том конце усмехнулись. – Я, Анастас Александрович. А вы, позвольте узнать, кто?
Мороз пробежал по спине Мишки, судорога сжала его связки так, что он не мог произнести ни звука и лишь безмолвно размыкал губы, как рыба, выброшенная на берег.
Адресат немного подождал и повесил трубку. Мишка явственно слышал короткие гудки, они, пробивая его висок, заставляли вздрагивать с каждым ударом.
26
Хлопнула дверь. Послышались тяжёлые шаги. За спиной Анастаса что-то щёлкнуло. Учитель медленно, не вставая, развернул кресло навстречу незваным гостям. Увидев Мишку с ружьём наготове, он не переменился в лице, только уголки губ его дрогнули и поползли вверх.
– Все виновные будут наказаны, – пропел он.
Лера вздрогнула – этот голос она слышала в видении, когда Анастас угощал клубникой Эрика, только с ним учитель говорил таким голосом мягким и нежным как персиковый сироп.
– Что?! – зашипел Мишка. – Что?! Я не слышу вас, мистер Уолкотт! – ствол ружья угрожающе толкнул грудь учителя. Тот продолжал таинственно улыбаться, буравя Мишку холодным взглядом.