J. R. Crow
Кровавый вкус победы
Антинаэль очень находчиво посадил нашего заложника в глубокий погреб, куда почти не проникали солнечные лучи. На мой вопрос: «Как он?» – с усмешкой ответил, что: «однообразно ругается, обещает утопить, сжечь на костре, четвертовать и посадить на кол. Одновременно».
– Уже придумал, как будешь вправлять парню мозги?
– Надеялся, что это сделаешь ты, – на самом деле я не собирался доверять вреднющему демону самую важную часть плана, без которой вся предыдущие труды не имели ни малейшего смысла, но колкость против воли сорвалась с губ. – Чтоб хоть какая-то от тебя была польза.
– Ну что ты. Разве я могу мешать тебе наслаждаться твоим единоличным триумфом? – хохотнул в ответ Антинаэль. – А то, сдаётся мне, ты спать не сможешь, если не победишь кого-нибудь хотя бы раз в неделю.
Я для приличия фыркнул и перешёл к делу:
– Принеси мне один из тех плащей от солнца. Немножко сыграю на стереотипах.
***
Клаунт Дель Фаремли в остервенении дёрнул руками, силясь освободиться, но тонкая колодезная цепь лишь пренебрежительно звякнула.
– Дайте мне только выбраться отсюда! Я вам всем устрою, предатели! – яростно выкрикнул он в пустоту. Тьма, царствующая в погребе, равнодушно безмолвствовала.
Молчала чуть покрытая мясом кость, оставшаяся от вяленого окорока. Молчали редкие глиняные горшки с прошлогодними соленьями. К горлу подступил липкий страх – а что, если его едва начавшаяся жизнь в качестве полноправного властителя этих земель и впрямь прервётся здесь? Где-то за стеной он слышал шаги – тихие, вкрадчивые.
– Издеваешься, гад?! – рявкнул Клаунт неизвестному надзирателю.
Шаги на миг стихли, потом возобновились.
Минуты складывались в вечность.
И в тот самый момент, когда он был готов закричать от тягостной безысходности, дверь в погреб отворилась с противным скрипом. Несмотря на темноту, вошедший был в плаще, а лицо до половины скрывал капюшон, оставляя открытыми лишь губы, изогнутые в не сулящей ничего хорошего усмешке. Не говоря ни слова, он медленно прошёлся по периметру погреба – спокойно, не делая резких движений, но Клаунта как будто накрыло волной безумного и беспричинного ужаса, который усиливался по мере того, как незнакомец заходил ему за спину.
В какой-то момент он остановился – молодой барон вновь оказался в давящей тишине – а потом шею будто бы пронзило раскалённой иглой. Но это длилось лишь мгновение – пришелец отстранился. Обошёл его с другой стороны и демонстративно облизнул окрашенные кровью губы:
– Как вкусно.
– Мерзкое чудовище! – в панике воскликнул Клаунт, инстинктивно пытаясь зажать укус плечом. – А деревенские знают?
– Нет, – вампир ответил с таким видом, будто это было что-то само собой разумеющееся. – Мне это невыгодно.
– А если я им расскажу? – попытался храбриться парень, но тот лишь презрительно усмехнулся:
– Вперёд. Как думаешь, кому они поверят: мне, спланировавшему идеальную засаду на твоё, с позволения сказать, воинство, или тебе, высокомерному засранцу, который попытался отобрать у них последние запасы пищи, а?
Пока Клаунт судорожно придумывал ответ, вампир снизошёл до пояснения:
– Знаешь, если корову не кормить, она отощает, перестанет давать молоко, а потом сдохнет. А уж коли я выбрал эту деревню своим «коровником», то категорически возражаю, чтобы кто-то вроде тебя пытался поставить её жителей на грань голода. К тому же ты, кажется, не понимаешь, что принадлежащие тебе селения – это и твои «коровники» тоже. Не будет людей – не будет еды. О боги, я и не думал, что среди аристократов бывают такие тупицы.
Проигнорировав возмущённое фырканье, невозмутимо закончил:
– Наверное, самым правильным было бы убить тебя. Глухие леса и временами болота – твой хладный труп вовек никто не найдёт… Я даже смогу сделать это совсем-совсем не больно.
Во время длинной паузы молодой Дель Фаремли в очередной раз сердито рванулся из пут и опять не преуспел. Сжал зубы – чтобы не показать все усиливающийся страх, потом выговорил, надеясь, что голос не сильно дрожит:
– Но ты со мной разговариваешь. Значит, мы можем договориться?
– Какой умный мальчик, – вампир улыбнулся, показав клыки. – Всё верно. Если ты просто будешь придерживаться размера и времени оброка, установленного твоим отцом, который умел считать, в отличие от некоторых…
– Подожди, – удивлённо перебил Клаунт. – Ты знал моего отца?
– Да, я знал его, – вампир ногой придвинул к себе пустую кадушку и присел на неё с каким-то даже аристократическим изяществом. – В конце концов, я сам когда-то был благородных кровей. Поэтому, несмотря на то что теперь я мёртв, проклят и очень-очень зол, я подумываю о том, чтобы тебя отпустить – исключительно из уважения к покойному полковнику Дель Фаремли. Но слушай внимательно: если ты опять обнаглеешь и возьмёшься за старое, я тебя найду и съем.
В тени капюшона зажглись тревожные красные точки – как два раскалённых угля.
– Если ты попытаешься нажаловаться в столицу, я тебя найду и съем.
Клаунт смотрел в эти гипнотические светящиеся глаза, не имея сил не то, что отвести взгляд – пошевелиться.
– Если ты вздумаешь послать по мою душу тарнедорских охотников, я тебя найду и съем. А потом и охотником закушу – на десерт.
Алые угли ещё несколько бесконечных секунд словно бы прожигали насквозь его душу – а потом погасли.
Клаунт вновь обрёл контроль над своим телом, а вместе с ним – так до конца и не исчезнувшую юношескую наглость.
– Мой замок охраняют отлично обученные воины! Ты не сможешь…
– Неужели, – вампир издевательски хохотнул, – примерно такие же, как твои «элитные лучники»? В таком случае мне нечего опасаться. В сравнении со мной ты всего лишь щенок, тявкающий на матерого волка. Смирись.
Его глаза лишь на миг сверкнули и вновь погасли.
Молодой барон тщательно выдержал паузу – чтобы, не приведи боги, не показаться загнанным в угол.
– Я согласен с твоими условиями. Развяжи меня.
Вампир удовлетворённо кивнул и извлёк из складок плаща большой проржавевший ключ.
***
Результатами «воспитательной беседы» я был более чем доволен – я достаточно запугал пацана, чтобы детская гордыня не взяла верх над здравым смыслом. А на душе всё равно было гадко. Конечно, это был далеко не первый подобный разговор в моей жизни – приходилось и шантажировать, и угрожать с позиции силы. Но чтобы человек покорился монстру – даже ради благой цели – это всё ещё казалось мне неестественным и отвратительным. В попытках успокоить свою совесть, я смотрел на лица жителей Вирлеи – теперь им не придётся затягивать пояса из-за прихоти избалованного ребёнка. Одно это имело значение – и никому не должно быть дела до моих душевных терзаний.
Юный Дель Фаремли неловко шагнул из глубин погреба – под тяжёлые взгляды селян. Замешкался на мгновение – но нашёл в себе силы пройти сквозь живой коридор к своей осёдланной лошади. Взял в руки поводья – но не сел. Ему стоило вскочить в седло и скакать, не оглядываясь. Но вместо этого он обернулся и покаянно опустил голову.
– Жители Вирлеи! Я признаю свою неправоту и обязуюсь впредь поступать так, как следует барону и защитнику этих земель. Надеюсь, однажды я смогу стать в ваших глазах таким же достойным властителем, каким был мой отец.
А всё-таки мальчик не безнадёжен – не каждому хватит мужества публично признать свою ошибку. Пусть мне и пришлось ради этого его хорошенько припугнуть. Я поймал его взгляд и улыбнулся из-под капюшона. Одобрительно, по-человечески – одними уголками губ.
В честь нашей славной победы староста распорядился устроить в Вирлее большой праздник. Фасады домов украсили лентами и ветками деревьев, в центре площади сколотили деревянный помост, выкатили бочки с вином и расставили столы. И хоть торжество, подготовленное жителями Вирлеи, даже близко не могло сравниться с роскошью парада в Леондоре, было в этих незамысловатых украшениях что-то особенное, искреннее и по-домашнему уютное.
В назначенный день моё появление на площади было встречено одобрительным рёвом и приветственными выкриками: односельчане больше не видели во мне ни чужака, ни сумасшедшего: то один то другой подходил от души пожать мне руку или предложить вместе выпить.
Медленно потягивая домашнее вино, я перебрасывался с людьми ничего не значащими шутками и с интересом наблюдал, как на помосте симпатичные селянки отплясывают задорный танец, когда чьи-то руки шаловливо закрыли мне глаза. Ладошки маленькие – женские.
– Анжелика, это не смешно.
– А вот и не угадал, – весело хихикнула Вирджиния, отпустив руки и обойдя меня слева. – Пойдём танцевать!
Она потащила меня в центр круга, где, по примеру сцены, отведавшие хмеля селяне развлекали себя незамысловатыми плясками. Краем глаза я действительно увидел Анжелику и крутящегося вокруг неё безбородого юнца. Потом заметил Антинаэля, с блаженным видом потягивающего вино из деревянной кружки. А потом я просто плюнул на всё и позволил народному мотивчику полностью подчинить себе мои движения. Вирджиния крутилась вокруг меня, как гибкая молодая лисица, а с лица девушки не сходила весёлая хитроватая улыбка.
Щеки её раскраснелись от быстрого танца, грудь вздымалась в такт дыханию, и я ощущал едва уловимый запах можжевельника с примесью кованого железа. В какой-то момент мы оказались у края площади, и Вирджиния, бросив на меня лукавый взгляд, за локоток потащила прочь от всеобщего веселья.
Она завела меня во двор кузницы, на втором этаже которой и жила семья, едва приоткрыла дверь – только чтобы пройти – и поманила за собой. Мы прошли мимо потухшего горна, большой наковальни и стойки с готовыми мотыгами. Девушка осторожно провела рукой по деревянной стене, что-то нащупывая. Минута – и я оказался за потайной дверью в уютной, насколько это возможно, комнатке с железной кроватью с соломенным матрасом. Вирджиния плюхнулась на кровать и требовательно постучала по старенькому покрывалу.
– Отец сделал эту комнату, когда я была совсем ребёнком. Мне так нравилось засыпать под равномерный стук молота. Странно, да?
– Вовсе нет, – я осторожно присел рядом.
Она хихикнула, и, придвинувшись поближе… поцеловала в губы. Лишь на мгновение – девушка отстранилась и прошептала:
– Надо же, ты такой холодный. Ну ничего, я тебя согрею.
И осторожно пробежала кончиками пальцев по моей щеке.
Я поймал её руку и легонько сжал. И хотя все моё существо сейчас требовало просто поддаться этой ласке, я окончательно перестану считать себя благородным человеком, если позволю себе обмануть ожидания этой славной девушки.
– Я не смогу быть твоим мужем.
Вирджиния заливисто рассмеялась:
– Вот глупышка. Кто же в такой чудесный праздник думает о столь серьёзных вещах? – она уморительно сдвинула брови, изображая чопорную старую даму. Потом насупилась и спросила с деланной обидой: – Или я кажусь тебе некрасивой? Из-за причёски, да?
– Кажешься… красивой… – поспешил заверить я, мысленно ругая себя за косноязычие. Похоже, я никогда не научусь правильно реагировать на женское кокетство.
– Тогда поцелуй меня.
Её тонкие пальчики нетерпеливо дёрнули за шнурок на моей рубашке. Не имея больше никаких причин отказываться, я приобнял Вирджинию за талию и властно притянул к себе.
Рубашка полетела куда-то в сторону, за ней последовал стёганый корсет, и ткань, что разделяла нас, перестала быть непреодолимой преградой. Я прижался к её тёплой коже, слушая, как бешено колотится её сердце. Девушка вздрогнула, обожжённая льдом моих прикосновений, но затем прижалась ещё крепче – лёд становился для неё пламенем, кровь закипала, требуя удовлетворить запретное желание.
И в тот момент, когда наши тела слились в единое целое, мне стало казаться, что этого недостаточно. Нужно ещё ближе, ещё слаще! А что может объединить двоих превыше крови? Что ещё так же пьянит и наполняет силой? Ничего. Ничего-ничего-ничего!
Я мягко запрокинул её голову и целое восхитительно долгое мгновение любовался, как бьётся жилка на доверчиво открытой шее. Медленно провёл языком по бритвенно острым клыкам. Ощутил восторг, что дарует пробудившаяся сила тёмной крови – та, что заставит нас обоих испытать ни с чем несравнимое наслаждение. Мы станем едины с тобой, моя возлюбленная жертва – навеки и до последней капли.
«До последней капли», — прошептал в голове чужой, незнакомый голос – и я словно вынырнул из тёмного водоворота, в котором почти сгинула моя собственная воля. Тыльной стороной ладони стёр с губ свежую, дурманяще вкусную кровь и пристально посмотрел на Вирджинию, которую отчаянным усилием оттолкнул от себя секунду назад. Лицо её было безмятежно, но дыхания почти не слышно. Я нащупал на запястье пульс – как много раз проверял его своим солдатам, раненным во время вылазок – и выдохнул с облегчением. Будет жить. То же самое мне говорила и аура, но в тот момент я не хотел её видеть. Не хотел видеть ничего, что напоминало мне о моём нечестивом проклятии. В голове крутился всего лишь один вопрос: «Почему?». Ответ пришёл быстро, безжалостный в своей очевидности: потому что я сам оказался беспечным дураком. Расслабился. Начал относиться к вампиризму просто как к неприятной, неизлечимой, но не смертельной болезни. Прежние терзания вмиг показались мне пустыми и нелепыми: избегать голода? о, если бы всё было так просто. Теперь выходило, что мне отказано в праве чувствовать что-либо вообще – ни любви, ни радости, ни жалости – только холодный расчётливый разум. Иначе – ненужные жертвы. Чёрт.
Непроизвольно я прочертил когтями по деревянной стене, оставляя на ней глубокие борозды. Ничего удивительного – наивно было надеяться, что проклятие тёмных сил милосердно позволит изредка наслаждаться простым человеческим счастьем. Но демон – он мог бы меня хотя бы предупредить. Мог бы… но не стал. Вместо этого рассказывал сказки про неизменность сознания, а сам потирал руки, наблюдая… Лицемерный ублюдок.
Ведомый всё нарастающим раздражением, я поспешно оделся и пошёл искать Антинаэля. И вскоре нашёл – в сарае за таверной, где стояли в ряд пузатые бочонки с вином. Заслышав шаги, он отпустил приглянувшийся бочонок, обернулся – и отлетел, не успев среагировать на правый апперкот в основание челюсти. Быстро поднялся, сплюнул кровь на земляной пол.
– Рехнулся?!
– Скотина, – прошипел я, сжимая и разжимая кулак. – Лжец проклятый.
– Ну теперь-то что?! – почти взвыл Антинаэль. – Опять чья-то кровеносная система примерещилась?
– Если бы померещилась, – ядовито огрызнулся я. – Я почти убил девушку – как тогда в лесу, помнишь? Не потому, что был голоден – просто потому, что она имела неосторожность мне понравиться. Когда ты собирался рассказать мне про это? Скольких я должен был выпить досуха, а?
– Почти не считается, – как всегда попытался увильнуть от прямого разговора демон. – Ты же смог восстановить контроль? Значит все в поря....
– А однажды не смогу, – я схватил его за ворот рубашки и притянул к себе, почти соприкоснувшись лбами.
– Однажды не смогу, – повторил я, глядя прямо в красные кошачьи глаза. Я не успел понять, как это получилось, но мой взгляд даже его заставил вздрогнуть. – Почему я слышу в голове его голос? Почему ни разу не видевшая других вампиров Анжелика называет меня «древним»? Всё ещё будешь утверждать, что я придумываю «сказки о нечестивой гордости»?
– Я… – Антинаэль растерянно покрутил головой, будто ища поддержки у старых стен, потом обречённо, и даже как-то смущённо выдохнул: – Ну не знаю я!
Я отпустил руки, а демон, неловко поправив измятый ворот, повторил тише:
– Не знаю.
Он присел на отвергнутый бочонок и с горечью пояснил:
– Когда я смотрю на вас с Анжеликой – я всё ещё вижу своё проклятие. Моё безупречное плетение силовых линий. И всё-таки что-то изменилось. Какая-то досадная мелочь, которая от меня ускользала. Когда я исправил проблему с солнцем, то посчитал загадку решённой. Видимо, это не так.
– Видимо, – я нервно расхохотался. – Сколько ещё открытий мне предстоит сделать, пока ты разберёшься с твоим вышедшим из-под контроля экспериментом?
– А знаешь, – добавил я после паузы. – Так даже лучше. Исчезает соблазн верить, что всё просто и очевидно. В бою такая роскошь часто приводит к поражению.
– Мы не на войне.
– Ошибаешься. Мы все продолжаем сражаться с тьмой за наши души.
– Я уже говорил, что ты неправильно выбрал профессию? Великий менестрель пропадает.
– Какой уж есть, – я сделал шаг к выходу, но обернулся и чуть качнул головой в направлении подбитой челюсти: – Я не буду извиняться.
– Ладно, будем считать, что это мне за дело, – отозвался Антинаэль, подпирая рукой начавшую распухать щеку.
/** Приписка почерком Антинаэля
Хотя Лест во всеуслышанье утверждает, что его мемуары не предназначены для широкой общественности, но всё же потрудился описать исполнение своего гениального плана с точки зрения противника, ни капельки не понимающего происходящее – дабы не случайно не раскрыть непосвящённым использованных тактических ходов. Что тут сказать? Однажды генерал – всегда генерал.
Глава 19. Поймать и обезвредить
Пустой дровяной сарай за таверной. Стены добротно завешаны безликой мешковиной – ни один луч луны или солнца не проникнет сюда без разрешения. Антинаэль в сотый раз проверил нарисованные на земляным полу знаки, зажёг стоящие полукругом свечи и лишь потом шёпотом произнёс ненавистное имя.
Он явился мгновенно, крепко сложенный, коротко стриженный, с аккуратными витыми рожками на голове. Золотые нити, которыми был расшит камзол, удачно гармонировали с мягко фосфоресцирующими золотистыми татуировками, которые покрывали лицо и ладони демона.
– Ниграмотеп.
– Антинаэль, – кажется, ничуть не удивился призванный. – Знаешь, удерживающий круг – это ужасно пошло и невежливо.
– Я бы не стал тратить на это время, если бы не знал, что, едва оказавшись в Провалах, ты побежишь доносить на меня Императору, – без тени смущения ответил Антинаэль.
– Тогда, возможно, тебе вовсе не стоило меня призывать, даже по истинному имени, – резонно заметил Ниграмотеп. – Но я всё-таки здесь. Почему?
– Может быть потому, что ты мало того, что присвоил моё изобретение, так ещё и испортил его? – Антинаэль пытался сохранить тон спокойный и насмешливый, но ладонь всё равно против воли сжалась в кулак.
Ниграмотеп презрительно рассмеялся:
– Испортил? О нет, мой друг, я довёл его до совершенства.
– Да что ты, ворюга, может усовершенствовать?! – всё-таки не выдержал Антинаэль. – Добавить две критические уязвимости – это ты называешь совершенством?
– Солнце и жажда крови, не так ли? – Ниграмотеп широко улыбнулся во все зубы.
Его собеседник мрачно кивнул, и демон как ни в чём не бывало продолжил:
– Разбирая твои документы, я нашёл подписанное Императором согласование твоего проекта. Там красным по белому написано, что ты обязуешься разработать «модификацию для человеческого организма, которая поднимет владельца на следующую ступень пищевой цепи и будет наводить ужас на весь род людской». Если мой разум меня ещё не подводит, это вроде как значит, что ты обещал повелителю чудовищ…
– Я и создал чудовищ! – глухо прорычал Антинаэль.
– Ха! Пока ты прохлаждался в темнице – я наблюдал за людьми. Дарил им подарки, накладывал благословения и проклятия – изучал повадки в тех или иных ситуациях, в то время как тебя интересовала лишь техническая часть вопроса. И вот что я понял: очень мало кто из них, получая власть взамен на жертвы своих соплеменников, в самом деле превращаются в чудовищ. В них рождается надменность и чувство превосходства – но ощущение принадлежности к этой общине не пропадает, нет. И мои испытуемые начинают скрываться – порой так восхитительно и изобретательно, что ни у кого даже мысли не возникает, что рядом происходит что-то зловещее. Как ни в чём не бывало ходят в гости и обнимают соседок. Тогда я и понял свою цель: разорвать узы будущего вампира с породившим его человечеством. Первым и самым очевидным способом стало солнце: люди боятся живущих в темноте. Убийцы, грабители, уродливые и обезображенные… сообщество отвергает их, и они перестают считать себя его частью в ответ. Вторым стала… тяга к изысканной пище, если угодно. Но одного голода здесь недостаточно – потеряв контроль один раз, далее испытуемый был настороже. Мне пришлось внедрить инстинкт охотника, который смотрит на людей и видит пищу. Увы, лишь в минуты, когда эмоции превалируют над разумом – никому ещё не удалось обойти установленный богами закон свободной воли. Но зато эмоции самые разнообразные – страх, ненависть… любовь. Разве тебе не кажется, что это потрясающе?
– Мне кажется, это критическая уязвимость, – повторил Антинаэль. – И снижает шансы на выживание проклятого.
– А зачем они должны выживать? – поднял брови Ниграмотеп. – Достаточно того, что они посеют немного ужаса и террора, успев оставить после себя с десяток «детей». Если ты, конечно, собирался создавать именно чудовищ, а не свою личную армию, по силе близкую к демонам, но никому не подчиняющуюся. Кажется, второй вариант напоминает государственную измену.
– Да что ты знаешь об изменах.
– Совершенно ничего, – демон развёл руками. – Меня же не сажали за них в Пустоши, в отличие от некоторых.
Антинаэль презрительно рассмеялся:
– В начале нашей беседы мне казалось, что ещё пара минут – и я разорву тебя на куски. Но теперь понимаю, что ты со своими заезженными издёвками и шаблонным мышлением не стоишь ни капли моей ярости. Ты по-прежнему жалкий подмастерье, который добрался до незаконченных работ мастера, обтесал их на свой лад и теперь сам мнит себя мастером. Жалкое зрелище.
– Ну так расскажи мне, мастер, – с ядовитой усмешкой спросил Ниграмотеп, – зачем тебе понадобился «жалкий подмастерье», то есть я? Ведь наверняка ты уже исправил мою «топорную работу» – в чём же дело?
– Всего один вопрос: что имеют в виду вампиры, когда говорят «древний»?
– Ах, Древние… – ещё одна лучезарная улыбка до ушей. – Не хочется тебя огорчать, но это уже моё исправление твоей «критической уязвимости». А именно концепта, что «каждое следующее поколение обращённых слабее предыдущего». Как-то нехорошо получится, если какому-нибудь сто пятнадцатому поколению сил будет не хватать даже на то, чтобы совладать с обычным человеком, никогда не знавшим воинского искусства.
– А зачем бессмертным столько? – фыркнул Антинаэль. – Народу Низвергнутых около четырёх тысяч лет, но на сегодняшний день в Провалах живёт не больше трёх – четырёх поколений, за редким исключением.
– А вот здесь ты ошибаешься. Я уже говорил, что ты слишком зациклился на технике, совершенно не интересуясь личностью твоих лабораторных крысок. Мы бессмертны от сотворения, они же привыкли отсчитывать года до неизбежной гибели. Как долго каждый из них будет осознавать, что время для него теперь не имеет значения? Боюсь, множество первых, вторых и даже третьих сгинет в междоусобицах за власть над кланами, племенами и всем народом. Неизбежное вырождение – вот к чему бы привёл твой проект, не дополни его я. Я изменил проклятие так, чтобы оно не игнорировало силу человеческого духа, а сливалось с ним. Теперь из сильных духом людей получались сильные вампиры, которые и через много поколений смогут возродить былую мощь. И самых могущественных их них, достойных стать вождями и предводителями я назвал – Древние. Банально, конечно, но можешь считать это данью уважения к твоей первоначальной архитектуре – среди упадка они будут напоминать самых первых проклятых.
Ниграмотеп помолчал мгновение, потом издевательски закончил:
– Вот только попробуй сказать, что это было бесполезное нововведение.
– Ну, да, да, да, у тебя, оказывается, тоже есть мозги. Какая неожиданность, – выплюнул Антинаэль с таким видом, словно проглотил что-то горькое. – А теперь сгинь в Бездну.
– Даже не предложишь мне чаю, и в качестве ответной любезности не расскажешь, где ты находишься?
Ниграмотеп сам рассмеялся своему предложению и продолжил:
– Ты основательно подготовился. Безликие стены, безликая одежда. Вот только слышишь…
Он поднял вверх руку и прикрыл глаза.
– Ку-ку, ку-ку… Это песня темнокрылой кукушки. Кажется, она обитает в лесах к северу от Леондоры. Ку-ку, ку-ку… Людям нравится байка, что кукушка отсчитывает годы жизни. Я бы заменил их на часы – сколько тебе осталось гулять на свободе, Антинаэль?
– Ах ты ублюдок! – Антинаэль рванулся, как будто собираясь задушить собеседника прямо через ограничивающий круг, но Ниграмотеп нагло помахал ему рукой и исчез в облачке дыма.
– Ниграмотеп…!!!
Антинаэль ещё дважды прокричал его истинное имя в пустоту. Ткань мироздания – вообще удивительная вещь: услышав ключ-имя, она нарушит для тебя свои собственные законы, построив теоретически невозможный переход, но после будет восстанавливать свою структуру и на это время останется глуха к твоим мольбам. Демон выругался, пинком распахнул дверь сарая и понёсся обратно к таверне.
Стрелой взлетел по лестнице на чердак и настежь распахнул двери комнатушки:
– Быстро собирайтесь! Мы уезжаем!
Анжелика неторопливо оторвала голову от подушки и так же неторопливо села на кровати.
– Какая же ты копуша! – возмутился демон, на что получил недовольное:
– И незачем так орать. Как будто за тобой вся Бездна гонится.
– Можешь считать, что так и есть! – рявкнул Антинаэль. Тут его взгляд упал на вторую кровать – пустую. – Где Лест?!
– Понятия не имею, – фыркнула вампирша. – Я ему в няньки не нанималась.
Добавила после короткой паузы с плохо скрываемым недовольством:
– Может, опять к своей девице пошёл – мне почём знать?
– Проклятье! Упакуй пока всё в сумки, а я за ним!
И не проверяя, будут ли выполнено указание, демон умчался обратно в темноту коридора.
Разгорался рассвет, и первые лучи восходящего светила окрасили небо в застенчивый розовый цвет. Я и Вирджиния сидели на лавочке возле кузницы. Памятуя о том злополучном дне, я старался даже мельком к ней не прикасаться. Да и состояние девушки к тому совсем не располагало: бледная, осунувшаяся, она постоянно куталась в тяжёлую шаль, хотя на улице было тепло.
– Спасибо, что пришёл. Ко мне уже несколько дней никто не приходит, – Вирджиния слабо улыбнулась. – Ребята пару раз заходили, звали на речку купаться, да потом перестали.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил я из вежливости, хотя те, чуждые, глаза говорили, что довольно скверно.
– Странно, – подумав, ответила девушка. – И всё-таки очень знакомо. Как тогда – во время войны. Была зима. В кузнице закончились дрова, и я, никому не сказав, пошла в лес за хворостом. Там я столкнулась с ним – вампиром. Сначала было страшно – невыносимо страшно, но потом… что-то изменилось. И стало похоже на самый желанный поцелуй. Если бы тогда ополченцы не спугнули его – я бы сейчас здесь не сидела. Потому что не просто не могла – не хотела сопротивляться… И две раны остаются… вот здесь, – Вирджиния провела пальцами по идеально гладкой шее – Антинаэль постарался: убрал все следы. – Если не считать их – как будто всё повторилось. Шут знает, что такое.
В очередной раз я ощутил себя конченным мерзавцем. Кажется, мои силы намного превосходили того вампира из леса – меня она даже не подозревала. Легче от этого не становилось – скорее наоборот. Безнаказанность издревле ходит об руку с вседозволенностью. А я всё меньше уверен, что моей воли хватит, чтобы вечно противостоять проклятому соблазну.
Вирджиния пошевелилась – я обернулся на звук – и без спроса уронила голову мне на плечо.
– Знаешь, что бы это ни было, я ни о чём не жалею – я буду вспоминать тебя и улыбаться. А слабость – она пройдёт.
На мгновение у меня мелькнула мысль, что она обо всём догадалась – меня даже подмывало спросить об этом прямо… Но тут из зазора между домами вывалился встрёпанный Антинаэль.
– Хватит рассиживаться, мы уезжаем!
Вирджиния встрепенулась:
– Уезжаете? Почему?
– Что случилось? – в тон ей спросил я, в то же время ненавязчиво освобождая плечо.
– Мои родичи нашли нас, – коротко пояснил демон, и я тут же вскочил на ноги. Обернулся к Вирджинии:
– Прости меня.
Это в равной степени относилось как к внезапному бегству, так и к тому… что случилось раньше.
Девушка лишь улыбнулась:
– Если жизнь ещё заведёт тебя в Вирлею – обязательно заходи.
Я неловко махнул ей на прощание и вслед за сорвавшимся с места Антинаэлем побежал к таверне по узким тропам между заборами.
Задний двор таверны по ранней поре был пуст – лишь в центре с кислой миной стояла Анжелика, держа за повод осёдланного Белого.
Впрочем, протестовать она не стала, ограничилась лишь злорадным:
– Отлично, мужики что-то натворили. Теперь хоть не я одна причина всех бедствий.
Ворота в Вирлее обычно открывались ни свет ни заря, и село мы покинули без труда. Как только знакомый частокол скрылся из виду, Антинаэль вскочил на коня, а мы взлетели. Я плохо представлял, куда демон пытается убежать, откуда появятся враги, и эта неизвестность нервировала куда больше стремительного и безрассудного бегства.
В пути мы провели большую часть дня, выбирая, кажется, самые неудобные и непроходимые тропы – то продираясь через буреломы, то чавкая по колено в грязи, если из-за переплетённых кустов крыльям не оставалось места. И лишь когда солнце покатилось к закату, Антинаэль указал на полуразрушенную сторожевую башню, почти скрытую от случайного взгляда забором из молодых сосен.
– Если они правда нас нашли, эта рухлядь нас не защитит, – заметил я.
– Конечно нет, – фыркнул демон. – Но хоть камнями покидаем в них напоследок.
Заявление нисколько не добавило в ситуацию оптимизма, но, кажется, беготня неизвестно от кого вымотала не только меня – Анжелика первой бодро зашагала к воротам башни, распахнутым и висящим на петлях. Мы с Антинаэлем вошли следом.
Совместными усилиями нам удалось вернуть ворота на законное место и подпереть в обилии разбросанными вокруг каменными обломками. После мы оставили коня внизу, а сами поднялись на уцелевший второй этаж.
В тревожном молчании разошлись к пустым провалам бойниц.
Первыми их заметила Анжелика. Ну, как заметила – лишь первые обрамлённые огнём тёмные порталы разорвали ткань мироздания, едва первые легионеры в полной боевой выкладке шагнули на землю, вампирша завизжала и, путаясь в подоле юбки, отползла к противоположной – сплошной – стене.
– Демоны! Это же настоящие демоны! Что же теперь с нами будет!
В тот момент она выглядела настолько испуганной и несчастной, что я уселся рядом с ней, прижал к груди, провёл рукой по взъерошенным волосам:
– Всё, всё, успокойся. Всё будет хорошо.
– С вами – без сомнений, – с несвойственной даже ему язвительностью процедил Антинаэль, отворачиваясь от бойницы. – Кому вы нужны, всего лишь два каких-то экспериментальных образца! Сейчас меня под ручки сопроводят обратно в Бездну, а вы живите тут, как хотите, разбирайтесь сами со своей жаждой крови и прочими косяками этого паразита Ниграмотепа! Между прочим, Лест, – он нехорошо прищурился и в упор посмотрел на меня, – это всё из-за тебя! Если бы ты имел хоть капельку терпения, не полоскал мне мозги своими «древними» и «нечестивыми», я бы в жизни не призвал Ниграмотепа и, уж конечно, не прокололся на сущей ерунде!
