Иван Оченков
Приключения Иоганна Мекленбургского: Приключения принца Иоганна Мекленбургского. Великий герцог Мекленбурга. Конец Смуты
– К черту твой хворост! А впрочем, клади, только поторапливайся. Если покажешь нам этого рейтара, получишь талер, а если обманул, шкуру спущу!
– Покажу, как не показать, – бормотал я, пробираясь к двери.
Занеся вязанку внутрь, я швырнул ее у двери – какая ни есть, а преграда, – и бросился к оружию. Теперь поборемся, шептал про себя, торопливо подсыпая на полки порох. Пять выстрелов – это пять выстрелов, хотя противников шестеро, теперь у меня есть шансы отбиться.
Шляхтич, видимо, потерял терпение, и гайдуки, громко бранясь, полезли внутрь. А вот это вы, ребята, зря. Два выстрела, сливаясь в один, наполнили комнату дымом, а я опрометью выскочил с другой стороны мельницы и кубарем покатился за сарай. По моим подсчетам, противников еще четверо, и теперь их врасплох не застать. На мое счастье гайдуки, вместо того чтобы окружить меня с разных сторон, продолжали буром ломиться в мельницу. Пока внутри нее раздавались крики и гремели выстрелы, я торопливо перезарядил допельфастер и завел ключом механизмы замков. Пан Печарковский, восседая на своем скакуне, руководил штурмом. Похоже, прекрасная панна Марыся не ошиблась в оценке его умственных способностей. Расстояние великовато, но можно попробовать. Я тщательно прицелился и дважды спустил курок. Жеребец шляхтича взвился на дыбы, и его седок полетел наземь. Не знаю, убил я его или только ранил, но мне некогда было выяснять это. Порох дымный и будет таковым еще долго, так что надо срочно сменить позицию, если не хочу, чтобы меня засекли гайдуки.
Гайдуки тем временем успели обыскать мельницу и поняли, что меня там нет. А выбежав наружу, обнаружили своего господина лежащим на снегу. Я наблюдал из своего укрытия, как они поднимают его и пытаются привести в чувство. Похоже, ясновельможный пан только ранен. С одной стороны, это плохо, у меня была надежда, что, потеряв предводителя, они разбегутся. Вряд ли они так уж сильно любят его. Но с другой стороны, может, они свалят отсюда, пытаясь его спасти. Но нет, пан, кажется, оклемался и требует продолжения банкета. Ну что же, врач сказал в морг – значит, в морг, никакого самолечения. Гайдуки бросились к сараю, в котором стоял мой конь. Я понадеялся, что эти лишенцы ничего ему не сделают, потому как я к нему привык и менять не собирался. Нет, ну что за уроды, толпой бросаются в сарай, не оставив никого снаружи прикрывать. Потом так же вываливаются наружу и наконец, на свою голову, находят меня, стоящего напротив них с пистолетами в руках. В отчаянной попытке достать меня саблями они бросаются в свою последнюю атаку, но так с рейтарами не воюют. Три противника против четырех стволов на таком расстоянии – это несерьезно. Расстрелял их, как в тире, и вновь ушел в сторону. Пан Печарковский еще жив, и мне сюрпризы без надобности. Опять зарядил пистолеты и взвел замки. Ну что же, ясновельможный пан, не пора ли нам познакомиться поближе?
– Пан Печарковский, вы меня слышите? – прокричал я ему. – Как вы себя чувствуете?
В ответ получил порцию отборных ругательств и приглашение подойти поближе и убедиться самому.
– Ну что же вы так ругаетесь, разлюбезный вы мой! Это вредно для кармы! Я вот по какому поводу вас беспокою – вы, помнится, обещали мне талер, если я устрою вам встречу с собой. Так вот я сильно интересуюсь – где же мой талер? Поймите меня правильно, вы ранены и не дай бог помрете, а как же мой талер? Может, отдадите обещанное бедному человеку, раз уж пообещали?
Неся подобный бред, я потихоньку подбирался к раненому, но не сдающемуся шляхтичу, держа на прицеле его укрытие. Он, не будь дураком, заполз за крыльцо и не показывался. У него, по крайней мере, один пистолет, и я не хотел проверять его меткость. В конце концов, он ранен, и я могу подождать, пока он ослабеет. Но что это, к мельнице подъезжают сани, запряженные парой лошадей. В них старый Фриц и Мартин – они, очевидно, услышали выстрелы и ощетинились пистолетами. В горле комок: друзья пришли мне на помощь. Наконец-то я не один на этой проклятой мельнице, теперь-то… что это такое, самка собаки! Проклятый шляхтич подскочил как ужаленный и выстрелил в Мартина, Фридрих попытался того оттолкнуть, и они оба повалились с саней в снег. Печарковский же немедленно развернулся в мою сторону, и мы разрядили свои пистолеты одновременно. Черт, кажется, этот мерзавец попал в меня. Впрочем, я тоже не промазал, и он упал как подкошенный, нашпигованный свинцом.
Я как в замедленной съемке вижу лицо склонившегося надо мной Мартина – слава богу, этот мальчишка жив, а где же Фриц? Мартин что-то говорил, плача, но я его не слышал. Мне было почему-то хорошо и спокойно, но немного напрягало отсутствие Фридриха. Где этот старый мошенник, неужели проклятый шляхтич его подстрелил? Внезапно слух прорезался, и я услышал, как Мартин говорит мне:
– Ваша светлость, очнитесь! Фридрих тяжело ранен и хочет с вами поговорить!
– Фридрих, где он? – силы вернулись ко мне, и я встал.
Где это мы? Огляделся и понял, что на мельнице. От очага тянуло теплом и вкусно пахло едой. Как я сюда попал? Мартин притащил? А Фридриха? Тяжко ему пришлось, бедолаге!
– Мартин, пойди посмотри лошадей, – прошептал старый Фриц. – А я пока поговорю с нашим принцем. Ступай, мальчик! Ваша светлость, слава богу, вы живы! Вам нельзя здесь оставаться, поэтому вы с Мартином должны немедленно уехать отсюда. Оставьте меня здесь и бегите.
– Что ты такое говоришь, старый ворчун! Я не брошу тебя, мы поедем все вместе или все останемся здесь.
– Вы очень изменились, принц! И я нисколько не жалею, что пролил кровь за вас. Только знайте, раньше я сделал бы это из преданности вашему отцу, а теперь, после нашего путешествия, я сделал бы это для вас. Но если моя жизнь принадлежит вашей светлости, то вы не принадлежите мне. Вам по наследству от отца досталось слишком много врагов, а вы, не теряя времени, обзаводились собственными, и теперь вы не можете рисковать. Оставьте меня здесь и бегите, это необходимо!
– Хорошо, я уеду, но прежде я позабочусь о тебе!
– Позаботьтесь лучше о Марте, ваше высочество! Если мне суждено погибнуть здесь, то считайте это моей предсмертной просьбой.
– О чем ты говоришь старина, конечно, я позабочусь о Мартине!
– Ваша светлость, когда вы потеряли память, я был уверен, что вы всех искусно водите за нос. Уж больно вы толково провернули все дело с бургомистром. То, что вы не врете, я понял лишь тогда, когда вы не узнали Марту. Да, наш Мартин – это Марта Рашке, младшая дочь бургомистра Кляйнштадта. Бедная девочка полюбила вас с первого взгляда и, не раздумывая, последовала за вами, бросив семью. Берегите ее, ваша светлость, однажды вы поймете, что лучше нее вам никого не найти. Сколько бы вы ни блудили с бродячими комедиантками, маркитантками и знатными дамами, никто не будет вас любить так, как эта бедная девочка. Надеюсь только, что вы не разобьете ее доброго сердца, прежде чем поймете это.
– Боже, так это ее я обесчестил там, в этой хижине…
– Принц, я не держал вам свечу, но бьюсь об заклад – что бы вы там ни сделали, никакая грязь не коснулась ее чистой души. Но хватит об этом, молю вас, уезжайте немедленно!
– Ваша светлость, я собрал все оружие и лошадей, мы можем ехать, – сказала зашедшая к нам Марта.
– Хорошо, но прежде мы завезем Фридриха в ближайшую деревню. Здесь он не выживет один. К тому же у пана Печарковского, чтобы его черти в аду хорошо приняли, могут быть сообщники. Негоже, если они найдут здесь раненого старину Фрица.
Завезя Фридриха, как я и собирался, в деревню и заплатив за уход местным крестьянам, мы уехали прочь. Я не сказал Марте ни слова о своем последнем разговоре с Фридрихом и по-прежнему обращался с ней как с мальчиком. Мне нужно было много обдумать, прежде чем я приму решение. Мне только казалось, что я один, – оказывается, вокруг меня люди, нуждающиеся в моей заботе и участии.
Мы ехали на санях по волшебной зимней стране, называемой Померанией, еще не до конца онемеченной, богатой и хорошо управляемой своими правителями. Ночевали в придорожных корчмах, разговаривали с людьми, любовались зимними пейзажами. Когда долгими зимними ночами мы одетые лежали, прижавшись друг к другу, укрывшись одной дерюгой, хотелось только одного – чтобы это прекрасное путешествие никогда не кончалось. Я рассказывал Марте волшебные сказки о далеких странах и прекрасных принцессах, похищенных драконами. О храбрых рыцарях, спешащих им на помощь. Такими историями ее было не удивить, но я круто менял сюжет, и рыцари в них превращались в опасных злодеев, думающих только о приданом принцесс. А драконы, напротив, были добры и благородны, потому что они на самом деле были заколдованными принцами, спасти которых могла лишь истинная любовь. Марте нравились мои сказки, и она, не зная, что ее инкогнито раскрыто, доверчиво прижималась ко мне и засыпала. А я долго не мог сомкнуть глаз, вспоминая людей, которых встречал накануне. Они были сыты, зажиточны, если не богаты и счастливы. Увы, я знал, что топор занесен над древом. Всего через несколько лет начнется ужасная Тридцатилетняя война, которая пройдет ураганом по этой несчастной земле. Прекрасные добротные дома будут разрушены и сожжены, церкви осквернены, а население подвергнется всяческим насилиям. Земля эта, окончательно онемеченная и забывшая о своих славянских корнях, будет переходить из рук в руки, пока не станет частью разбойничьей Пруссии, и Фридрих Великий будет набирать среди местных потомков славян своих померанских гренадер. Потом будут другие войны, еще более ужасные и кровопролитные, чем прежде, и у Германии отнимут эту территорию, чтобы отдать Польше. И потомки этих людей будут покидать эту землю, считая себя чистокровными немцами и не желая жить в славянском государстве. Но все это будет потом, а сейчас мы с каждой милей приближались к цели нашего путешествия – городу Дарлову, где княжил мой дядя Георг Второй.
Дядя мой, надо сказать, был человеком довольно необычным. Он чуждался общества вообще и женского в частности, а жизнь свою проводил в бесконечных охотах и упражнениях в стрельбе. Однажды это увлечение привело к тому, что пистолет взорвался в его руках, и князь Георг окривел. Происшествие никак не сказалось на его привычках, и дядя продолжал вести антиобщественный образ жизни. Трудно сказать, что заставило его жениться, ибо он определенно не питал склонности к семейной жизни. Очевидно, брак его, как это часто бывает во владетельных семьях, был оговорен еще в детстве, и когда в семействе, желающем породниться с родом Грифичей, появилась, а затем выросла и вошла в возраст подходящая девица, все было решено. Как бы то ни было, такого события, как женитьба младшего брата, не могла пропустить его любящая сестра герцогиня Брауншвейг-Вольфенбютельская. А мне просто необходимо с ней увидеться, ибо она и есть мать принца Иоганна Альбрехта Мекленбургского, то есть меня.
Прибыв в Дарлов, мы решили, что прежде чем являться к князю, необходимо привести себя в порядок. Увы, все гостиницы и постоялые дворы были заняты приехавшими на свадьбу дядюшки Георга гостями. Все же владетельные князья не каждый день женятся, и пропустить такой повод повеселиться местный бомонд никак не мог. Мы с большим трудом и за совершенно неприличные деньги сняли с Мартой крохотную конурку на окраине Дарлова. Первым делом я потребовал нагреть воды и устроил помывку. Обычно «Мартин» всегда мылся после меня, пользуясь, как видно, тем, что после водных процедур у меня благодушное настроение и я не подшучиваю над его стыдливостью. Бедная девочка, тяжело же ей было в мужской компании в этом чертовски долгом путешествии. На этот раз я категорически настоял, чтобы «он» шел первым, а я тем временем буду чистить оружие и непременно застрелю всякого, кто посмеет побеспокоить моего секретаря. Когда я помылся, Марта, не дождавшись меня, спала, свернувшись калачиком на единственной постели. Она была невообразимо трогательна, спящая в своем мужском наряде, и я не посмел ее тревожить. Накрыв ее одеялом, я устроился на полу, завернувшись в старый тулуп, и немедленно заснул. Ночью мне впервые в этом времени приснился сон. Я был в нем маленьким мальчиком в бархатном костюмчике и бежал к красивой пышно одетой даме. Какие-то женщины, очевидно служанки, удерживали меня, а я вырывался и плакал. Наконец красивая дама села в карету и уехала, а я остался. Проснувшись, я долго не мог вновь заснуть и лежа думал, что за сон мне приснился. Воспоминания ли это моего нового тела? Или причудливая игра разума, оказавшегося в незнакомой и чуждой ему обстановке? Бог весть!
Утром, подкрепившись, мы оделись в самые лучшие одежды из тех, что у нас были. На шею я повесил цепь, на руки надел перстни с печатями. Место на поясе заняла парадная шпага и самый лучший кинжал. «Мартин» тоже принарядился, хотя и отказался от украшений. Вообще-то странно для девушки. Добравшись до дворца князя, я объявил, что являюсь посланником Познанского воеводы и хочу видеть его светлость, дабы передать ему лично в руки послание. Против ожидания, меня довольно быстро проводили в заснеженный сад, где Георг Грифич предавался своему излюбленному занятию, а именно – стрельбе. Благосклонно кивнув на мой поклон, он бросил послание человеку, игравшему, как видно, роль секретаря, и спросил – хорошо ли я стреляю. Я ответил, что недурно, на что тот, показав на мишени, спросил, с которого расстояния я попаду в них.
– Из знакомых пистолетов, ваша светлость, я не промахнусь с тридцати шагов.
– Вот как? Однако не согласитесь ли вы продемонстрировать свое умение?
Я, не чинясь, отправился за своим арсеналом в конюшню. Мои допельфастеры привели князя в буйный восторг, а то, что я действительно не дал промаха, расположило его ко мне. К тому же секретарь, как видно, за время моего отсутствия ознакомил князя с посланием воеводы, так что князь удостоил меня разговором.
– Скажите, мой юный друг, известно ли вам содержание послания?
– Нет, ваша светлость.
– Познанскому воеводе ни с того ни с сего вздумалось поздравить меня с бракосочетанием, будто есть с чем. Кроме того, он рекомендует мне вас как человека исключительных качеств и просит оказать вам содействие. Что бы это значило?
– Я имел честь оказать пану воеводе некоторые услуги, в награду он решил помочь мне в одном щекотливом деле.
– Все интереснее и интереснее, и что же это за дело, позвольте спросить?
– Мне необходимо увидеться с герцогиней Кларой Марией Брауншвейг-Вольфенбютельской.
– Вот как, вы заинтриговали меня, молодой человек. Пожалуй, я помогу вам, тем более что это легко устроить. Пойдемте за мной.
Пройдя по анфиладе комнат, мы скоро были в покоях, отведенных герцогине. Камергер доложил о нашем приходе, и мы оказались в небольшом зале перед роскошно одетой дамой и ее приближенными.
– Дорогая сестра! – обратился к ней Георг. – Позволь рекомендовать тебе этого молодого человека, он столь хорошо стреляет, что просто не может быть дурным человеком. Кстати, как вас зовут, друг мой?
Я же, не в силах произнести ни слова, во все глаза смотрел на прекрасную даму из моего сна. Да, она стала старше, и печали оставили свой след на ее прекрасном лице, но все же это была она. Мать принца. Наконец, сбросив с себя оцепенение, я сделал шаг вперед и низко поклонился.
– Ваша светлость! – сказал я ей. – Я бедный сирота, на голову которого, несмотря на молодость, свалилось множество несчастий. Одно из них лишило меня памяти обо всей моей прошлой жизни. Все, что я помню, – это прекрасное женское лицо, которое вижу сейчас перед собой. Все, чего я хочу, – это обрести семью, которая у меня когда-то была и которой меня лишили. Ответьте мне, суждено ли моему несбыточному желанию сбыться? Обрету я покой и счастье – или стану бесприютным скитальцем на всю оставшуюся жизнь?
В воздухе после моих слов повисла звенящая тишина. Я медленно поднял голову и взглянул в лицо герцогини. От одного ее слова сейчас зависела моя судьба. Да, она мать принца, но что-то же заставило ее расстаться со своим ребенком… Наконец я услышал ответ:
– Вы не сирота, сын мой! У вас есть мать, которую злая судьба вынудила расстаться со своим мальчиком. Но она никогда не забывала о нем и каждый день молилась за него пречистой деве. Иоганн, мой мальчик, обними меня…
Раннее утро, часов нет, но подозреваю, что шесть утра. Вчера моему герцогскому высочеству отвели личные покои в замке. Все более-менее приличные комнаты, очевидно, заняты. Оно и понятно – прочие гости явились раньше, и кто первый встал, того и тапки. Блудного принца никто не ожидал и апартаментов ему не готовил. Кстати, невеста еще не прибыла, а с ней, как водится, должна прибыть куча прихлебателей, и их тоже где-то надо разместить. Так что эта комната в угловой башне, больше напоминающей мансарду, и то дар божий. Ну а что, места много, кровать просторная, мягкая, камин есть, значит, не замерзну. Кстати, о «не замерзну». Где Марта? Точно помню, вчера была, представил ее маме, дяде и всем, всем, всем как своего секретаря и «лучшего кореша» Мартина. Ну да, дядя Георг в честь нежданно-негаданно обретенного племянника закатил ма-а-аленькую такую пирушку. Здоров пить Грифич – если кто мне начнет втирать о русском пьянстве, плюну в рожу! Впрочем, померане вообще и Грифичи в частности – славяне. А мне, несчастному, шестнадцать! В моем прежнем времени спаивать малолетних – подсудное дело. Ладно, это все лирика. Вспоминаю, точно, Мартина увела маменька со словами, что позаботится о моем человеке. Ну что же, мама сыну плохого не пожелает, вставайте, принц, вас ждут великие дела!
В замке все спят, в смысле все господа. На кухне слышна суета, на дворе стук – видно, колют дрова. То есть прислуга суетится, обеспечивая комфорт. Черт, а головка-то бобо. Минералки нет и не предвидится, предложившему мне опохмелиться лично прострелю голову. Так что физкультура и здоровый образ жизни – это наше всё. Кстати, а где здесь удобства?
Пока раннее утро и принц никому не нужен, надо обследовать замок более детально. Вчера как-то мельком все, галопом. Итак, сие архитектурное сооружение было когда-то действительно укреплением. Но с тех пор в стенах прорубили большие стрельчатые окна. Дворик накрыли крышей, получив таким образом помещение для пышных церемоний, танцев и прочего. Но это с фасада, с тыла все более традиционно. Моя башня наиболее удалена от других жилых помещений и имеет отдельный вход. С одной стороны, это плюс – можно незаметно уйти, с другой – наоборот, кто-то может незаметно наведаться ко мне, и моя паранойя мне об этом просто кричит. От башни ведут две галереи – одна к тому месту, где, очевидно, раньше был донжон. Это наиболее старая часть замка. Там апартаменты моей матери и ее свиты: все-таки герцогиня! Сам дядя Георг тоже живет в башне, но слегка, раза так в три, побольше моей. Кроме того, эта башня с фасада. К ней можно пройти второй галереей, а можно просто спуститься и через задний двор пройти в людскую, а оттуда куда нужно. Ну что же, пути возможного отхода разведаны, а не пора ли подкрепиться? В поварне умопомрачительно пахнет свежей выпечкой, но едва я собираюсь пройти продегустировать, передо мной возникает ливрейный лакей.
– Ее светлость желает, чтобы вы присутствовали на утреннем кофе! – важно провозглашает он в мою сторону.
Базара нет, дружище, веди! Кофе, которого я не пил с момента попадания в прошлое, будет весьма кстати. Крепко заваренный чай, правда, был бы еще лучше, но увы и ах.
– Но… ваша светлость разве не переоденется?
Тьфу ты, пропасть! Я же аристократ, и мне полагается десять раз на дню менять одежду. Кстати, а вещи-то на квартире остались, да и вряд ли форма черного рейтара хороша для торжественного завтрака, а другие шмотки как-то не выжили в странствиях. Черт, да где же Марта-Мартин?
– Увы, любезный, моему высочеству не на что сменить сии бархатные лохмотья! Так что веди так, и поживее!
Моя liebe mutter[10] если и не одобрила мой туалет, то виду не показала. Нам подали восхитительно пахнущий кофе и совершенно прелестную выпечку, в которую я тут же вцепился зубами. Прелесть, а кофе… Нет, я в полном восторге!
– Вам нравится этот напиток, сын мой?
– Кофе? Он восхитителен, давненько я не пил ничего подобного.
– Интересно, где вы вообще могли его пить? У моего мужа повар итальянец, именно он познакомил меня с этим чудесным напитком.
– Простите, матушка, я не имею ни малейшего представления о том, где я мог узнать о кофе, но его вкус мне определенно знаком, и… Можно мне еще чашечку?
Какая мать не радуется прекрасному аппетиту своей кровиночки! Клара Мария не была исключением. Только дождавшись, когда я утолю свой первый голод, она перешла к делу.
– Я вижу, вам очень понравилась компания дяди, сын мой?
– Матушка, я бедный изгой, и у меня нет ни друзей, ни сторонников. Ваш светлейший брат любит стрелять, и я стреляю. Если бы он любил псовую охоту, я обсуждал бы с ним стати борзых кобелей. Будь он астрологом – я бы разглядывал с ним звезды.
– Я очень рада слышать, что вы повзрослели, мой мальчик. Это очень хорошо, вам известно, что вы очень вовремя появились, сын мой?
– Вот как? Что-нибудь случилось за то время, пока я скрывался?
– Увы, да. Ваши мекленбургские родственники решили, что вы сгинули, и вознамерились наложить лапу на ваше имущество.
– Вы имеете в виду Стрелиц и еще два города?
– Именно так. Плюс вам полагается рента в шесть тысяч золотых гульденов.
– Которой я тоже давно не видел, – немедленно подхватил я, поскольку знал о жлобстве родни от Фрица.
– Узнав о вашем прибытии, я немедленно известила всех в Мекленбурге, что вы живы и находитесь здесь, у своей родни.
О как! Пока мы с дядей Георгом занимались черт знает чем, моя маменька обо всем побеспокоилась и уже начала действовать! Уважаю!
– Кроме того, вам, сын мой, необходимо послать письма в магистраты своих городов с требованием отчета и положенных выплат.
– Замечательная идея, матушка, а как велики эти выплаты?
– Они, увы, не столь велики, как хотелось бы, однако в вашем положении любая сумма будет уместна.
– Преклоняюсь перед вашей мудростью, матушка!
– Кроме того, ваш отец был герцогом. Вы – его единственный и законный наследник, а до сих пор считаетесь принцем. Это неприемлемо, вы должны истребовать для себя герцогскую корону и титул. Вы молоды и здоровы и вполне можете стать родоначальником новой ветви в Мекленбургской династии. Мекленбург-Стрелицкий звучит ничуть не хуже, чем Мекленбург-Гюстровский.
– Я так понимаю, что для ношения короны необходима коронация?
– Разумеется, сын мой, и лучше всего это сделать у себя в Стрелице, однако там вы не будете в безопасности. Но в Дарлове можно короноваться ничуть не хуже. Потом вашу коронацию подтвердит император – и дело сделано. Кроме того, вам необходимо привести в порядок свой гардероб и завести свиту.
– Свиту?
– Разумеется, «короля играет свита». У здешних дворян найдутся младшие сыновья, для которых поступить к вам на службу будет верхом мечтаний.
– Кстати, о службе, матушка, не подскажете, где мой секретарь? Что-то я его не вижу.
Герцогиня посмотрела на меня долгим испытующим взглядом и усмехнулась.
– Юная Марта будет находиться в моей свите, молодой человек, она умная, почтительная и хорошо образованная девушка. Пожалуй, она будет моим «секретарем», а не вашим. Вам же надо подумать о женитьбе, и я в ближайшее время займусь поиском подходящей партии.
– Марта? Девушка? – попытался я удивиться как можно натуральнее.
– Сын мой, к счастью, в отличие от своего отца, вы совершенно не умеете лгать. Поэтому не трудитесь, особенно при матери. Я пока еще не выжила из ума и не ослепла. Едва я задала ей пару вопросов наедине, она мне во всем призналась. Меня растрогала ее история, и я займусь ее судьбой. И уж во всяком случае, не позволю вам ее испортить.
– Но, матушка! Клянусь вам, я сам недавно узнал!
– Никаких «но». У вас много дел, молодой человек, ступайте.
– Но могу я хотя бы увидеть ее?
– У вас будет такая возможность.
Нет, вы видели? На ходу девку из стойла увели… во я дурак!
Едва выйдя из покоев герцогини, я наткнулся на посланника дяди. Его светлости возжелалось пострелять. Да со всем нашим удовольствием!
Будучи в несколько взвинченном состоянии, я, едва поздоровавшись с князем Георгом, прошел к столу, на котором рядком лежали различные заряженные карамультуки. Кстати, и мои допельфастеры – их что, приватизировали? Подхватив их, подошел к импровизированному огневому рубежу и с двух рук расстрелял мишени. Фух, кажется, немного отпустило. Дядя и его свита восторженно рукоплескали моему стрелковому мастерству. Я улыбнулся и несколько карикатурно раскланялся.
– Мой дорогой племянник, у вас было дурное настроение? Забавно, меня стрельба тоже успокаивает. Что-нибудь случилось?
– Ничего серьезного, любезнейший дядюшка! Маменька увела моего секретаря, и теперь я совсем один.
– У вас есть какие-нибудь нужды? Нет ничего проще! Эй, Франц, возьми еще пару человек, и поступаешь в распоряжение его светлости.
– О, благодарю вас, князь, вы меня просто спасаете, чем я могу вас отблагодарить?
– Какие пустяки, впрочем, есть одно дело, в котором вы могли бы меня выручить.
– Приказывайте, князь!
– Через три дня прибывает моя невеста, а у меня разыгралась подагра. Вы не могли бы отправиться ей навстречу?
– Для вас, дядя, хоть на край света!
– Полно, не надо так далеко, достаточно будет за десять лиг. Встретите, проводите. В конце концов, вы почти герцог и мой племянник.
– Есть одно обстоятельство: у меня нет парадного костюма. А встречать невесту в таком виде…
– Пустое, мои портные в вашем распоряжении, вам будет в чем встретить невесту, а также в чем сидеть на пиру и в чем танцевать на балу.
Опаньки, танцевать… а я умею? То есть я, Иван Никитин, находясь в легком подпитии, вполне могу изобразить «камаринского», но есть определенные сомнения, что этот танец подойдет. А вот я, Иоганн Альбрехт, умею танцевать? И что вообще сейчас танцуют?
Следующие два дня проходили в дикой суете. Бесконечные примерки сменялись уроками танцев и этикета. Да, кому и сколько раз кланяться, а перед кем задирать нос – принц тоже забыл, а я и вовсе не знал. Торжественные приемы пищи с матушкой, дядей и кучей приближенных тоже отнимали кучу времени. Стрельба, конные выезды, составление писем в Стрелиц, Миров, Ивенак и Мекленбург.
Танцам и этикету меня учила придворная дама матушки, женщина довольно бойкая, но в возрасте. Я попытался выторговать участие Марты, но не выгорело. Та же история с письмами – матушка осталась непреклонной и прислала какого-то старичка-нотариуса. Эх, не видать мне Марты, как своих ушей. Хотя это мы еще посмотрим!
Все свое более-менее свободное время я тратил на знакомство с прислугой. Их не так мало, и всех сразу запомнить нереально, но я старался. По крайней мере, я знал, что молодой конюх Якоб сохнет по служанке Кларе, а у кухарки Ирмы болеют дети. Привратник Янек не дурак выпить, а его племянник Иржик знает крыши замка как свои пять пальцев. Этого мне, собственно, и надо, доброе слово и кошке приятно, так что расположение комнат в покоях матушки и кто их занимает – мне известно.
Вечером я пробрался на крышу и, захлестнув принесенную веревку за зубец, спустился к окну, где поселили Марту. Сквозь мутноватое стекло увидел маленькую комнатку. Из обстановки две кровати и стол, за столом кто-то сидел, вроде женщина, но не разобрать. Была не была, тихонько постучал по окну костяшками пальцев, пытаясь привлечь внимание. Господи, сделай так, чтобы это была не соседка, а то доведу до родимчика! Женщина подошла со свечой к окну, и я сквозь муть увидел испуганное лицо Марты. Спасибо тебе, всевышний! Прижался к стеклу, насколько позволяла решетка, чтобы она меня разглядела, и смотрел на ее бесконечно милое лицо. Чертово окно не открывалось, Марта что-то говорила, но я не слышал. Я что-то говорил ей, но она не слышала меня. О свиданьице! Но главное, что я ее нашел. Вдруг Марта резко обернулась и кинулась назад к столу – похоже, мы все-таки привлекли нежелательное внимание. Ну что же, мне пора. Эх, маменька, а Марту я вам не отдам, так и знайте.
Прекрасным солнечным днем поезд невесты, княжны Агнессы Магдалены Ангальт-Десауской, повстречался в чистом поле с добрым молодцем мной в сопровождении немаленькой свиты. Горнисты протрубили нечто бравурное, я и мои приближенные спешились. Приближенные раскланялись, принц, то есть я, важно наклонил голову. Ибо не фиг! Ну что же, здравствуйте, гости дорогие, ваш товар приехал к нашему купцу. Наш купец назначил меня уполномоченным по встрече, доверенность показать? Из здоровенного возка с дымящей трубой в крыше показались дамы. Дамы – другое дело, и им поклон куда более почтительный и куртуазный. В центре композиции под названием «Мы устали в дороге и замерзли» молодая девушка, являющаяся, очевидно, невестой. К ней я и подошел.
– Позвольте представиться, ваша светлость, я – племянник вашего жениха принц Мекленбург-Стрелицкий. Для меня честь знакомство с вами, позвольте быть вашим покорным слугой.
Дамы с благосклонностью поглядывали на меня. Ну а что? Дядины портные потрудились на славу, сам я тоже не за печкой родился. Молод, правда, по здешним понятиям, ну да это ненадолго. Красавчик, одним словом! В герцогской короне на шляпе. Меня попросили присоединиться к принцессе в возке и рассказать, откуда я такой красивый взялся, каков будущий муж княжны, каков двор князя в Дарлове и тому подобную информацию. Ну, понятно, дамы в дороге заскучали, все сплетни обмусолили, информационный голод – это вам не тетка. Да со всем нашим удовольствием, поездить дамам по ушам – это мы можем. Кстати, язык мой в этом времени иногда обретает удивительную легкость, бывает, задвигаю с самым невинным видом такую чушь, что самому неудобно. А вот поди же ты, слушают! Возок и вправду довольно вместительный, там помимо невесты служанка, камеристка, какая-то тетка, очевидно воспитательница, и еще одна молодая дама, как видно, родственница.
Впрочем, для меня место есть, и я, расположившись в этом цветнике, с удовольствием проехался по ушам моих слушательниц.
– Мой дядя, прекрасные дамы, человек редких качеств. Он добр, богат, знатен, его обожают его подданные, и он, несомненно, составит счастье своей жены.
– А он красив? – робко спросила невеста.
Голубушка, а вам портрет не показывали перед помолвкой? Впрочем, придворные живописцы могут и приврать.
– Ваша светлость, ваш будущий муж красив той мужественной красотой, которая отличает мужчин из рода Грифичей. Вообще хочу вам сказать, что красота – необходимое качество для женщин, и я счастлив наблюдать, что избранница моего дяди обладает им в полной мере. Как, кстати, и ее приближенные. Мужчине же обладать этим качеством совершенно излишне, достаточно быть чуть привлекательней обезьяны, чтобы прослыть красавчиком.
