Иван Оченков
Приключения Иоганна Мекленбургского: Приключения принца Иоганна Мекленбургского. Великий герцог Мекленбурга. Конец Смуты
Дамы дружно засмеялись, а воспитательница кокетливо стукнула меня веером.
– Ах, ваша светлость, вы такой шутник! Но вы-то обладаете этим качеством в полной мере, иной бы и девушке позавидовать!
– Ну что вы такое говорите, милые дамы. Вы, верно, хотите меня смутить! На вашем фоне я как невзрачный полевой цветок на фоне прекрасных роз из оранжереи.
– А что это за легкий шрам у вас на лице, ваше высочество? – подала голос молодая женщина, представленная мне как Катарина фон Нойбек, действительно оказавшаяся дальней родней княжне, показав на отметину, оставшуюся мне на память о Печарковском.
– О, это один горячий шляхтич хотел меня застрелить!
– Какой ужас, а что же случилось?
– Я застрелил его!
– Но отчего же произошла ваша ссора?
– Ну, разумеется, из-за дамы! Из-за чего же еще могут повздорить два благородных человека!
– Ах, как романтично! Расскажите, принц, эту историю!
– Да не было никакой истории, жила-была одна прекрасная панна, ну не такая прекрасная, как окружающие меня дамы, но все же довольно милая. Так вот, некий шляхтич воспылал к ней страстью и вознамерился украсть ее из родного дома подобно дикому татарину. Но на счастье этой пани рядом случился я и помешал свершиться этому ужасному злодеянию.
– Вы с ним дрались на дуэли? – прощебетала нежным голосом невеста, и я отметил, как загорелись у нее глаза.
– Увы, для куртуазного вызова не было времени, я гнался за похитителем на коне, а он убегал, перекинув безжизненное тело юной девы через седло. Его злобные сообщники пытались остановить меня, но я заколол их одного за другим. Потом мы сошлись в бою с самим похитителем, и я одолел его и привез девушку домой, к безутешно рыдающим родителям.
– О, как вы храбры и благородны! А что же девушка, она, верно, влюбилась в вас за свое спасение?
– Увы, я не знаю, обстоятельства вынудили меня покинуть пределы Польши, и я больше никогда ее не видел.
– Бедная девушка, что же с ней сталось?
– Полагаю, родители выдали ее замуж.
– А как ее имя?
– Увы, данное мной слово не позволяет открыть мне ее имя.
– Ах, принц, вы такой галантный кавалер!
Так, коротая время за беседой, мы приблизились к Дарловскому замку, где нас встречал местный бомонд.
Кстати, на церемонию бракосочетания заявился еще один мой дядя – нынешний глава клана Грифичей Филип II герцог Штетинский. Он жутко обрадовался, что невесту есть кому встречать, и с ходу командировал мне все свои полномочия и половину своей свиты. Горнисты с серебряными трубами – его, кстати, шляпа с герцогской короной – тоже его подарок.
Так вот, мои дражайшие родственники, не иначе утомленные долгим ожиданием невесты, хорошенько заправились мальвазией из погребов счастливого жениха. Нельзя сказать, что лыка не вязали, но впечатление производили то еще. Положение спасла моя маменька, коршуном кинувшаяся на невесту и прочих гостей и уведшая их отдохнуть с дороги. Доблестные владетели померанской земли сделали попытку вовлечь в пьянство юного герцога Мекленбургского, но он, не будь дурак, воспользовался суматохой и скрылся. Торжественный прием гостей оказался, таким образом, несколько скомкан, но главное действо должно было произойти завтра, когда состоится церемония венчания, после чего торжественный обед и бал. Пока матушка руководила размещением дорогих гостей, я заявился прямиком в ее апартаменты и, сделав самое наивное лицо, поинтересовался, где герцогиня. Матушка, как было мне отвечено, вместе со своими приближенными находится у княжны Агнессы Магдалены.
– Ох, как досадно, я должен был ознакомиться с одним документом. Скажите, а Марта сейчас с матушкой? Она должна знать об этих бумагах.
– Марта находится у себя, прикажете позвать, ваша светлость?
– Пожалуй, да. Позовите.
– Сию секунду будет исполнено.
Господи, что со мной? Да, я в теле шестнадцатилетнего пацана, но сознание-то у меня взрослого тридцатилетнего мужика! Почему я так волнуюсь? Наконец я слышу быстрые летящие шаги, дверь распахивается, и появляется Марта. Я ловлю себя на мысли, что впервые вижу ее в женском наряде. Нет. Конечно, я видел ее в крестьянском платье, когда мы вместе скрывались от святого трибунала. Но я был уверен, что она мальчик, да и крестьянская одежда – это совсем другое. Теперь передо мной обворожительная девушка, одетая в прекрасно сшитое платье из зеленого бархата. Над прической явно как следует поработал куафер герцогини. На шее тоненькая серебряная цепочка с медальоном. Подол наряда, как принято для девиц, несколько не достает до пола, и из-под него выглядывают премилые башмачки с пряжками. Добавьте к этому портрету огромные лучистые глаза и счастливую улыбку – и вы получите полное представление о том, что я увидел.
– Марта, боже, какой же я был болван! Как я вообще мог принять тебя за мальчика! – проговорил я срывающимся голосом и, бросившись к ней, схватив за руки.
– Мой принц! – шептала она, плача счастливыми слезами. – Мой принц, как давно я вас не видела!
– Полно, Марта, не плачь! Я рядом, я с тобой. Мы никогда теперь не расстанемся.
– Правда? – спросила она срывающимся голосом.
– Что здесь происходит?! – раздался за спиной властный голос герцогини Брауншвейг-Вольфенбютельской. – Кто-нибудь мне объяснит это?
Маменька, блин, как вы все же не вовремя! Чего бы вам княжной Агнессой Магдаленой не заниматься? Впрочем, а кому легко?
– Матушка, а вот и вы! А мы тут с Мартой как раз о вас говорили!
– Вот как? И говоря обо мне, вы собирались не расставаться с этой бедной девушкой?
– Разумеется, ведь вы взяли ее на службу, а я ваш сын, не так ли? Я наконец обрел свою матушку после долгой разлуки и не собираюсь расставаться теперь с ней, – проговорил я с видом как можно более невинным.
Ее герцогская светлость подарила мне взгляд, в котором скепсис перемежался с удивлением.
– Марта, дитя мое, мне надо поговорить со своим сыном, оставь нас, пожалуйста.
Марта, сделав книксен, убежала. Как только стих стук ее каблучков, герцогиня спросила меня:
– Сын мой, как вам удалось проникнуть ко мне и встретиться с Мартой? Я ведь отдавала на этот счет самые четкие указания.
– Матушка, вам не следовало забирать с собой всех, кому вы давали такие указания. Я просто зашел и отдал приказание, как человек, имеющий на это право. Никто не посмел мне отказать.
– Да уж. Отдаю должное вашему изворотливому уму.
– И мой ум, ваша светлость, совершенно не понимает смысла ваших усилий. Если бы вы взяли на себя труд разъяснить мне, в чем этот смысл состоит, возможно, я пустил бы свою изобретательность в более продуктивное русло.
– Сын мой, вы очень молоды, и я боюсь, что можете наделать глупостей.
– Матушка, признаю, я сделал немало глупостей за свою не слишком продолжительную жизнь, но мне любопытно, от каких именно вы хотите меня оградить? Ведь может же случиться так, что ваши усилия окажутся напрасны.
– Сын мой, вы должны начать новую ветвь рода Никлотичей, и вам следует жениться на девушке вашего круга. Ваш брак должен принести вам прежде всего политические выгоды.
– Совершенно согласен с вами, матушка, но хочу заметить, что я довольно молод для брака. И ради всего святого, а при чем здесь Марта?
– Но я полагала…
– Что я бежал с ней из Кляйнштадта, чтобы тайком обвенчаться?
– Но…
– Господь вседержитель! Бургомистр этого городка додумался обвинить меня в колдовстве, идолопоклонстве и ереси. Но даже ему не пришло в голову обвинить меня в слабоумии.
– Но мне показалось, что вы к ней неравнодушны…
– Святая пятница! Да знаете ли вы, через что мы прошли вместе с Мартой! Мы вместе скрывались, сражались, мерзли в снегах. Конечно, я к ней неравнодушен! Да я любому горло за нее перегрызу! Но с чего вы взяли, что я женюсь на ней?
– На какое-то время мне показалось, Иоганн, что вы не похожи на своего отца. Но, увы, вы точно так же готовы волочиться за любой юбкой.
– Каков бы ни был мой отец, он женился на вас, матушка. Так что я совершенно не понимаю сути ваших претензий.
– Вот именно этим вы и напоминаете своего отца, он точно так же не думал о людях, его окружающих. Как я вижу, вы хорошо осознаете свое положение и думаете о том, как его улучшить. Это весьма похвально, но подумали ли вы хоть раз о будущем этой бедной девочки? Что вы можете ей предложить, разве что место официальной любовницы? А если у вас родятся дети? Вы не французский король, чтобы жаловать своим бастардам титулы!
– Матушка, но…
– Нет уж, никаких «но», Иоганн! Дослушайте меня, пожалуйста. Я прекрасно знаю, чем эта девочка пожертвовала ради вас и какие услуги она вам оказала. И уж поверьте мне, ценю это.
– И что вы намерены делать?
– Я намерена устроить ее жизнь! Я намерена дать ей приданое. Я намерена найти ей хорошего мужа. То есть дать все то, что необходимо порядочной женщине и что вряд ли сможете дать ей вы.
– Что же, матушка, считайте, что вы меня пристыдили. Если Марта захочет того будущего, которое вы ей уготовили, видит бог, я не стану ее удерживать. Но я готов поставить золотой гульден против медного гроша, что у вас ничего не получится. Нет такой решетки, которая удержала бы в клетке эту храбрую девочку. Она все сделает, чтобы быть рядом со мной, и даже если весь мир ополчится против меня, она будет стоять рядом и заряжать мои пистолеты. Не знаю, чем я заслужил такую любовь, но у меня не хватит сил оттолкнуть ее.
Выйдя из покоев матери, я бесцельно шел по бесчисленным коридорам замка, пока не наткнулся, к своему удивлению, на дядю Георга. Тот изрядно назюзюкался и, возможно, поэтому очень обрадовался, увидев меня.
– Где ты пропадаешь, милый племянник! Я тебя обыскался.
– Ну что вы, любезный дядюшка, я был у герцогини. У нас был с ней разговор.
– Полагаю, разговор был не слишком приятным? У тебя не очень уж довольный вид.
Внезапно мне в голову пришла поговорка: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». А не проверить ли мне ее истинность?
– Вовсе нет, дядюшка. Просто у меня такое чувство, что мне что-то недоговаривают.
– Вот как?
– Ну, посудите сами. Я не помню своего прошлого, но вряд ли за шестнадцать лет успел оттоптать сильным мира сего так много мозолей. Как произошло, что меня обвинили черт знает в чем, а моя влиятельная родня, вместо того чтобы вступиться, кинулась делить мое имущество. В Священной Римской империи уж почти сто лет никто не слышал об инквизиции, но ради заштатного принца мгновенно собрали священный трибунал. Я, черт меня побери, лютеранин, но католики едва не зажарили меня, а моим братьям по вере нет до этого никакого дела! Что происходит, дядюшка?
– Клара ничего тебе не рассказала? Что ж, придется это сделать мне.
– Я вас внимательно слушаю.
– Да уж послушай, я сейчас пьян, но я не выжил из ума. Иоганн, ты хороший парень, и тебе надо знать, чего опасаться. Видишь ли, племянник, так уж случилось, что твой отец натворил немало нехороших дел за свою довольно беспутную жизнь. И тебе по наследству достались все его враги, а их немало, поверь мне, а ведь я не обо всех знаю. Но есть еще одно обстоятельство, о котором тебе следует знать. Дело в том, что ты немного поторопился появиться на свет. Твой отец никогда не видел моей сестры до свадьбы, но ты родился ровно через семь месяцев после венчания. Такое случается, и твой отец сделал все, чтобы никто не сомневался в твоем законном происхождении, но его враги это запомнили. Родственники твоего отца могли одним словом прекратить твои злоключения, однако, как видно, не захотели. И я так думаю, что причина именно в этом. Они не считают тебя своим.
– Так я бастард? – несколько ошарашенно спросил я.
– Вовсе нет, твое рождение абсолютно законно, о чем есть все соответствующие документы. Но послушай меня, мальчик, держись подальше от Мекленбурга и своих тамошних родственников, по крайней мере, пока. Шесть тысяч гульденов и три города – достаточно веская причина, чтобы забыть о родстве. Тем более что один раз они тебя уже почти похоронили. А где один, там и второй.
– Что же мне делать?
– Не знаю, парень. Если пожелаешь, можешь жить у меня сколько захочешь. Здесь тебя никто не тронет. Но если хочешь вернуть себе Стрелиц и герцогскую корону, тебе нужны сильные покровители. Я бы на твоем месте отправился в Швецию или Данию. Там, при известной ловкости, ты смог бы найти поддержку при дворе. А ты парень, чего уж там говорить, довольно ловкий. Слушай, что-то у меня в горле пересохло, не хочешь ли выпить?
– Не вижу причин, милый дядюшка, почему бы два имперских князя не могли выпить!
– Чертовски хорошо сказано, мой мальчик! – захохотал в ответ князь Дарлова.
Поскольку князья не каждый день женятся, к этому мероприятию все долго готовятся. Надо ведь и людей посмотреть, и себя показать, и с сильными мира сего отношения завести. Что ни говори, а князь Дарлова – фигура для местных дворян. Его братья и сестры, тоже князья и герцоги, имеют свои блистательные дворы и не слишком часто бывают в таком захолустье. Так что надо не зевать, шить новые костюмы, надевать все драгоценности, какие есть, да привозить своих многочисленных чад на такой пышный праздник. Глядишь, дочка кому приглянется или сына возьмут в герцогскую гвардию, жизнь-то и наладится. Так что померанские дворяне не зевали. Определенную интригу создавал еще и невесть откуда взявшийся племянник князя. Юный принц Мекленбург-Стрелицкий, конечно, темная лошадка, но если дело выгорит, далеко может вывезти. Судите сами, он молод, красив, хорошо образован и потенциально богат. Шутка ли – шесть тысяч гульденов годовой ренты, да в наших местах таких деньжищ отродясь не видали. Да еще наследственный лен из трех городов – это вам не фунт изюма. Правда, у принца какие-то нелады с родней и прибыл он гол, как сокол, но материна родня его не бросила. Так что молодой человек роскошно одет, занимает первые места согласно своей знатности и смотрит милостиво. А еще, мамочка, как он прекрасно танцует! Ну, посмотрите, мама, вот он ведет невесту в менуэте – ах, какая великолепная пара!
Такие шепотки преследовали меня с самого начала церемонии. Если в церкви еще как-то держали себя в рамках, то на балу просто распоясались. Впрочем, очевидно, какая-то часть бурной биографии принца стала всеобщим достоянием, так что дочек почтенные родители слегка придерживали: «Не по вашим зубам орех, дурочки», – а вот сыновей, особенно младших, вперед пихали: «Смотри браво, дуралей, вон у принца свиты нет, глядишь, и ты на что сгодишься».
Я всем милостиво кивал и улыбался, танцевал с дамами, раскланивался с местными шишками на ровном месте. Одобрительно смотрел на недорослей и иногда, улучив момент, подмигивал их сестрам. Танцевал, кстати, в основном с невестой. Бедняжке было скучно, и дядя в который раз командировал мне все полномочия. Вот интересно, а ночью он меня на помощь не позовет? Так, тихо, держи себя в руках и не забывай, чей хлеб ешь! Если уж совсем невтерпеж, вон Катарина фон Нойбек смотрит голодными глазами давно не доенной коровы. А пуркуа бы, собственно, и па? Тем более что матушка Марту на бал не пустила. Ну, просто как злая мачеха Золушку.
Следующий танец танцую с фрау Катариной. Говорю ей витиеватые комплименты, сжимаю руку чуть сильнее, чем позволяют приличия, смотрю с обожанием во взоре.
– Как вас разместили, прекрасная фройляйн Катарина?
– О, спасибо, все прекрасно!
– Ваши комнаты ведь в восточном крыле?
– Да, ваша светлость, они очень светлые и просторные.
– И рядом с апартаментами моей матушки, не так ли?
– Совершенно верно, а вы, принц, живете в ее половине?
– О, нет. Я живу в западном крыле, в одинокой башне. Там довольно мрачно и уединенно, но знаете, там прекрасные фрески на стенах.
– Что вы говорите, ваша светлость, а что они изображают?
– Сцены грехопадения Марии Магдалины, хотите, я вам их покажу?
Тем временем танец подошел к концу, и я повел свою партнершу к ее месту. Отвечая реверансом на мой поклон, она подняла голову и, воспользовавшись отсутствием внимания, негромко шепнула мне с обворожительной улыбкой:
– Ваша светлость, я надеюсь, что мне удастся насладиться сценами грехопадения, когда я выйду замуж, в компании своего супруга.
Так, я не понял, меня что – только что отшили? Терпение, Иоганн, терпение, господь увидит, как ты мучаешься, и пошлет тебе что-нибудь лучшее.
Когда бал наконец подошел к концу, я устало побрел в свою башню. Ну что за жизнь в деревне без пулемета? Открыл дверь и задумался, не зажечь ли свечу, а может, ну ее. В этот момент чьи-то руки закрыли мне глаза, я от неожиданности на секунду замер, но тут же рывком развернулся и замер вновь. На меня с лукавой улыбкой смотрела Марта.
– Ваша светлость так долго предавался развлечениям, что я уж думала, не дождусь.
– Марта! Ты здесь! Ты провела мою матушку и сбежала ко мне? Марта, ты просто чудо! Марта…
– Ваша светлость, смиренно умоляю вас, заткнитесь! – прошептала девушка и заткнула мой рот поцелуем.
Я вне себя от восторга подхватил ее на руки и понес к кровати, думая про себя: «Какое все-таки счастье, что Катарина отшила меня, – хорош бы я был, приведя ее сюда!»
Когда мы утолили первую страсть и слегка отдышались, я, любуясь на ее счастливое лицо, спросил:
– Послушай, я ведь ничего не помню о прошлом. Мы ведь, кажется, были с тобой и твоей сестрой в той хижине во время грозы, так почему?..
– Ах, мой принц, вы ведь и впрямь ничего не знаете. Я полюбила вас с первого взгляда, а вы были так увлечены моей сестрой Авророй, что не обращали на меня никакого внимания. Тем днем вы были так заняты ею, что и не заметили меня, а я плакала за стеной, что вы выбрали не меня.
– Постой, так ты…
– Да, принц, эта ночь первая у нас с вами. Но довольно слов, я мечтала об этом все время и боялась признаться. Но теперь я ничего не боюсь, и даже если эта ночь последняя в моей жизни, я не променяла бы ее на сто лет жизни без вас.
– Марта, ты с ума сошла!
– Да, мой принц, я лишилась ума от любви к вам!
– Знаешь, если тебя когда-нибудь упрячут в сумасшедший дом, я попрошусь в твою палату. Не знаю, есть ли у нас с тобой будущее, но пусть все будет как будет.
– Довольно слов, мой принц, просто любите меня сейчас. Я не прошу у вас ничего больше…
Мы не отрывались друг от друга всю ночь и лишь под утро забылись в объятиях друг друга. Увы, когда мой организм, наплевав на мою усталость, привычно поднял меня ни свет ни заря, я был один. Бесцельно глядя на стены, на которых отродясь не было никаких фресок, я лежал и думал – а не приснилось ли мне все? Марта, Фридрих, матушка герцогиня и вся эта необыкновенная история.
Еще перед торжественным обедом мне представили с полдюжины молодых людей в возрасте от четырнадцати до двадцати со словами, что они «были бы счастливы служить» мне. Посмотрим, посмотрим. Людей у меня нет, а одному и пропасть недолго. Особым интеллектом взоры не блещут, но и совсем уж дебилами эти парни не выглядят. Ну что же, не всегда нужны умные, иной раз предпочтительнее верные. Всем с улыбкой отвечаю, что сейчас время веселиться, а завтра милости прошу, посмотрим, кто на что способен.
Утром в назначенное время появляется ровно половина претендентов, то есть трое. Остальные, как видно, спят. Прекрасно понимаю: вчера нахрюкались на дармовщинку, а сегодня головка бо-бо. У всех бывает, не у всех проходит. Ну да ладно, пойдем посмотрим, что за сокровище прибило к нашему берегу. Двое явно братья – один восемнадцати лет, другой мой ровесник. Довольно рослые, хоть и худые, темно-русые волосы. Одеты скромно, чтобы не сказать бедно. На потертых поясных портупеях старенькие шпаги. Зовут Каролем и Болеславом фон Гершов. Чувствую, будут у меня ребята Леликом и Болеком. Третий – тот самый младший мальчишка четырнадцати лет, довольно пухлый и рыжий. Зовут Манфред фон Торн. В школе такие всегда были объектами для насмешек сверстников. Одет чуть лучше, по крайней мере, следов штопки не видно. Шпага новенькая, но невольно возникает вопрос: а ее вообще вынимали?
Отвечаю на их дружный поклон кивком и показываю на стол. На нем фехтовальные жилеты и рапиры. Мы переодеваемся и приступаем. Толстяк, сразу видно, в фехтовании не силен, хотя азы знает. С братьями дело значительно лучше, я с удовольствием фехтую с ними по очереди, разгоняя утреннюю хандру. Следующее упражнение – верхом. Кстати, все три претендента пешие, на коней родня, судя по всему, не разорится. Ничего не поделаешь, седлаем дядиных и отправляемся на конную прогулку. Толстяк опять аутсайдер, хотя и не безнадежен. Братья же довольно ловкие наездники. Во время прогулки показываю претендентам свой коронный номер с допельфастерами, неофиты впечатлены по самое не могу. В ответ продемонстрировать ничего не могут за отсутствием пистолетов, а я не побеспокоился. Как я понимаю, практика тоже отсутствует… Ну что же, вся надежда на дядю. Надеюсь, этот фанат стрельбы не позволит пропасть молодым дарованиям. Возвращаемся в замок и… вы что, всерьез думали, что это все? Э, нет, ребята. Садимся за стол и пишем сначала диктант, а потом сочинение на тему, почему вы хотите служить у такого замечательного меня. Опаньки. Претенденты меняются местами, и теперь рыжий фаворит гонки, а братья аутсайдеры. Диктант они с горем пополам осиливают, а вот сочинение – увы. Нечего хмуриться, кто сказал, что это провал? Просто ваш будущий работодатель пытается выяснить, кто на что годен. Да, возможно, завтра у меня будет целая армия, но вы пришли сегодня, и у вас преимущество. Забираю сочинение рыжего: прочту на досуге. Интересуюсь, как у претендентов со знанием языков. Братья – ожидаемо немецкий и местный диалект, напоминающий польский. Латынь учили, но без успехов. Толстяк бойко говорит и читает на латыни, польском и французском. Ну что я могу сказать, молодец.
– Итак, господа, вы приняты. О размерах жалованья, я думаю, мы договоримся, стол мой, одежда на вас тоже. Настоятельно требую, чтобы вы держали себя в чистоте – как нравственной, так и телесной. Ну, а что, нагрешить я за вас за всех успею. А теперь идем завтракать.
Женитьба дяди совершенно не изменила ни его привычек, ни общего течения жизни в Дарлове. Все те же занятия стрельбой и охотой, перемежаемые веселыми пирушками. Молодая княгиня Агнесса Магдалена, казалось, совершенно не интересует этого славного, в сущности, человека. Отношения с местными дамами у нее не то чтобы не сложились, но единственной ее подругой оставалась Катарина фон Нойбек. Думаю, князь прозрачно намекнул своим подданным, чтобы их жены и дочери не путались у него под ногами в коридорах замка. Я со своей маленькой свитой продолжал жить в своей башне. После отъезда большинства гостей в замке высвободилось немало места, но я привык к своей берлоге и распорядился лишь, чтобы ко мне перетащили немного мебели. Братья фон Гершов и рыжий Торн жили в нижнем пределе, там для них перегородками разделили комнату, судя по всему, когда-то бывшую оружейной. Они приоделись и теперь не напоминали оборванцев. Мы с ними постоянно чем-нибудь занимались. Скакали по окрестным полям, стреляли и охотились в компании дяди. Много времени уделяли фехтованию – как обычными шпагами, так и всем, что попадется под руку: алебардами, глефами. Я, с благодарностью вспоминая науку капрала Шмульке, лихо орудовал рейтарским бастардом. Они славные ребята, и мне легко с ними. Герцогиня Брауншвейг-Вольфенбютельская уехала вскоре после свадьбы и увезла с собой Марту. Матушку ждет муж и многочисленные дела в своем герцогстве. Я не мог поехать с ней: мне нужно было дождаться вестей из Мекленбурга. Мои дорогие родственники должны мне ренту минимум за два года. Это не много и не мало, а двенадцать тысяч гульденов. Это, чтобы не соврать, почти тридцать килограммов золотых монет, если я ничего не путаю. Впрочем, о килограммах сейчас еще никто не знает. Эту меру весов придумают почти через двести лет, сейчас в ходу фунты, марки и прочее. Причем частенько в разных местах свои фунты и свои марки. Вместо золота я могу получить серебро. Рейхсталер примерно равен рейнскому гульдену и весит, на мой взгляд, граммов тридцать. Стало быть, вес моей ренты будет составлять около трех с половиной центнеров. А еще я могу получить кусок острого железа в бок или яд в желудок, и моя родня, таким образом, изрядно сэкономит.
Еще одним нашим занятием является развлечение моей «тетушки» Агнессы Магдалены. Бедняжке действительно скучно, и наше общество, по сути, единственное ее развлечение. Лелик и Болек, кажется, воспылали страстью к прекрасной фройляйн Катарине. Флаг вам в руки, ребятки, и вагенбург навстречу. Девушка знает себе цену и даже успела назвать ее, а у вас ни кола, ни двора. А чего вы хотите, четвертый и пятый сыновья в семье, а еще и сестры есть. Впрочем, дама она светская и бойкая на язык. Надеюсь, в общении с ней мои архаровцы чуть-чуть пообтешутся. А то ведь в приличном обществе стыдно показать. Я ее подчеркнуто игнорирую и с рыжим Манфредом уделяю все внимание meiner lieben Tante[11]. Мэнни скоро превратится в ее пажа. Он читает ей вслух рыцарские романы, держит пряжу, или как там называются эти нитки. Иногда она дает ему мелкие поручения, и он с радостью бежит их выполнять. Кстати, Мэнни его зову только я, ласкательно-уменьшительное в его случае – Мани или Фреди.
Жизнь текла до того идеально, что неприятности не могли не нагрянуть. Но началась та роковая неделя вполне благопристойно. В понедельник я пришел к выводу, что Лелик и Болек засиделись, и дал им поручение: «Отправиться туда, не знаю куда, и привезти то, не знаю что». Если без шуток, то по-тихому съездить в окрестности Познани в одну маленькую деревеньку и разузнать, что там с моим старым Фрицем. Если старик умер от ранения, то помолиться о его грешной душе, а если живой, то привезти ко мне. Все-таки Фридрих стал мне почти родным человеком за время скитаний. Если их и удивила такая забота о слуге, то виду ребята не подали, а, по-быстрому собрав оружие и припасы, усвистали выполнять поручение. Надо сказать, что, посылая их, я руководствовался не только благородством. Старый Фриц, помимо всего прочего, был, по выражению еще не родившегося классика, «и денег, и белья, и дел моих рачитель». То есть исполнял роль казначея и знал о кое-каких ухоронках с добром моего покойного папаши. Да будет земля ему пухом, а черти в аду ленивы и безалаберны.
Во вторник случилось событие достаточно радостное. В Дарлов прибыли долгожданные представители моих подданных. То есть депутация из Стрелица, Мирова и Ракова. По одному человеку от каждого, не считая слуг и охраны. Я принял их со всеми возможными почестями – все-таки признают меня своим сюзереном, а это дорогого стоит. Особенно для бедного изгнанника. Милостиво выслушал уверения во всевозможном почтении. И вам того же, дорогие бюргеры! Господа, а где деньги? С деньгами же получилось очень интересно. Когда-то эти три города принадлежали местному епископу. Потом на волне реформации их у духовного лица отжали, а горожанам, чтобы не слишком волновались, добавили льгот. Папаше моему их отдали, очевидно, по принципу «на, убоже, что нам негоже». Короче говоря, города мне были много чего должны, но в основном в натуральном виде. К примеру, посылать фураж в мои конюшни. Кормить моих приближенных, число которых, кстати, было строго оговорено. Предоставлять обслугу, когда я нахожусь в городе. Каждый мастеровой цех должен был раз в год изготовить по моему заказу то, что я пожелаю. И прочее, и прочее… Ну и как мне воспользоваться этими ништяками? То есть верноподданные как бы не отказываются, «вы только вернитесь, ваша светлость, и мы тут же…», но на вопрос, нельзя ли эту всю благодать деньгами и сразу, а лучше года за три вперед, тут же глохнут и тупеют. Так, господа, вы верно склонны переоценивать молодость и доброту вашего юного принца. А он, тиран этакий, уже прикидывает, как красиво вы будете смотреться, вися на деревьях в ближайшем лесу. Итак, лишенцы, ну-ка выкладывайте, что вы мне должны деньгами! Господа, уловив перемену настроения, несколько умерили наглость и перешли к налогам денежным. Города должны мне, как своему сюзерену, фиксированные суммы. Стрелиц триста талеров, Миров и Раков по сто пятьдесят. Кроме того, я имею право сеньориального суда. Правда, чтобы оно приносило доход, надо этот суд осуществлять, то есть находиться на месте. Опять двадцать пять! А, вот оно в чем дело – папаша, не желая пачкать руки, передоверил все уголовные дела в своей вотчине за весьма скромную сумму. Кажется, я начинаю понимать, почему моего папеньку так любили подданные, несмотря на все его непотребства. Он ведь мог же их как липку обдирать, а всего лишь девок портил. Ну да ладно, вернусь, если, конечно, вернусь, – поговорим. Скромная сумма в триста талеров за суд в трех городах переходит в зрительный зал. Еще города должны содержать мои войска. Но тут небольшой облом: формально – да, городская стража моя. Но только формально, поскольку занимается своими прямыми обязанностями, то есть стережет вверенные им города. Впрочем, помимо пехоты и весьма немногочисленной артиллерии, должна быть конница. Города обязаны обеспечить меня определенным числом кавалеристов. Стрелиц должен выставить двадцать, а прочие по десять всадников в доспехах, с оружием и на конях. Не бог весть что, но уже интересно. Поскольку этих всадников в городах нет, мне привезли деньги для их найма. Аллилуйя! Где деньги? Так, я не понял! Вы вообще как считали? Одному всаднику десять талеров в месяц? Трем капралам по двадцать и капитану этой компании пятьдесят? Итого в месяц пятьсот десять, умножаем на двенадцать и получаем шесть тысяч сто двадцать талеров. Побойтесь бога, вы где такие цены видели? Да я сам… хм… видел, как рядовому рейтару по двадцатке платили! Ах, рейтары дороги? А ваш принц, значит, и чем попроще обойдется! Как на грех, посоветоваться-то и не с кем. Хуже всего – я-то банально не знаю, что собой представляют мои города. Может, богатые, а может, голь перекатная.
– Мэнни, – обратился я к единственному своему на данный момент приближенному. – Что ты обо всем этом думаешь?
– Вас хотят обмануть, ваша светлость, – ответил мне рыжик со всей серьезностью.
– И что мне делать?
– Я полагаю, соглашаться.
– Вот как?
– Ваша светлость, а у вас есть выбор? Денег у вас сейчас нет, а так хоть что-то. Города, увидев вашу покладистость, станут еще большими вашими сторонниками. Ну, а если вы, заняв причитающееся вам по праву место, решите разобраться со своими доходами более детально, то кто вам помешает?
Блин, какой умненький мальчик! Действительно, оживить окружающий пейзаж парой висящих наглецов никогда не поздно. Ну, что же, господа, идемте в закрома!
