Иван Николаевич Бывших
Рассказы разведчика
Водитель нашего переднего электрокара, пожилой рабочий в замызганной спецовке, стоявший на приступке спиной к нам, нажал на рычаг, и тележка плавно и бесшумно, набирая скорость, покатилась по бетонной дорожке вглубь тоннеля.
– Куда это нас везут? – слышу я голос Филиппа Зверева.
Николай Маслов, услышав этот вопрос, ответил:
– К центральному выходу. Он у нас один. Правда есть еще запасной, но туда нам запрещено ездить и мы ничего о нем не знаем. К главному, или как он у нас называется центральному выходу из подземелья и проложен этот четырехкилометровый тоннель. Пешком идти далековато, вот мы и позаботились о вас, организовали транспорт.
Чувствовалось, что подпольный комитет рабочих здесь имел реальную силу и во всем старался услужить нам.
Наша тележка бежит легко и ходко. Посередине тоннеля проложены два узкоколейных пути, но вагончиков на них не было. Навстречу нам повстречались два порожних автокара, посланных с другого конца тоннеля. Они развернулись, приняли на свои площадки часть разведчиков, разгрузив остальные, и помчались им вслед. Наш водитель, видимо, не раз совершавший поездки по этому тоннелю, уверенно держал рычаги управления на больших скоростях. Мы миновали два перекрестка с такими же тоннелями и одно ответвление и, наконец, въехали в огромную слабоосвещенную, заставленную такими же тележками, подземную полость, где нам навстречу выбежала группа ожидавших рабочих. Они предупредили, что охрана наверху уже заподозрила неладное и перекрыла все выходы на поверхность специальными бетонными запорами и плитами. Оба лифта, естественно, были отключены. Получилось так, что верхняя часть выхода-подъемника находится в руках охраны, а нижняя – в руках рабочих. Удар разведчиков с тыла не получался. Рабочие предложили нам подождать, пока наши бойцы там, на поверхности не захватят контору, центральный пульт управления, подъемник, электростанцию и не освободят нас. Отсюда снизу в этих условиях они – рабочие ничем помочь не могут.
Эта новость не только взволновала, но и возмутила Ивана Прокопьева. Он весь вскипел от возмущения и с негодованием воскликнул:
– Нет! Этого нельзя допустить! Мы не будем сидеть, и ждать чего то, сложа руки. Маслов, ищите выход, любой выход! Вы должны, понимаете, должны немедленно, немедленно вывести нас на поверхность. Нам надо помочь нашим бойцам, ведущим бой на территории завода.
Маслов, как всегда, утвердительно закивал головой и стал живо обсуждать создавшееся положение с рабочими по-немецки, ругаться и чертыхаться по-русски. Разговор и спор их закончились быстро.
– Положение, можно сказать, безвыходное. Запасной выход тоже в руках фашистов, вентиляционные и другие выходы – тоже. Осталась единственная возможность – это канализация. Но там, вы сами понимаете, агрессивные химикаты и зловоние.
– Веди хоть к самому дьяволу, но только побыстрее! – крикнул Прокопьев и приказал разведчикам следовать за ним.
Впереди нашей группы шли два чумазых, пахнущих нечистотами рабочих, видимо, из числа тех, кто обслуживал канализационные сооружения и хорошо знал трассу водостока. Каждый из них на лямке через плечо нёс стандартную объёмистую сумку. Но я ещё не знал, что это был респиратор, то есть специальный противогаз для работы в канализационных системах. Рабочие, однако, так и не воспользовались ими, видимо он им на самом деле не требовался. На ногах у них были высокие резиновые сапоги.
Мы прошли несколько тёмных коридоров и через массивную металлическую дверь проникли в подземное царство хаоса и нагромождений. Огромные каменные глыбы торчали со всех сторон, они даже нависали над нашими головами, и нам приходилось обходить их и карабкаться по ним. Я сразу вспомнил открытую нами ещё в детстве пещеру на берегу реки Тубы, которую потом долго в несколько заходов обследовали с преподавателем истории. Я иду за одним из наших проводников и рукой крепко зажимаю свой нос, так как в этом царстве не стоял, а шевелился как живой противный, вызывающий рвоту запах из смеси ядовитых химических раздражителей и вони человеческих испражнений. Где-то рядом шумел и плескался этот мутный канализационный поток. Каменные глыбы то расступались на нашем пути, образуя обширные пустоты, то сужались настолько, что мы еле-еле протискивались между ними. Поднявшись на крутой каменный гребень, мы в лучах электрических фонариков увидели клоаку, главный канализационный сток, мчавшийся вниз с большой скоростью в широком железобетонном лотке. Поперек потока на уровне человеческой груди был туго натянут металлический трос, и я понял, что по этому тросу нам предстоит переправиться на ту сторону потока.
Вот тут-то мне, да и всем разведчикам, пришлось разжать нос и полной грудью хлебнуть этот запах и ногами ступить в вонючую движущуюся жижу. Переправа прошла без приключений, но мы все вымазались по грудь в вонючих нечистотах. Дальнейший наш путь был не легче, и мы поднимались все выше и выше навстречу мчавшемуся потоку, который заметно слабел и разветвлялся на несколько ручьев и ручейков. Некоторое время мы шли по колено в мутной жиже образовавшегося на горизонтальном участке пути стоячего озера. Другого пути не было. Но мы уже привыкли к этому запаху.
Усталые, сердитые, с забитыми носами, которые уже не способны различать никакие запахи, мы остановились еще перед одной металлической дверью, которая была запертой. Ключей у проводников не оказалось.
– Не стучать! – приказал Прокопьев. – Волокитину подорвать дверь. Всем в укрытие.
Однако, один из проводников, поняв наши намерения, сказал:
– Здесь стена и дверь прочные. Если их взрывать, то лучше другую дверь и другую стену. Идите за мной, я покажу.
Мы прошли еще через какой-то узкий проход и увидели вторую такую же дверь, встроенную в незаштукатуренную кирпичную кладку.
– Эта стенка всего в один кирпич, неделю назад сам ее складывал, – пояснил рабочий.
Алексей Волокитин прикрепил связку из трех гранат Ф-1 к косяку двери и отогнул усики у одной из них. Он подождал, когда разведчики и рабочие укроются за камнями, и с силой выдернул кольцо. Раздался хлесткий щелчок, а прижимная планка взлетела высоко вверх и упала в расщелину. За эти шесть секунд, отделявших нас всех от взрыва, Алексей успел спрятаться за каменный выступ. Подземелье озарилось яркой вспышкой, сильный взрыв потряс выступающие каменные глыбы, сверху посыпались песок и каменное крошево. Все пространство заполнилось едким дымом. Кирпичная кладка была пробита со всех сторон металлической двери, хотя сама дверь, как ни в чем не бывало, стояла одиноко в темном проломе. Как только затих грохот взрыва и сверху перестали падать камни, разведчики, как по команде, со всех сторон ринулись в этот пролом. Бетонный широкий коридор, в котором они оказались, вывел их на лестницу, где встретились с вооруженными фашистами. Их было всего трое, они бежали вверх по ступенькам, озираясь по сторонам – сильный взрыв встревожил их. Но это были не солдаты, а вооруженные охранники завода. У них и форма одежды была другой, для нас незнакомой. Но это не остановило разведчиков, которые дружно ударили из автоматов и уложили всех троих разом. Поднимаясь бегом по лестнице, я вдруг снова услышал тот самый однотонный несмолкающий гудок, который мы слышали еще на подходе к заводу. Теперь этот гудок мощно ревел где-то очень близко. «Значит, мы недалеко от поверхности» – подумал я. Мы выскочили в зал, освещенный через застекленные окна с решетками белым дневным светом. Я даже зажмурился, как мне показалось, от слишком яркого освещения. В зале было много дверей. Сидевшие у входа за стеклянной перегородкой у вертушки два привратника, увидев нас, безоговорочно подняли руки. Я подбежал к одному из них и спросил:
– Где фашистские солдаты?
Привратник смотрел на меня выпученными глазами, пытался что-то сказать, но вместо слов извергал что-то похожее на мычание. Сколько раз за последнее время я сталкивался с такими вот остолбенелыми от страха истуканами. Привратников этих разоружили и передали под охрану рабочих. Все поменялось местами – раньше привратники охраняли рабочих, теперь наоборот, рабочие охраняют привратников.
Это была всего минутная заминка. Именно во время этой заминки мы услышали снаружи сильную винтовочно-автоматную стрельбу и топот человеческих ног. Через входную дверь, протискиваясь через неудобную вертушку и не замечая нас, в зал забежали три немецких солдата в касках. У одного из них из дула карабина исходил серый дымок. Их тут же схватили, разоружили и передали рабочим, которых все прибывало в зале. Видимо, они шли вслед за нами. Нам стало ясно, что фашисты под натиском наших передовых подразделений отходят все дальше и дальше, оставляя завод. Сейчас самое время ударить по ним, если уж не с тыла, как хотел Иван Прокопьев, то по отступающим рядам. Прокопьев дал команду выбежать из помещения и вступить в бой. Мы один за другим выскочили во двор, который весь был забит фашистскими солдатами. Здесь их было не меньше сотни, и мы ударили по ним из автоматов. Несколько солдат замертво свалились на бетонные плиты, которыми был услан весь двор, остальные бросили оружие, подняли руки. Разведчики никак не ожидали такого исхода, ведь их было в несколько раз больше нас. И на какой-то момент мы даже растерялись от неожиданности, ведь стрелять в безоружных людей было не в наших правилах. Наступило неловкое затишье, немая сцена, которая длилась всего несколько мгновений. Тогда я первым бросился к немецким солдатам и приказал им:
– Всем пройти вон в тот угол. Быстро!
Я стволом автомата указал на кирпичную подпорную стенку на противоположной стороне двора. Разведчики с направленными на них автоматами стали теснить их в угол к кирпичной стене, чтобы оттеснить их подальше от брошенного оружия.
– Шатрову и Печенюку собрать трофейное оружие, – приказал Прокопьев, не спуская глаз с фашистов.
Двор был окружён со всех сторон трёхметровым земляным валом. Такие валы тянулись дальше вглубь центральной наземной части завода, между которыми проходили асфальтированные дороги и бетонные тротуары. Они нужны для защиты людей и техники во время бомбёжек. С другой стороны двора земляной вал упирался в небольшое кирпичное здание, видимо, главную проходную завода, рядом с которой возвышались металлические ворота. Поверх них виднелись красные черепичные крыши жилых домов. Это уже был город Клитц.
Из глубины завода во двор продолжали вбегать, отстреливаясь, группами и в одиночку немецкие солдаты, которых настигала такая же участь, то есть их немедленно разоружали и присоединяли к общей массе пленных. Разведчики понимали, что такое неустойчивое равновесие между нами и пленными долго держаться не может. Немцев было слишком много, а нас очень мало. Прокопьев, Чеботарёв, Волокитин, Зверев и другие разведчики обступили пленных, держали их под дулами автоматов и не позволяли им сделать даже шага в сторону, чтоб не предупредить и не окрикнуть, хотя руки опустить разрешили. Шатров, Печенюк и ещё кто-то подбирали их оружие, в основном винтовки, и складывали его в кучу у земляного вала. Они же встречали забегающих во двор солдат и разоружали их. Разведчики стоят перед пленными, а пленные тоже стоят у кирпичной подпорной стенки и ждут. Чего ждут? Кого ждут? Эти минуты ожидания неизвестно чего и кого, были самыми тревожными и опасными для разведчиков. Если бы немецкие солдаты захотели снова взяться за оружие, то едва ли разведчики смогли бы помешать им. Кроме того, в любой момент во двор могло бы зайти какое- нибудь подразделение фашистов и освободить пленных. Так могло быть, но так не случилось. Во двор вбежали наши русские солдаты. Как раз на это и надеялись разведчики. Это были автоматчики из роты старшего лейтенанта Николая Сучкова. Они вбежали и остолбенели от неожиданности. Среди них были и наши товарищи – Кривошеин, Гладков и Матвейчук. Вслед за автоматчиками подошли и стрелки из 1-го батальона, и завод полностью перешёл в наши руки. Я побежал в проходную подъёмника, нашёл там Николая Маслова и сказал ему, чтобы немедленно включили вентиляцию в блоках.
Примерно через час появился подполковник Г.И. Жмуренко, заместитель командира нашего полка по политической части, который со своими офицерами – политработниками занялся рабочими подземного завода.
Не так давно я узнал, что сейчас в послевоенное время бывший подземный пороховой завод уже не существует, на его месте построен огромный танкодром.
17 Конец войны, начало мира
Как кончаются войны? Для каждого воинского подразделения, для каждого солдата по-разному. Для нас – воинов 82 стрелковой дивизии война практически закончилась во второй половине дня 6 мая 1945 года, хотя мы об этом тогда еще и не знали. В этот день были последние бои с фашистами и последние, боевые потери в личном составе. Хотя на вражеских минах-ловушках еще долго подрывались наши солдаты, да и немецкие мирные жители. В этот день мы вышли на всей полосе наступления к Эльбе и в этот же день произошли многочисленные встречи наших бойцов с американскими солдатами и офицерами. Это были удивительные и неповторимые встречи – открытые, добродушные, дружественные. Мы встретились с американцами в самом центре фашистской Германии, разрезав ее словно острым ножом на две части. Ее дни были уже сочтены, и вскоре наступил долгожданный день – день 9 мая 1945 года, день нашей Великой Победы!
Во второй половине дня 6 мая 1945 года городок Клитц был занят нашими войсками и вскоре в нем разместился штаб нашего 210-го стрелкового полка.
Я хотел и мечтал принять участие в работе группы офицеров, возглавляемой подполковником Г.И. Жмуренко. Сейчас начнется самая интересная работа: встреча с рабочими только что освобожденного подземного завода. Работы будет много, работы ответственной. Прежде всего, нужно будет выявить всех больных и истощенных, организовать им лечение и питание. Питанием нужно обеспечить всех рабочих; а их сотни. Сделать это непросто. Кроме того, нужно всех рабочих вывести из подземелья и разместить их где-то на поверхности. Нам известно, что многие рабочие, если только не большинство, по несколько лет подряд находились под землей и не видели дневного света и солнца. Переводчик в этой работе нужен и я надеялся, что вот-вот за мной прибежит посыльный.
Но вместо этого, мне с разведчиками пришлось выполнять другое задание, не менее важное. Принес это задание старший сержант Иван Прокопьев, который был вызван в штаб полка. Задание заключалось в следующем: нужно немедленно заставить замолчать немецкую крупнокалиберную артиллерийскую батарею, ту самую, которая еще утром начала обстрел наших наступающих подразделений и продолжает это делать до настоящего момента. Прокопьев принес и передал мне карту, на которой красным жирным кружком обозначалось местонахождение этой батареи. Это уже полдела! Я взял карту, внимательно изучил ее и сказал:
– Батарея недалеко, в трех-черырех километрах. Управимся быстро. Пошли.
Я выбрал путь от вокзала Клитца к селу Нойермарк вдоль железнодорожного полотна, чтобы зайти к фашистам с тыла. Мы шли, как всегда гуськом, по отделениям. Впереди Иван Прокопьев, я за ним, а там уже все остальные.
– Что нового в штабе? – спросил я Ивана.
– Американцы давно на Эльбе, пришли и сидят на том берегу, нас поджидают. Говорят, что кто-то из наших офицеров уже видел американских солдат.
– Это интересно, – отозвался я, – а что американцы там делают? Ты не спрашивал об этом?
– Принимают немцев, которые бегут от нас. Сдаются им целыми пачками, с оружием и техникой.
– Вот черти, – сказал я, пристально вглядываясь в серую дымку на запад, – Эльба рядом, до нее всего два километра, а по ее берегу проходит высокая дамба, вот реки и не видно.
– Давайте поднимемся на насыпь, может быть, тогда Эльбу увидим! – предложил Николай Шатов, услышав наш разговор.
– Тогда фашисты заметят нас, – парировал Прокопьев.
Вдруг по левую руку от нас послышался отдаленный раскатистый залп тяжелой артиллерии, земля вздрогнула, покачалась слегка и затихла.
– Это она! Точно она! – воскликнул Филипп Зверев, указывая рукой в сторону видневшегося лесочка.
Да, это действительно была та самая батарея, которую мы шли уничтожать. Мы уже слышали нашу цель, но пока еще не видели ее. Село Нойермарк, небольшое, ухоженное, прошли насквозь. Все окна, двери, ворота и калитки закрыты наглухо. Но мы знали, что жители местных сел и деревень остались в своих домах, бежать-то ведь некуда, и сейчас сидят в подвалах и погребах. Ну и пусть сидят там, так лучше для них и для нас.
Не доходя до села Любарс, мы углубились в небольшой лесок, и оказались за спинами немецких артиллеристов и стали осторожно, чтобы не обнаружить себя, приближаться к ним с тыла. Вражеская батарея продолжала вести огонь, правда не очень интенсивно. Она время от времени выпускала порцию снарядов и потом надолго замокала. Через определенный промежуток времени опять вздрагивала земля, и воздух наполнялся громовым раскатом.
– Ничего, скоро замолчит навсегда, – сказал Иван Прокопьев, наблюдая в бинокль из укрытия. Теперь и мы все видим торчащие из-за кустарника стволы пушек.
– Ребята, смотрите! – громко и тревожно воскликнул Виталий Чеботарев. – Вижу Эльбу, а на ней катер с американским флагом!
Я повернул голову назад и без бинокля с высоты холма, на который мы только что поднялись, увидел серебристую ленту. Конечно, это была Эльба, желанная река для каждого солдата нашей дивизии и которая вот уже несколько дней была у него постоянно на устах.
– Дай мне, – сказал Алексей Волокитин и с силой вырвал бинокль из рук Виталия.
Все, у кого были бинокли, направили их в сторону Эльбы, я тоже стал смотреть в бинокль на Эльбу и на противоположный берег, усаженный деревьями. Вот в поле зрения показался силуэт корабля, который шел к нашему берегу и мне он виден был с носа. Никакого флага на нем я не обнаружил, зато отчетливо различал торчащие якоря и буруны воды, разлетающиеся в обе стороны от его острого, как нож, носа. Корабль стал медленно разворачиваться против течения, и я увидел его спроектированный на светлом фоне воды тонкий профиль. Теперь-то я заметил красно-синий флаг на его корме.
Но что это? По борту корабля блеснуло одна за другой несколько ярких вспышек. Я с тревогой стал наблюдать дальше, думая, что в катер прямым попаданием угодило несколько фашистских снарядов и что вот- вот он загорится.
Но как раз в это время низко над нашими головами со стороны Эльбы с низким звуком воздух пробуравили летящие снаряды, которые разорвались прямо в расположении немецкой батареи. Оказывается, это был залп бортовых пушек американского катера. За первым залпом последовал второй и третий, и потом все смолкло. Все это произошло так быстро и неожиданно для нас, что на первых порах мы растерялись, нам было приятно за неожиданную помощь. Петр Матвейчук поднялся во весь рост и приветливо махал американцам пилоткой, поднятой на палке. Другие разведчики тоже с восторгом кричали и махали пилотками.
– Надо бы пойти на батарею, да посмотреть, что там делается, – предложил Сергей Ляшко.
– Нет, не надо, – весело сказал Прокопьев и пояснил, – мы не знаем намерений американцев, вдруг они ударят по ней еще раз? Тогда что? Лучше подождем, когда они уберутся с реки.
Филипп Зверев рассудил по-другому, он сказал:
– Кажется, я понял американцев, если хотите, объясню?
– Давай, чего мямлишь.
– Мы хорошо видим американцев? – спросил он, и сам же ответил: – Хорошо! А они нас? Тоже хорошо? Они увидели нас и поняли, что мы – русские солдаты идем на штурм немецкой батареи. Поняли и решили помочь нам. Вот и все.
– А почему это они не сделали раньше? – спросил Виталий Чеботарев. – Почему? Эта батарея на их глазах стреляет с самого утра. Почему они ждали нас? Почему они не ударили по этой батарее еще утром? Если все это так, то это не честно с их стороны.
– Немецкой батарее все равно каюк. От нее ничего не осталось. Это ясно. Ходить туда абсолютно незачем, – авторитетно заявил Хомяков.
– Ребята, американский катер причалил к нашему берегу. Смотрите! – воскликнул Алексей Волокитин, не отрывая глаз от бинокля и одновременно показывая рукой в сторону Эльбы. Потом он подошел к Ивану Прокопьеву, выждал, когда тот закончит смотреть в бинокль, сказал:
– Ну, как, командир, рванем на встречу с американцами? А?
– Нам такую задачу никто не ставил, – ответил Прокопьев, но по выражению его лица, особенно по блеску его глаз, горящих от нетерпения, было очень заметно, что он сам только и думает об этом.
– Товарищ старший сержант, немецкая батарея уничтожена, американский катер у нашего берега, чего ждать? – взмолился Сергей Ляшко.
– Ладно, чёрт с вами, пошли! – выпалил Прокопьев и сам один из первых побежал вниз с холма.
Мы с криком «Ура!» наперегонки бежали по перелеску, с ходу пересекли автодорогу Нойермарк – Любарс и устремились к реке по травянистой, заболоченной пойме, изрезанной вдоль и поперёк многочисленными каналами и канавами. Но мы знали, что аккуратные немцы обязательно в нужных местах перебросят через них мосты и мосточки, которые мы быстро находили. Так что к дамбе мы вышли, не замочив своих ног. Ещё издали мы увидели шестерых американских матросов, важно прохаживающих по верху дамбы. А за дамбой виднелись две мачты и чёрные клубы дыма, поднимающиеся из невидимой нами трубы катера. Союзнички тоже заметили нас и стали махать нам руками и беретами. И вот мы тоже на высокой дамбе и с широко раскрытыми глазами идём к ним навстречу. Все шестеро были одеты в фирменные кителя и широкие брюки, заправленные в кожаные краги. На ногах большие ботинки, чем-то напоминающие альпинистские. Первое, на что я обратил внимание, было крупное телосложение американцев и их высокий рост. По сравнению с нами они выглядели настоящими богатырями с широкими открытыми лицами. Независимое поведение, порой граничащие с небрежностью, говорило о их самостоятельности. Они были сильны и молоды, но не молоденькими, какими были мы. Двое из них оказались неграми, а негров я видел впервые в жизни. Толстые красные губы и ровные, удивительной белизны зубы на чёрном, как будто измазанном сажей лице, делали их похожими на живых кукол, с которыми можно поиграть и повеселиться.
Крепкие рукопожатия и сильные до боли хлопки и объятья сменились вскоре восторженными, но не понимаемыми друг другом возгласами и восклицаниями. Разговаривать друг с другом мы, естественно, не могли, мы не знали английского языка, а они русского. Но это не мешало нам проявлять знаки внимания и порывы искренней дружбы. Вместо слов мы использовали мимику и жесты.
Один американец «разговаривал» со мной, таким образом, попросил у меня автомат. На какое-то мгновение я растерялся, не зная, что делать, но быстро справился с собой, снял автомат с груди и отдал его в руки этому американцу. Тот внимательно осмотрел его со всех сторон и, что-то приговаривая на своём языке, похлопал его по деревянной ложе и вдруг взвёл затвор и под ликование своих товарищей, выпустил из него длинную очередь в воздух. Мне это не понравилось, но я не показал вида и с улыбкой на лице принял из его рук свой – горячий и дымящийся автомат. В ответ на это американец расстегнул кобуру и сунул в мою руку массивный необычной конструкции пистолет. Я взял этот пистолет и, несмотря на просьбы американца, не стал из него стрелять. Рассматривая пистолет, я похвально похлопал рукой на манер американца по его воронёному стволу и вернул его владельцу. Таким образом, американец этот хотел показать свою или проверить нашу доверчивость, как к своему союзнику.
Пришло время дарить друг другу памятные подарки. Американцы раздарили нам множество мелких, красивых и нужных предметов. К примеру, бензиновые зажигалки, безопасные бритвы, электрические фонарики, ручки, блокноты и главное, толстые, похожие на торпеды, сигары. Нам же дарить было нечего. Не будешь же ты дарить им кисет с канской махоркой. Впрочем, когда Василий Печенюк захотел угостить ответно беседовавшего с ним американца русской самокруткой и вытащил кисет, оставшейся у него как память о его друге Валентине Щетинкине, американец этот увидел на нём вышитые цветочки, прижал кисет к своей груди, а Васе предложил в замен красивый портсигар со встроенной в нём зажигалкой. Я хотел было подарить «своему» американцу трофейные карманные часы, да постеснялся, они же были не русского производства, а немецкого. В ход пошли, как обычно, наши пятиконечные красные звёздочки, которые мы бесшабашно срывали с пилоток и бушлатов. Александр Хомяков даже снял с плеча свои сержантские погоны и, хлопнув ими по руке, протянул их американцу, который с великим удовольствием принял их как драгоценный подарок. Я думаю, что и сейчас в личных архивах этих американских солдат наверняка ещё хранятся наши бесхитростные подарки, которые мы дарили им в этот счастливый день встречи на Эльбе.
К берегу пристала ещё одна лодка, привёзшая с катера ещё трёх американцев, которые, как я думаю, решили, что на дамбе идёт обмен драгоценностями. Но, увидев, чем мы были богаты, разочаровались, однако, тоже были довольны встречей с нами. Сразу же замечу, что американские военнослужащие имели склонность даже в этот исторический момент делать свой бизнес, о чём мы никогда не думали.
В стороне от всей группы стоял Виталий Чеботарёв и с помощью жестов «беседовал» с одним американцем, весёлым и улыбчивым. Виталий ткнул пальцем в его грудь на удивительной смеси русских и немецких слов сказал:
– Вы, бух-бух по немецкой батарее. Ду ферштеен?
Американец охотно отозвался на это так:
– Ес, ес, американ бух-бух энд дойч капут.
Виталий взял его за руку и, глядя ему прямо в лицо, сказал:
– Но почему вы сделали это слишком поздно? Немецкая батарея весь день стреляла по Вашим союзникам, то есть по нам, а вы молчали? Почему? Так не честно, так не по товарищески.
Американец, конечно, не понимал его слов, он только улыбался широкой добродушной улыбкой и продолжал тыкать себя в грудь, показывая рукой, то на катер, на отдалённый бугор. Видимо, он считал большой заслугой, что американцы уничтожили немецкую батарею и не понимал, что хочет этот маленький, но настырный русский солдат. А Виталий Чеботарёв искал правду и справедливость, и, ничего не добившись, сердито выругался и отошёл от своего собеседника, бормоча себе под нос: «Тоже мне союзнички!» А мы с Иваном Прокопьевым обсуждали своё намерение, а не пригласить ли нам этих американцев в наш штаб полка, как вещественное доказательство нашей с ними встречи на берегу Эльбы. Только побаивались, не влетит ли нам за эту инициативу.
Вдруг мы заметили, что по верху дамбы к нам приближается большая группа наших солдат, численностью до взвода во главе с незнакомым мне лейтенантом. Лейтенант подошёл ко мне, как к старшему по званию и, приложив руку к пилотке, официальным тоном сказал:
– Я командир сторожевой заставы из хозяйства Пазухина, прибыл сюда для несения сторожевой службы. А вы кто?
– Мы разведчики их хозяйства Дудинцева, – охотно ответил я и, кивнув головой в сторону американцев, восторженно добавил: – Вот встречаемся с союзниками!
– Вы, наверное, думаете, что только вы одни встретились с ними? Сейчас такие встречи идут по всей Эльбе, – сухо заметил лейтенант.
– Хотим пригласить их в штаб к командиру, – вмешался в наш разговор Иван Прокопьев.
– Ни в коем случае. Получен приказ командира дивизии, всех американцев, появившихся на нашем берегу Эльбы, отправлять обратно на ту сторону, а наших солдат и офицеров в свои подразделения. Так что вам следует немедленно вернуться в свой полк.
Мы стали наблюдать, как после традиционных рукопожатий американцам, лейтенант и его люди вежливо и настойчиво стали предлагать им вернуться на катер и переправиться за Эльбу. Американцы улыбались, но не спешили убираться восвояси. Они еще долго обменивались рукопожатиями, хлопали по спинам и плечам наших солдат, в том числе и самого лейтенанта, говорили им что-то, потом нехотя сошли с дамбы и на лодках перебрались на катер. Катер дал прощальный, пронзительный гудок, задом отошел от берега, потом развернулся и, набирая скорость, пошел вниз по реке. Только теперь я увидел американский сине-красный полосатый флаг, который развивался на корме быстро удаляющегося катера.
Итак, во второй половине дня 6 мая 1945 года для нас – воинов 82-ой дивизии война практически была уже оконченной, хотя мы этого еще не знали. Все три полка дивизии, каждый в своей полосе наступления, достигли берегов Эльбы. Штабы полков, стрелковые батальоны и приданные подразделения разместились по окрестным городкам и селам. К реке Эльбе, точнее говоря, к ее дамбе были направлены сторожевые заставы, численностью до взвода каждая, которые заняли ключевые позиции по всему берегу реки. Одну из таких застав мы видели во время встречи с американскими матросами. Были выставлены также полевые патрули, которые круглосуточно курсировали вдоль реки по дамбе.
К вечеру мы вернулись в Клитц и разместились в одном двухэтажном доме с обширным и богатым двором. Мы заняли первый этаж дома, а хозяину и его многочисленным домочадцам оставили второй. На другой день 7 мая 1945 года Иван Прокопьев был снова вызван в штаб полка за получением нового задания. Какого? Этого никто не знал. Я все еще надеялся, что и меня вот-вот вызовут в штаб, чтобы я принял участие в работе на пороховом заводе. Время шло, а меня никто не вызывал.
Иван Прокопьев получил для разведчиков необычное задание: вылавливать просочившихся через наши сторожевые заставы американских военнослужащих и возвращать их обратно за Эльбу. А чтобы нам – разведчикам делать это было сподручно и оперативно, нас всех до единого посадили на велосипеды. Откуда же появилось сразу столько велосипедов? Почти три десятка. Когда нас завели во двор, где мы должны получить их, то я был поражен количеством их. Весь двор в буквальном смысле слова был заставлен и завален велосипедами, большими и маленькими, мужскими и женскими, дорожными и спортивными. Оказывается, по приказу командира полка сюда, в этот двор, были свезены все велосипеды, которые были реквизированы у наших солдат и офицеров, которые в свою очередь добыли их как военные трофеи.
Эти два дня мы только и делали, что выезжали по первому зову срочно в указанное место, находили там американцев и всеми мерами вежливо и культурно вынуждали их вернуться к себе за Эльбу, а они тоже всеми правдами и неправдами старались уклониться от этого. У меня осталось от этих дней впечатление, что все американцы, которые проникали на нашу территорию, имели цель сделать какой-нибудь бизнес. Здесь, на Эльбе, я впервые услышал это слово, но тогда толком не понял его значения. 8 мая 1945 года я и Иван Прокопьев, по заданию начальника штаба полка, на американской моторной лодке переправились через Эльбу в американскую зону в город Арнобург, чтобы найти двух наших солдат, которые самовольно накануне вечером отправились в гости к американцам, и до сих пор не возвратились.
