Иван Карасёв
Любовь нужна всем
Илона улыбнулась. Она, конечно, замечала неловкие попытки застенчивого Женечки привлечь внимание к собственной персоне: то портфель из школы поднесёт: ни с того, ни с сего появится, вырастет откуда-то, сто̀ит им с Анжелкой распрощаться; то уставится безотрывно, так и ест глазами. А на выпускном, наверное, хватив где-нибудь в уголке с ребятами вина, вообще объясняться полез. Илона еле отвязалась. Смешной и не в её вкусе – длинный, худющий, узкоплечий, нос картошкой и маленькие глазки, глубоко запрятанные под длинными, девчоночьими ресницами. Никакой мужественности во внешнем виде. Не то что…
– Не знаю, Анжел, мне сначала не до того было, только сейчас отходить стала. Подозреваю, что заглядываются ребята, но я пока не хочу, ничего не хочу. Мне и так неплохо. Со временем всё образуется, но не сейчас. Сейчас ничего не хочу, а ты молодец, всем бы так, я рада за тебя.
– Как-то невесело ты радуешься, – отметила Анжела, сверля подругу взглядом, – невесело. Тебе нужна хорошая встряска, отвлечься надо. Давай к Серёге сходим, ну к тому, помнишь?
Ещё бы Илона не помнила: она сразу поняла, о каком Серёге речь. Разве мог стереться из памяти тот вечер, когда в полутёмной прихожей Никита покрывал её лицо поцелуями. Впервые в жизни такое, оно не забывается.
– Вижу, помнишь, конечно, – продолжала Анжела, – Серёга иногда зовёт нас с Павликом, там родители ещё дачный сезон закрывают, чуть ли не каждые выходные квартира его. Никита, по-моему, перестал к нему ходить. Но я уточню: если что, отменим.
– Можно, – пробормотала Илона, изучая изрисованный шариковой ручкой стол, – можно. Я подумаю.
– Вот и хорошо. Подумай, а сейчас ещё по одной, а?
– Нет, слушай, мне хватит, мать учует запах, а это скандал. Нет-нет. – Илона взглянула на свои японские часики «Orient» – папа зимой из командировки привёз. – Да и пора уже, время полдесятого.
Илона приподнялась со стула, чтобы махнуть рукой официанту, но Анжела затормозила её: «Я плачу!»
5
Виктор Сергеевич громко хлопнул дверью, уходя из дома. Утро ознаменовалось неприятным разговором с женой. Александра присмотрела новое трюмо для прихожей. Старое, мол, никуда не годится. Стыдно перед людьми. Виктор Сергеевич в глубине души соглашался: она в чём-то права. Действительно, двадцатилетней давности продукт усилий трудового коллектива Смоленского мебельного комбината как-то вяло смотрелся на фоне хорошо обставленной импортной мебелью квартиры. Это так. Но новое-то, австрийское, тянуло на пятьсот рубликов. И никак не убедить жену выбрать что-нибудь попроще. И где она только такое откопала в системе магазинов доблестного «Мебельторга»! Там ведь круче произведений югославской или румынской промышленности не найдёшь ничего. А вот нашла, и теперь опять деньги нужны. Только успел рассчитаться за женин перстень с замысловатым камешком, и снова занимать, и теперь не полсотни, а полтыщи! И занять не у кого сейчас такую сумму. А ведь её ещё отдавать придётся. Да кредит на машину, с таким трудом доставшийся, кто будет платить? Ещё тысяча с лишним!
Виктор Сергеевич ясно осознавал, что рано или поздно придётся признаваться, выложить всю правду о цене Илониного поступления. Но то момент не подходящий, то самому не хотелось. Он ведь до сих пор робел перед женой как на первом свидании, особенно если речь заходила о деньгах. Так повелось в их семье, что зарабатывает он, всё благосостояние держится на нём, а вот главные вопросы решает жена. То есть решают-то вместе, но тут как в той присказке – он голова, а она шея: куда повернёт, туда и смотрим. Так ведь и с институтом было. Саша настояла, он считал, что не Илонино это, не по дипломатической линии ей идти следует, а в престижном ВУЗе на гуманитария выучиться и замуж удачно выйти. А жена: ни в коем случае – есть такая возможность, плюс английский у неё прекрасный. Настояла, Виктор Сергеевич уступил и сам всё организовал. Но вот теперь пора сбросить с души камень, рассказать про эту тысячу, из-за которой сейчас денег нет на трюмо. Но опять робел, потому что тогда решение принял сам, не стал посвящать жену. Без её дозволения, она-то считала, что он всесильный в некоторых вопросах. Оказалось, нет. И не сказал, и без того хватало проблем. Как подступиться, с какой стороны – вот в чём вопрос.
И на работе заморочки. Замминистра вызывал: мол, почему летом подписали контракт с французами, а не с немцами? Немецкие насосы, утверждает, лучше, и показывает докладную от его же, Виктора Сергеевича, зама. Мерзавец. Кабы он о государственной выгоде пёкся. Так ведь нет. Просто подсиживает. И откуда только узнал, как пронюхал гадёныш, что у Ива в гостях были. Вот замминистра и намекает почти прямым текстом: мол, вы там себе дружков завели, для них по дружбе и стараетесь. Пока ещё лишь на дружбу намекают, а там и до других обвинений рукой подать. Гадко как и мерзко! Да ведь закупал всё «Машиноимпорт», а не Виктор Сергеевич, он другие полномочия имел, а по этим злосчастным насосам лишь визу ставил! Хорошо, директор куйбышевского завода, куда пошло первое оборудование, знаком лично. Он поддержит, насосы уже получены и установлены, вот-вот продукцию начнут давать.
Поглощённый своими думами, Виктор Сергеевич даже не обратил внимания на приветствия дежурной. Чёрная «Волга» ждала у подъезда. Водитель Олег, разбитной молодой мужичок, рассмотрев начальника, высморкался на противоположную от дома шефа сторону асфальта, затушил сигарету об ограду газона и услужливо распахнул заднюю дверь. Виктор Сергеевич любил ездить на переднем сиденье, но сегодня издалека махнул рукой в сторону заднего. Олег твёрдо усвоил: если шеф едет сзади, значит, поглощен полностью мыслями, работой, и лучше ему не мешать. А вот ежли садится спереди, то можно поболтать, чтобы скрасить путь, новости из гаража поведать, а водители много про своих начальников знают: свежий анекдот травануть или вообще за жизнь покалякать, с боссом! Тут ведь столько всего происходит в последнее время! Ну и попросить для себя копчёной финской «салями» из закрытого магазина. Виктор Сергеевич добрый, нет-нет да сам предложит. Хорошо иметь такие каналы. Были бы они у Олега, он бы развернулся. Любую банку консервов реально в два-три раза дороже загнать. Но сегодня шеф не расположен для разговоров, а надо бы: у Таньки день рождения грядёт.
Потолкавшись недолго у выезда на Кутузовский, они понеслись по направлению к центру. Олег поглядывал в зеркало – шеф вроде не занят мыслями о работе – то налево посмотрит, то направо: наверное, можно отвлечь.
– Виктор Сергеевич! – несколько подобострастным тоном обратился к высокопоставленному пассажиру Олег.
– А, – будто очнувшись, ответил шеф, – что, Олег?
– Виктор Сергеевич, – повторил водитель, – тут такое дело, хотел, э-э..
– Валяй, не тяни резину!
– Да у жены день рождения, нельзя ли через Вас организовать на праздничный стол колбаски хорошей и икорки красной? Или чёрной, если получится.
– А, ты про это, – Виктор Сергеевич будто обрадовался поводу уйти от невесёлых мыслей, – можно, конечно, можно и чёрный икры, если не прямо сегодня. Когда надо?
– К пятнице, в субботу отмечать будем.
– Постараюсь, Олег, если будет чёрная, значит принесу. Только чёрная в копеечку тебе влетит.
– Я знаю, – Олег резко ударил по тормозам – не удалось проскочить светофор на жёлтый, вовремя рассмотрел справа такого же лихача, – извините. Деньги не проблема, Виктор Сергеевич, – с улыбкой на лице Олег обернулся в сторону шефа, – разрулим этот вопрос.
Виктор Сергеевич задумался, привычно разглядывая свои большие крестьянские руки, и после минутного молчания спросил:
– А сколько ты получаешь? Двести?
– Почти угадали, сто девяносто, минус подоходный.
– И что, хватает?
– Ну как Вам сказать, – после некоторого времени, ушедшего на размышления, ответил Олег, – жена сто шестьдесят приносит, плюс премиальные каждый квартал. Мы ж русские люди! Крутимся, как можем, на машину копим, в следующем году очередь подойдёт.
– А-а, – протянул Виктор Сергеевич, почесал плешь на затылке и погрузился в раздумья.
«Надо ж, они вдвоём получают намного меньше меня, двоих детей растят, а живут без долгов, на машину почти накопили. Чёрную икру готовы брать, только дай. Как же мне Саше сказать, что на трюмо денег нет, она ведь сразу на других кивать начнёт? На Чистяковых, у них и, правда, завидный гарнитур появился в обстановочке, на Левашовых с этой домработницей». Виктор Сергеевич вздохнул.
– Я закурю, Олег?
Они оба с юности заядлые курильщики, но в машине предпочитали не курить, поэтому даже будучи начальником, Виктор Сергеевич особо не позволял себе дымить внутри салона «Волги».
– Курите, курите, я проветрю потом.
«Ну, положим, Олег с женой австрийские гарнитуры не покупают, но на машину опять же почти накопили. С их зарплатами! Как людям удаётся?»
– А трудно деньги на машину откладывать? – поинтересовался Виктор Сергеевич.
– Нелегко, – признался Олег, но, вдруг хитро̀ улыбнувшись в зеркало, с довольным видом заявил, – мы, водители, знаете ли, люди смекалистые, не лыком шиты, там, где другие тупо смотрят на шлагбаум, мы всегда найдём объезд.
– Ну да, это точно, – согласился Виктор Сергеевич, а сам подумал: «Значит, правду про него говорят, что халтурит втихаря, когда мы с замом на совещаниях у замминистра или в командировках. Да мало ли способов у них. Вот кто у нас в стране хорошо живёт – таксисты, водилы таких, как я, да продавцы». И тут шальная мысль закралась в голову: – «А не попросить ли у него полтыщи в долг? Он всё равно копит, деньги, значит есть, а до весны всяко отдать удастся».
Виктор Сергеевич докурил и выбросил бычок в окно. Они уже подъезжали. Мыслишка возникла, как говорят французы, совсем не католическая: занимать у своего шофёра. А если он разболтает? Такие новости аж до замминистра быстро долетят. Нет, необходимо искать другое решение. Какое, Виктор Сергеевич не знал. Он вышел из машины, так и не надев шляпу и не заметив, что смял её левой рукой до полной потери формы. Или набраться мужества и выложить правду жене? Хотя бы по телефону? Ох, сколько придётся услышать в ответ, сколько презрительных взглядов потом выдержать! Сколько раз перед гостями она произнесёт обиженно: «А вот у нас вечно денег на хорошие вещи не хватает! Никак не можем трюмо нормальное купить!»
Длинные коридоры министерства блистали привычной серостью. Виктор Сергеевич сухо кивнул секретарше, в кабинете рука первым делом потянулась к телефону и пальцы сами принялись набирать домашний номер. Пошли гудки, один, второй, третий, четвёртый. Саша не подходила. Где она, Боже мой? Сейчас есть силы сказать, будут ли они в другой раз? Заскрипела дверь, в проёме показалось лицо Маши-секретаря. Виктор Сергеевич мгновенно надавил свободными пальцами на рычажки и повесил трубку.
– Что у тебя, Маша?
– Виктор Сергеевич, там из «Машиноимпорта» Сергей Прокофьевич приехал.
И точно, ведь договаривались согласовать позиции по этим несчастным насосам. Их тоже таскают в высокие кабинеты.
– Да-да, пригласите.
Через полминуты вошёл плотный верзила с лицом боксёра – внешность совершенно необычная для чиновника. От двери протянул свою лапищу для приветствия. Виктор Иванович встал, поздоровался.
– Присаживайся, Прокофич. Не было, что называется, печали, так черти на ровном месте накачали.
– Да уж, Сергеич. Кому это в голову взбрело? На что время приходится тратить! Вот мы тут свои соображения набросали, документики, копии собрали, – он протянул хозяину кабинета тёмно-зелёную папку, ознакомься потом детально, а сейчас я вкратце изложу. Ты как сам-то? Дочка поступила?
Гость был осведомлён об истории с МГИМО, как раз тогда, в мае-июне они тесно общались в связи с закупкой насосов.
– Да, поступила, – предпочитая не отвечать на первую часть вопроса, – учится там, довольна.
Виктор Сергеевич раскрыл папку, но мысли уже носились в другом месте: деньги, которые «съел» дочкин институт, трюмо это треклятое, и тут безумная идея постучалась в голову: а что если у Прокофича спросить? Бездетный, жена работает…
– Слушай, извини, я не по делу сначала. Не можешь занять пятьсот рублей? Сто с зарплаты отдам, а через четыре месяца всю сумму.
К большому удивлению Виктора Сергеевича, его гость с готовностью откликнулся на просьбу. Понимающе улыбнулся:
– Всё за машину рассчитаться не можешь? – и не дожидаясь ответа, добавил. – Могу, отчего же нет? Тебе когда?
– Завтра, я заеду, как раз всё обсудим, папочку сегодня проштудирую, не успею – домой возьму.
– Ну и хорошо, а пока внимай мне, – и Сергей Прокофьевич начал обстоятельно излагать позицию своей организации.
Виктор Сергеевич слушал в пол-уха. Как гора с плеч – хоть эта проблема решена, ну а с насосами уж как-нибудь они дружно отобьются.
6
Наступил октябрь, медленно, но верно подкрадывалась зима, уже успел выпасть и растаять первый снег. Занятия в институте отнимали массу времени, и Илона не замечала, как оно летит. С однокурсниками ограничивалась простыми «привет» и «пока». И так от пары к паре, садилась с кем попало. Где свободно, туда и направлялась. В лучшем случае, кофе попьёт в буфете со случайным соседом или соседкой по месту в аудитории. Но дружеские отношения ни с кем пока завязать не получалось, да она особо и не старалась. Что-то мешало самой совершить первый шаг. Что, она не представляла, но догадывалась, однако боялась в этом признаться. Сдружишься с одной, второй, там образуется компания – девчонки и парни, а она каждого до сих пор мысленно сравнивала с Никитой. И это давалось нелегко. После трёх часов быстренько перекусывала и бежала в читальный зал. На втором месяце обучения ритм жизни оставался неизменным. И теперь, когда она свыклась с ним, немного не хватало простого общения, сокурсники уже передружились, а Илона одна стояла в коридоре перед аудиторией, одна толкалась в очереди в столовку, одна бежала к остановке автобуса. Было одиноко.
Поэтому она непритворно обрадовалась, когда Анжела позвала на «пати», как она выразилась по телефону, у Серёги. Там она хотя бы всех или почти всех знала, знала, чего от них ожидать. Однако слово «пати» заставило её усмехнуться – в двухкомнатной советской квартире это «пати»? Ага, пока родителей нет. А вдруг внезапно заявятся? И всё «пати» разбежится. Кому в голову мысль пришла так обозвать банальную пьянку под гитару? Наверняка не Серёге, как-то совсем не вязались англицизмы с внешним видом былинного богатыря, поклонника Высоцкого к тому же. Видимо, Анжелке самой захотелось выпендриться, она в последнее время почувствовала вкус красивой жизни. Вот и тянется к новым высотам.
Дверь открыл сам хозяин. Серёга встретил её, как и в первый раз: крепкими объятиями. Илона охнула и про себя отметила: пусть не Илья Муромец, но уж точно Алёша Попович. А он ещё приподнял легко, как пушинку, чтобы щёчку облобызать не наклоняясь. Вот силища, и, действительно, совсем не киношно-культуристская типа Рэмбо, а нутряная, природная. Русский богатырь!
– Приветствую будущего дипломата! – игриво пророкотал Серёга своим басом. – Что же ты так редко у меня бываешь? Я же почти каждые выходные друзей собираю. Танцуем, песни поём. А нынче последний раз перед долгой паузой – родители сворачивают дачную лавочку.
«Ишь ты, оказывается, шустрый какой, – обозначила себе персонаж Илона, – уже в друзья записал, один раз виделись». Решила поддержать игру.
– Ага, папа с мамой большому мальчику мешают. А снять квартиру – кишка тонка? – ковырнула она в поисках слабины у этого здоровяка.
Серёга не смутился, однако. Напротив, широко улыбнувшись, развил тему.
– Снимать зарплата не позволяет, я же обычный советский человек, живу, видишь ли, только на одну зарплату, хоть она и неплохая. За халтурами не гоняюсь, правда, и не отказываюсь, если честно. Чтобы квартиру иметь, мне, как нормальному гражданину, жениться надо. Тогда поставят в очередь, а общагу сразу дадут. У нас институт – «почтовый ящик», ждать жилья года два, не больше. Ну что? Пойдёшь замуж за работягу?
Илона слегка смутилась, хоть и осознавала шуточный подтекст предложения. Серёга рассмеялся:
– Да, шучу я, не боись. Пойдём к ребятам.
Они направились к уже слегка подвыпившей компании – Илона сознательно появилась почти на час позже назначенного времени: пусть народ соберётся, а то пока мало людей, к тебе всегда больше внимания. Тихая, ненавязчивая музыка, та же просторная комната с цветным телевизором «Рубин», овальным старинным столом, окружённым шестью незамысловатыми советского производства стульями и единственным диванчиком небольших габаритов – Серёгиной кроватью. Как он только умещал своё большое тело на таком скромном ложе? – удивлялась Илона. Стол сдвинули к телеящику у окна, чтобы оставалось место для танцев. Павлик и Анжела суетились около бутылки красного вина, Павлик наливал, а Анжела подставляла стаканы. Нечёсаный Мишаня со стопкой жидкости прозрачного цвета, явно водки, по своему обыкновению держался чуть в сторонке, изучая своим колючим взглядом присутствующих, совсем как милиционер на дискотеке. В другом углу пристроился чернявый парнишка, на вид совсем подросток. Илона его видела тогда, но не могла вспомнить имя. И в медленном танце слиплась совсем незнакомая ей пара. Всё. Пока больше никого не было.
Её встретили радостными, пожалуй, даже восторженными возгласами. «О, кого я вижу, – Мишаня аж привстал, – будущее светило дипломатической науки! Штрафную! Дипломаты пьют в обязательном порядке на разных приёмах. Им иначе нельзя! Тренируйся, пока не поздно!» Павлик с Анжелой присоединились: «Пей до дна! Пей до дна!» Даже незнакомая парочка разом повернулась в её сторону и поддержала в один голос: «Обязательно налить Илоне!» Все всё про неё знали. Про Никиту тоже, конечно. Интересно, мужская часть коллектива, видимо, рассматривала её как потенциальную партнёршу для постели. Объект свободен, почему не попробовать? О разрыве с Никитой, значит, тоже народ извещён в деталях. Хорошо, ещё про её первую влюблённость, про Игоря, никто, кроме Анжелы, не был в курсе. Лишь Илона пребывала в неведении насчёт них. Кто такой Мишаня, чем он занимается? Малорослый, невзрачный, почему он всегда – центр внимания, а не хозяин, например? Что за влюблённые тискаются, изображая танец?
Мишаня, кстати, и подал ей бокал шампанского, да тост громко произнёс:
– Друзья! Давайте выпьем за Илону, за её успехи!
Компания дружно поддержала: «За Илону!», а Мишаня повернулся к Илоне:
– Слышишь? За тебя пьём, красотка. Пей до дна!
И остальные, как по команде, закричали: «Пей до дна, пей до дна!» Илона не стала кочевряжиться и залпом опустошила бокал.
– Молодчина! – похвалил Мишаня. – А теперь тебе штрафная положена, некоторые уже по третьей или по четвёртой пропустили, трезвенников тут не наблюдается.
Вторую, естественно, налили без промедления. Илона расхрабрилась, она работала на публику и медленно, смакуя каждую каплю, выцедила желтоватую жидкость. Кто-то зааплодировал, его поддержали. Илона почувствовала себя актрисой на сцене: на неё смотрят, хлопают в ладоши.
– А давай ещё одну, раз вы уже по три засандалили, – молодцевато воскликнула она.
– Не проблема, – Мишаня долил остатки шампанского, – пей! – И, обращаясь к остальной публике, как заправский цирковой объявляла провозгласил: – Внимание, смертельный номер – несовершеннолетняя студентка опрокидывает третий бокал, слабонервных прошу удалиться!
Раздался смех. «Ах, вам смешно? – хорохорилась Илона. – Ну что ж, смотрите, представление продолжается!»
Она опрокинула третью порцию. К её удивлению, в голове даже не зашумело, мозг работал чётко. Она манерно, держа бокал лишь большим и указательным пальцами и оттопырив остальные, поставила сосуд на стол. Так пил первую и последнюю друг отца Чистяков, когда приходил в гости.
– Вот! Ну где аплодисменты? – неожиданно для самой себя затребовала морального поощрения Илона. – Где аплодисменты?
И они не заставили себя ждать. Хлопали все: и Анжелка с Павликом, и незнакомая пара, и чернявый недомерок, и Серёга, и громче всех, поедая глазами Илону, хлопал Мишаня. Для этого он освободился от рюмки, не забыв, однако, влить в себя её содержимое. От Илоны не укрылось пристальное внимание заправилы представления, но он по-прежнему не возбуждал в ней никаких чувств. «Крутой, видите ли, если верить Анжелке. Ну ладно, не причёсывается, так даже лучше, а ростом и фигурой не вышел, мне даже до лба не дотянется, – размышляла Илона, – и туда же, уже сколько раз мысленно меня раздел, – не сосчитать, думает, я – слепая».
Присутствующие наконец успокоились и каждый погрузился в своё. Павлик с Анжелой присоединились к паре, кружащей с остановками лишь для аплодисментов Илоне. Илона бы тоже пошла, кабы её пригласил, к примеру, Серёга. Но он о чём-то заговорил с юным брюнетом, а Мишаня снова стал приставать к Илоне.
– Ну как, веселее стало? – для начала дипломатично осведомился он.
– Немного, – соврала Илона, на самом деле алкоголь уже ударил по башке, и ей стало так легко и свободно, что хотелось тоже поплыть в медленном танце, не важно с кем, даже с вот этим, плюгавеньким Мишаней.
Но он не пригласил. Напротив, признался.
– Я не танцую, а ты, вижу, не прочь.
«Откуда этот чёрт всё знает, как он мысли читает?» – мелькнуло в голове.
– Видишь ли, не умею, неловкий я с партнёршами: то на ногу наступлю, то ещё что. Поэтому стараюсь не танцевать. Я вообще многое умею, но танцы – не моё. Вот если попросишь смотаться в Ленинград на пару ночей, – при слове «ночей» Мишаня многозначительно подмигнул, финал истории с Никитой и для него явно не тайна, – то это вполне, вполне реально.
Илона едва не взорвалась: раз она спала с одним, значит, теперь доступная для всех? Они, что, все теперь так считают? Однако смогла сдержать себя и лишь язвительно прошипела:
– Тебе пока бы немного дотянуться до моего уровня, так что сначала каблуки хорошие купи, чтоб незаметно было.
Она отвернулась и сделала шаг в сторону, но Мишаня её поймал за рукав.
– Я много чего купить могу, каблуки – не проблема, только мне они, уверен, не понадобятся. Смотри, не забудь, когда родится настроение сгонять в Ленинград, свистни. Я рядом, недалеко от тебя живу, около «Багратионовской», там у меня квартира. Моя квартира, – многозначительно повторил он, – а телефончик тебе Пашка скажет.
Илона выдернула рукав из толстых, как обрубки, пальцев Мишани и, чтобы избавиться от него, удалилась в туалет. Там побыть одной хоть несколько минут. Ух-х. Она перевела дух, глянула в зеркало – всё в норме: тушь и помада на месте, тени тоже. Боевая раскраска не подвела. Глаза-озёрца смотрелись хищно, кого бы в них утопить? Серёгу? «А почему нет, – рассудила Илона, – он из того же теста, что и все остальные слеплен».
Она поправила непослушную светлую прядку и решительным шагом направилась в комнату. Поравнявшись с Серёгой, протянула ему свой бокал:
– Налей!
– Ух ты! – усмехнулся Серёга. – Голубоглазые красотки сегодня отрываются.
– Верно подметил, – не стала отрицать Илона, – а что, нельзя?
– Шампанское кончилось, «Ркацители» будешь?
– Это что такое?
– Грузинское белое, ты что, в магазины не ходишь? Сейчас все полки им заставлены. Рупь тридцать за пузырь. Дёшево, но сердито, и, главное, имеется в неограниченном количестве, несмотря на антиалкогольную кампанию.
– Представь себе, не хожу в магазины! Наливай!
Серёга плеснул ей почти прозрачной жидкости из бутылки с картинкой гор на некрасивой, криво приклеенной жёлтой этикетке. Резко запахло кислятиной. Илона поморщилась, но выпила залпом. Такое лучше не тянуть. Похоже на пойло, что наливали в тот раз, летом.
– Ещё! – приказным тоном скомандовала Илона.
Хозяин квартиры повиновался и наблюдал, как Илона, скривившись, поглощает кавказскую бурду.
– Ну как? – поинтересовался он после минутного молчания.
– Противно, – скривив губы, буркнула Илона, – подожди, я сейчас. Показалось, что её вырвет, и она ринулась в сторону туалета. Но пронесло: только постояла у раковины, глотая воздух. Отдышалась и минут через пять она уже нетвёрдо вышагивала в сторону Серёги. От него тоже не укрылась гримаса Илоны:
– В порядке? – и после утвердительного кивка Илоны, продолжил. – Извини уж, чем богаты. Бутерброд?
– Н-нет, лучше ничего, – отказалась Илона.
Они снова замолчали, из магнитофона доносилась тихая, размеренная музыка. Танцующая парочка уже целовалась около окна. Павлик вытащил красно-белую пачку «Marlboro» из нагрудного кармана и вопросительно посмотрел на Серёгу, тот отрицательно покачал головой и махнул рукой в сторону балкона.
– С Никитой у тебя всё? – больше для поддержания разговора спросил Серёга.
– А тебе уже разведка донесла? Я смотрю тут про меня абсолютно всё знают.
– Не разведка, он сам. Видел его недели две назад, грустный такой.
– Ну-ну, грустный, – зло пробормотала Илона, язык уже начал заплетаться, – ха, в следующий раз скажи ему, что у меня новый парень. И мне с ним хорошо! А он пусть сосётся с той дурой, ему больше ничего не надо.
– Да ну, – картинно удивился Серёга, словно пропустив мимо ушей упоминание о дуре, – и кто же этот счастливчик?
– А я не знаю ещё, – игриво изрекла Илона, – пока не определилась.
Илона оценивающе оглядела собеседника – хорош, статен, силища так и прёт из него. На лицо не очень: нос картошкой, скулы азиатские, но как это говорится, а вот: «С лица воду не пить!» И встречный взгляд перехватила – похоже, что объект готов, созрел. Илона придвинулась ближе к Серёге, их лица разделяло сантиметров десять. Один шаг, даже не шаг, лёгкое движение тела, и сблизившиеся губы сольются в поцелуе. И она прошептала:
– А почему б не ты? А? Серёжа, что? Слабо? Для начала пригласи потискаться под музон? – Илона уже раскачивалась в такт музыке. – Я ведь тебе нравлюсь, думаешь, незаметно? Так чего мы ждём? Давай потрёмся друг о друга.
Но Серёга неожиданно взял её обеими руками за талию и вместо того, чтобы унести туда, куда Илона не знала сама, вместо этого приподнял её легко, как пушинку, и отодвинул от себя.
– Подрастёшь – потрёмся, – сказал, как отрезал Серёга, – я несовершеннолетками не балуюсь. Принцип такой. А если чешется, так вон Мишка сидит, он не против будет. Дуй к нему, завидный кавалер.
Илона уставилась на несостоявшегося партнёра широко раскрытыми глазами. Как? Она сама ему почти предложилась, а он… Да как он мог? Ей, Илоне, отказать, малявкой какой-то обозвать!
– Да иди ты… – само сорвалось с языка.
Она отвернулась, чтобы смахнуть навернувшуюся слезинку. Вечер был категорически испорчен. Козёл, блин, а она-то, дура, догадалась, на кого глаз положить!
