Иван Бездомный
Дежавю
При этом здоров, говорят, не беден и счастлив.
Бывает такое.
Далее от него:
«Бросив все, кроме ненадолго (как ты надеешься) оставленных близких.
Ты едешь в никуда, не знаешь, где будешь ночевать, не то что жить… И нет ни адреса, ни улицы, ни дома.
Как устраиваться, где и на что…
И подсказать некому, а о помощи и мечтать не приходится.
Неделю за неделей, меняя города, обстоятельства и лица.
Зачастую остаешься наедине с собой, когда и поговорить не с кем…
Твой мозг сбивается с привычного ритма, освобождается от суеты, мелочности и рутины, и объединяется с подсознанием, а не противостоит ему более.
И мир раскрывается навстречу, и контактирует с тобой, так, как тебе и в голову прийти не могло. Происходит слияние внешнего с внутренним, и случаются события, открытия и встречи.
Разные.
Некоторые труднообъяснимые, иные – совсем из ряда вон».
Смутьян, обитающий внутри его зад…орной груди, толкал в заморские дали, в поисках знаний тайных, понимания смысла скрытого и немногим известного.
В погоне за раем искатель объехал просторы суверенной, не обошел вниманием и Европу, напоследок проутюжил территорию заокеанских партнеров, причину всех бед наших.
Он пересек Америку вдоль и поперек, пожил в шести штатах, и безграничный срок своей молодости и даже больше – целый год, провел в Буддистских монастырях как начинающий монах. Получил посвящение и кличку – Сан Гай. Нет, не гей – Солнечный парень, как-то так. Но после года скитаний, медитаций и посвящений, до замороченной учениями головы дошло, что спасением хрупкой, наивной субстанции, под названием Душа, заниматься следует от служителей алтаря подальше, к сердцу и природе поближе. А может, тупил и сопротивлялся, как прилежный атеист, но разглядел он за мантрами и молитвами, священное желание тебя ощипать. А благословенные причины и слова правильные о просветлении и вере всегда находились.
Через год он от всего сердца искренне ненавидел любые вероучения и ряженых в рясы служителей.
– Чем дальше от религии, тем вкуснее жизнь, – понял он.
***
Алекс сидел на куцем коврике.
В огромной гостиной наполненной старыми статуями, людьми и ожиданиями сегодня было тесно. Вообще, в этом доме все было не так: и кухня прадедушкина, привезенная из дворца ветхозаветного падишаха, и неудобные лавки из окаменелого дерева, да и сам Алекс выглядел здесь откровенно лишним. По бокам от него расположились и оживленно переговаривались между собой блеклые личности. Узнав, что он прибыл сюда из Сиберии, из самого города V, интересовались: – Правда, что по дорогам города V бродят тигры?
– Врут, – на чистом глазу отвечал он. – В городе V нет дорог.
Он попал в этот дом волей случая. В обитель статуй и лавок его пригласил сам владелец – американский доктор Суссот – один из первых врачей успешно научившихся лечить тогда еще неизлечимый СПИД. Он спасал обреченных и по совместительству подрабатывал меценатом, буддистом и коллекционером всякой рухляди.
Суссот выглядел довольно странно – голова деда на теле юноши. По-видимому, бывалый йог, или с сатаной договор. Это никого не смущало.
В его вилле на Гавайях зачастую встречались озабоченные вечной жизнью голливудские актеры, спортсмены и бизнесмены. В жизни знаменитости выглядели много меньше и серее, возможно, берегли рост и красоту свою для киноэкрана и красных дорожек. Это было культовое место общения дураков с блаженными, главное – иметь солидный статус и умный вид.
Алекс жил там месяца три, и давно уже тяготился бессмысленной тратой времени и отсутствием событий. Тикают часики, уходят дни, недели и месяцы, а жизнь проходит где-то там, в стороне.
Он спрашивал себя вновь и вновь: «зачем я пересек весь континент, для чего оказался именно в этом доме, в это время, с постными людьми?» Да и саму концепцию буддизма считал ошибочной.
«Смерть как триумф освобождения от мучений? Что может быть прекраснее небытия?» – Такую панацею от бед и несчастий мог придумать глубокий старик с кучей болячек, а нам – молодым и здоровым, ваши страдания ни к чему. Срединный Путь мы себе оставим, а в остальном, смените маркетолога, ваш давно устарел, – он знал об учении больше самих буддистов, разбирался в политике лучше политиков, впрочем, во всем остальном тоже.
В один из ветреных, тропических вечеров его позвали на сессию, обещали большой сюрприз и маленький фуршет. Ожидали самого Мессию, или архангелов, он так и не понял.
Жара уже спала, на улице стоял март или ноябрь, кто их на Гавайях разберет? Календарь только.
В назначенный час Алекс нехотя поднялся в зал. По периметру расположились избранные в светлых одеждах, человек двадцать. Не ангелы, но тоже состоявшиеся. Некоторые лица казались знакомыми, кажется, их иногда показывали в новостях.
Он сидел на жестком коврике, не обращая внимания на глухое шушуканье публики, и наблюдал, как с гор на Гонолулу наваливается южная ночь.
Искрил последними бликами океан, и отражались в окнах небоскребов лучи уходящего Солнца, пока не наступила тьма и не поглотила город.
Казалось, улицы исчезли в темноте, и мир канул в бездонную морскую пучину. Но через миг расцвели улицы фонарями, и фары автомобилей оживили исчезнувший было мегаполис.
– Черт, сижу здесь, занимаюсь полнейшей хруней, ни документы для приезда семьи не делаю, ни деньги не зарабатываю, – в груди кипело. – Еще и попы мозг выносят, – в нем окончательно проснулся Фома. – Не пойти ли им всем в Иордань, и пудрить головы кучерявым бедуинам? Давно надо было попрощаться, задержался я с просветленными.
– Поприветствуем нашего уважаемого гостя Оле Нидал, – восторженные аплодисменты гостей оторвали его от размышлений.
В зал входил крепкий мужик без возраста.
Короткая стрижка, уверенный взгляд, белая рубашка с закатанными рукавами.
Он отличался от тибетских ринпоче и духовных поучителей в рясах встреченных ранее – приглашенный не касался денег, финансами занимались ассистенты. Оле нес убежденность и знания, в которые искренне верил, это сквозило в каждом взгляде и движении. Такие никогда не просят, им предлагают сами и рады, если дар принимают.
– Коммерция на престиже. Заманчивый фантик. Эффективней только обещания бессмертия, но поляна Святого Духа косится другими священнокосителями уже две тысячи лет, – парень беззастенчиво наблюдал за гостем, но тот не вписывался в привычные шаблоны. – Однако, он не бизнес гуру, нет. И не ментор, постой, Оле Нидал? – вспомнил Алекс объявленное имя, – как же, читал, да. Современнец, пытающийся подвести логику и понимание под винтажное учение. Переоткрыватель. Любимец женщин и желающих жить вечно. Сейчас будет лить карму, логику и перерождение, надо сделать приличный вид и спрятаться, пока не обмочил озарением.
Общий вид он уловил, но за руками миссионера следить надобно.
Нидал по очереди обходил каждого, прикладывал зеленую от старости штуковину на затылок, тихо произносил пару слов, и направлялся к следующему.
Не хватало громких фанфар: На арене Копперфильд и Кашпировский!
– Опоздал ты, братец, они уже в прошлом. Но все ближе подбирается, сейчас отритуалит, отмантрит и отдзенит, а мне потом разгребать. Этот антиквариат пару тысяч лет не мылся, а дерматолог мне не по карману, – встревожился Саня, – и не свалишь, посчитают за оскорбление…
«Терпеть их не могу», – читалось на его лице, и, кажется, это замечали.
– Подходит все ближе: бежать некуда, попал, – не в силах сдержаться он раздраженно повел плечами.
Оле встал напротив, пристально взглянул ему в глаза и понял с кем имеет дело. Он сдержанно улыбнулся, положил на голову неожиданно тяжелый талисман, тихо что-то прошептал, на миг плотно прижал артефакт к темечку безнадежного, оторвал, и, не задерживаясь, направился к соседке ждущей прозрения в паре метров.
– Фокус не удался, про гипноз мы и сами все знаем. Ушел, и ладно, – облегченно выдохнул Саня. Прищурив глаза он проводил взглядом просветителя.
Неожиданно он почувствовал странные, еле заметные изменения. Будто внутри него что-то начало раздваиваться. Как при хорошем перепитии. Он сглотнул, пытаясь навести резкость и снять возникающие неприятные ощущения, но вместо этого вдруг увидел свою макушку.
Алекс продолжал сидеть на коврике все в той же позе, в том же зале. И одновременно, он же стоял, и видел себя, сидящего, уже с высоты своего роста.
Алекс сидящий, прищурив глаза, с легкой усмешкой смотрел в спину отходящему Оле Нидалу. Алекс стоящий, с изумлением наблюдал за самим собой и происходящим свысока.
Психиатры скажут: «Раздвоение личности», и будут правы.
Жаждущие бессмертия и просветления ожидали своей дозы, а он, совершенно не понимая, что происходит, начал медленно приподниматься, и будто становиться выше.
Неверный артефакт все-таки вывел его из себя, и вытолкнул из тела.
Саня заметил, что он растет и движется вверх, не прилагая для этого никаких усилий.
Проснулись и спорхнули с деревьев уснувшие было птицы.
Тревожно зашелестела листва и залаяли собаки.
Под ним краснела черепицей крыша виллы врача, он понял, что находится уже снаружи здания, и наблюдает за всем сверху.
Он стал подниматься быстрее, и через миг оказался над высокими соснами. Ниже показались соседские дома, освещенные фонарями дорожки ведущие в туристический рай Вайкики.
Пальмы.
Холмы.
Далекие огни.
Пространство вокруг него начало слегка подрагивать и искажаться, будто скручиваясь в едва заметный вихревой поток.
Еще быстрее.
Вибрация.
Давление и легкий шум.
Все выше и выше, теперь под ним оказался весь город окруженный темно-зелеными горами. Еще мгновение, и далеко внизу сверкнул огнями Гонолулу, мелькнул и исчез Перл Харбор, порезанный светящимися дорогами остров Оаху, и вся цепь Гавайского архипелага.
Подъем ускорился.
Дрожь.
Шум стал давящим.
Серый поток превратился в воронку, которая становилась все плотнее и быстрее.
Вибрации закладывали уши, и, раскачивая, закручивали его в мутный водоворот утаскивающий вверх…
Вокруг потемнело, но не до черноты, окружающая его мгла, казалось, неслась вместе с ним и необычайно мерцала.
Теперь он несся уже вертикально вверх.
Острова, да и сам океан скрылись внизу за плотной пеленой облаков. Гул стал невыносимым: грудь сжало, и каждый вдох давался с огромным усилием.
Он начал задыхаться, в глазах расплывалось. Казалось, еще мгновение, и ушные перепонки не выдержат и лопнут.
Его крутило и мутило.
Неожиданно шум начал утихать, движение замедлилось, давление снизилось, и вскоре исчезло совсем.
Подъем прекратился.
Ощущение тяжести, тошноты и раздвоения постепенно отступило, стало немного легче.
Постепенно, на смену шуму, пришла тишина. Глухая тишина закладывающая уши. Не бывает такой.
Алекс почти перестал раскачиваться, но все еще не мог оклематься и прийти в чувство: пространство вокруг него расплывалось, вибрировало и мерцало. Да и чувствовал себя не очень: будто проплыл под водой чуть больше возможного и никак не мог надышаться.
Его окружала бескрайняя тьма с вкраплениями света. Яркие звезды разбавляют мрак. Издалека доносился какой-то шум, но все тише, и дальше.
Он навел резкость.
– Все как обычно: бездонная тьма, и небо как небо – звезды, луна. Только размер непривычный, ХХХ размер, скрывать не станем.
Он находился где-то между.
В глубине черной бездны.
Между Землей и Луной.
Звезды стояли невпопад, и он почти пожалел, что не обращался к астрологам: сейчас, знал бы что делать и куда направиться. Но когда ты висишь на орбите, тебе не до серьезной науки.
От него к Земле тянулся серебристый, еле заметный скручивающийся след, постепенно растворяясь вдали. Планета проплывала снизу большим серо-голубым пятном.
Вокруг мерцали звезды отражая холодный свет, по привычному маршруту плыла вечная спутница.
Но что-то, что-то не так. Совсем не так, как надо.
Странное ощущение: будто бы он был здесь, в холодной высоте, и не здесь, одновременно.
Алекс рассматривал звездное небо с необычайно крупными звездами и Луной, и удивлялся непривычному пейзажу.
– Это вам не зачуханный спутник в небе, а полноразмерное трехмерное изображение, даже кратеры видно! Никогда не думал, что окажусь к ним так близко. А серый шар под ногами – это Земля. Совсем не голубая, как в кино. С детства мечтал побывать в космосе, и, кажется, мечты сбываются, но я хотел совсем не таких открытий, не сейчас, и не так, – он вглядывался в черные глубины как в бездонное зеркало, и картина не приносила ему облегчения.
– Меня здесь никто не ждет. Что я делаю на местных высотах? Новое место обитания, станция конечная? Где обещанный туннель, родственники и дружеские объятия? Космос большой, а податься некуда. Но буддистам космос по колено, а мир пох. Воистину перестарались ламы тибетские, я понимаю, отречение от буддист-клуба, но менять мое место жительства не спросив? Здесь вообще, есть кто-нибудь? – опешил он. – В тот час, когда истинные оахуянцы и оахуянки наслаждаются закатами, я болтаюсь в пустоте с туманными перспективами. Товарищи небожители, ваш headhunter перестарался, я своего согласия не давал, не просил и контрактов кровью не подписывал. Пардон ми, но верните все взад. Ваши миражи вызывают во мне тревогу.
Черная ночь не отвечала.
Под ногами – громадина Земля. Где-то под ним плескался океан и затерянные на нем острова. Далеко внизу суетится вечерний Гонолулу, и исполняются чьи-то желания. И Гавайи еще не спят скрытые пеленой туч и ночным покровом.
А он – уже вне всего этого.
Привычного.
Называемого Жизнь.
А она продолжается.
Как обычно.
Только без тебя.
Холодеет и покалывает высь.
Страшит темнота и неопределенность, да и бескрайние просторы пугают.
До него донесся необычный, тонкий звук.
Будто мелкие осколки хрусталя или льдинок, сталкивались друг с другом.
Парень оглядел себя сверху донизу и обомлел: он все так же был в джинсовой рубашке и видел свои руки.
