Ирина Ребони
Подруги
Около старого домишки, в котором, судя по рассказам подруг, проживала болтливая старушка, стояла машина «скорой помощи». Мне стало не по себе. Конечно, со старым человеком может что угодно случиться, но ввиду моей подозрительности, значительно обострившейся в последнее время, мне показалось это неслучайным. Я быстро дошла до бетонного ограждения и повернула назад. В голове билась какая-то невнятная мысль, которую я никак не могла ухватить. Что еще рассказывали подруги о своем визите сюда? Заморосил дождь, и я открыла зонтик, заодно укрываясь от возможных любопытных взглядов. Во дворе желтого дома я заметила целое скопище машин – и грузовых, и легковых, не проехать, не пройти. Может, поэтому Женька предпочитал оставлять машину снаружи? Тут я боковым зрением заметила, как из дома старушки вышли двое мужчин в белых халатах с носилками в руках. Лицо старушки было открыто, значит, жива, и ее везут в больницу. «Дай Бог ей здоровья!» – произнесла я про себя, надеясь, что Там, Наверху, меня услышат.
Тем временем я миновала желтый дом, дождь усилился, а я продолжала свои попытки вспомнить, что еще рассказывали подруги. И я вспомнила! Непонятное сооружение на соседнем участке, которое они описали как-то невнятно. Я как раз находилась возле этого участка и остановилась, пытаясь рассмотреть блестящую крышу. Ничего такого видно не было, может, солнца не хватало. Невзирая на дождь, уже припустивший по-настоящему, я ступила на заброшенный участок и, раздвигая высокую траву, направилась вглубь. Вскоре я была вознаграждена за свое упорство, чуть не врезавшись в непонятное строение. Только вот оно было покрыто не новеньким оцинкованным железом, а чем-то ржавым, хотя и не ветхим. Кому понадобилось менять новую крышу на старую? И, главное, зачем? Кому – пока непонятно, а зачем – очевидно. Не хотели привлекать внимание к этой постройке. Катя говорила, что она похожа на улей, Вероника – что на погреб. Мне же она показалась большим скворечником. Я обошла ее по периметру, но никаких входных отверстий, куда бы могла залететь птичка, не обнаружила. Передний и задний фасады смыкались с крышей, по бокам карнизные свесы были довольно длинными, так что заглянуть под них было не так-то просто. Тогда я просунула туда руку. Боковые стены не смыкались с крышей, оставляя свободное пространство сантиметров в двадцать, а то и больше. Предположив, что постройка полая, я просунула руку глубже, для чего мне понадобилось опуститься на одно колено, и вскоре натолкнулась на препятствие. Это была металлическая решетка. Ее ячейки были небольшими, даже маленькой птичке не удалось бы проскользнуть сквозь такую преграду, но разделяющие их планки были узкими, что не мешало свободному доступу воздуха.
Я поднялась на ноги, обнаружив, что раскрытый зонтик валяется в стороне, а с меня ручьями льется вода. Затем и озноб почувствовала. Нужно было поскорее убираться отсюда. О назначении странного сооружения я догадалась сразу. Это была вентиляционная шахта – вот что значит инженерное образование. Через эту шахту воздух подавался в подвал. Судя по всему, этот подвал был просто огромным и располагался не только под желтым домом, но и под соседним участком. Что же там скрывается? Похоже, склад. Но для поддержания работы склада вряд ли нужно такое большое количество энергии. Значит, все-таки какое-то производство, тайное производство. Неужели Вероника была права, предположив, что деятельность фирмы «Цвета лета» связана с наркотиками? Тогда, зачем им был нужен Женька с его умениями? К тому же, я по-прежнему была уверена, что он не стал бы связываться с грязными делишками. Опять ничего не сходилось. Озноб становился сильнее, думаю, не только от холода, но и от нервного напряжения. Я подняла зонтик над головой, хотя это уже не имело большого смысла, и заспешила к дому. По счастью, по пути мне никто не встретился, машины мимо не проезжали, и я понадеялась, что мой визит на улицу Короленко остался незамеченным. Меня уже по-настоящему трясло, мысли путались, и я решила отложить размышления до более подходящего времени.
Когда я вошла в квартиру, мама с радостной улыбкой устремилась ко мне, затем на ее лице отразился ужас, и она стала стаскивать с меня мокрую одежду.
– Ты, что, в луже валялась?
– Поскользнулась и упала, – промямлила я.
Мама сопроводила меня в ванную, но, даже стоя под горячим душем, я никак не могла согреться. После душа я надела халат Алексея, так как мамины вещи мне не годились. В отличие от меня, она была миниатюрной женщиной. От нее мне достались только глаза, в остальном я была похожа на своего отца-попрыгунчика. Я засунула мокрые вещи в пакет, чтобы удержать маму от порыва немедленно все постирать. Праздничный обед был уже готов, и мне не хотелось оттягивать его начало. Мама нашла в своих закромах мои старые джинсы, футболку и шлепанцы, так что кое-как меня экипировали. Обед прошел в очень дружелюбной обстановке, я бы даже сказала, что в по-семейному теплой. Вот и говори после этого, что штамп в паспорте не имеет значения. Я редко пью крепкие напитки, но Алексей настоял на том, чтобы я выпила водки. Внутренняя дрожь немного утихла, хотя до конца так и не прошла. После обеда я вызвала такси, мамин жених снабдил меня своей курткой, чтобы я по дороге не околела, и я отправилась домой.
Я собиралась заняться стиркой, потом посидеть в горячей ванне, выпить горячего молока с медом. Однако, оказавшись в квартире, решила сначала немного полежать. Проснулась я около шести утра от кашля и резкой боли в горле, джинсы и футболка намокли от пота. Мне было так плохо, что жить не хотелось. Я кое-как дотащилась до ванной, горячий душ меня немного взбодрил, я надела чистую ночную рубашку и халат, после чего еле донесла свое тело до кухни. Там я выпила теплого молока с медом и заглянула в свою скудную аптечку. Йод, бинты, пластыри, противозачаточные таблетки, витамины… Наткнувшись на упаковку с колдрексом, я обрадовалась, но, взглянув на срок годности, тут ж выбросила ее в помойное ведро. Лечиться было нечем. Я редко болею и особой запасливостью не отличаюсь. Ноги подкашивались. Держась за стенку, я еле добрела до спальни и, откинув покрывало, рухнула в постель.
Разбудил меня телефонный звонок.
– Марина, где вы пропадаете?! – раздался сердитый голос начальника. – Мы собирались сегодня обсудить новый проект!
– Извините, Владислав Николаевич, я заболела, – прохрипела я.
– Собираетесь брать больничный?
– Не знаю, все только началось.
Последовала пауза. Владислав Николаевич очень не любил, когда его планы нарушались, неважно, по какой причине.
– С врачами без особой необходимости лучше не связываться, – недовольно произнес он. – Даю вам три дня на лечение, а на четверг назначаю совещание по новому проекту. Вы уж постарайтесь на нем появиться.
– Постараюсь, – выдавила я и закашлялась.
Пожелав мне скорейшего выздоровления, начальник отключился. Вскоре позвонил Игорь.
– Говорят, ты заболела. Что с тобой приключилось?
– Вчера попала под дождь, – коротко пояснила я.
– Да, дождь был знатный. Хорошо лечишься?
– Нечем.
– Сейчас сбегаю в аптеку и все принесу. Что тебе обычно помогает?
– Не знаю, я редко болею.
– Ладно, в аптеке спрошу.
Выяснив симптомы моей болезни и номер квартиры, он повесил трубку. Похоже, жертва моих матримониальных устремлений сама дается мне в руки, невесело подумала я. Вот только жаль, что у меня нет сил даже для легкого флирта. Я кое-как сползла с постели и отправилась в ванную, чтобы немного привести себя в порядок. Пришлось обойтись тем, что почистила зубы, умылась и причесалась, на большее сил не было. После этого посмотрела на себя в зеркало, и собственное отражение меня не порадовало, я выглядела слишком бледной. Макияж был неуместен, но от того, чтобы спрыснуть себя туалетной водой, я все-таки не удержалась. Прихода Игоря я дожидалась, сидя на диване в гостиной, опасаясь, что, если лягу в постель, то опять усну. Вскоре раздался звонок домофона.
Игорь выглядел взбудораженным и чуть ли ни радостным, но при взгляде на меня его настроение резко изменилось.
– Да ты еле на ногах стоишь, – тихо произнес он и, притянув меня к себе, поцеловал в щеку.
Я инстинктивно его оттолкнула.
– Эй, держись от меня подальше! – Тут я вспомнила о своих коварных планах и добавила: – Ты же можешь заразиться!
– Зараза к заразе не пристает – ответил он избитой фразой и опять притянул меня к себе.
Я застыла в его объятиях, пытаясь понять, что чувствую. Единственное, что приходило в голову – я хочу лечь. Одна. Однако я не стала его отталкивать, а плавно высвободилась.
– Показывай, что принес.
Мы прошли в кухню, и он выложил на стол разные коробочки и бутылки, поясняя, что и когда принимать.
– Ни за что не запомню, – простонала я. – Напиши инструкцию.
– Писать инструкции – моя профессиональная обязанность, – усмехнулся он, – и, оглядевшись, взял с холодильника блокнот и ручку.
С этой работой он справился очень быстро и уставился на меня непонятным взглядом.
– Что, я ужасно выгляжу? – озабоченно спросила я, поправляя волосы.
– Напротив. Без этих твоих защитных доспехов ты выглядишь нежной и уязвимой, что мне очень нравится.
После этих слов мы оба почувствовали неловкость, и Игорь вернулся к роли сиделки. Поинтересовался, как у меня обстоят дела с пропитанием. Я честно ответила, что не очень. Заглянув в холодильник, он убедился, что так и есть. Он все-таки нашел пакетик с кашей быстрого приготовления, быстро ее приготовил и заставил меня съесть. Затем развел в чашке какой-то порошок, который я еле протолкнула в себя. Только после этого немного угомонился и сопроводил меня в спальню.
– А теперь, – сказал он, – дай мне твои ключи. В обеденный перерыв принесу тебе продукты.
После еды и принятого лекарства я почти мгновенно уснула и проспала несколько часов. Проснувшись, обнаружила на тумбочке возле кровати записку: «Я сварил тебе куриный бульон и яйца. Обязательно поешь, затем выпей лекарства (см. инструкцию). Ключи занесу после работы. Игорь.». Прочитав записку, я улыбнулась. Оказывается, очень приятно, когда о тебе заботятся. Похоже, мой план не так уж и плох, все-таки какое-то движение, а вперед или вбок – жизнь покажет. Сколько можно топтаться на месте?
Глава восьмая
Вероника
Я сидела в удобном шезлонге на террасе и куталась в теплую кофту. В отличие от субботы, которую мы с детьми провели на озере, в воскресенье погода не радовала. Стало прохладно, а потом и дождь зарядил. Леша, старший внук Натальи Сергеевны, проводил время со своими друзьями-подростками, появляясь дома только для того, чтобы подкрепиться. Трое остальных разместились возле меня и играли в карты. Бабушка недавно научила их играть в «дурака», и они с упоением отдавались новому занятию. Наверное, это занятие не лучшее для детей, но для того, чтобы угомонить шумную троицу, любые средства годились.
Эта двухдневная передышка была мне нужна, как воздух. Слишком много впечатлений для одной недели. Признаюсь, я надеялась, что выставка будет успешной, но на такой ажиотаж никак не рассчитывала. За эти дни я выслушала восхвалений в свой адрес больше, чем за всю предыдущую жизнь, неизмеримо больше. Постоянные интервью, съемки, встречи с «нужными» людьми меня ужасно напрягали. В пятницу я сказала Тамаре, что пора закругляться с рекламой. Она была со мной не согласна, говорила, что нужно «ловить момент». К тому же, у меня имелись обязательства перед издательством. Моя выставка была задумана не как благотворительная акция, а как часть рекламной компании. Половина эскизов была уже продана, но картины останутся на своих местах до окончания выставки. В киоске шла бойкая торговля книгами с моими иллюстрациями. Более того, резко возросли продажи этих книг в магазинах по всему городу. Поступали различные предложения о совместной работе, в частности, от других издательств. В пятницу появился владелец издательства «Весы», недавно вернувшийся из зарубежной поездки, с предложением контракта. Условия были очень выгодными, а он был таким убедительным, что я еле устояла. Но это, так сказать, профессиональный фон, произошли события и личного плана, от которых я никак не могла опомниться.
В прошлую субботу, занимаясь подготовкой к выставке, я находилась во взвинченном состоянии, опасаясь чего-нибудь не успеть. Я распаковывала картины, а двое помощников, которых прислало издательство, вешали их на стены, где нужно, устанавливая новые крюки. Работа двигалась споро, и я понемногу успокаивалась. Но в это время одному из помощников позвонили с сообщением, что его сын получил травму, возможен перелом, и он тут же умчался в больницу. Оставшемуся в одиночестве Коле стало труднее справляться, и я опять занервничала. В это время в галерее появился симпатичный парень. Подойдя ко мне, он поздоровался и спросил:
– Вы Вероника Верховцева?
– Да. А вас из издательства прислали? – Наверное, Сергей позвонил и попросил прислать замену.
– Можно и так сказать, – ответил незнакомец, затем протянул руку и представился:
– Артем Фролов.
– Отлично! – радостно воскликнула я. – Включайтесь в работу, а то мы недавно лишились одного помощника.
Он хотел что-то сказать, но я так уставилась на него, что он передумал. То, что он симпатичный, я заметила сразу, но то, что у него разные глаза – один светло-карий, а другой голубой, заметила только сейчас.
– Гетерохромия, – сдержанно произнес он. – Могу сразу вас успокоить и избавить от сочувствия. Других патологий с глазами нет, меня с самого детства не раз обследовали.
– Я и не думала вам сочувствовать. Простите мою непосредственную реакцию. Просто это очень необычно и… красиво.
– Вот как…, – усмехнулся он.
Я пришла в себя и еще раз окинув его взглядом, обратила внимание на то, что на нем дорогая одежда, явно не предназначенная для хозяйственных работ. Я тут же сорвалась с места со словами «Сейчас принесу вам рабочий халат», ругая себя за детское поведение. Вскоре мои помощники уже слаженно работали, я едва успевала распаковывать картины. Пару раз мы устраивали перерыв, чтобы попить чаю или кофе. В подсобном помещении все имелось для этого – стол, стулья, чайник, кофеварка, а также сопутствующие товары. В течение всего этого времени мы с парнями переговаривались и шутили, что очень скрашивало однообразную работу. Особенно остроумным оказался Артем, заставляя меня не просто улыбаться, но и смеяться. При этом мы обменивались взглядами, будто ведя безмолвный разговор. До меня не сразу дошло, что мы флиртовали, а, когда дошло, я даже воодушевилась. Любая женщина имеет право на столь невинное развлечение.
Распаковав очередную картину, я заметила на ней повреждение – длинный царапок, который бросался в глаза. В таком виде ее нельзя было никому показывать. Я в прямом смысле схватилась за голову.
– Что случилось? – обеспокоенно спросил появившийся Артем. Я указала ему на повреждение. – Что ты собираешься делать?
– Отвезу домой и попытаюсь отреставрировать. К понедельнику все должно высохнуть. На всякий случай, нужно оставшиеся картины проверить.
Мои помощники стали помогать мне их распаковывать. По счастью, больше никаких повреждений мы не обнаружили. Поскольку собиралась везти поврежденную картину на заднем сидении своего автомобиля, то просто накинула на нее рабочий халат.
– Я помогу тебе, – сказал Артем, забирая картину из моих рук.
Он не только помог погрузить картину в автомобиль, но и решил проводить меня до дома. «А то ты ее не просто покалечишь, а добьешь, пока будешь выгружать.». Я не стала сопротивляться столь приятному предложению. По дороге мы обсуждали мою выставку, что еще предстояло сделать за оставшиеся полтора дня, говорили об искусстве вообще и о наиболее сильных впечатлениях, полученных от знакомства с ним. Артем поинтересовался, где я училась.
– Разве ты не прочитал мою биографию? Она висит в первом зале, прямо у входа.
– Извини, не успел.
Я, в свою очередь, поинтересовалась, где он учился.
– О, я много, где учился, только недавно закончил, – без всякого выражения ответил он. – Потом как-нибудь расскажу.
Потом? Неужели он предполагает, что будут еще встречи? Я никаких планов относительно него не строила. Слишком все неожиданно, да он и моложе меня на несколько лет. Нет, это не для меня. С меня и легкого флирта хватит, даже этого в моей жизни давно не было, слишком давно. Я хотела спросить, кем он работает в издательстве, но мы уже подъехали к дому, и вопрос остался незаданным. Если бы я тогда задала свой вопрос, возможно, все сложилось бы по-другому, но я его не задала.
Войдя в квартиру, Артем сразу заметил роспись на стене прихожей. Он не стал спрашивать, кто ее сделал, а поинтересовался, когда я это сделала.
– Около десяти лет назад.
– Значит, уже тогда, в столь юном возрасте, ты была настоящим художником!
– Льстец, – пробормотала я, хотя почувствовала себя польщенной.
Мы переглянулись, и маленькие искорки, которые проскакивали между нами в течение дня, враз превратились в мощную искру, не имеющую ничего общего с легким флиртом. Немного испугавшись, я быстро прошла вперед, чтобы открыть дверь в мастерскую. Артем с картиной в руках следовал за мной. Когда он ставил картину на мольберт, наши руки соприкоснулись, и мы на несколько секунд застыли потрясенные. Потом все происходило, как в замедленной съемке. Я видела, как он надежно устанавливает картину на мольберте, поворачивается ко мне, его странно-притягательные глаза сверкают, и он притягивает меня к себе. Поцелуй был жгучим, завораживающим и просто ошеломляющим. Мне показалось, будто я услышала, как пали оковы, державшие в плену мою душу и мое тело в течение долгих десяти лет.
После такого поцелуя оставался только один путь – в постель, где мы вскоре и оказались. То, что происходило там, не поддается описанию, да я и не хочу описывать. Взрывы наслаждения следовали один за другим. Мы ненадолго засыпали, но вскоре просыпались и начиналось все сначала. Только под утро мы угомонились. Впрочем, я проспала совсем недолго, а, проснувшись, не спешила открывать глаза, наслаждаясь забытым ощущением внутренней гармонии. Все же глаза пришлось открыть, и беспощадная действительность обрушилась на меня всей своей мощью. Рядом со мной спал Артем. Он лежал на животе, голова повернута в другую сторону, и мы не соприкасались. Два чужих человека, по какому-то недоразумению оказавшиеся в одной постели. Что я наделала?! Мои глаза скользнули по гладкой загорелой спине, и на какое-то мгновение мне захотелось ее погладить, но я сдержалась, осторожно выскользнула из постели и, прихватив халат, покинула спальню.
Ощущение внутренней гармонии исчезло, в голове царил полный сумбур. Как выпутываться из этой щекотливой ситуации? После недолгой полемики с собой я решила, что ничего страшного не случилось. Да, прежде у меня не было случайных интрижек, но я не первая женщина и не последняя, с которой такое произошло, переживу как-нибудь. Зато теперь я точно знаю, что еще жива, и что десятилетний целибат (мою сексуальную жизнь в этот период вполне можно охарактеризовать и так) не сделал меня калекой. Немного успокоившись, я перевела мысли на насущные дела. Решив отложить водные процедуры и кофе на потом, я прошла в мастерскую. Первым делом нужно подлечить покалеченную картину. Работа была несложной, так как на абстрактной картине небольшое несоответствие цветов не будет бросаться в глаза.
Я сосредоточилась на работе, стараясь не вспоминать минувшую ночь, но мысли меня не слушались. Ничего, я это преодолею. В отбрасывании нежелательных воспоминаний я весьма поднаторела. Вскоре помимо этих мыслей появилось и какое-то смутное беспокойство, которому я тоже постаралась не дать ходу. Потом. Потом буду анализировать свои поступки и их последствия. Сейчас лучше сосредоточиться на текущих делах. Я покончила с «лечением» картины и отправилась в душ. Только там до меня дошло, что вся моя одежда хранится в большом шкафу в спальне. Почему я сразу об этом не подумала? Мне совсем не хотелось появляться перед Артемом в халате на голое тело. Еще воспримет это как намек на продолжение. Лучше без этого обойтись. Мой визит в спальню остался незамеченным. Артем продолжал спать в той же позе, в которой я его оставила. Утомился, бедняжка, – подумала я и ощутила на своих губах невольную улыбку.
Я пила кофе на кухне и поглядывала на часы. Шел уже девятый час, а Артем и не думал просыпаться. Мне же хотелось поскорее отправиться в галерею. Там работы еще не меряно. Приедет куча помощников, нужно подготовить для них фронт работ. Накануне привезли витрины и оборудование для книжного киоска, сегодня должны привезти книги. Конечно, этим не я буду заниматься, но все равно нужно за всем приглядывать, чтобы не получилось аляповато. В половине девятого я не выдержала и пошла будить своего ночного гостя. Войдя в спальню, я прямо с порога громко произнесла:
– Артем, просыпайся! – Он даже не шелохнулся. Тогда я подошла к нему и тронула за плечо. – Артем, пора вставать!
Он встрепенулся и посмотрел на меня затуманенным взглядом, на его лице появилась счастливая улыбка, которая тут же сползла. Что бы это значило? Мне стало не по себе. Куда я вляпалась?
– Только не говори, что ты женат, и у тебя семеро по лавкам.
Казалось, каждое слово он выдавливает по отдельности.
– Нет. Я. Не женат. И детей. У меня. Нет. Но. У меня. Есть. Невеста. И я ей. Никогда! Не изменял!
– Но ты ее не любишь…, – попыталась я предвосхитить его дальнейшее высказывание, но он меня удивил.
– В том-то и дело, что люблю!
Я поняла, что вообще ничего для него не значу, и от обиды у меня перехватило дыхание.
– Тогда, как ты очутился в моей постели? – проскрежетала я.
– Не знаю! Просто наваждение какое-то!
В его ответе мне послышалась злость, и я тоже разозлилась.
– В общем, выметайся из моей постели и из моего дома! Посыпать голову пеплом можно и в другом месте. И постарайся сделать так, чтобы я тебя больше не видела.
Все это время он сидел, опустив голову, но тут поднял на меня глаза.
– Ника, прости! Прости меня за этот всплеск. Ты ни в чем не виновата. Это все я! Мы с Ингой уже полтора месяца не виделись, вот гормоны и взыграли.
Наконец-то я поняла, как выйти из этой неприятной ситуации с наименьшими потерями.
– Аналогично. Только мое воздержание длилось целый год.
– Год?! – не поверил он. – Но ведь ты такая привлекательная!
– Мой муж умер год назад, точнее, год исполнится через две недели. Так что наши гормоны просто нашли друг друга.
Артем не поинтересовался, от чего умер мой муж, и я в очередной раз убедилась в том, что моя жизнь его совершенно не интересует. Но он выглядел таким несчастным и удрученным, что моя злость прошла, я даже испытала к нему некое подобие материнских чувств.
– Да не убивайся ты так! – примирительно сказала я. – Забудь, выкини из головы. Как старший товарищ могу дать тебе совет. Сейчас модно все свои чувства и поступки выставлять напоказ, мол, какой я честный. Если ты честный, то не греши, а, если согрешил, то сам неси свой крест, а не перекладывай на других. Если ты обо всем расскажешь своей девушке, это навсегда ляжет между вами, даже, если она формально тебя простит. Лично я не простила бы. Так что лучше помалкивай. Я уж точно никому не проболтаюсь.
Я замолчала и заметила, что Артем как-то странно смотрит на меня.
– Я не предохранялся, – хрипло произнес он.
И тут до меня дошла причина смутного беспокойства, которое терзало меня с утра. Наверное, я сильно побледнела, когда обессиленно опустилась на кровать, так как Артем схватил меня за руку.
– Ты тоже не предохранялась, – потрясенно прошептал он. – Почему? – И сам ответил на свой вопрос: – У тебя же год никого не было.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Ведь жизнь не может быть так жестока, опять поставив меня в безвыходную ситуацию! Хотя, жизнь здесь ни при чем, это просто я такая дура, каких свет не видел. И это в тридцать два года! Об этом нужно было думать в первую очередь, а у меня, видите ли, смутное беспокойство. Я заметила, что Артем смотрит на меня своими разноцветными глазами с непонятным выражением на лице.
– Не переживай, – выдавила я. – Эту проблему я решу сама.
– Ну, уж нет! – взвился он. – ЭТУ проблему мы будем решать вместе.
– Мы ничего не будем решать вместе, – не согласилась я.
– Будем! Когда все прояснится?
– Примерно через три недели. Надеюсь, все обойдется.
– У тебя сейчас опасный период? – со знанием дела поинтересовался он.
– Вроде бы безопасный, но однажды я попалась именно в такой период.
Артем выглядел ошеломленным.
– И где ребенок?
– У бабушки на даче. Моей дочери девять лет.
– Девять?! Тогда, тебе сколько?
– Тридцать два. Совсем старушка, да?
– Нет, что ты! Просто я думал, мы ровесники. Мне двадцать семь.
– С чем тебя и поздравляю. А теперь, Артем, двигай к дому. У меня сегодня очень много дел. Можешь умыться, выпить кофе, но желательно сделать это побыстрее.
Я уже направилась к двери, когда он меня остановил.
– Я еще не все тебе рассказал.
От ужаса у меня едва ноги не подкосились. Ничего хорошего я от него не ожидала.
– Неужели ты болен какой-то дурной болезнью и наградил ею меня?
Он рассмеялся так легко и весело, будто только что не было тяжелых и неприятных разговоров.
– Нет, что ты! Я здоров по всем статьям. Дело в другом. Помнишь, появившись в галерее, я представился?
– Да, Артем Фролов. И что? Имя как имя. Может, ты известный художник или музыкант? Тогда, прости, что не узнала.
– И моя фамилия ни на какие мысли тебя не наводит?
Я стала раздражаться.
– Не наводит. Зачем ходить вокруг да около? Говори прямо, кто ты.
Но он опять воздержался от прямого ответа.
– Ты знаешь, как зовут владельца издательства?
– Знаю. Валерий Фролов, – ответила я, начиная догадываться.
– Так вот, я Артем Валерьевич, его сын. И появился я в галерее вовсе не для того, чтобы забивать гвозди и вешать картины, но ты так быстро взяла меня в оборот, что я и опомниться не успел.
Оказывается, Артем закончил обучение полгода назад (а учился он в разных странах и на разных континентах), и отец решил ознакомить своего наследника со своим бизнесом, чтобы тот впоследствии со знанием дела мог им управлять. У Валерия Александровича различные предприятия разбросаны не только по всей стране, но и за рубежом. Артем должен был поработать на каждом из них, или почти на каждом, в течение двух месяцев. Питерское издательство было уже третьим объектом в этом ознакомительном марафоне. К издательству у Валерия Фролова было особое отношение, так как именно с него он начинал. Оказывается, сейчас там было не все благополучно, так что решили провести широкую рекламную компанию, сделав в ней меня центральной фигурой. Это был неординарный ход. Никто не знал, насколько удачно все получится. В издательстве имелся человек, ответственный за рекламу, однако отец поручил сыну за всем приглядывать и, если понадобится какая-то помощь, тут же ее оказывать. Вот Артем и отправился в галерею, чтобы на месте узнать, как обстоят дела.
– Почему же ты мне сразу не рассказал?! – возмущенно воскликнула я.
– Поначалу просто не успел, а потом все так необычно закрутилось. Мне почти не приходилось заниматься такой работой, что-то делать своими руками. И было весело. Ты мне сразу понравилась, и мне не хотелось разрушать дружеские отношения, переводя их на официальные рельсы. Поверь, у меня никаких тайных планов в отношении тебя не было, когда я увязался тебя провожать, просто подумал, что по дороге будет легче объясниться, но как-то не получилось. Тогда решил, что поговорим обо всем за чашечкой чая или рюмочкой чего-нибудь. Но все сложилось, как сложилось. Меня будто какой-то вихрь подхватил.
– Понятно, – пробурчала я. – Думаю, впредь нам лучше не встречаться.
– Не получится. Я буду открывать твою выставку. Отец собирался это сделать сам, но умчался в срочную командировку. Сказал, что мне пора осваивать представительские функции. – Он немного помолчал, потом добавил: – И у нас есть еще одно незавершенное дело.
Дождь усилился, температура воздуха упала на несколько градусов, и теплая кофта уже не спасала. Детишки продолжали играть в карты, не обращая внимания на прохладу и покрасневшие носы. Их деятельность, как обычно, сопровождалась шумом и гамом, но я так к этому привыкла, что почти не замечала.
– Дети, перебирайтесь в дом, – строго произнесла я, – а то простудитесь.
– Ну, мама…, – заныла Лиза, – еще немножко…
Двоюродные брат и сестра ее поддержали – раздалось трехголосое нытье. В это время на террасе появилась Наталья Сергеевна.
– Ребята, быстро в дом! Я включила телевизор, там начинаются ваши любимые мультики.
Они вмиг умчались, оставив разбросанные карты. К моему удивлению, свекровь не вернула внуков, чтобы те за собой убрали, и сама не стала этого делать. У нее в руках было два пледа. Один из них она набросила мне на плечи, отчего я едва не подпрыгнула, столь необычной была ее забота, во второй укуталась сама и разместилась в соседнем шезлонге. Что бы это значило?
– Я вчера позвонила Любе, – начала Наталья Сергеевна, – и велела ей провести следующие выходные с детьми, они скучают по матери.
Наталья Сергеевна никогда не обсуждала со мной свою дочь. Всю информацию о ней я получала из первых рук во время наших редких встреч с Любой, так как та была очень словоохотливой. У нее было трое детей, позади два развода, возраст приближался к сорока, но она никак не могла найти свое место в жизни, постоянно меняла место работы и любовников, увлекалась духовными практиками, металась от одного гуру к другому. Хорошо, что у детей была любящая бабушка, иначе они были бы совершенно заброшенными.
– Разбаловали мы ее, – продолжила Наталья Сергеевна. – Я с детьми сидела, Женя деньги ей давал, вот она и порхала по жизни, как мотылек. Но ведь я не вечная. Что с детьми будет?
Что-то поздновато спохватилась Наталья Сергеевна. Уже поздно воспитывать в дочери чувство ответственности, хотя лучше поздно, чем никогда. «Женя деньги давал…». Так, вот чем вызвано внезапное потепление в ее отношении ко мне!
– Вам нужны деньги? – в лоб спросила я.
– Нет, что ты! – возмутилась она. – Ты столько денег дала на Лизино содержание, что на нас всех хватит. Да и у меня запасы есть. Я говорила не об этом. В общем, Люба в следующие выходные останется здесь, а мы с Лизой приедем в город, чтобы посетить твою выставку.
Тут мое удивление достигло максимума.
– Почему?! – выдохнула я.
– Я видела твое интервью по телевизору.
– И вас так воодушевил мой успех? – не слишком дружелюбно осведомилась я.
