Стоявший на коленях Хавьер не мог шевелиться или говорить без приказа, но взгляд его, наверняка, горел выразительнее любых слов. Драммонд ухмыльнулся, сказав:
– Хорошо, что ты не притворяешься. Меня всё равно не обмануть показным смирением. Я знаю и тебя, молокосос, и твою упёртую южную породу. Вижу насквозь и никогда не поверю, что ты можешь сдаться после пары дней даже самых ужасных пыток. Поэтому я не стану спрашивать тебя о послушании ближайшие две недели. И не надо жечь меня взглядом! Не поможет. Так что… Просто терпи всё, пока я не прикажу тебе мое украшение снять. Сливай гордость в помои и готовься поднять флаг безоговорочной капитуляции. В том, что так непременно случится, я не сомневаюсь. А когда, меня нисколько не волнует. Хоть через год. Хоть через три. Я не спешу. Получай новое украшение. Эгор!
По команде хозяина управляющий нагнулся к закаменевшему на коленях Хавьеру и туго завязал тому глаза широкой плотной лентой из чёрной ткани.
– Прекрасно, – донёсся довольный голос Драммонда. – Теперь у тебя есть две недели на размышления и похороны прошлого. Дотрагиваться до повязки можно и должно только в том случае, если она вдруг собьётся или ослабнет, и только для того, чтобы поправить или туже затянуть. До завтра, псинка. Можешь двигаться без приказа и кричать без слов, пока остаёшься один.
***
Так прошло две недели. На четырнадцатый день, после очередной порки пленника, Тирдэг сел на стул и приказал Эгору убрать из зубов Норрьего не дававший тому испортить зубы кляп. Затем распорядился снять с головы с трудом стоящего перед ним на коленях кровника чёрную ленту. Потом подался вперёд и попытался заглянуть тому в глаза. Явно обессиленный непрестанными пытками и голодом, но всё ещё непокорённый Норрьего тут же опустил веки, отказываясь даже от возможности переговоров.
– Ничего не хочешь мне сказать? Видимо, нет. Как знаешь, – спокойной произнёс Тирдэг, встал и сам вернул ленту на место, затянув её изо всех сил. Прошёлся вокруг Норрьего, снова сел напротив него.
– Продолжать пытки дальше, как и отказываться нормально есть, это только твой выбор, псинка. Повторяю. Я никуда не спешу. Мне нужен раб. И я его получу. Рано или поздно. Мы можем заниматься твоим перевоспитанием и месяц, и год, и несколько лет. Твоей жизни и здоровью здесь совершенно ничего не угрожает. Пока ты валялся без сознания, приходил лекарь. Так вот, он сказал, что с тобой всё в порядке. Травм нет. И не предвидится. Всё остальное малозначительно и легко поправимо. А кормить тебя, если и дальше будешь упорствовать, Эгор вполне может самыми разными способами…
Глядя на неподвижно стоящего с лентой на глазах Норрьего, Тирдэг поймал себя на мысли, что говорит будто с безжизненной статуей. Но нет. Мерзавец слышал каждое его слово.
«Как же он наверняка бесится сейчас внутри! Приказать ему высказать сейчас все свои мысли? Нет. Пока ни к чему. Пусть сходит с ума молча».
Решив так, Тирдэг продолжил мысль:
– Чем тебя станут кормить? Да чем угодно. От лекарской бурды через сушёную баранью кишку прямо в утробу до помоев и живых червяков. Или ведра овсянки за раз. Голодать больше не будешь, псинка, это точно. Скорее наоборот. Я просто прикажу тебе жрать. И ты будешь жрать то, что я захочу, и в таких количествах, в каких я захочу. Пока из ушей не польётся.
Он помолчал, затем достаточно терпеливо принялся втолковывать дикому упрямцу дальше:
– Смирись со своей судьбой и пойми. Смерти не будет. Есть лишь один шанс прекратить пытки. Отсюда выйдет на свет только мой раб. Рано или поздно. Покорный и согласный совершенно на всё. Готовый сам, без малейшего принуждения, с удовольствием лизать мне сапоги и исполнять любую прихоть. Но, пока что, я здесь такого не вижу. Ты, конечно, и прямо сейчас сделаешь всё, что я прикажу. Стоит мне только пожелать, и ты будешь прыгать вокруг меня, высунув язык набок, и с радостным визгом валяться кверху брюхом, дергая лапами. Но это не то, что мне нужно. Нет. Ты всё ещё считаешь себя лучше всех. Даже втоптанный в навоз, чувствуешь себя князем, что уже давным-давно не так. Князь должен подохнуть. Потонуть в криках и нечистотах. Посему вечером и утром к тебе придёт Эгор, а днём я. Только после завтрашней завершающей порки я опять разрешу снять ленту и спрошу, готов ли ты стать никем и служить мне, как пёс, совершенно добровольно.
Тирдэг встал. Впереди долгая битва. Быстрая победа здесь невозможна. Но ему некуда спешить. Он подошёл к Норрьего и сам изо всех сил затянул на его голове ленту, сказав на прощание:
– До вечера. Сегодня можешь порадоваться своему счастью: я зайду к тебе, пожелать приятных снов. И принесу подарок. Клетку для моей псинки. Её сделали специально для тебя, по твоим размерам. Надеюсь, ты оценишь проведённую в ней ночь. Каждую проведённую в ней ночь. А пока, развлекайся.
1.10
Продержался Хавьер гораздо дольше, чем на то рассчитывал его новый хозяин. Почти месяц. Но, как оказалось, у любого человека, даже если он не совсем человек, есть предел возможностей.
Драммонд, в отличие от Мадино, действовал хладнокровно и планомерно. Он не желал убить или просто выместить злобу. Он даже не калечил. Князь Тарда всегда весьма бережно относился к собственности. Особенно к редким и дорогим вещам.
Но Хавьеру с каждым днем было все сложнее и сложнее закрывать освобожденные глаза, а затем снова и снова подставлять голову под несущую за собой непрестанную боль и муки черную ленту. Он отчетливо понимал, что смерти здесь никогда не дождется, что Драммонд никуда не спешит и от поставленной цели не отступится, что его собственные силы далеко не бесконечны…
И вот, этот день настал.
***
– Итак, скажи мне, если хочешь прекратить пытки. Кто ты есть? Для ответа можешь встать передо мной на колени.
Возвышающийся посреди подвала Тирдэг вытер только что вымытые руки чистым полотенцем и кинул его Эгору. Норрьего беспомощно лежал у его ног на голом каменном полу, свернувшись в клубок. Поганца била крупная дрожь.
– Что? – Тирдэг несильно, но чувствительно пнул пленника. – Я жду еще пару минут и потом ухожу обедать. Тебе опять завяжут глаза на сутки, и в следующий раз я сниму с тебя ленту и спрошу о том, хочешь ли ты выйти отсюда, только после окончания наших с тобой завтрашних трехчасовых занятий. А до того над тобой, как обычно, вечером и утром поработает Эгор. И начнет он уже совсем скоро. Ночь проведешь в клетке. Ты что, действительно так этого хочешь?
Норрьего вздрогнул и чуть заметно отрицательно помотал головой. Тирдэг, уже предвкушая столь долгожданную победу, сложил руки на груди, заявив:
– Тогда я жду. Осталась одна минута.
Норрьего, все еще вздрагивая всем телом, с трудом встал на колени и, заикаясь, негромко сказал, уставившись глазами в пол, то, чего от него так давно и так усердно добивались:
– Я – твой раб, хозяин…
– Да неужели?
На лице Тирдэга совершенно ничего не отразилось, но в душе он торжествовал: скоро, совсем скоро его рабочий кабинет пополнится таким долгожданным и ценным охотничьим трофеем. Сколько же сил он положил на то, чтобы морально уничтожить мерзавца. Теперь эта когда-то такая гордая заносчивая тварь будет годами пресмыкаться перед ним, своим полновластным хозяином, и не посмеет поднять глаза! Тирдэг ждал больше полутора лет. Но оно того стоило. Так намного лучше, чем просто порезать ньеттского выродка на куски. Нет, смерть для убийцы слишком малое наказание. Пусть живет. Очень долго живет…
Осталась последняя проверка. Тирдэг сосредоточился и приказал:
– Ну-ка, посмотри на меня, пес. Если хочешь. Я позволяю тебе сейчас действовать вольно в течение пяти минут. Докажи свою верность.
Чуть державшийся на коленях раб упал на вытянутые вперед руки и медленно поднял на хозяина робкий измученный взгляд, полный льда боли, страха и обреченной покорности.
Тирдэг долго изучающе смотрел на стоящего перед ним на четвереньках, задыхающегося от непрестанной боли, криков и слез человека. Нет. Человеком тот больше не был. Теперь он, казавшийся еще совсем недавно таким стойким и непобедимым, действительно стал рабом. Вещью. Безвольной тряпкой. Домашней скотиной. И таково справедливое наказание за все его преступления.
Ничем не выдавая обуревавших его чувств, Тирдэг равнодушно взирал на раба сверху вниз. Затем холодно бросил:
– Наконец-то.
Раб не шевелился и по-прежнему таращился на него казавшимися бесцветными льдистыми глазами.
– Так-то лучше, – постановил Тирдэг.
Он пропустил в пальцах черную ленту и, аккуратно свернув, медленно убрал в карман, затем отошел от раба и сел в кресло, отдав новый приказ:
– А теперь глаза в пол! Можешь лежать. И слушай меня очень внимательно. Твоя кличка, раб, отныне будет «Мердок». Запомни навсегда. В переводе с тарди это означает «собака с моря». И только попробуй сразу на нее не отозваться. Шкуру спущу. Пядь за пядью. Кстати, еще ты должен очень быстро выучить наш язык. Я не собираюсь приказывать собственному псу на кордийском. Уразумел?
Раб мелко закивал, не поднимая взгляда. Тирдэг продолжил:
– Надеюсь, ты, Мердок, все очень хорошо понял за проведенный в подвале месяц. Кто ты и где твое место. Я не буду превращать тебя в куклу на веревочках. Ты сможешь быть собой, но только, если будешь добровольно и тщательно выполнять все правила. Таково мое желание. Как только позволишь себе хоть одним движением выказать дерзость и непослушание моим приказам, застынешь на месте! А потом отправишься сюда на неделю и пройдешь все то же самое. За второе нарушение, на целый месяц. И тогда я уже не буду так добр, как сейчас, и не стану спрашивать тебя каждый день, хочешь ли ты прекратить пытки. Получишь сполна.
Тирдэг отвернулся от скрючившегося на полу раба и подозвал управляющего:
– Эгор! Приведи его в порядок и одень, как пажа. Сегодня пусть вдоволь пьет и спит. С едой будь осторожнее. И принеси ему какую-нибудь подстилку, чтобы мог ею еще и укрыться. Потом позови лекаря и делай все, что он скажет, не считаясь с затратами. Отдельно уточни по кормежке. Как, чем, сколько раз. Запомни: перед тобой очень дорогая редкая бойцовая псина, и содержать ее нужно соответственно, чтобы исправно выполняла приказы и хорошо служила как можно дольше. Без всякой экономии. Если лекарь скажет вливать в раба ложками рыбий жир, кормить мраморными отбивными или поить с рук птичьим молоком, так и будешь делать. Отныне ты псарь Мердока, потому лично отвечаешь за его состояние. Брить скотинку ежедневно налысо до блеска. Чтоб ни единой рыжей шерстинки в моем доме не валялось. И не приведи Творец, если Мердок у тебя не наберет в ближайшее время нормальный вес, захиреет, опаршивит, потеряет зубы, начнет животом скорбеть или наоборот разжиреет! Самого сюда спущу и на крюк подвешу! Утром доставишь раба ко мне после того, как позавтракаю.
Управляющий поклонился, перешагнул через замершего пленника и отправился исполнять волю господина.
***
Мердок стоял на коленях в кабинете хозяина, не смея поднять глаза и пошевелиться. Только щурился от непривычно яркого света. Эгор привел его сюда из подвала еще час назад, но Тирдэгу было некогда обратить внимание на свое имущество. Наконец, он закончил разбирать бумаги, взглянул на раба, затем негромко приказал:
– Мердок! Ползи сюда на коленях. Встань вот здесь и поцелуй мой сапог. Еще раз, Мердок. И еще. Запомни навсегда, больше повторять не буду, так выполняется команда «к ноге!». Где б ты ни находился, встаешь на колени, ползешь ко мне, троекратно целуешь обувь. За промедление кнут. За отказ подвал. А теперь подними голову и посмотри, что у меня для тебя есть.
Тирдэг взял со стола широкий собачий ошейник из толстой кожи с четко оттиснутыми на нем крупными буквами кличкой раба, а также именем его хозяина и протянул Мердоку.
– Поцелуй его. А теперь возьми и надень. Ты должен носить его всегда. Не снимая. Нравится? Или ты предпочитаешь черную ленту? Ах, нет? Тогда делай, как говорю.
Тирдэг с мрачным удовольствием посмотрел, как раб дрожащими непослушными руками затянул на себе ошейник и, часто задышав, опустил расширившиеся от непомерного ужаса глаза в пол.
«Он согласен на что угодно, лишь бы не вернуться в подвал. Нужно будет держать эту черную тряпку все время у него на виду. Хотя бы ближайшие полгода».
– Отлично. Продолжим. Ты, Мердок, как любому человеку понятно по твоей кличке, теперь будешь моим псом. А, кроме того, пажом для выполнения разных мелких поручений, пока не заслужишь большего. Это будет весьма забавно.
Подняв рукоятью плети подбородок раба, Тирдэг щелкнул пальцами по его смешно торчавшему накрахмаленному воротничку, какие носили все мальчишки-пажи. В сочетании с лысиной и ошейником он смотрелся крайне уморительно.
«Да. Это определенно будет забавно. Впрочем, поганцу сейчас явно не до того, что на него напялили. Он с радостью поскакал бы и вываленный в перьях, лишь бы выбраться из подвала…»
Усмехнувшись, Тирдэг отпустил подбородок так и не поднявшего глаз раба и отдал новое распоряжение:
– Я отменяю приказ насчет жизни в подвале. Спать ночью и ждать команды днем будешь теперь, лежа вон у той стены на коврике. Это твое место. Там же будешь есть, когда позволят. По кормежке. Что бы тебе ни принесли, быстро съел все до крошки и тут же начисто вылизал миску. Вода у тебя будет постоянно. Можешь пить, когда и сколько захочешь. Если потом понадобится «гулять», тихонько поскреб лапой пол и ждешь от меня соответствующую команду, чтобы быстро сделать свои дела там, где тебе укажет сегодня Эгор, и незамедлительно вернуться обратно на место. Но не больше четырех раз в день.
Тирдэг потыкал плетью безвольно висящие костлявые руки раба и, недовольно поморщившись, добавил:
– Вот еще. Не все тебе бока отлеживать да пузо набивать. Мне нужен сильный сторожевой пес, а не бесполезная беззубая шавка, какая ты есть сейчас. Поэтому, каждое утро, при любой погоде, два часа самых полезных для тебя тренировок по боевой подготовке на заднем дворе. Я думаю, тут ты справишься сам. С подробностями разберешься с Эгором. Два раза в неделю идешь на осмотр к лекарю. Показываешь все, что потребует, от и до. Он будет докладывать мне о твоем состоянии. А через месяц я стравлю тебя в рукопашном бою без правил один на один с начальником моей охраны. Если проиграешь или позволишь ему сломать тебе что-нибудь, или выбить хоть один зуб, от души отведаешь кнута, а потом вернешься в подвал. На две недели.
Мердок вздрогнул, а все подмечавший Тирдэг решил, что настало время для следующего урока и последнего испытания. Он снова взял плеть и полоснул раба по спине. Тот закусил губы от боли и весь сжался, но не двинулся с места и не поднял голову. Тирдэг довольно кивнул, затем соизволил продолжить:
– Хорошо. Хороший раб. Слушай дальше. Остальные приказы остаются в силе. Особенно все, что я говорил насчет того, что ты всегда должен быть при мне. И на будущее, запомни навсегда, Мердок. Я очень сильно не люблю повторений и лишних разговоров. Однажды данное мною повеление остается для тебя непреложным законом, пока я лично не отменю его. И вольно двигаешься и говоришь ты только до тех пор, пока неукоснительно все выполняешь. Таково мое желание. Не забыл еще, каково дергаться балаганной куклой на ниточках? Я напомню. Делай, что говорю! Встал! Лег! Встал! Лег! Встал! На колени! Мордой в пол!
После того, как Мердока несколько раз кинуло вверх и вниз, а потом согнуло в три погибели, припечатав лицом к пышному ковру, Тирдэг снова заговорил:
– Дальше. Глаз без приказа никогда, ни при каких обстоятельствах не поднимать. Говорить разрешается только со мной и строго только тогда, когда тебе дозволят. Если я тебя о чем-то спрашиваю или зову, отвечаешь: «да, мой грэд». Или «нет, мой грэд». В зависимости от ситуации. Думаю, ты меня понял. Ведь понял? Оторви морду от ковра. Отвечай!
– Да, мой грэд. Я понял! – прозвучал тихий всхлип после судорожного вдоха.
– Ну, вот, Мердок! Все правильно. Вот еще что. Когда меня нет дома, ты поступаешь в распоряжение своего псаря Эгора. Он может тебе приказывать. Ты обязан его слушаться. Будешь лениться и плохо работать, он тебя серьезно накажет. Ты ведь не любишь наказания, правда, Мердок? Отвечай.
Раб тихо хрипло произнес:
– Нет, мой грэд. Не люблю. Я не буду лениться.
– Вот и хорошо, Мердок, вот и хорошо.
Тирдэг подошел, ухватился за ошейник и потянул его назад так, что закаменевший телом раб стал задыхаться.
– Будешь слушаться, и наказывать тебя буду только я. За промедление, недостаточно хорошо вылизанную миску или любое другое неточное выполнение правил и команд. А также, когда мне просто того захочется. Но если тебе не по вкусу такая жизнь, в любой момент можешь отказаться от рабства, сделав что-то самовольно. И навсегда вернуться в подвал, став куклой для битья. А еще, если тебе тут не нравится, я могу вернуть тебя Шарлю. Выбор только за тобой. И помни, что я говорил о дерзости…
Он ослабил хватку и бросил Мердока на пол.
– А сейчас отомри, встань, подойди к тому столику в углу комнаты. Возьми нож, быстро и аккуратно очисти мне два яблока, затем принеси их сюда на тарелке. Потом пшел на место!
***
– Тирдэг! Как поживаешь? А я вот решил не ждать твоего приглашения, а сам заявился в гости к двоюродному брату моей дражайшей супруги! Не прогонишь, а, кузен? А то во дворце сейчас скучно. Моя несносная тещенька объявила, что эту неделю, видите ли, будет поститься, и весь двор, конечно, бросился ей подражать. Я сбежал оттуда, как только смог! Кста-а-ати, Тирдэг! Вот уже целых полгода прошло с тех пор, как я отдал тебе нашу золотую рыбку. Она еще жива? Я желаю видеть это чудо немедленно! Давай же, Тирдэг, не жадничай, угости меня сладеньким!
Ворвавшийся в кабинет Шарль уже сидел в кресле и нетерпеливо похлопывал себя по ноге.
– Ну, что же ты молчишь? Где он? Ты что, прячешь его от меня?
Тирдэг, с достаточно хорошо скрываемым раздражением и недовольством, неспеша потянулся к тому из колокольчиков, на котором изящным бантом была завязана черная полоска ткани, и коротко позвонил.
– Что ты, Шарль! Разве я могу отказать моему дорогому королю и родственнику в такой малости? Сейчас придет. Я отправил его заварить мне чай.
Действительно, через несколько минут после звонка в кабинет неслышно вошел одетый в синее как личный слуга лысый человечек в широком собачьем ошейнике с подносом изящной посуды в руках.
– Да, мой грэд! Вы звали меня? Чай готов. Белый гуйланский. Все, как вы любите, – тихо проговорил он с поклоном, не поднимая глаз.
– Звал, – отрезал Тирдэг. – Поставь поднос. А теперь пойди, принеси для себя веревку, кляп и плеть.
Пришедший опустил ношу на столик, поклонился еще ниже и замер так, тихо сказав:
– Да, мой грэд. Как изволите. Простите меня, плеть принести вашу любимую?
– Нет!.. – Тирдэг крепко сжал кулак. – Возьми любую другую на свой вкус. У меня сегодня гость…
1.2
Комфортная дорожная карета, запряженная шестеркой дорогих черных лошадей, плавно и быстро несла князя Драммонда из Мадинора в родной Тард. Подальше от короля и его капризов. Мердок совершенно неподвижно лежал на жестком полу, свернувшись у ног хозяина. Грэд не приказывал ему замереть. Мердок понял сам.
Однажды, в середине первого дня пути, он решился немного пошевелиться и приподнять голову, но тут же получил весьма ощутимый пинок под ребра. А тяжелый хозяйский сапог до самой ночной стоянки прочно обосновался на его шее, плотно прижимая к полу кареты, и едва позволяя дышать. Больше за всю долгую дорогу Мердок таких глупых ошибок не делал.
Тард встретил своего властелина яркими красками осени. Значительно обновленный за прошлый год замок поражал воображение высотой и мощью стен, изяществом башен и каменной резьбы. Но Мердок не увидел его красоты. Он не имел права поднимать взгляд от земли без приказа.
Тирдэг, не обращая внимания на приветствия и здравицы, прошествовал через длинный живой коридор выстроившихся во дворе слуг и вошел в замок. За хозяином, незаметной тенью, скользнул раб.
***
– Мердок!
– Да, мой грэд. К вашим услугам.
– Вот что. Хватит тебе бездельничать. Это Тард. Он нахлебников не любит. Ты знаешь, что за этими дверями?
– Нет, мой грэд. Простите меня, не знаю.
– Откуда тебе… Там оружейная. Иди за мной.
За тяжелыми двустворчатыми дверями оказался огромный рыцарский зал. Размещенное там собрание оружия и доспехов нескольких эпох было великолепно. Тирдэг потратил на него немало времени и средств (правда, в основном только на перевозку), когда восстанавливал замок. Здесь находились редчайшие образцы со всей Кордеи и ее окрестностей.
Тирдэг прошел на середину зала и обернулся к рабу. Тот, как всегда, стоял в нескольких шагах позади, опустив глаза в пол.
– Можешь посмотреть по сторонам.
Раб огляделся. Внимательно наблюдающий за ним хозяин продолжил:
– Здесь есть много чего интересного, Мердок. Много недавних трофеев. Из Ньетто, например… И не только. Пройдись по залу. И выбери что-то для себя из холодного оружия. Шпагу, саблю, меч, ножи. В общем, все то, с чем тебе будет удобно. С нынешнего дня будешь моим телохранителем. Такой тебе отныне приказ: охранять! Днем и ночью. Любой ценой. До последней капли крови. Чтоб ни одна сволочь ко мне и близко не подступилась! Ни человек, ни зверь. При любых, подчеркиваю, любых обстоятельствах. Чем бы ты ни занимался. Этот приказ важнее всех остальных. Даже если я повелел тебе не двигаться, а ты понял, что хозяину сейчас нужна защита, бросил все и бегом ко мне! И потому, еще одно изменение. В пол больше не смотришь. Всегда, кроме выполнения команды «ждать» и когда я лично тебе велю опустить глаза, внимательно оглядываешь все кругом в поисках угрозы. Понял?
– Да, мой грэд, – тут же отозвался Мердок и снова быстро осмотрелся. – Понял. Приказ охранять вас для меня важнее всего.
Внимательно смотревший на него Тирдэг уточнил:
– Кстати, то же самое, теперь, касается и твоей собственной безопасности. Бить тебя могу только я. Если на тебя поднял руку кто-то другой и есть реальная угроза жизни, здоровью или тебя пытаются похитить, ты должен защищаться изо всех сил в любых обстоятельствах, даже при команде «ждать». Злоумышленников берешь в плен. Если такой возможности нет, убиваешь на месте. Понятно?
– Да, мой грэд. – Мердок поклонился. – Приказ понятен. Убиваю на месте.
Тирдэг довольно кивнул и уточнил:
– Это даже не приказ, таково мое желание. Ясно? Желаю, чтобы ты охранял меня днем и ночью от всех опасностей. И никому, кроме меня, не давал нанести себе вред. Итак. Подбери необходимое снаряжение и добавь к своим ежедневным тренировкам еще час с оружием. Сроку на подготовку к новой службе даю неделю. Потом, в качестве проверки, устрою тебе бой до первой крови с моим лучшим фехтовальщиком при всей дворне. Если посмеешь проиграть, очень сильно пожалеешь. Понятно?
– Да, мой грэд, – тихо произнес Мердок. – Я сделаю все в точности, как вы приказали.
– Не сомневаюсь, – усмехнулся Тирдэг. – Я оставлю тебя здесь. Готовься. Ужин и плеть принесешь мне через два часа в северную башню. Заодно покажешь, что ты здесь себе выбрал. Выполняй.
– Да, мой грэд. Будет сделано.
Мердок замер в почтительном поклоне. Тирдэг чуть качнул головой и направился к выходу. Он был очень доволен.
«Похоже, я действительно неплохо вышколил этого пса. Даже при виде шпаг и новости о том, что сможет взять их в руки и постоянно использовать, глаза не загорелись. Ему все равно. Раб, он и есть раб. Нет никаких желаний и чувств, кроме страха за свою шкуру. Он больше не человек, а просто страшное оружие в моих руках. Но заговорщикам теперь не позавидуешь! Пусть выгрызет всю эту заразу на корню».
***
– Мердок! Сегодня охоты не будет. Все завалило снегом.
– Да, мой грэд. Чем прикажете заняться?
– Да что ты можешь! Только спину под плеть подставлять… А впрочем… Сегодня целый день сидеть в замке. Доставай шпагу.
– Мой грэд?
Мердок замер перед хозяином. Он вынул оружие из ножен и уткнул его острием в пол.
– Что такое? – Тирдэг нахмурился. – Никогда не тренировался со шпагой в руках? Да, боевыми. Потом еще добавим кинжалы в левую руку. Если посмеешь поцарапать меня, выпорю кнутом. Так выпорю, что встать неделю не сможешь. А если ранишь, то после порки вырежу из твоей спины ремень и сделаю тебе из него новый ошейник. Поддаваться мне не нужно. Но помни, о чем я тебя предупредил. Ясно?
– Да, мой грэд. Ясно. Как прикажите. Я готов.
– Вижу я, как ты готов. Подними глаза. Смотри на меня и нападай.
***
Поздним вечером Тирдэг сидел за массивным столом красного дерева в своей спальне, сосредоточенно разбирая бумаги и вновь полученную почту. Голодавший с утра Мердок совершенно неподвижно лежал, свернувшись у стены на небольшой подстилке, не поднимая головы. У самого его носа стояла глубокая миска со вкусно пахнущим наваристым кулешом, к которой он не имел права притронуться, и хорошо знакомая плеть. Наконец хозяин окликнул его:
– Мердок!
Раб быстро сел и отозвался, по-прежнему смотря в пол:
– Да, мой грэд!
– Есть хочешь?
– Как мой грэд пожелает.
– Твой грэд желает, чтобы ты был сытым и сильным. Иначе, какой из тебя к ежам охранник. Ешь. Можно!
Тирдэг снова занялся бумагами. Через какое-то время он окликнул раба:
– Мердок! Ты закончил? Неси сюда плеть и готовься.
– Да, мой грэд.
Раб быстро поднялся, подошел и с поклоном положил перед Тирдэгом его любимое орудие воспитания. Вскоре Мердок уже стоял возле стола, опершись о стену руками, подставляя хозяину голую, только недавно опять зажившую спину. Тирдэг, не торопясь, встал, взял плеть, привычно взвесил в руке и с размаху ударил ею. Посмотрел, как вздувается на белой коже раба первый красный след, затем принялся наносить сильные ритмичные удары один за другим, приговаривая вполголоса:
– Собак, Мердок, даже послушных, нужно наказывать. Регулярно. Чтобы чувствовали на себе руку господина, помнили, кто в доме хозяин, и знали свое место. Понятно?
– Да… мой… грэд… – чуть слышно выдохнул раб между ударами.
На светлый дубовый паркет вокруг них вскоре полетели крупные ярко красные капли. Когда спина Мердока полностью поменяла цвет, Тирдэг остановился и бросил плеть на пол, разрешив:
– Одевайся. Прибери за собой. И пошел на место до утра.
– Да… мой грэд…
Мердок без сил скользнул руками вниз по стене и упал на колени. Стараясь не кривиться от боли, натянул на себя сразу же прилипшую к спине рубашку. Подобрал с пола плеть, поцеловал ее, тщательно обтер своей одеждой и очень осторожно, чтобы ни в коем случае не повредить, зажал в зубах. Затем взялся за принесенные им заранее ведро и тряпку. Когда паркет вновь засиял чистотой, раб отполз на подстилку возле входа в спальню, аккуратно положил плеть на пол, еще раз вытер рукоять и, наконец, затих.
***
Последний зимний месяц выдался морозным и бесснежным. Князь почти ежедневно выезжал из замка. Иногда он отправлялся в многодневные поездки по всей провинции, иногда принимал участие в больших затяжных охотах на крупного зверя. За его спиной всегда держался неизменный, уже очень хорошо знакомый всей округе, охранник. В зимнем охотничьем костюме, круглой лисьей шапке с длинным хвостом на бритой голове, с небольшой окладистой черной бородой и усами он теперь казался плотью от плоти тардийских лесов и гор.
***
В тот день солнце впервые начало греть почти по-весеннему. Князь Тирдэг Драммонд и Мердок ехали вдвоем верхом прочь из замка по еще зимнему лесу. Кони фыркали от легкого морозца, стук их копыт далеко разносился по пустынным окрестностям. Всадников сопровождали только радостные птичьи трели.
Все шло, как всегда. Широко проторенная и хорошо известная дорога никаких неожиданностей не предполагала. Князь неспешно ехал первым. Вдруг Мердок тихо и коротко присвистнул, подавая сигнал опасности. Тирдэг остановил коня и махнул рукой, посылая охранника на разведку. Тот выехал вперед и осторожно двинулся к большому скальному кряжу, который возвышался справа от дороги. Оглянулся на князя, свистом сообщая о том, что опасность может скрываться за скалой. Тирдэг жестом направил его дальше вперед, а сам приготовил пистолеты.
Едва Мердок завернул за угол и скрылся из пределов видимости хозяина, одновременно произошли два события.
На телохранителя грэда откуда-то сверху скалы рухнула тяжелая сеть, вместе с тремя державшими ее людьми, а где-то позади него раздался свист, вскрик и шум падающего тела.
1.3
– Как он?
– Все так же. Сейчас затих, вроде как спит. Но, думаю, ненадолго. И что станем делать дальше?
– Дальше тянуть нельзя. Нужно решать окончательно. Иначе он может погибнуть. Приглядывай за ним. Сообщи, как только проснется.
– Понял. Будет сделано.
Один из охотников пригнулся и вышел через низкую дверь. Другой остался в комнате. Минуту он помедлил, затем взял факел, откинул крышку погреба и спустился вниз.
***
– Когда эту дыру найдут мои люди, ты будешь очень долго умолять меня о смерти. Они уже сейчас прочесывают лес частым гребнем и скоро будут здесь. У тебя есть последний шанс избежать мучений. Развяжи меня немедленно!
Охотник присел на корточки напротив связанного по рукам и ногам, сверкающего глазами Тирдэга и, слегка прищурившись, заметил:
– В одном вы, ваше сиятельство, правы: я действительно сейчас говорю с вами в последний раз. А искать вас, уже никто не ищет. Все дело в том, что позавчера на дорогу, по которой вы соизволили поехать вместе с охранником, сошла снежная лавина. Там сейчас на два дня пути сугробы выше сосен. И поскольку вы не вернулись из леса, вас посчитали погибшим. Я только что заезжал в замок. И знаете, что там видел? Черные флаги на башнях. Так что, мы можем преспокойно жить и держать вас в этой сторожке хоть год. Искать вас никто никогда уже не будет.
Охотник снял с пояса флягу и сделал несколько больших глотков. Тирдэг закрыл глаза и пожалел, что не может заткнуть себе уши, чтобы не слышать до безумия манящие звуки. Он не ел и не пил уже третий день.
Наглец потряс над ним вожделенной флягой, затем снова заговорил:
– Вот именно потому я и сказал, что разговор у нас последний. Что вы решили, ваше сиятельство? Дальше тянуть нельзя. Генерал отказывается от воды и пищи без вашего приказа. Он будто обезумел. Чуть не откусил ребятам пальцы, когда те попытались снять с него ошейник-то. Ничего не слушает, не говорит да из последних сил рвется вас спасать. Нам приходится его связывать. Но долго так продолжаться не может. Решайте сейчас: освободите его или умрите сами.
Тирдэг молчал.
– Даю последний час на размышление, – предупредил чернолицый охотник, мрачнея. – Я не убил вас сразу, еще там в лесу, только потому, что не знаю на то волю генерала. Может вы нужны ему зачем-то. Но если будете упорствовать и дальше, то мне придется выбирать между его жизнью и вашей. И уж будьте покойны, я сделаю правильный выбор. Смерть хозяина-то всегда освобождает раба. Я просто покажу ему ваш труп. Уверен, что это поможет.