Ирина Первушина
Третья дорога
С шумом захлопнулась дверца. На запятках встало ещё двое охранников. И вот карета выехала за ворота и скрылась вдали.
Бернар остался во дворе один. Он поёжился под тёплым меховым плащом и медленно пошёл внутрь дворца.
1.4
Улицы Кестерии в который раз встречали молодого триумфатора. Только сейчас всё происходило совсем иначе, чем прежде. Его, чуть живого, тайно везли на коленях в закрытой тюремной карете без окон, прикованным к стенке. Но даже если бы кто-то из прохожих и смог кинуть случайный взгляд внутрь, то блистательного двадцатилетнего генерала, любимца короля, красавца и самого завидного жениха Кордии, в забитом, измученном, остриженном наголо узнике он бы точно не узнал.
Но улицам столицы было всё равно. Они прожили так долго и повидали столько людей, что полтора года для них казались лишь мигом, а глухая карета со стражей – глупой условностью. Пусть теперь они именовались совсем по-другому. Мадинор не перестал быть Кестерией. И улицы остались теми же. Они прекрасно помнили того, кого выходил встречать с цветами весь город от мала до велика. И помнили, как он шёл по ним в последний раз.
Тогда солнце стояло уже высоко. Полтора года назад притихшую в ожидании решения своей судьбы столицу поднял на ноги громкий барабанный бой. Со стороны полей через главные городские ворота вошёл целый отряд. Впереди и позади клином верхом по три офицера, затем плотное кольцо взявших ружья наизготовку стражников, а в его середине – босоногий человек в мундире без знаков различия.
***
Возглавлявший конвой офицер приказал Хавьеру разуться, как только взял его в плен. С тех пор ноги князя забыли, что такое обувь. Он шёл по промёрзшей осенней столице босой и безоружный. Без шляпы и генеральской перевязи. На голове издевательски блестел серебром платок в цветах свергнутого королевского дома Кестеров. Руки Хавьеру связали спереди и прикрепили длинной верёвкой к седлу ехавшего впереди всадника. Главный офицер конвоя ехал очень медленно. Он специально направлял коня и следовавшую за ним колонну через все центральные улицы и площади столицы, хотя дорога в Триволи лежала далеко в стороне оттуда.
Привлеченные барабанным боем и стуком копыт, жители сотнями выбегали на улицу, выглядывали из окон на всех этажах, стояли в открытых дверях таверен и постоялых дворов. Мальчишки гроздьями облепляли деревья. Но толпа на этот раз молчала. Кто-то прятался сразу после того, как видел происходящее, кто-то замирал на месте, не в силах пошевелиться. Было понятно, почему и о чём думали горожане.
Если уж самого непобедимого Норрьего разбили в бою и ведут на верёвке, значит, новая власть пришла всерьёз и надолго.
А колонна всё ползла и ползла через весь город. Под ноги Хавьеру, лишенному возможности выбирать себе дорогу, всё чаще попадались острые камни. Вскоре он начал едва заметно прихрамывать, а мостовая за ним стала окрашиваться кровью. Но Хавьер, по-прежнему, шёл по улицам столицы с тем же видом, с каким ехал по ней каждый раз после новой победы на поле боя. Всё тот же равнодушный ко всему взгляд и совершенно неподвижное лицо.
Изначально, Хавьер даже не сильно внутренне возражал против прогулки по городу. Проиграв бой, он прекрасно понимал, что впереди его ждёт лишь Триволи, и небо над головой он увидит ещё очень и очень нескоро. Норрьего по приказу разулся, дал себя связать и, даже не пытаясь освободиться, медленно двинулся в путь, наблюдая изменения в окружавшем его мире и размышляя об увиденном.
Но дорога по столице длилась и длилась. Всё, что мог в данной ситуации, Хавьер уже обдумал на десять раз. Ноги, несмотря на потерю чувствительности от холода, уже начинали нещадно болеть при каждом шаге, только начавшее опускаться, яркое осеннее солнце било прямо в голову, а крепко связанные в запястьях руки затекли и закоченели. Безумно хотелось согреться, перевязать кровоточащие ступни, выкинуть из головы оглушающий барабанный бой, размять наконец руки и почувствовать пальцы…
Но дорога пыток по улицам и площадям всё продолжалась и продолжалась. Столица Шарля Мадино приветствовала пленённого героя и готовила ему новые испытания.
***
Наконец карета остановилась, и стражники выкинули доставленного ими пленника на тёмно-серые камни мощёного двора.
Сколько раз князь Норрьего ступал на подобные им плиты полноправным хозяином, одним из первых лиц королевства. Теперь упал на мостовую лицом вниз самым бесправным и ничтожным существом во всём свете.
***
В Триволи Хавьера поместили в камеру, напоминавшую гостиницу средней руки. Верёвки на руках сменили на лёгкие кандалы, разрешили лечь на жестковатую кровать и обработали раны на ногах. Только руки почему-то сковали за спиной короткой цепью. Хавьер с облегчением закрыл глаза и провалился в тяжёлый сон. Весь ужас для него начался вечером того же дня, с визита Мадино.
– Вот мы и снова встретились! – раздался ненавистный голос, вырывая Хавьера из дремы.
Открывать глаза не хотелось совсем. Но такого приказа, пока что, слава духам, и не поступало. Шарль подошёл и долго стоял рядом с ним, наверняка разглядывая такую желанную добычу. Затем потёр руки и сел в скрипнувшее кресло.
– Что же, – произнёс Мадино довольным тоном. – Я смотрю, ты по мне соскучился. Иначе не прибежал бы, как пёс по свистку хозяина. Впрочем, я и есть твой хозяин, а ты моя цепная зверушка. И я желаю, чтобы ты находился в Триволи: здесь, в этой вот камере. По собственной воле ты не имеешь права отсюда выйти. А если вдруг случится такое чудо, и тебя отсюда выкрадут, я желаю, чтобы ты вернулся обратно как можно быстрее. Всё понял? А теперь делай, что говорю: встань передо мною на колени и скажи: «Да, мой господин!».
Хавьер проделал всё, что приказали, не меняясь в лице и не поднимая век, ориентируясь только на голос визитёра. Он легко мог не только определить на слух, где сидит Шарль, и встать перед ним на колени, но и метнуть тому кинжал точно в сердце. И сделал бы так, не задумываясь, имей он хоть малейшую на то возможность.
Принц не мог его не понять. Мадино вскочил, ухватил Хавьера сзади за шею и с силой кинул лицом о каменный пол. Прошёлся вокруг, успокоил дыхание и снова сел в кресло.
– Благодари всех богов, в которых не веришь, что ты мне пока нужен целым и здоровым… Посмотри на меня, пёс, и повтори то, что сказал, ещё раз.
Хавьер поднял на Мадино залитый кровью гордый взгляд и тихо произнёс голосом, в котором снова прогремело всё что угодно, но только не смирение и не покорность:
– Да, мой господин.
Шарля перекосило. Он снова встал и замахнулся, чтобы что есть силы ударить Хавьера по лицу… Но вдруг остановился, зло ухмыльнулся, сел и, глядя пленнику прямо в глаза, сказал уже совсем спокойно, тихо и вкрадчиво:
– Пусть пока так. В будущем я не потерплю от тебя, раб, ни малейшей дерзости. Поверь, ты ещё будешь ползать у моих ног и со слезами молить о пощаде. Но позже. Повторюсь, пока что ты мне нужен. Уверяю тебя, рыбка моя, скоро, очень скоро ты будешь всей душой мечтать о том, чтобы я просто избил тебя до полусмерти. Но мечты останутся только мечтами. Эй, стража! Помогите ему встать, умыться, снимите кандалы и посадите за стол.
Когда приказания Шарля выполнили, он сам подошёл к Хавьеру, поставил перед ним прибор для письма, затем небрежно хлопнул связку карт и пачку чистой бумаги, заявив:
– Слушай моё желание. У тебя есть время подумать и написать всё до полудня послезавтра. Мне нужен план победоносной войны со всеми, кто против меня. Ты понял: со всеми! Даже с теми, о ком я ещё не знаю, но ты мне о них сейчас расскажешь. Очень подробно, в письменном виде. Обо всех известных тебе моих противниках. Без исключения! С характеристиками противостоящих мне армий и их командующих. Также меня интересует, кто и на каких условиях может стать моим союзником. Как внутри страны, так и вне её. И кому из них можно верить, а кто предаст при первой возможности.
Здесь список имеющихся у меня людей и резервов. Кампания по укреплению моего трона и разгрому всех моих врагов должна быть краткой, не затратной и максимально эффективной. Самое большее через год всё должно быть кончено. Всё ясно? Работай! А чтобы никто ничего не заподозрил и не кинулся тебя спасать, мы сделаем вот что. Через месяц организуем в соседнем аббатстве небольшое представление с тобой и палачом в главных ролях. И пригласим туда как можно больше публики. Тебе понравится.
Шарль ещё раз довольно улыбнулся и вышел из камеры. Хавьер, судорожным движением затолкав между зубов скомканный лист бумаги, чтобы не заорать, обмакнул перо в чернила и, проклиная самого себя и свою память, принялся быстро и подробно строчить доносы на всех друзей и ближайших соратников.
1.5
– Принимайте груз! Кто тут у вас за главного? Господин князь дома? Он выйдет к нам? – крикнул стражник, спрыгивая с подножки тюремной кареты.
Из ряда крепких светловолосых бородачей, которые встретили их во дворе особняка на площади Лип, вперёд вышел один, одетый в темно-синий, украшенный золотым галуном кафтан.
– Я здесь за главного, – важно заявил он. – Управляющий поместьем, Эгор. К вашим услугам, господа. Грэд Тирдэг дома. Слава Творцу, наш король Шарль Первый – величайший военный гений и лучший полководец известных земель! Все враги короля разбиты и обращены в прах. Господину князю больше не приходится подолгу бывать на войне. Но к нам сюда он не выйдет. Грэд поручил мне расписаться за пленника и забрать его. Вот перстень князя для печати на документах.
***
Пока стоявшие вокруг него люди чем-то занимались, Хавьер лежал у их ног, не в силах даже пошевелиться, и остатками разума страстно мечтал только об одном – если уж не умереть, то хотя бы оглохнуть, чтобы никогда в жизни больше не слышать о воинских талантах Шарля Первого.
В Триволи Хавьера содержали вполне прилично. Кандалы больше не надевали. Вкусно и сытно кормили, давали спать и читать, даже выводили на прогулки. Правда, всё так же босиком и без теплой верхней одежды, поэтому с первыми заморозками выходы в тюремный сад прекратились. Регулярно приходил лекарь. Кроме него, к пленнику никто не прикасался. О нём, можно сказать, даже тщательно заботились.
Но, если бы Хавьер мог, он, ни секунды не колеблясь, пошёл бы на мучительную медленную смерть или в сырой подвал на постоянные пытки, только бы не делать то, что делал изо дня в день.
***
– …Оглушить щенка и в подвал на «почётное место»…
Последнее, что он услышал после ареста в гардоррском замке. Очнулся Хавьер уже в том самом подвале, сидя на железном кресле с высокой спинкой.
«И это мы уже проходили. Приковывали меня к такому “почетному месту” в Триволи. Только там ещё была жаровня. Повторяетесь, ваше подлейшество… Повторяетесь…»
Хавьер бегло осмотрелся. Да. Почти всё как тогда: из одежды только штаны, тело полностью крепко притянуто к пыточному трону стальными зажимами. Руки, ноги, грудь, даже голова поперёк лба. Только руки почему-то прижали к широким подлокотникам ладонями вверх. В прошлой жизни всё обстояло ровно наоборот, чтобы обеспечить доступ к ногтям.
«Придумали что-то новенькое, ваше подлейшество? Да неужели? Насколько я помню, особым воображением ты не отличался».
Он попытался вырваться. Бесполезно. Голова всё ещё болела от недавнего удара, и Хавьер закрыл глаза, чтобы хоть как-то с этим справиться. Невольно прислушался. Звуков сражения не было, но их и не могло быть. Удалось выделить из общего гомона голос короля. Алегорд жив и не ранен. Уже хорошо.
Чтобы перестать слышать всю округу, Хавьеру вновь пришлось открыть глаза.
«Назвал “щенком”… Так гордишься тем, что старше меня на два года? Пф! В сорок лет ты огрызался из норы осторожным злым лисом. Только сердце оказалось слабым. Нашего с Рэем неожиданного появления перед шахматной партией ты тогда не пережил… А вот каким королём станешь сейчас, когда власть свалится тебе в руки на двадцать лет раньше?»
Раздались далёкие шаги. Хавьер выдохнул и приготовился к самому худшему. Хотя, чем его могут удивить кордийские палачи?
Дверь открылась, и в подвал вошёл Шарль. Нескольких мгновений Хавьеру хватило, чтобы рассмотреть и оценить противника. Молодой Мадино оказался даже красив. То, что двадцать лет спустя изуродует его лицо, сейчас выглядело интересно и свежо. Средней длины пепельные волосы свободно лежали на плечах. Очевидно, в будущем они значительно поредеют, иначе он не ходил бы с короткой стрижкой. Глубоковатая посадка серых глаз скрадывалась их блеском и живостью. Еще не украшенный залысинами выпуклый лоб не подчёркивали морщины, а тонкие губы не привыкли всё время презрительно кривиться. Но смотрел Шарль уже очень знакомо: с хищной ненавистью.
Мадино принёс ещё один факел и сейчас, встав вплотную к Хавьеру, ухватил того за подбородок и осветил его лицо.
– И что все в тебе такого находят… – произнёс Шарль вполголоса. – Смазливая мордашка. И ничего больше. А почему ты никогда не показываешь волосы? Знаешь, об этом ходят целые легенды. Говорят, что в них заключена твоя сила и воинская удача. Побрить тебя наголо, что ли… А? Что скажешь?
Хавьер молчал и думал о том, что потом наверняка пожалеет, что не плюнул сейчас Шарлю в лицо.
Мадино отпустил подбородок пленника, сорвал с его головы платок, отошёл и закрепил факел на стене. Вернулся со стулом и сел напротив Хавьера, заложив ногу на ногу.
– Как интересно. Ты, оказывается, рыжий. На самом деле? Не крашеный? Молчишь…
Мадино говорил так, словно вёл беседу исключительно сам с собой и не ждал никакого ответа. Странно. В прошлой жизни он вёл себя совершенно иначе.
– Но сейчас это не существенно. Ты мне потом всё самым подробным образом расскажешь. Сомневаешься? Зря. Ты мне всё-всё расскажешь. И даже больше.
Шарль холодно улыбнулся и посмотрел, как охотник на долгожданный трофей.
– Знаешь, как-то в детстве мне попалась книжка с нузарскими сказками. Там была такая забавная история: про рыбака, который сетями вытащил из моря старую медную лампу. Знаешь, что оказалось внутри? Огненный дух, исполняющий желания. Ничего тебе не напоминает?
Неужели ты до сих пор не понял, что именно я намерен с тобой сделать?
Сказав так, Мадино выразительно глянул на повернутые кверху ладони пленника.
Страшная, невозможная догадка пронзила Хавьера и, видимо, отразилась в его глазах.
– О! – довольно вскрикнул Шарль, хлопая себя по колену. – Вот оно! Ты испугался! Да! Значит, ты всё-таки человек и можешь чувствовать, несмотря на всё то, что о тебе болтают. Итак, мой дорогой огненный дух. Будешь исполнять мои желания?
Хавьер понял, что терять ему больше нечего. Если Шарль и в самом деле обладает тем, на что намекает, всё будет очень и очень плохо. Но нужно вначале попробовать провести переговоры.
– Если ты внимательно прочитал ту книгу, – сказал Хавьер, вполне спокойно и даже дружелюбно, – то знаешь, что такие сказки всегда плохо заканчиваются. Дух убивает того, кто его поработил.
Мадино лишь улыбнулся, а затем вкрадчиво спросил:
– Угрожаешь?
– Предупреждаю. – Хавьер улыбнулся в ответ. – Ты пока ещё не сделал ничего такого, чтобы считаться моим смертельным врагом.
– Ты так думаешь? – удивился Шарль. – Очаровательно. То есть, если я тебя сейчас отпущу, ты просто встанешь, заберёшь своего короля и уйдёшь отсюда? И даже не ударишь меня? Я правильно понял?
– Да, – спокойно подтвердил Хавьер. – Я не хочу войны. Отпусти нас и сможешь идти куда хочешь. Так ты останешься жив. Ни тебя, ни Тирдэга я не трону.
– Как великодушно! – Шарль картинно всплеснул руками, а затем прищурился. – Или хитро? Дух знает, что попался и пытается обмануть рыбака, чтобы избежать пожизненного рабства?
– Не я писал те сказки. Ты лучше меня знаешь, чем они заканчиваются. Я бы на твоём месте прямо сейчас бросил лампу обратно в море.
– Хватит болтать! Меня этим не запутать и не запугать! Лампа в моих руках, и ты сделаешь всё, что я пожелаю!
Мадино встал, сделал шаг вперёд и, что-то выхватив из-за пазухи, крикнул:
– Вот! Смотри! И готовься целовать пыль у моих ног!
Он сунул в лицо не верящего в то, что всё происходит на самом деле, Хавьера раскрытую ладонь. В её центре поблёскивал маленький, почти игрушечный золотой нож в форме листа ивы.
1.6
Получив все нужные подписи и печати, стражники сели в карету и уехали.
Эгор кивнул слугам на безжизненно лежащего у их ног человека в кандалах и распорядился новым имуществом князя:
– Так. Этого в подвал под замок. Несите на руках, что ли… А то на лестницах ноги ему переломаете. Грэд распорядился привести пленника в порядок. Значит, так. Цепи снять. Самого дохляка помыть, побрить, одеть и накормить. Раны обработать. Хозяин осмотрит его вечером. Ступайте! У вас много работы.
***
Золотой нож в форме листа ивы хищно блестел в свете факелов посреди ладони Шарля. Хавьер призвал всё своё хладнокровие, чтоб не поддаться безотчётному страху. От испытаний третьей дороги он ждал чего угодно, только не древнего заклятия.
«Нет! Не может быть! Но вот он – передо мной! Нет! Нет!.. Спокойно. Возможно, Мадино не знает, как им пользоваться. Или не совсем знает. Всегда должна быть лазейка!»
***
О золотом ноже Хавьер прочёл в одной из древних семейных хроник, выданных ему отцом после разговора о душе мира. Огромный потрескавшийся свиток из телячьей кожи повествовал о первых временах подлунного мира. Витиеватые выражения описывали Творца и Его дары тем, кому доверили хранить и защищать всё сущее.
Душа мира и шестеро хозяев стихий жили среди простых людей, не скрывая подаренных им огромных возможностей. Но оказались очень одиноки. Даже кровные родичи боялись их сил. Никто не хотел связывать с ними жизни. Тогда хранители посовещались и пришли к Творцу с просьбой хоть как-то помочь. В ответ получили семь маленьких золотых ножей замысловатой формы.
– Вот, дети мои, – провозгласил Великий Отец, – возьмите их и храните, как собственное сердце. Когда встретите человека, с которым захотите провести рядом всю жизнь и которому сможете доверять, как себе, дайте ему волшебный нож и подставьте открытую левую ладонь. Тот, кто прольёт золотым листом вашу кровь, сможет загадать вам желание. Любое желание. И вы не сможете его не выполнить. Это станет вашей жертвой любимому человеку.
Так и повелось. В день свадьбы хранители протягивали ладонь тем, в ком были уверены. А их избранники желали того, что по их мнению, сделало бы их счастливыми.
Ножи передавались из поколения в поколение, как величайшая ценность. Однако, со временем, традиция исчезла. Избранники стали употреблять полученную власть во зло, и хранители отказались приносить жертву любви.
Далее в хронике шел рисунок золотого листа и гораздо позднее сделанная другим почерком приписка, в которой говорилось, что легенда может и правдива, но доказательств тому никаких нет, как и нет сведений о том, чтобы такие ножи где-то существовали до сих пор.
***
«Одно желание! Он может загадать лишь одно желание! Что же он попросит…» – быстро пронеслось в голове Хавьера.
Мадино между тем отнял ладонь от его лица и аккуратно взял нож тремя пальцами.
– Приступим. Ты, наверное, сейчас думаешь о том, что же я загадаю. Да, это действительно, самый важный вопрос. Что же попросить у огненного духа, чтобы не прогадать, а?
Он зловеще улыбнулся и прошептал:
– Я знаю, что.
На этих словах Шарль глубоко полоснул дернувшегося всем телом Хавьера по левой ладони, одновременно чётко и громко выговаривая:
– Желаю, чтобы ты всю жизнь делал только то, что пожелаю я, и совсем ничего по своей или чьей-то ещё, кроме моей, воле!
Кровь из раны на ладони Хавьера засветилась, поползла вверх по его руке, разбиваясь на десятки тонких ручейков, и устремилась туда, где всё реже стучало сердце. Достигнув груди, полыхающие струйки сплелись сложным узлом, сверкнули и пропали. Там, где они прошли, в кожу впечатался замысловатый красный узор.
Хавьер почувствовал, что тело ему больше не принадлежит: он не может ни пошевелиться, ни сказать что-то, ни даже дышать. Сердце билось всё реже и реже. Он закатил глаза и полетел в темноту.
– Нет! Как же так?! Почему он умирает? Я не хотел! Я хочу, чтобы ты жил! Дыши, сволочь! Дыши! Желаю, чтобы ты дышал и жил очень долго!!! – донеслись откуда-то издалека надрывные вопли.
Хавьер вдохнул так, будто вынырнул с большой глубины, и ощутил град сильных пощёчин. Снова вернулись все чувства, но тело по-прежнему оставалось чужим.
– Так-то лучше, – облегчённо выдохнул Шарль и вытер пот со лба. – А с тобой, оказывается, нужно держать ухо востро, да? Чуть что не так скажешь… Но я разберусь, как с тобой управляться, моя золотая рыбка. И никуда ты от меня теперь не уплывёшь. Раз уж ты даже дышать можешь теперь только по моему желанию, то…
Уже взявший себя в руки Мадино лукаво улыбнулся и сел, расположившись удобнее.
– Давай-ка, все-таки ещё кое-что проверим, прежде чем я тебя отпущу погулять. Желаю, чтобы ты отвечал мне. И отвечал только правду. Что там за история с твоими волосами? Говори.
Рот Хавьера раскрылся сам собой и, как ни в чём ни бывало, произнёс то, что никогда нельзя произносить вслух при чужаках:
– Ничего особенного. Рыжие иногда рождаются в моих землях. Местные называют таких людей «солнцем Ньетто» и считают даром богов, несущим благословение. Но есть поверье, что если человек с дурными мыслями увидит такие волосы, то это принесёт всему народу большое несчастье. Потому я с рождения прячу их.
С последним словом рот Хавьера захлопнулся, и тот снова обратился в живую статую. Из всего тела он мог владеть только глазами.
Мадино рассмеялся.
– И только-то? А уж туману-то понапустили! Но как же мне нравится управлять тобой! Желаю, чтобы ты засмеялся.
Когда смех Хавьера перешёл в надрывный хохот и удушающий кашель, Мадино повелел:
– Прекрати. Отдышись. Помирать тебе ещё рано. Вот так. А теперь я желаю, чтобы ты поносил Кестера самыми грязными словами.
Чтобы не видеть, с какой довольной миной Мадино стал слушать, едва восстановивший дыхание Хавьер закрыл глаза. А из его рта сам собой полился оскорбляющий короля помойный поток.
– Довольно, – наконец-то прозвучала такая долгожданная команда.
Хавьер смог замолчать и открыл глаза. Зря он подозревал Мадино в отсутствии воображения. И очень зря не плюнул поганцу в лицо.
– Я убедился, что ты мне совершенно покорен, – объявил ухмыляющийся Шарль. – Теперь слушай правила, по которым я желаю, чтобы ты жил… Пока что. Так вот. Перестань изображать статую. Можешь вести себя, как обычный человек. Двигаться, есть, спать и всё прочее. Даже говорить. Но только до тех пор, пока ты выполняешь какое-то моё желание. И только для того, чтобы его выполнить наилучшим образом и не умереть при этом. Ничего лишнего. Как только дело сделано – замираешь и делаешь только то, что тебе будут приказывать мои люди. Рассказывать кому-то каким-либо образом о том, что ты стал моим рабом, запрещаю. И вот тебе первое желание. Мне нужен план скорейшего захвата столицы Кордии. Теми силами, что здесь сейчас находятся. Обдумай хорошенько и со всеми подробностями внятно и понятно опиши до утра. Сейчас тебя отцепят, оденут и отведут туда, где ты сможешь спокойно работать. Но…
Шарль склонил голову набок.
– Нужно вначале решить, как лучше тебя использовать. Может быть, посадить на коня под моим знаменем и заставить порубить всех твоих друзей? А? Сделать предателем, который собственными руками снесёт голову Кестеру? Хочешь? Нет? Тут тебе повезло. Я тоже не хочу. Так что мне придётся тебя с блеском победить, пленить и показательно казнить. И посему, слушай ещё одно мое желание…
***
Подготовив подробные планы захвата столицы и собственного разгрома на поле боя, Хавьер всей душой надеялся, что на том Мадино и успокоится. Но нет. Когда Норрьего оказался в Триволи, от него потребовали подробно описать всех противников нового короля, а после началось самое страшное.
Шарль приходил в камеру, по-хозяйски разваливался в кресле, небрежным жестом указывая рабу на место за столом, и начинал рассказывать об очередной задаче на театре военных действий. Хавьеру в такие моменты безумно хотелось разбить голову о столешницу, чтобы только не слышать то, о чём говорится, и не думать о нём.
Но он слышал. И не мог не думать и не отвечать. Его трижды проклятый изворотливый ум гениального полководца уже, независимо от воли владельца, стремительно находил несколько вариантов решения нерешаемой задачи, один изящнее и эффективнее другого. Причём, то был не ум ставшего генералом юнца, а умудренного более чем полувековым опытом Хавьера Первого Победоносца.
Как только Шарль заканчивал говорить и устремлял на пленника вопросительно-насмешливый взгляд, тот опускал глаза и начинал быстро и чётко излагать на бумаге, что и как бы он сам сделал в таком положении. А потом озвучивал свой план, терпеливо пояснял непонятное и подробно отвечал на все вопросы.
Через несколько дней Шарль приходил снова. На этот раз довольный, как объевшийся кот, и с упоением рассказывал, какие он одержал победы, в какие хитроумные ловушки попались его враги, сколько вражеских солдат погибло, сколько их командующих попало в плен, сколько из них сложили головы на плахе, не согласившись служить новому королю…
Хавьер мог только закрыть глаза. Шарль не требовал от него бурно радоваться этим новостям. Он просто рассказывал, пристально наблюдая за тем, как Норрьего каменеет от его слов и старается ничем не выдать обуревавших его чувств. Потом оставлял на столе открытую бутылку вина – с пожеланием отметить очередную победу, – и уходил, довольно улыбаясь.
Хавьер оставался один и чувствовал себя так, будто с него только что заживо содрали кожу. Он залпом выпивал ненавистное вино, которое не мог не выпить, но становилось только хуже. Несколько дней после такого визита Хавьер не мог заснуть. Он, если не получал других приказов, часами неподвижно стоял у зарешеченного окна и не мог не слышать, как оглушительно рыдают все стихии разом. Не мог не чувствовать испепеляющую боль сотен погибших и раненых. Мадино мог бы и не рассказывать ему о прошедших сражениях.
Несмотря на усиленное питание, Хавьер начал слабеть. Бившие по нему раз за разом невиданной силы страдания погибающего мира уносили все силы, сжигали его мышцы, иссушали кожу.
Обеспокоенный непонятным ухудшением состоянием узника тюремный лекарь, после совещания с королём, начал давать снотворное, обязательно сопровождая словами: «Ты должен спать до завтра». Тогда Хавьер падал в благословенную тьму и мог ничего не чувствовать.
Но не проходило и недели, как всё повторялось снова… И снова… И снова… И снова…
Полную победу Мадино одержал за пять с половиной месяцев.
Когда праздничные торжества и балы в Мадиноре отгремели, а все полководцы Шарля получили новые ордена, титулы и земли, он наконец-то появился у истинного виновника всего этого.
В тот вечер похожий на тень самого себя Хавьер слушал гостя, не вставая с кровати и не открывая глаз. Шарль расположился за столом, празднично накрытым по случаю победы. Король пил вино, закусывал, шутил, рассказывал всё новые и новые подробности о последних битвах, о подписании капитуляций. О том, как летели в костёр знамена побеждённых и с плах головы непокорившихся. О том, что многие предпочли сдаться на милость победителя. И о многом, многом другом.
Наконец Шарль закончил, встал из-за стола и ушёл. У Хавьера не было сил встать, даже чтобы поесть, два дня. Он неподвижно лежал на кровати, раздавленный обломками старого мира. Мира, который он берёг столько лет и который сейчас разрушил собственными руками. Разрушил, развеял в прах, убил в людях малейшую надежду на избавление… Хавьер всей душой ненавидел и проклинал себя за всё содеянное.
Опять на него, как на душу мира, обрушилась вся боль разоренной войной Кордии, опять он не мог уснуть два дня подряд. Опять лекарь дал ему снотворное, приказав спать…
Очнулся Хавьер от вылитого на него ведра ледяной воды на полу в каком-то подвале. Открыв глаза, Норрьего улыбнулся бы, если б мог. Он почувствовал небывалое облегчение:
«Вот и всё! Слава духам! Я больше ничего не испорчу!»
Шарль подошёл и носком сапога приподнял его подбородок. Заглянул в глаза, видимо, пытаясь угадать мысли пленника, затем отошёл в сторону, делая знак страже.
– Как ты уже знаешь, рыбка моя золотая, война закончилась. Твои советы мне больше не нужны. Теперь я желаю развлекаться с тобой здесь. Ты должен находиться в этом подвале и не смеешь сопротивляться. Других желаний пока нет. Но поверь, сейчас тебе будет не до того, чтобы гулять по саду или глазеть в окно.
Стражники, тем временем, уже подхватили Хавьера и ждали дальнейших указаний. Звякнула по каменному полу длинная цепь, замкнутая на его голой щиколотке. Глаза Шарля нездорово заблестели. Он предвкушающе потёр руки, приказав:
– Снимите с него рубашку и привяжите за руки к верхнему кольцу на том столбе. Ты не представляешь себе, рыбка моя, как давно я хочу пройтись кнутом по твоей спине!
1.7
Слуги легко подхватили почти невесомого Хавьера и понесли в дом. Эгор смотрел им вслед и неодобрительно качал головой.
«Тоже мне, королевский подарочек! Кожа да кости. В чём только душа держится… Ещё и изранен весь. Что в нём такого особенного? А если помрёт до вечера? Грэд с нас самих тогда головы снимет».
Эгор оглянулся и подозвал пробегавшего мимо посыльного:
– Джок! Найди лекаря и отправь его поскорее в подвал к новому пленнику. Пусть посмотрит, чем его быстрее поставить на ноги. Что стоишь, как дерево? Бегом, я сказал!
Как бы привезённому из дворца дохляку ни хотелось, умереть ему тут не дали. Под бдительным надзором Эгора его вначале отмочили в чане с теплой водой, затем тщательно отскоблили от грязи и засохшей крови. Одели в простые, но добротные штаны и рубаху. Чуть не насильно накормили, перевязали раны и влили в горло кувшин разных придающих силы отваров. К вечеру пленник уже не падал в обморок и мог самостоятельно если не стоять, то сидеть точно. Эгор придирчиво осмотрел результат трудов почти десятка человек и удовлетворённо кивнул. Сделать что-то большее людям в такой краткий срок было просто не под силу.
– Ну вот. Хотя бы что-то. Теперь все бегом вон отсюда! Скоро может прийти хозяин!
***
Хавьер остался в подвале один. В его голове с трудом ворочались обрывки мыслей.
«Хозяин… Грэд Тирдэг… Его боятся…»
Князя Тарда Хавьер знал мало. Тот почти не покидал родовые земли и очень редко бывал в столице. Единственный их разговор состоялся, когда умирающий Драммонд заклял Норрьего заботиться о Рэе. Вот и всё. Что за человек Тирдэг, кроме того, что до безумия любит жену и единственного сына?
