Ирина Мухаметова
Островский – детектив
– Но почему вы так решили?
– Потому что он вдруг ни с того ни с сего утопился, как вы не понимаете! И он унес эту тайну с собой!
– Успокойтесь, Сергей Сергеич! Я ничего такого не знаю, но насколько мне известно, Сашенька обожает театр, и больше для нее никто и ничего не имеет значения.
– Я сойду с ума от ревности.
– Да перестаньте вы, Сергей Сергеич!
– Как перестать-то? Думать, что она принадлежала Борису, выше моих сил. Нет, Сашенька, будет моей! Только моей!
И Паратов куда-то быстро направился. Кручинина же после разговора с ним села скамейку и задумалась. Какие все-таки мужчины странные люди! Ничего не замечают и не понимают, если влюблены. Но скоро к ней, когда рядом никого не было, подсел Григорий Львович Муров.
– Люба!
– Елена Ивановна!
– Ой, перестань! Тут никого нет! Что ты обо всем этом думаешь*
– О чем?
– Как о чем? О самоубийстве Бориса Григорьевича.
– Я считаю, что он такую судьбу заслужил.
– То есть ты тоже думаешь, что его призрак той женщины, которая из-за него в воду бросилась, с собой забрал?
– Ничего такого, Гриша, я не говорила. Не придумывай!
– Ну, да, ну, да. А Негина?
– Что Негина?
– Что она думает?
– Тебе-то зачем?
– Так. Но тебе не кажется странным, что Борис днем был весел, готовился к свадьбе, а вечером вдруг взял и сам в воду бросился.
– Чужая душа – потемки, Гриша.
– Это, конечно, так, но, может, на него что-то все-таки повлияло? Ты знаешь, что рыбаки говорят, что рядом с ним перед его поступком была какая-то женщина в белом.
– Женщина в белом?
– Да, ты только представь картину, Люба, к нему на набережной подошла женщина в белой одежде, а потом он взял и кинулся в воду с камнем на ногах. Как тебе такая история?
– Рыбаки сами это видели?
– Да-да! Разве не удивительно?
– Конечно, удивительно! Женщина в белом? Но кто это?
– Снегурочка, например.
– Снегурочка? Из снега, что ли? Гриша, ты в своем уме? Нет, пусть уж лучше будет дух той, что в реку бросилась!
– Ты так считаешь? Вот в этом загадка и есть! Кто она такая? Катя Кабанова?
– Григорий, неужели ты во все эти сказки веришь?
– А что еще мне остается делать? Всем известно, что место это на Волге непростое. И ты же знаешь, что есть на свете много такого, что мы понять не можем. И еще…
– Что еще?
– Дульчин сказал, что его брат вчера говорил с цыганкой.
– С цыганкой? И что тут такого?
– Не знаю, но сегодня, когда мы с ним были на берегу, он увидел, что Паратов тоже говорит с нею.
– С кем?
– С той самой цыганкой, как сказал Дульчин!
– А ты ее видел?
– Нет, он закричал «цыганка, цыганка» и побежал наверх, но, когда мы поднялись по лестнице, Сергея и никакой женщины рядом с ним там не было.
– Да? Я мельком говорила сегодня с Паратовым на набережной, но клянусь тебе, что цыганки рядом с ним я тоже не приметила. Словом, я ничего не понимаю.
– Вот и я тоже.
– А он хорошо ее разглядел?
– Нет. Только сказал, что у нее черные волосы и какой-то белый платок на плечах.
– Белый платок? И что ты об этом думаешь?
– Я думаю, что во всем этом замешаны какие-то странные представительницы женского пола.
– Или одна!
– Ты думаешь, Люба, что цыганка и ночная белая дама – это одно и то же лицо?
– А почему бы и нет?
– Но тогда, скажем так, в этом есть что-то театральное и все ниточки ведут к Негиной!
– Нет, это невозможно! Что ты говоришь? Сашенька – добрая и милая девушка.
– Тогда к Великатову! Он однозначно мог что-то подобное придумать.
– Зачем? Из ревности?
– Может быть, и из-за нее, Люба, но тогда получается, что если цыганка сегодня говорила с Паратовым, то скоро и он …
– Что он?
– Как что? Что его тоже не будет! Как ты этого не понимаешь! Получается, что следующим должен погибнуть Сергей! Ты же помнишь историю про Ларису Огудалову?
– Гриша, перестань говорить чепуху. Ваш Борис почему-то в воду кинулся, а вы уже все от этого помешались! Теперь, по-вашему, и Паратов тоже должен за ним последовать? Но он ведь здравомыслящий человек!
– Люба! Ты, правда, думаешь, что ничего больше не случится?
– Конечно, но, честно говоря, если бы с ним что-то произошло, я бы не расстроилась.
– Люба! Ты такая жестокая?
– Да, а ты и не знал? Могу тебе сказать, что одно время я очень хотела убить тебя, после всего того, что ты мне сделал!
– Правда? Но ведь ты же меня все-таки не убила!
– Все еще впереди, Гриша. Ой, сюда идут! Григорий Львович, вы не проводите меня в гостиницу?
– С удовольствием, Елена Ивановна. С огромным удовольствием!
И актриса Кручинина, и помещик Муров, разговаривая, под ручку медленно пошли вдоль набережной.
Вечером же все действующие лица опять были в театре. Негина, как всегда, играла прекрасно, ей долго аплодировали, но компания после спектакля в ресторане не собралась, потому что всем было как-то не по себе после ухода Бориса Григорьевича.
Утром же город разбудила новость, о которой кричали мальчишки, предлагая газеты на улицах.
– Погиб промышленник из Москвы! Паратов застрелился на набережной!
Когда туда приехали все оставшиеся члены веселой компании Глумов, Великатов, Дульчин, Лыняев и Муров, тело оттуда уже увозили. На вопрос, что рядом с ним нашли, Глумову показали окровавленную белую рукавичку и револьвер. Бриллиантового гарнитура, как все поняли, найдено при нем не было.
А Дульчин не удержался и сразу воскликнул.
– Точно такая варежка была и у Бориса!
Все переглянулись, но ничего ему в ответ не оказали. Кто-то предложил пойти в ресторан. Но Глумов и Муров, о чем-то тихо переговариваясь, стали спускаться вниз к воде. Лыняев, увидев, что Дульчину неожиданно стало совсем плохо, повел его в гостиницу. У того же буквально заплетались ноги, и он тихо без конца твердил про себя – «цыганка, цыганка…».
В это время на набережной появились Елена Ивановна и Глафира Алексеевна. Они пришли сюда из гостиницы, услышав о случившейся ночью трагедии. Михаил Борисович и Вадимом прошли мимо и как будто их даже не заметили, а дамы понимающе переглянулись. Ох, уж эти мужчины!
А народ на набережной расходиться не собирался, притом прибывали все новые и новые горожане, и версии случившегося только множились и возникали самые необыкновенные.
Великатов же поехал домой, где сразу прошел во флигель Сашеньки. Она стояла у зеркала и расчесывала волосы, поэтому его раннему приходу очень удивилась, ведь в последнее время такие визиты были редки.
– Что случилось, Иван? На тебе лица нет! Что? Говори скорей
– Паратов застрелился!
– Сергей Сергеич? Когда? Сейчас?
– Нет, ночью.
– Не может такого быть!
– Почему?
– Но ему не с чего было стреляться. Ведь он был богат и хорош с собой.
– Да? Как и Борису Григорьевичу не с чего было топиться! Ты это хотела сказать?
– Подожди, Иван! Дай я приду в себя! Голова закружилась. Это из-за Огудаловой?
Негина опустилась на стул.
– Почему из-за нее?
– Ну, Борис утопился, а Сергей застрелился… Тот из-за Кабановой, а этот из-за Ларисы… Разве не ясно?
– Сашенька! Что ты говоришь? Ответь лучше мне, ты к этим двум уходам не имеешь никакого отношения?
– Что?
– Ты ко всему этому никак не причастна?
– Иван! Почему ты меня об этом спрашиваешь?
– Потому что Паратов говорил всем, что добивается твоей благосклонности. И даже носил при себе бриллиантовый гарнитур!
– Так что же?
– Ответь мне честно, Сашенька, ты об этом знала?
– О чем? О гарнитуре? Да, знала.
– Тогда я задам тебе еще один вопрос – Борис Григорьевич тоже искал твоего расположения? Только честно!
– Да, искал! Но я же актриса, они видят меня на сцене, посылают цветы, конфеты…
– И, естественно, хотят нечто большего! Ты это хочешь сказать?
– Иван! Ты меня обижаешь? Кто дал тебе право в чем-то меня подозревать?
– Сашенька! Я понимаю, что недостоин тебя, но ведь все эти господа, Глумов, Муров, Дульчин и Лыняев могут подумать, что ты как-то с этими самоубийствами связана! Не я, а они! Да, ты ведь еще не знаешь, но многим известно, что и у Бориса, и у Сергея были найдены белые рукавички, очень похожие на те, что ты надеваешь на сцене, когда играешь Снегурочку. Пока еще не пошли слухи о тебе, но, скорее всего, это лишь дело времени. А дальше это может сказаться на кассе и твоей репутации!
– Иван! Я клянусь тебе, что никакого отношения ко всему этому не имею. Но если ты хочешь, я не буду теперь надевать свои белые рукавички, чтобы зрители на каждом спектакле гадали – те, что найдены у погибших, мои или нет. И это привлечет еще больше зрителей в театр.
– Сашенька!
– Хорошо, хорошо, я всегда буду их надевать. Но ведь действительно, очень странно, что эти два человека погибли один за другим. Разве нет?
– Твои шутки, Сашенька, сейчас неуместны! Мы можем оказаться в очень щекотливом положении! Кстати, где они?
– Они?
– Рукавички! Где они?
– Одна пара в театре, а вторая здесь у меня в комнате.
– Немедленно отдай их мне! Сейчас же!
Сашенька поднялась и стала осматриваться.
– Странно! Вот только недавно тут были.
– И где же они?
– На подоконнике лежали, я их показывала Кручининой, она сказала, какие они красивые, и туда положила. А сейчас их здесь нет! А окно я не закрываю, ведь сейчас же лето…
– Сашенька! Значит, у них двоих, действительно, могли оказаться твои проклятые варежки. И что нам теперь делать?
– Не знаю, Ваня. Но я их не убивала.
– Верю, верю.
– Ваня, я должна сказать тебе одну вещь.
– Что еще?
– Вчера поздно вечером Сергей Сергеич подходил к окну, но во флигель я его не пустила. Он сказал, чтобы я ничего не боялась, он не нарушит мой покой и ушел.
– А когда этот гарнитур ты видела?
– Он его днем мне на набережной показывал.
– Сашенька! Как ты неосторожна! Уж гибель Бориса должна была чему-то тебя научить!
– Но, Ваня, я и подумать не могла, что…
– А надо было думать! Но ты клянешься, что между вами ничего не было?
–Иван! Как ты можешь мне такое говорить? Клянусь, я только тебя одного всегда любила и люблю!
– Эх, Сашенька… Я пойду к людям, послушаю, что они болтают.
И Великатов нашел всех в ресторане при гостинице. Дульчин от всего произошедшего немного отошел, но все время пил вино. Глумов рассказал, что был у рыбаков. И они поведали, что сегодня ночью опять ловили рыбу на реке и видели, как к мужчине на том самом месте набережной, где бросился в воду известный им утопленник, подошла женщина в белом, а потом он вдруг, как они поняли, взял и застрелился. А женщина после этого опять как бы поднялась вверх и растаяла в воздухе! Они, то есть рыбаки, конечно, сразу поплыли к берегу, но когда добрались до него, на набережной возле тела уже были люди, выстрел-то был громким, и многие его услышали.
Дульчин опять как-то путанно повторил всем свои рассказы про цыганку, которая говорила и с Борисом Григорьевичем, и Сергеем Сергеичем до их ухода.
Великатов же сказал, что рукавички, найденные у покойничков, с большей долей вероятности, взяты у Негиной, потому что у нее на днях пропала запасная пара.
Муров в ответ опять напомнил всем о погубленных мужчинами женщинах – Катерине и Ларисе.
Глумов же с кривой усмешкой сказал о том, что кто бы что ни говорил и ни думал, но количество наследничков Акима Акимыча стремительно сокращается. Дальше наступила тишина. Похоже, все размышляли об одном и том же, то есть не он ли следующий?
Расходиться никому не хотелось. Поэтому они просидели до глубокой ночи, много пили, а потом отправились к цыганам. Всем надо было расслабиться, потому что никто ничего не понимал! Дальше-то что будет?
Глумов же в это время думал о членах их когда-то веселого клуба. Забавно все-таки, что один из наследников Аким Акимыча утопился, а другой застрелился. Но, к сожалению, их уходы сразу связываются с оставшимися в живых получателями наследства. А это просто невыносимо!
И вообще-то я здравомыслящий человек, и всякие там женщины в белом меня особо не пугают, но очень хочется во всем разобраться и понять, что это еще за непонятные появления никому неизвестной цыганки, и как они связаны с самоубийствами Бориса и Сергея. Ну, и не грозит ли мне, Егору Дмитричу, тоже встреча с этой дамой?
Тогда предположим, что все это правда. И что? Все это должно наводить только на одну мысль, что есть некая мстительница за двух женщин – Ларису и Катерину. И, значит, убийца женского пола. Хотя это просто не укладывается в голове! Но кто, к примеру, ей может быть?
Негина? Рукавички-то белые, как не крути, и, скорее всего, ее. Ну, уж нет! Представить Александру Николаевну в роли хладнокровного убийцы не так-то просто! Да и зачем ей это? Хотя кольцо для невесты у Бориса пропало и гарнитур у Паратова тоже. Хороший повод! Деньги-то всем нужны. Но Сашенька… Нет, она не может этого сделать! Уж на что я грубый практичный человек, но Сашенька… Эх, были бы у меня сейчас большие деньги, увез бы ее на край света… Но что об этом мечтать!
Так, а кто еще из знакомых мне дам мог все это проделать? Кто? Кручинина или Глафира? Ух, Глафира – это восторг! Я знал ее прежде, еще до замужества, огонь-девка. Могла ли она решиться на такое? Вполне! Михаил ей денег дает мало, а ей хочется жить той жизнью, какой она раньше жила в столицах. Словом, может она быть той роковой женщиной? Может. И что? Ничего! Никак не могу понять, как какая-то особа женского пола могла это проделать!
Ладно, осталась Кручинина. Ну, уж ей-то это зачем? Прекрасная актриса, денег много, сынок в Университете учится. Нет, это точно не она!
Теперь перейдем к мужчинам. Кто там еще в живых остался? Шутка! Надеюсь, что больше никто из них не уйдет.
Великатов? Ну, нет! Хотя… Чем меньше будет наследников, тем больше каждый из оставшихся получит, и он тоже. А это неслабый повод!
Лыняев? Чужая душа – потемки, но, по-моему, он на такие шаги, как убийства двух человек, не способен.
Муров? А что! Насколько я знаю, ему срочно нужны деньги. И ради выгоды, я думаю, Григорий Львович мог бы подобное совершить. Но сделал ли он это? Вот вопрос!
Дульчин? Он, конечно, был заинтересован в том, чтобы получить деньги Бориса, но Паратов – его-то за что? Он-то здесь причем? Из-за Сашеньки Негиной? А что? Такое вполне может быть! Притом цыганку-то в белом платке он только один и видел…
Ну, и какой из всего вывод? Никакой! Но выражаю надежду, что следующим покойничком, если он вдруг случится, стану все-таки не я. Больше мне надеться не на что!
И Глумов пошел на набережную, а там неожиданно увидел Лыняева, медленно идущего в его сторону.
– Михаил Борисович!
– Егор Дмитрич! Как я рад вас видеть! Знаете, я все думаю, думаю… Что здесь вообще происходит? Вы что-нибудь понимаете?
– Я? Это вы о чем?
– Обо всем! О женщине в белом, о цыганке…
– Не знаю! Хотя в этом действительно надо разобраться!
– Да-да!
– Но обещайте мне, что если вы хоть что-то узнаете, что если кто-то скажет вам что-то важное, вы мне об этом скажете!
– Конечно, обещаю… Один ум хорошо, а два лучше.
На этом Лыняев и Глумов разошлись, а Егор Дмитрич решил переговорить еще с одним человеком.
Но впереди были похороны Бориса Григорьевича, куда они и отправились. Тело Паратова же к этому времени уже отправили на повозке, запряженной лошадьми, в столицу. А после поминального обеда Егор Дмитрич подошел к Александре Николаевне и попросил ее уделить ему несколько минут. Они вышли на балкон, с которого открывался прекрасный вид на Волгу. Негина глубоко вздохнула и неожиданно сама задала вопрос Глумову.
– Егор Дмитрич, ответьте мне честно, эти два ухода – самоубийства?
Он внимательно на нее посмотрел.
– А вы как думаете?
– Я? Говорят, что река требует жертв…
– И вы в это верите?
– Знаете, я хочу в это верить! Еще только вчера Сергей Сергеич был жив! А Борис Григорьевич третьего дня! Что это, Егор Дмитрич, если не мистика? Мне так страшно!
– Вы знаете, Александра Николаевна, что у них нашли ваши белые рукавички?
– Знаю.
– Извините.
– Вы хотите сказать, что они погибли из-за меня?
– Вы-то сами как думаете? Нет ли у вас такого поклонника, который …
– Что который?
– Который ни перед чем не остановится.
– О чем вы?
– Вы знаете, что я имею ввиду, Александра Николаевна!
– Что?
– Сашенька! Доверьтесь мне!
– Довериться? В чем?
– Вы знаете в чем, Сашенька! Я вижу, как вам тяжело.
– Да, это так! Но, надеюсь, что скоро все забудется, и я не буду больше о них обоих вспоминать. И, кстати, вы знаете, что они оба предлагали мне с ними уехать?
– Уехать?
– Да.
– А вы?
– А я не хотела… Чего-то сижу, жду здесь, а чего сама не знаю. Вы думаете, я так и буду жить в этом городе?
– Я не знаю, Сашенька. Но я ваш друг!
– Друг? Да вы даже представить себе не можете, какая я … Мне же денег, золота, украшений хочется, а не только в пьесах играть! Ведь все, что я надеваю на сцене, это лишь блестящие побрякушки! Как вы не понимаете, я играю королев, и мне верят, а я бриллианты никогда в руках не держала.
– Сашенька!
– Понимаете, я не могу успокоиться! Я видела самые настоящие украшения с драгоценными камнями, и мне их предлагали, но я не взяла… И Борис, и Сергей… Кстати, вы не знаете где они сейчас?
– Украшения?
– Да. На дне реки или где?
– Сашенька!
– Ах, как мне стыдно!
– Но они же вас покупали! И вы не можете этого не понимать…
– Покупали? И что? Так ведь еще немного, я бы была готова им отдаться!
– Сашенька! Нет-нет! Вы не такая!
– Не такая? Вы меня жалеете, Егор Дмитрич, а я этого, право, не достойна!
– Я думаю, что такова ваша судьба.
– Вы, в самом деле, так считаете?
– Александра Николаевна! Сашенька! Верьте мне, я ваш друг! И вы, по-моему, заслуживаете счастья!
– Да? Спасибо! Спасибо, Егор Дмитрич!
И она разошлись в разные стороны. Александра Николаевна поспешила к себе домой, Глумов же долго смотрел ей вслед.
Но не только Егор Дмитрич пытался как-то объяснить, что же здесь происходит. Григорий Львович Муров тоже не находил себе места от нахлынувших на него чувств.
Может быть, мне уехать к себе в поместье на время? Пока все тут не успокоится. А то я уже перестаю понимать, на каком я свете! Цыганка – это все-таки какая-то странная личность. Получилось, что она как-то связана с женской местью за Кабанову и Огудалову, что уже совсем все запутывает.
Нет, я не могу уехать, мне нужны деньги, много денег! Куда мне без них? Ведь только об этом я сейчас и думаю. Что я там буду вдали от города сидеть? Притом до получения наследства Акима Акимыча еще время есть, а наследников ведь все меньше и меньше становится, что совсем неплохо. Может, и еще меньше станет! Ой, что это я! Я ведь тоже на часть наследства претендую, как ни крути!
А то, что происходит с этой белой дамой, которая не то в воздухе растворяется, не то улетает, вообще великолепно. Забавно, что я никогда не питал доверия к историям о разных духах и всегда смеялся над людьми, которые в них верят, но тут с этими двумя уходами даже я поменял свое мнение, потому что так все странно и удачно сложилось. Раз! И двух наследников как не бывало! И белые рукавички в дело пошли! Ну, а о пропавших драгоценностях у Сергея и Бориса что говорить? Они, однозначно, не на дне речном! Словом, ищите взлетающую белую даму, если в нее верите, или человека, который все так удачно придумал и провернул…
Но лично меня очень заинтересовала площадка на набережной, где произошли эти два странных, скажем так, самоубийства, поэтому туда я и прогуляюсь.
Там же он когда-то приметил на спуске к воде какую-то табличку, на которой различимы всего несколько букв. И, может быть, ее тоже можно как-то связать с таинственной белой дамой?
Вот туда я сейчас и отправлюсь. Спускаемся. Табличка на месте. Впрочем, ничего на ней не разберешь! Хотя буквы однозначно русские, не латынь. Ничего не понятно!
Но сейчас на том самом месте, где погибли два человека, почему-то об этом уже ничего не напоминает. Правда, никто не подходит к ограждению близко, а я вот подойду. Словом, вывод получается такой – один умный человек убрал двух наследничков Аким Акимыча, подкинул им варежки, чтобы все подумали на Сашеньку, и забрал украшения себе. Но как все-таки связаны цыганка и белая дама? Пока я в этом не разберусь, мне как-то тревожно.
Муров прошел к себе в гостиницу, и увидел, что там за столиком в ресторане сидят два человека – Лыняев и Дульчин, которые по счастью его не заметили. А они, между прочим, вели очень интересный разговор.
– Вы знаете, Михаил Борисович, я думаю, что мне надо срочно отсюда уехать! Срочно! Меня здесь теперь ничего уже не держит. Да-да, уехать! Не могу я тут находиться.
– Что с вами, Вадим Григорьевич?
– Со мной? Понимаете, я боюсь! Только бы мне не встретить сейчас ту цыганку! Только бы мне ее не встретить!
– Вы опять про нее, Вадим? Но, похоже, только вы один эту цыганку и видели. Как она вообще выглядела?
– Черные волосы, да, она еще немного прикрывала себе лицо белым платком… И знаете, сейчас я думаю, что она возможно не настоящая цыганка, а ряженая.
