Ирина Мухаметова
Островский – детектив
– Ты где был?
– В гостинице на ужине. Я же тебе говорил.
– А я тебе говорю, что мы с тобой сегодня пойдем в торговые ряды. Я хочу какое-нибудь украшение, ну, и всякие… подарки. Слышишь?
– Слышу. Но почему вдруг подарки-то?
– Потому что я все время здесь одна! Гуляю одна, ужинаю одна! И еще потому, что в этот приезд в город ты мне ничего еще не покупал.
– Хорошо-хорошо.
– Все подумают, что я …
– Что ты?
– Я сказала все, что хотела, сегодня мы идем за покупками. А теперь спи!
– И тебе спокойной ночи!
– Какой еще ночи? За окном уже светает! Сам спи! Но сегодня …
– Понял-понял, мы идем за покупками …
И после этих слов Михаил Борисович мгновенно заснул и захрапел. А Глафира Алексеевна как-то нехорошо улыбнулась и стала думать, как же она несчастлива. Денег муж дает мало, а что ей без них в этом городе делать? Приятельниц нет, даже поговорить не с кем. Правда, нашла она себе тут небольшое развлечение. Каждый день ходит к выступу на скале на местной набережной, потому что все приехавшие в город обязательно туда наведываются и восторгаются, ах, какая древность! И там нет-нет, да и встречаются бывшие знакомые. А так… Что тут еще делать? Нечего… И Глафира неожиданно для себя тоже задремала, несмотря на заглянувшее в окно солнышко.
Муров же не пошел к себе, а прошел дальше по коридору, остановился у комнат Елены Ивановны Кручининой и тихонько постучал в дверь.
– Люба, открой! Это я, Люба…
Ответа не было, но Григорий Львович продолжал и продолжал стучать, хотя за дверью была тишина. Поэтому Мурову ничего не оставалось, как вернуться к себе, тихо про себя приговаривая.
– Эх, Люба, Люба…
Великатов же этим утром совсем не хотел спать, уж слишком неожиданно было для него все то, что он услышал от своих друзей об Александре Николаевне. Поэтому он не направился домой, а медленно пошел вдоль Волги, которая просто тянула его к себе. А вот и каменный уступ, ставший сейчас частью городской набережной и столь популярный у приезжих, потому что все хотели на него взглянуть. Говорят, что это остатки какого-то древнего славянского капища, вырубленного в отвесной скале, хотя остальной берег был все-таки более-менее пологий и поросший травой.
В этот час набережная была пустынной и на ней не было даже влюбленных парочек. Иван Семеныч подошел к самому ограждению и посмотрел вниз. Там была темная-претемная вода, плеск которой еле-еле слышался. Иван Семеныч задумался. Ах, Сашенька, Сашенька! Вот сколько времени я с тобой знаком, а, оказывается, совсем тебя не знаю. Ты, как эта река, загадочная и таинственная! А Волга, увы, требует жертв…
Но перенесемся теперь во флигель Александры Николаевы Негиной, у которой в это время в гостях после спектакля сидела Елена Ивановна Кручинина, известная актриса. Ее пригласил в город по просьбе Сашеньки Великатов, чтобы та посмотрела ее игру и дала некоторые советы.
Жила Кручинина в гостинице недалеко отсюда. Сейчас же они пили чай со сладостями, и Сашенька делилась с ней впечатлениями о местной жизни.
– Знаете, а я раньше не у Волги жила. У нас в городе тоже была речка, но не такая широкая! А Волгу я, когда впервые увидела, в такой восторг пришла, что у меня чуть сердце не зашлось! И вы видели, какая тут у нас набережная?
– Да, здесь очень красиво! Я ведь не первый раз в вашем городе и уже играла на этой сцене. До вашего приезда, конечно, Сашенька, и было это давно! Но все здесь очень изменилось с тех пор.
– Наверное.
– Только Волга река не простая… Вы про женщин и девушек, которые из-за любовных историй в нее кинулись или на ее берегу погибли, знаете?
– Конечно. Про тех же Ларису Огудалову и Катерину Кабанову. У нас ведь новостей мало, поэтому каждое такое несчастье долго вспоминают.
– И что Борис Григорьевич и Сергей Сергеич, приятели вашего Великатова, в этом повинны, вам тоже известно?
– Известно… Только Иван Семеныч не такой! А они… Что мне они?
Кручинина усмехнулась.
– Ох, Сашенька, Сашенька! Вы еще пожалейте этих мужчин… Вы все верите в лучшее…
– Нет, что вы, Елена Ивановна! За что же мне их жалеть? Я как представлю, что Катерина и Лариса перед своим уходом пережили… Нет, я Бориса Григорьевича и Сергея Сергеича совсем не жалею!
– Кавалеры они все немного бессердечные! У меня с ними особые счеты, поэтому я и живу сама по себе. Вольная птица! Куда хочу, туда лечу! Никогда замужем не была и, наверное, уже и не буду.
– Но у вас же есть сын, насколько мне известно!
– Есть, Сашенька! Гриша! Красавец! В Университете учится. Он моя гордость.
– А его отец почему на вас не женился?
– Сначала он не хотел, когда я бедной девушкой без приданного была, а потом, когда я известной актрисой стала, предлагал мне за него замуж выйти, только тогда уже я не согласилась!
– Трудно, вам, наверное, в молодости пришлось?
– В бедности всем трудно!
– Ой, мы с маменькой тоже очень бедно жили, хотя я в театре уже играла. Только когда меня Иван Семеныч из нашего городка забрал, я красивые платья впервые и увидела-то, и копейки считать перестала. Но матушка моя обратно в наш городок вернулась, скучно ей здесь со мной показалось, хотя я ей каждый месяц посылаю на жизнь, не забываю.
– А вам самой, Сашенька, тут не тоскливо? Великатов в Петербург или Москву вас возил?
– Да, один раз мы были с ним в Москве. Большой город! А в Петербурге нет, не были. Но мне и здесь не скучно! Я на сцене разные жизни проживаю. Хотя, конечно, я хотела бы посмотреть, как в других местах люди живут, мне это очень помогло бы в работе над ролями. Знаете, говорят, одна актриса Гамлета из пьесы Шекспира играла. Представляете, женщина, а мужскую роль исполнила! Вот я тоже так хочу!
– Да? Странная вы, Сашенька, здесь этого не поймут! Тут нужно совсем другое – то, что в вас и так есть! Женственность, страсть! Вы хоть видите, как на вас мужчины смотрят? Сюда ведь даже из столиц приезжают, чтобы только на вас глянуть!
– Вижу. А сколько они мне записок пишут с разными предложениями! Цветы дарят! Конфеты! Украшения предлагают!
– А вы?
– А я Ивана Семеныча люблю. Я все для него сделаю.
– Все?
– Почти. Вот он недавно просил меня быть поласковей с одним старичком, и я это делала. А на днях Ваня сказал, что его уже и на свете нет… И мне не стыдно, что я так поступала.
– Понимаю. Бывают разные случаи…
– И люди разные… Знаете, мне Паратов Сергей Сергеич на днях очень красивый гарнитур подарить хотел.
– На бенефис?
– Нет, так. Сказал, что ему очень нравится, как я на сцене любовь представляю, но я отказалась. А сейчас думаю, может, зря? Он же от чистого сердца!
– Правильно, Сашенька, что отказались! Паратов ничего просто так не делает.
– Но гарнитур был такой красивый, и он мне так понравился. Все почему-то из головы так и не идет!
– А разве Великатов не дарит вам украшения?
– Иван Семеныч? Нет, никогда. Если на бенефис подносят, то он разрешает оставить, а сам почему-то не дарит.
– Да? Значит, вы и так для него красивы! И душа у вас, как дорогой бриллиант, Сашенька. Такую женщину еще поискать надо! Но как хороши вы были сегодня в «Снегурочке»!
– Правда? Вам понравилось, Елена Ивановна?
– Очень!
– А я так волновалась, потому что вы были в зале.
– Нет, Сашенька, вы играли замечательно, но мы потом еще об этом поговорим, а пока мне пора. Актрисе после спектакля отдыхать полагается.
Неожиданно Елена Ивановна заметила на резном столике белые рукавички.
– Ой, какие красивые! Расшитые!
– Это от костюма Снегурочки.
– Загляденье! А что же вы их дома держите, а не в театре?
– Эти запасные, мне их сразу две пары сшили. Вдруг одна затеряется, как тогда играть? Но вы правы, я их обязательно отнесу в театр.
– Очень красивые! И узор какой волшебный! До свидания, Сашенька. Скоро увидимся.
– До завтра.
Но только она ушла, как в окно постучали.
– Кто здесь?
– Я! Борис!
– Борис Григорьевич? Вы же сегодня свою помолвку празднуете, мне Иван Семеныч сказал, что туда к вам после спектакля пойдет.
– Они все пусть ее и празднуют, а я здесь.
– Почему?
– Сашенька! Выходите за меня замуж! Одно ваше слово, и я разорву эту глупую помолвку! Я безумно люблю вас. Как увидел, так сразу и полюбил. Иван Семеныч никогда на вас не женится, ему с вами скучно, он это сейчас в ресторане всем сказал.
– Всем так и сказал, что ему со мной скучно?
– Да! Вот кольцо, Сашенька, которое я для своей невесты приготовил. Оно очень дорогое. Теперь оно ваше! Возьмите его! Сашенька, будьте моей навеки!
– Борис Григорьевич! Я любила, люблю и буду любить только Ивана Семеныча. И если я не буду его женой, то ничьей!
– Сашенька! Вы так молоды и прекрасны! Он не оценит вашей жертвы. Не прогоняйте меня!
– Борис Григорьевич, немедленно уходите! Я никому ничего не скажу о нашем разговоре, но сейчас уйдите, прошу вас! Я не хочу больше вас слушать!
– Сашенька!
– Вон кто-то идет! Что обо мне люди подумают? Уходите!
И Сашенька быстро затворила окно, а Борис Григорьевич понуро пошел по переулку. Вдруг ему показалось, что за кустами кто-то стоит и на него сморит. Он их осторожно раздвинул, но там никого не было, только мелькнула чья-то тень. Кто же это был? Впрочем, какая разница! Борис медленной походкой вернулся в гостиницу, где ему ничего не оставалось, как подняться в свой номер и лечь спать.
А вот Сашеньке после такого разговора не спалось!
– Ах, если бы я только могла, если бы могла…
И у нее по щекам непроизвольно потекли слезы.
– Нет, плакать я не буду! Не буду!
Сон так и не шел к ней. Хотя она погасила свет и тоже легла в постель.
– Значит, ему со мной скучно. Что же дальше-то будет? Куда мне идти, если он меня прогонит? Правда, какие-то средства у меня теперь есть, но ведь это не главное! Я без театра жить не могу! И без игры на сцене тоже! Какие все-таки мужчины дурные, безнравственные люди!
Так она лежала и думала. А под утро вернулся домой Великатов, но, конечно, к Сашеньке во флигель не зашел, решив, что она давно уже спит. Но она не спала, а стояла у открытого окна и смотрела на Великатова, а губы ее шептали – нет, он меня еще узнает! И дело было даже не в отказе на ней жениться, хотя и в этом тоже, а в том, что она ему неинтересна, что он ничего примечательного в ней не видит, как в женщине и как в человеке. Нет, она еще всем им покажет!
Ей вспомнилась ее жизнь в родном городе, где она жила с маменькой и играла в театре, где у нее был добрый жених, который старался научить ее чему-то хорошему, где у нее были друзья. И как она все это бросила, уехала с Великатовым в незнакомый город, и где первое время была очень счастлива, потому что рядом был он, Иван Семеныч, и она играла все лучшие роли в спектаклях его, Великатова, театра, но потом все стало хуже и хуже. Уехала маменька, вернулась в родной городок, и осталась актриса Негина здесь совсем одна, потому что что-то стало меняться в их с Иваном Семенычем отношениях.
Да, она хорошая актриса! Может перевоплощаться в кого угодно, да так, что родная матушка ее не всегда узнавала. Даже мужчины, влюбленные в создаваемый ею образ на сцене, могли не узнать ее, Сашеньку Негину, когда она проходила мимо них по улице, такой она делается другой. И Елена Ивановна права, зачем ей с такими возможностями в провинции оставаться? Нет, она будет играть на столичной сцене! Только все надо хорошенько обдумать! И Сашенька решила круто изменить свою жизнь. И хотя солнце уже залило все своим теплым светом, она, успокоенная принятым решением, быстро заснула.
А Михаил Борисович Лыняев со своей женой утром отправился в торговые ряды, впрочем, находиться там ему быстро надоело. Поэтому он дал Глафире Алексеевне небольшую сумму денег, оставил ее в Гостином дворе, а сам пошел на набережную, где ему сразу же на глаза попался Муров, чему он даже обрадовался. Тот предложил Лыняеву выпить по чашке чая и не только его. Скоро разговор сам собою перешел на то, кому все-таки Аким Акимыч при жизни мог добровольно отдать свои деньги.
– Может быть, он все-таки Сашеньке их оставил, ведь она так хороша! Как вы думаете?
– Сашеньке? Вряд ли! И это не может быть правдой!
– Почему?
– Потому что она никогда бы на такое не согласилась. Это мерзко!
– А, может, она, Михаил Борисович, не считает получение денег чем-то плохим? Или Аким Акимыч убедил ее, что такой шаг с его стороны вполне справедлив? Сашенька же не знала про договоренность, что он все должен оставить нам, нашей семерке. А семьи-то у него не было…
– Может быть, может быть… Тогда мы ничего не сможем изменить! Хотя, как сказал Глумов, чтобы получить более-менее приличную сумму, надо количество наследников уменьшить наполовину.
– А вы жестокий человек, Михаил Борисович!
– Да нет, я на такое неспособен, Григорий Львович, но, как не крути, получается, что все мы в потенциальной опасности – и вы, и я! Вот у Паратова, мне кажется, есть с собой револьвер, у Глумова, может быть, тоже, а у меня нет. А у вас, Григорий Львович, есть?
– Тоже нет, Михаил Борисович.
– Но мы же должны подумать о своей безопасности и что-то предпринять!
– О чем думать-то? Тут уж как судьба ляжет! Игра!
– Это Дульчин у нас игрок, ему привычно играть, а я человек степенный! Мне бы хотелось каких-то гарантий, что моей жизни ничего не угрожает от моих же приятелей! От вас, Григорий Львович, между прочим, тоже! Вам ведь деньги я знаю, ох, как нужны!
– Не то слово! Я так рассчитывал на это наследство! И честно вам признаюсь, что если бы я мог как-то сократить количество членов нашей веселой компании, я бы, не задумываясь, это сделал!
– Вот видите!
– А что делать? Положение с поместьем, знаете ли, у меня, скажем так, непростое! Голова уже пухнет от мыслей, где добыть средства. Но вам, Михаил Борисович, если что, деньги тоже нужны, у вас жена молодая.
– Ох, вы правы, Григорий Львович, все мы одинаковы!
– Да-да!
– Смотрите! К нам Великатов идет!
– Еще один наследник Акима Акимыча! Не хочу с ним встречаться, поэтому покину вас, как можно скорее.
– Понимаю. А я вот подожду его.
– Ваше дело! А вы не думаете, Михаил Борисович, что он все-таки имеет прямое отношение ко всей этой ситуации с пропавшими деньгами?
– Не знаю, но думаю, что сказать подобное можно про любого человека из семерки наследников.
– Наверное, вы правы. Впрочем, привет от меня Глафире Алексеевне.
– Передам, Григорий Львович, передам.
И Муров быстрым шагом ушел из ресторана, а Великатов, увидев поджидавшего его Лыняева, даже обрадовался. Он со вчерашнего вечера все никак не мог успокоиться, поэтому не остался утром дома, а отправился в город на набережную, потому что ему не давала покоя мысль, почему Аким Акимыч перед самым уходом произнес слово «театр»? Как нехорошо! Ну, сказал бы что-то другое, так ведь нет! И так уж получалось, что все связали это слово именно с ним и его театральным заведением. Словом, Ивану Семенычу надо было найти какие-то объяснения для друзей, но ничего подходящего в голову ему не приходило. Тем более, что последние дни он часто размышлял совсем о другом.
– Михаил Борисович! Как я рад вас видеть! Конечно, известие о наследстве Акима Акимыча нас всех расстроило, но не только же об этом все время думать.
– Как вы правы! Я вот тоже так считаю. Все как-нибудь устроится…
– Конечно, я человек деловой, и на эти деньги очень рассчитывал, театр-то, знаете, каких затрат требует, но ничего, ужмусь как-нибудь, но убытка не допущу. Жизнь-то меня многому научила… И, уж вы мне поверьте, за дело свое я теперь даже убить могу… Так вот…
– Что вы, что вы, Иван Семеныч!
– Время оно всех меняет, ничего тут уже не поделать… Не мальчики мы уж с вами… Но не хотите ли прогуляться со мной по набережной?
– Почему бы нет?
– Тут есть одно место… Сейчас я вам его покажу. Вот видите каменный выступ над водой. Говорят, что когда-то именно тут древние славяне проводили разные обряды, и одним из них был – принесение дани Волге. Для этого выбирали красивую девушку и …. Ну, вы понимаете. Сейчас тут, конечно, гранитное ограждение, и в воду так просто не упадешь, но раньше… Все было очень трагично! Словом, человека приносили в жертву реке! И знаете, я хочу об этом поставить новую пьесу в нашем театре. Представляете, белые рубахи, венки, танцы, песни, можно ввести что-то драматическое для тонких дамских душ, например, любовь молодой пары, а потом… Но что будет потом, пока еще неизвестно… Как вам мои мысли?
– Не знаю, не знаю, Иван Семеныч. Вам виднее!
– После успеха в этом году пьесы «Снегурочка», было бы очень славно, если бы моя задумка удалась.
– Да, представляю, как хороша была бы Александра Николаевна в этой роли.
– Вот именно!
И затем Лыняев посоветовал ему обратиться к тому же драматургу, который писал и «Снегурочку», но, оказалось, что тот сейчас занят, пишет пьесу для театра в столице. Искать другого – это риск, да и неизвестно, сколько тот еще за пьесу денег попросит. На этом они и разошлись, Михаил Борисович вернулся в гостиницу, а Великатов отправился в ресторан.
Но они оба не видели, что за их общением на набережной пристально наблюдал Вадим Григорьевич, который тоже был здесь, хотя что ему еще в этом городе делать, не в гостинице же сидеть? Ну, и не шел никак у него из головы этот перстенек брата! Почему одним все, а другим ничего? Нет, как бы так случилось, что Бориска потерял бы то кольцо, а он, Вадим, его бы нашел, и никто бы об этом не узнал. Как бы было славно! Сразу заложил бы его, вот тебе и деньги. Да еще какие! С такими-то деньжищами можно было и в Москву, и в Петербург прокатиться, а потом и к своей невесте ехать… Неожиданно на память Вадиму пришел бриллиантовый гарнитур Паратова, который тот приготовил для Негиной. Да уж! Вот бы и его тоже заполучить!
И тут Дульчин захохотал! А почему бы и нет? Ведь в этой жизни все возможно! Все! И даже такая своевольная красавица, как артистка Негина, может обратить на него внимание! Вот ведь Юлия сходила по нему с ума, любые деньги отдавала. Нет, Сашенька никогда не заметит его… Хотя почему нет? Та же Юлька чуть не умерла из-за любви к нему, и ведь он, Вадим, моложе Великатова, Паратова и даже Бориса, своего старшего брата. И не было еще женщины, которая против него устояла! Что эта Сашенька Негина не женщина, что ли? Но где бы добыть хоть немного денег? Где?
Да, конечно, я скоро женюсь, но сейчас-то как мне быть? Все смотрят на меня, как на бедного родственника Бориса! Но чем я хуже? Ничем! Тот же Григорий Львович тоже много в жизни грешил, он мне сам рассказывал, но ведь живет… Или Глафира… Уж как она раньше весело время проводила! А чего не жить-то ей так было? Красивая, богатая, сестра ее была замужем за небедным человеком, это потом все рассыпалось… И что? Нашла же себе богатенького мужа, и все у нее наладилось! А я… Ну, что я такого сделал? За что меня так жизнь наказывает?
А вот и она! Только помяни ведьму, она уже тут. Мимо него прошла Глафира Алексеевна и мило ему улыбнулась. Тот вскочил со скамьи и вежливо раскланялся, но супруга Лыняева около Вадима даже не остановилась, а пошла дальше вдоль берега, потому что ей очень хотелось побыть одной и немного поразмыслить. Она остановилась у металлического ограждения над водой и задумалась. Ну, почему она такая несчастная?
Муж вот не захотел ходить с ней по лавкам, дал ей совсем немного денег и куда-то ушел. А что делать ей, молодой красивой женщине? А ведь только совсем недавно Глафире казалось, что она вытянула выигрышный билет, но Мишель посоветовался с друзьями, с тем же Беркутовым, и на тебе! Денег на руки ей теперь дают всего-ничего! Каждую ее покупку рассматривают и спрашивают цену, а уж заказ новых нарядов становится для нее просто головоломкой. У Лыняева на счету каждый рубль, на жену потраченный. И что удивительно, он не скупой, но деньги считать любит, особенно последнее время. Все твердит – денежный вопрос, денежный вопрос! Так ведь у нее, Глафиры Алексеевны Лыняевой, тоже очень остро стоит вопрос нового гардероба! Очень! Конечно, какие-то свои деньги у нее есть, но не тратить же их на платья? Муж-то тогда на что?
Или, может, ей поклонника богатого завести? Нет, это не ее! Хотя вот Паратову она явно нравится, он часто ей об этом говорит! И Глумову Егору Дмитричу! И тот же Вадим Дульчин, которого она сейчас повстречала, тоже очень хорош, жаль только, что беден… Но какая стать и какой взгляд! Впрочем, вот у Бориса Григорьевича тоже деньги есть. И он добрый… И сейчас перед женитьбой очень почему-то стал чувствительным… Нет, если она и решится когда-нибудь на любовника, то не здесь, тут они все без ума от Сашеньки Негиной. Прямо помешались на ней! А что в ней такого? Обычная актриса и все! Представлять любая женщина может, если захочет, взять хотя бы ее, Глафиру…
