Ирина Мухаметова
Достоевский – детектив
– Дмитрий!
Это вскричал Алексей.
– Там наш брат Дмитрий! Скорей туда!
Все бросились вниз. Но пока спускались, на улице ситуация уже изменилась. Оба господина мирно стояли друг против друга, а рядом хохотала Авдотья Романовна. Алексей бросился к брату, тот обернулся.
– Алешка!
– Митя!
К ним быстрым шагом подходил Иван.
– И ты тут, Ванька! Вот я и приехал! Вот мы и встретились!
Но Алеша властно потянул брата за рукав.
– Пойдем отсюда, Митя.
– Подожди!
Дмитрий Федорович обернулся к Авдотье Романовне, и все их обступили. Но никто из этих двоих не сказал ни слова. Они только посмотрели друг другу в глаза, а потом Дуня резко развернулась и Версилов, стоящий рядом, помог ей поднятья в коляску, которая сразу же рванула с места. Парфен уныло пошел куда-то в сторону, а Дмитрия подвели к Льву Николаевичу.
– Вот он наш долгожданный братец! Дмитрий Федорович Карамазов!
Князь протянул Мите руку и ласково на него посмотрел.
– Я много о вас слышал, знаю вашу историю и то, что братья вас очень любят, и то, что вы были напрасно обвинены в убийстве вашего отца, но теперь, как я понимаю, все разрешилось.
Дмитрий молча кивнул. И всем показалось, что он не хочет об этом говорить. Тут откуда-то неожиданно появилась Софья Семеновна и как-то быстро увела всех в дом. Комнаты Дмитрию были ею по недавней просьбе братьев Ивана и Алексея уже приготовлены, и оказались они на первом этаже, как и рогожинские, но по другую сторону от лестницы, потому что других свободных помещений в здании просто не было.
Алексей и Иван пошли наверх, а Дмитрий вошел к себе и уселся на стул. Казалось, что его уже не держат ноги. Соня осталась стоять в дверях. Он на нее посмотрел.
– Воды принесите.
– Сейчас. Меня Софья Семеновной зовут, Дмитрий Федорович!
– Подождите. Чей это бюст у меня на столе стоит?
– Не знаю. Он раньше у Ивана Федоровича стоял, но тот сказал, чтобы я его куда-нибудь убрала с глаз долой, вот я его сюда в свободную комнату и отнесла.
– Напоминает он мне какого-то! Уберите!
– Убрать?
– Хотя нет, не надо! Пусть стоит! Хочу вспомнить, на кого он похож. А как вспомню, так уберете! Так воды мне принесите!
Соня вышла и быстро вернулась с кувшином и полным стаканом, которые поставила на стол. Когда она ушла, Дмитрий начал жадно пить, а потом бросился на кровать и затих.
Вечером же все встретились в гостиной. Все, это князь Мышкин, Версилов, Аркадий и три брата Карамазовых. Разговор как-то незаметно опять перешел на женский пол, и Дмитрий с усмешкой поведал всем присутствующим о том, как на каторгу его провожали две женщины, обе клявшиеся ему любить вечно, но совсем скоро никого из них рядом с ним не оказалось – одна уехала жить за границу, а вторая сбежала с польским офицером, уж куда неизвестно. Не поэтичное это место каторга! В ответ его спросили, что же он так сегодня на Рогожина-то набросился? Дмитрий попытался как-то объяснить свое поведение при встрече с ним, но толком сказать ничего не смог и окончательно запутался.
Так они и просидели до глубокой ночи, пока не услышали, как вернулась Авдотья Романовна. После чего все разошлись по своим комнатам, а Аркадий и Алексей опять вместе покинули дом князя.
Но скоро их пути разошлись. И Аркадий почему-то вернулся в дом Мышкина и поспешил наверх к отцу. Алексей же Карамазов какое-то время шел в сторону гостиницы, но скоро остановился. Опять! Все повторяется! Дмитрий снова как-то связан с женщиной! И теперь понятно, с какой именно женщиной! А, значит, ему будут срочно нужны деньги. И, скорее всего, он немедленно потребует отдать ему часть наследства. Как же это не вовремя! Ведь все только стало налаживаться! Ведь они с Иваном начали спокойно жить на проценты, не трогая основной капитал, а тут такое!
Конечно, Алеша знал, что когда-то Митя приедет с каторги, но ему казалось, что они с Иваном все-таки смогут его уговорить не трогать деньги сразу. Живи, радуйся! Так нет! Опять эти его страсти! Алеша чуть не заплакал от обиды. Ведь сколько труда было вложено в отсутствие брата в отцовское имение, чтобы оно стало приносить доход, хоть и небольшой. Только появилась возможность немного передохнуть, на богомолье съездить! И вот на тебе! Ведь растратит он эти деньги с Авдотьей Романовной! Пропьет! Цыганам отдаст! А это так несправедливо… Но что делать-то? Что? И не отдавать нехорошо! А отдавать жаль! Иван-то что об этом думает? Так ведь и не сказал он, а я спрашивал! Может, он что и придумал? А если нет?
Да и не в этом только дело! Не в этом! Себе-то зачем врать! Понравилась мне Дуня, ох, как понравилась! Что я не мужчина, что ли? Она чистая, светлая, а достанется Дмитрию, брату моему, который ее и оценить не сможет! Слезы потекли по щекам Дмитрия. Делать-то что? Что делать? Помолиться надо! И стоять здесь никакого смысла нет, никакого… Поэтому Алеша медленно пошел вдоль улицы.
Но вернемся в дом князя. Рогожин, услышав, как хлопнула входная дверь, осторожно вышел из своих комнат и отошел в самый дальний конец коридора, сел на пол, затаился и стал ждать. Было темно и его никак нельзя было увидеть в этой части здания, зато ему было видно все.
Соня же в это время, как всегда, помогала Дуне раздеться.
– Как тут у вас, Сонечка?
– Тихо.
– А новый постоялец как?
– Дмитрий? Из комнат сегодня, как приехал, долго не выходил, наверное, спал, а потом в гостиной до ночи со всеми сидел.
– А Рогожин?
– Парфен? Как днем вернулся, так больше я его и не видела.
– Они оба богатые?
– Кто?
– Парфен и Дмитрий?
– Богатые…
– Вот кто бы мне много денег дал, а от меня ничего бы не потребовал!
– Такого в жизни не бывает, Дунечка! Если только…
– Что только?
– Ничего, так подумалось…
– О чем?
– Да ни о чем. Но зачем ты про них спрашиваешь?
– Не знаю пока.
– Какая-то ты сегодня, Дуня, не такая…
– Да так!
– Сегодня много проиграла?
– Нет, как всегда, выиграла, но мало. Устала я. Иди, Соня, тебе вставать рано. Как там Родя?
– Как всегда. В церковь на вечернюю службу ходил, долго его дома не было. Так я пойду, Дунечка?
– Иди.
Скоро в доме совсем все стихло, но Авдотье Романовне было не до сна. Она беспокойно ходила по комнатам, а потом села на диванчик и стала ждать. И, действительно, скоро выяснилось, что Дмитрий Федорович тоже спать не собирался и, услышав, как в коридоре простучали Дунины каблучки, быстро вскочил. Потом он через неплотно прикрытую дверь увидел, как в свои комнаты прошла Соня. И, когда наступила тишина, Митя с опаской открыл дверь, выглянул, вышел и стал тихо-тихо подниматься вверх по лестнице. Там он повернул в сторону комнат Авдотьи Романовны, о расположении которых, похоже, ему было известно, и прошел мимо комнат Версилова. Но он даже не предполагал, что и Андрей Петрович Версилов, и Аркадий, и в другой части коридора брат Иван в этот момент тоже не спали, а стояли за своими дверями и прислушивались ко всему, что происходило недалеко от них. Потом Дмитрий еле слышно постучал в дверь Авдотьи Романовны, и оттуда сразу же раздался ее голос.
– Кто там?
– Я.
– Что тебе?
– Открой!
Дуня не смогла сдержать стон. Но надо было что-то делать, потому что так долго продолжаться не могло. Поэтому она тихонько начала дверь отворять, но Дмитрий сразу ворвался в комнаты и через мгновение Дуня оказалась в его объятиях. Она кое-как вырвалась из них и закрыла дверь.
– Ну, здравствуй, Авдотья Романовна!
– Митя! Осторожней! Услышат!
– Не услышат, все уже спят!
– Да тише ты!
– Соскучился! Я так соскучился! Когда тебя сегодня увидел, просто голову потерял! Иди сюда.
– Успокойся! Нас могут услышать!
– Ты моя! Моя! Пусть знают!
– Митя! Не время сейчас об этом говорить! Приехал и хорошо!
– Не мучай меня, Дуня! Не могу я так больше! Давай завтра же уедем отсюда. Замуж я тебя не зову, да ты и не пойдешь, тебе этого не надо, но любить тебя буду до конца своей жизни. Деньги у меня теперь есть, ты знаешь! Треть наследства батюшки – моя!
– И сколько это?
– Нам с тобой надолго хватит!
– А потом?
– Что потом?
– Уходи, Дмитрий!
– Зачем же мне уходить? Не понимаю!
– Митя! После поговорим! Уходи немедленно, тебе нельзя здесь долго находиться.
– Почему? Ведь я люблю тебя, и ты меня любишь! Или нет?
– Митя, уходи! Нас могут услышать, не могу я так! Еще не время!
– А когда оно будет? Время-то? Когда ты на каторгу к брату Родиону приезжала и со мной встретилась, тоже было не время. Теперь я свободен и ни в чем не виновен, ты свободна, и тоже не время? Я же люблю тебя, Дуня, только мечта о тебе и твои письма на каторге меня согревали. А то бы…
– Уходи!
– Уйду, только скажи, как так получилось, что ты в том доме оказалась, где мой братец проживает? Как такое совпало?
– Мне Соня, жена Роди, эти комнаты нашла! А Иван, брат твой, тут уже жил. Да у меня и выбора-то не было.
– А тот, который перед тобой на колени пал? Он откуда здесь?
– Парфен? Он знакомый князя Мышкина, которому дом принадлежит. Но что-то ты, Митя, очень подозрительным стал! Уходи! Не надо, чтобы здесь про нашу любовь знали.
– Ладно, уйду, но последний раз тебе верю! Запомни! Последний!
Он вышел в коридор, и Дуня сразу затворила за ним дверь на задвижку.
– Нет, не до Дмитрия мне теперь! Ах, если бы я только могла, если бы могла…
И у нее по щекам непроизвольно потекли слезы.
– Нет, плакать я не буду! Не буду!
И Дуня села на стул и стала думать.
Дмитрий Федорович же быстро прошел по коридору и ступил на лестницу. Но потом он неожиданно затих, присел на ступеньки и стал ждать.
Скоро отворилась дверь его брата и из нее показалась голова Ивана, затем она скрылась. Дмитрий хотел уже начать спускаться, но тут отворилась дверь Версилова. Из нее никто не появился, но похоже, Андрей Петрович тоже смотрел в сторону комнат Дуни. Через мгновение она тоже была уже закрытой. Митя криво усмехнулся и прислушался. Из комнат князя Мышкина ничего не доносилось, там все было тихо, и тогда он начал спускаться. Ну, и Авдотья Романовна! Ай да штучка! Дмитрий быстро прошел к себе, сел на постель и задумался. Так он просидел долго, но, когда стало светать, все-таки забылся тяжелым сном.
Аркадий же в эту ночь неожиданно заночевал у отца, и сначала они с ним опять долго разговаривали на известную обоим тему.
– Ты про дом что-нибудь узнал, как я тебя просил? Ты же слышал, я князя на днях спросил про спрятанные сокровища в доме, и он ответил, что ни о чем таком ему неизвестно, но если вы их, Андрей Петрович, найдете, то они ваши.
– Отец, это же шутка была про дом и сокровища.
– А это не твое дело! Ты просьбу мою исполнил?
– Выписки же у тебя на столе.
Версилов взял бумаги.
– И это все?
– Это то, что я смог отыскать на сегодняшний день. И да, здесь раньше видели привидения. Дом ведь стоял долгое время пустой, пока сюда князь Мышкин не въехал. Но люди говорили, что в здешних окнах иногда кто-то мелькал!
– Вот видишь! Я прав!
– В чем?
– Тут спрятан клад, и кто-то его искал в пустом доме! Я был в подвале, на чердаке, в пустых комнатах на первом этаже, и там есть следы поисков.
– Может, его уже и нашли, отец?
– Нет! Об этом было бы известно.
– Но почему вы так уверены, что здесь есть клад?
– Давай выйдем в коридор!
– Зачем?
– Идем!
Они открыли дверь и переступили через порог.
– Видишь над дверью деревянный цветок, расположенный полукругом?
– Это разве цветок?
– Ну, да. Чем-то похожий на тот, что изображен на камне в центре фонтана. Я уже кое-кого поспрашивал, что они про этот цветок думают, но никто ничего не знает.
– Отец! И зачем вы только это делали? Вы же скоро станете посмешищем для всех!
– Не твое дело! Заходи и закрой дверь! Как ты не понимаешь, что это тринадцать одинаковых лепестков полукругом и в середине маленький крестик в кружке!
– Что?
– Крестик!!! И им указано место, где находится клад! А окон ведь на фасаде тоже тринадцать! И комнат на втором этаже тринадцать, я считал! То есть над каждой дверью изображена план, где спрятаны сокровища.
– Тринадцать? Тринадцать одинаковых комнат? Но ведь гостиная значительна больше остальных помещений!
– Да, потому что ее сделали, соединив три комнаты вместе, что до сих пор заметно, потому что сохранились три двери в них. То есть три комнаты у князя Мышкина, три комнаты у Дуни, две комнаты у Ивана Федоровича и две у меня. Вот тебе и тринадцать комнат! И, как ты заметил, все тринадцать дверей тоже пока присутствуют!
– Я думал, что это лишь украшения на стенах, ну, то что наподобие дверных проемов.
– Нет, это именно двери в комнаты, некоторые из которых когда-то для чего-то соединили. И, они, как ты, наверное, проницательно заметил, не прямоугольные, а узкие к окнам и широкие к коридору.
– И что?
– Как что? Неужели ты не понимаешь? Комнаты – это лепестки цветка, который выбит на камне в фонтане!
– Отец! Это, в конце концов, смешно!
– Смейся! Но мне надо получить план дома, потому что в том месте, где изображен кружок с крестиком, что-то определенно спрятано.
– И где это? В центре полукруглого двора находится фонтан. Клад в фонтане?
– Нет, я обследовал его, и в нем ничего нет! И хорошо еще, что там не было воды. Лежит в середине этот странный большой валун и все.
– И где тогда клад?
– В том-то и вопрос! Аркадий, перестань думать о мелочах. Найди мне план дома! Он должен же где-то быть.
– Отец! Но я не знаю, где он. Дом старый, не все документы на него сохранились.
– Хорошо. Я тебе верю, но ты еще поищи. Впрочем, если плана нигде все-таки нет, то мне придется создать его самому!
– Что? Создать самому? Как это?
– Обмерить все комнаты! Ты же видишь, что комнаты не очень похожи на лепестки, а, скорее, на усеченные трапеции. Поэтому мне надо представить, как могли бы располагаться лепестки и где они пересекаются! И в точке их пересечения и будут сокровища! И мне надо это сделать раньше других!
– Каких еще других?
– Того же Ивана Карамазова или Парфена Рогожина!
– Отец! Зачем Рогожину искать клад, если он миллионщик!
– Может, он и не будет искать, а, может, и будет. Никто не знает! Кто-то же в подвале что-то искал. А внизу комнаты только его и Родиона Романовича, и тот тоже не прочь разбогатеть. Им двоим легче всех это сделать.
– И на Ивана Федоровича вы тоже зря говорите! Мы с ним роман пишем.
– Пишите-то вы пишите, только вот никак не допишите! Он у тебя, кстати, ничего про план дома не спрашивал?
– Нет, конечно, отец! Мы совсем о другом с ним говорим.
– О чем же?
– О детях и их родителях вот недавно спорили.
– Про тебя и про меня, что ли? Вот он с какого берега заплывает!
– Нет, совсем не про вас, а про него, Алексея Федоровича и Дмитрия Федоровича!
– Это он только для начала так говорит, а потом и спросит тебя, а не ищет ли отец твой что-то в доме или как? Разговор-то тот с князем все тогда в гостиной слышали.
– И князь уже наверняка пожалел об этом.
– Пусть! Но он пообещал этот клад мне, если я его найду.
– Это была шутка!
– Какая еще шутка? Он при всех мне слово дал, а потом я бумагу одну написал, и он мне ее подписал!
– Какую бумагу? О чем вы, отец?
– Что если я найду в доме сокровища, то они будут моими.
– А если их нет?
– На нет и суда нет, но они точно есть!
– Отец!
Неожиданно Версилов прислушался.
– Тихо! Слышишь шаги?
– Нет.
– Правда, нет?
– Правда.
– Может, и мне показалось…
– Я пойду! Поздно уже. Маменька волнуется.
– Тихо! Вот! Опять шаги! Отойди!
Андрей Петрович осторожно приоткрыл дверь.
– Отец!
– Помолчи. Смотри, в коридоре что-то черное мелькнуло. Может, это оно?
– Оно?
– Привидение!
– Отец! Это, может, кто-то от Дуни вышел.
– Кто же?
– Это не наше дело!
– Ты так думаешь, сын? Хотя ты, конечно, прав, наше дело – клад! И мне нужны деньги! Много денег!
– Ох, отец, над вами все уже скоро смеяться будут из-за этого поиска клада.
– Ну, и пусть!
– Пойду я, не могу больше этот разговор вести.
– Поздно же!
– Ничего.
Он вышел и неожиданно увидел, что в коридоре стоит князь. Тот поманил Аркадия к себе
– Зайдите на минуточку, Аркадий Макарович, мне очень хочется вам несколько слов сказать.
Но когда дверь за ними закрылась, Мышкин почему-то замолчал, Аркадию же не терпелось поскорей уйти домой.
– Я вас слушаю, Лев Николаевич.
– Знаете, я почему-то места себе не нахожу. Зря я ту бумагу подписал.
– Какую бумагу?
– Как какую? Ту самую, что если ваш батюшка найдет в доме клад, то он будет принадлежать ему. Он сам ее и составил.
– Да нет тут никакого клада, Лев Николаевич! Был бы, давно бы его нашли.
– Это не важно. Вы поймите, мне не богатства этого мифического жаль. Тут другое… Просто здесь кто-то по ночам в коридоре ходить стал.
– Как это?
– Так! Я начал слышать шаги в коридоре. Вот несколько минут назад опять их слышал.
– Да?
– Вдруг поиски неизвестных сокровищ потревожат здешнее привидение, вы не думали об этом? Вдруг это ему не понравится, и оно начнет нам мстить?
– Привидение? Лев Николаевич! Значит, вы тоже их слышите? Шаги?
– Да, слышу. А кто еще их слышит? Кто? Ваш отец?
– Значит, вы, как и он, верите в призраки?
– Верю! Вот иногда выгляну в коридор, а там как будто что-то темное мелькает. Коридор-то длинный… Скажите отцу, пусть он не ищет этот клад. Не надо этого, а то вдруг в доме что-то случится.
– Скажу. Только ведь он меня не послушает!
– Но вы хотя бы попытайтесь! Вы обещайте мне, что скажете! Да, Аркадий, а вдруг это к Авдотье Романовне кто-то ночами ходит? Ничего такого вы о ней не слышали? Отец ваш ничего не говорил?
– Нет, а что?
– Так, показалось! Тут только огонь поднеси, все запылает.
– Вы так думаете?
– Все тут в Дунечку влюблены, неужели не видите? И отец ваш тоже, и вы… Не смущайтесь! Она такая…
– И вы? Вы тоже ее любите?
– Безмерно… Если бы она только захотела, я бы хоть завтра на ней женился… Никому бы ее не отдал! Никому! Знаете, я даже за нее убить могу…
– Убить? Лев Николаевич, что вы говорите!
– Она такая… Необыкновенная…
– Похоже, вы очень изменились с тех пор, как Настасьи Филипповны не стало…
– Время оно всех меняет, ничего тут уже не поделать… Впрочем, Аркадий, мне волноваться нельзя, я к себе пойду. Так вы скажите отцу, чтобы клад не искал…
– Скажу, только он не послушает, не послушает…
Аркадий вышел в коридор, но вниз так и не пошел, а вернулся к Версилову. Тот почему-то этому совсем не удивился и ничего ему не сказал. Да и было уже очень поздно, поэтому Аркадий кое-как добрел до дивана и мгновенно уснул.
Нет, но какая это была бесконечная ночь! Потому что Иван Федорович тоже в своих комнатах не спал, а стоял у окна и думал о словах брата Алеши, сказанных ему несколько дней назад, и он прекрасно понимал, что в них много правды. Заберет ведь Дмитрий свои деньги, как пить дать заберет! А ведь Алешка их на дело тратит, хозяйство в порядок привел, и я на проценты от них живу. А тут… Не зря же Митька намекнул им двоим, что надо побыстрей о делах наедине поговорить. И из всего выходило, что Дмитрий собирается забрать свою долю, которая полагалась ему из отцовского наследства.
И теперь Иван знал, для чего ему эти деньги! Покупает он нашу Авдотью Романовну, покупает! Хотя ее все здесь покупают. Больно уж товар хорош! Тот же князь Мышкин, вон он как на нее смотрит. Но Парфену-миллионщику, скорее всего, тут соперников нет. Мы с братьями, конечно, тоже не бедные, но ему не ровня. Но как же хороша эта Дуня! Золотистые волосы, глаза, как море… Нет, не надо о ней думать. Да и сама она все-таки решать должна, кто ей по сердцу, хотя Дмитрий ведь от нее все равно не отступится, не такой он человек.
Но, с другой стороны, если заберет Дмитрий деньги из семейного капитала, прогуляет, а его потом бросит Авдотья Романовна, то он к нам с Алешкой вернется. И не выгонишь! Брат как-никак! И не объяснить ему, что лучше погодить год-два, когда дела совсем наладятся. Вот ведь Дмитрий хоть и старший брат, а ведет себя как неразумный ребенок!
Вдруг он услышал тихие шаги в коридоре. Кто же это? Нет, почудилось. А, может, уехать мне к Алексею в Скотопригоньевск, покинуть Петербург, и не видеть больше никогда ее, Авдотью Романовну? Нет, что будет, то и будет! Тьфу ты! Все мысли путаются и все думы только к ней одной приводят.
Нет, что это? Опять шаги? Иван Федорович подошел к двери, за ней была тишина. И вот опять шаги. Нет, надо посмотреть. Он открыл дверь и осторожно выглянул. Никого. Значит, показалось.
Он вернулся, сел в кресло и обвел свою комнату взглядом, ища знакомый гипсовый бюст. Ах, да! Его же нет! Ушел! Дмитрий сегодня в гостиной сказал, что он у него теперь стоит. Но кого же он все-таки мне напоминал? Покойного батюшку или того черта, с которым в болезни вел не раз беседы в Скотопригоньевске? Как тогда Алешка угадал! Забавно, что эта мраморная голова Мефистофеля уже стояла здесь на столе, когда Иван въехал в эти комнаты. И она постоянно притягивала его взгляд и иногда даже наводила на интересные мысли, которые он сразу старался записать. Но сейчас почему-то в его голове пронеслись все воспоминания тех дней, когда убили отца. И роковая красавица Катерина Ивановна Верховцева, и Грушенька, и суд над Дмитрием… Давно это было, а помнится, как будто и часа не прошло.
Но вот последние дни эта голова твердила Ивану Федоровичу только одно – лучше бы Дмитрий так и остался на каторге, а еще лучше, если бы его совсем не было… Совсем!
Неожиданно Иван подумал о Раскольникове. Вот убил же он двух человек и ничего! Живет! Каторга-то она не бесконечная… И все забывается… Нет, что делать-то? И не столько денег этих проклятых жаль, а то, что Дмитрий их зря потратит. И опять к ним с Алешкой придет!
Нет, надо отвлечься! Вот Версилов клад в доме ищет, нашел себе занятие. Впрочем, мы с Аркадием тоже как бы роман пишем и что? Точнее, писали… Нет, что делать-то с Митькой, делать-то что?
И так без конца! Все мысли по кругу! А сна так и нет… И все этот бюст белый мерещится и подленько так ухмыляется… Не спится…
Но не спалось в эту ночь не только Ивану, но и Родиону Раскольникову, отчего тот лежал с открытыми глазами и размышлял.
Спасибо, Господи, за жену! Даже подумать страшно о том, что я мог ее не встретить в жизни. Но сейчас ей очень тяжело. Приходится прислуживать этим людям, а ведь Соня дворянка! Но нам здесь хорошо, сыты, одеты, обуты, и Дуня рядом. Разве это не счастье? В церковь с Парфеном ходим. Нет, тут рай!
Но Соня так устает за день, что сразу засыпает, как только ее голова касается подушки, а вот к ее мужу сон долго не идет. И не сказать, что две женщины, убиенные им, ему мерещатся, хотя, конечно, и такое иногда бывает, а просто сна нет. Лежит Родион, думает о своей жизни.
