Ирина Фургал
Возвращение солнца. Цикл «Деревянная сабля». Книга первая

Глава 8. Благородное предательство

В районе обеда я нашёл своего замученного ребёнка крепко спящим на диване в кухне, а у него в ногах сидела… Ну, кто бы вы думали? Лала Паг. Она накрыла Рики покрывалом. Очень трогательно.

– Что, – спросил я шёпотом, – выпустили тебя из чулана?

Она вышла, я – за ней.

– Ха! Подумаешь, чулан! – первым делом заявила девчонка. – Кохи показал мне, как можно выбраться. Ещё в первый год показал. Там надо просто отковырять досочку в задней стене – и попадаешь на лестницу, которой не пользуются. Мадинка следит, чтобы под ней, в уголке, были спрятаны туфли, платье и кофточка. И расчёска.

– Зачем?

– Ну как же! Я же не пойду на улицу босиком и в одних трусах. И лохматой. В дождь, конечно, я совсем никуда не пойду, но зато на лестнице можно почитать. В чулане нельзя, там темно. В уголке надо книжку держать обязательно. Кохи, Хрот и Мадинка приходят ко мне поиграть. Но надо, чтобы приходили по одному, а то увидит кто – подумает, чтО это они втроём на старую лестницу ходить повадились. Но из слуг мало кто выдать способен. Те, кто постарше, кто Кохи, Хрота и Мадинку маленькими знал, наоборот, ещё вкусненького в щёлку просунут. Там до сих пор под матрасом на полу тёплое одеяло лежит, это кому-то из них, совсем давно, служанка добыла. Тётушка перед каждым праздником проверяет, чтобы в чулане не было ничего, кроме матраса, но одеяла она не увидит, главное, его прятать вовремя. Так что нормальный такой чулан, ничего сложного, если хочешь удрать. Ну, конечно, я могу понадобиться, когда меня нет, поэтому выхожу совсем ненадолго, только если очень нужно. Нельзя подводить других. Никто из старших сам за мной не пойдёт, пошлёт кого-нибудь, а те меня прикроют. Ты бы, Миче, не дрался с Кохи, а? Я его люблю, он хороший. А в вашем саду тоже нельзя клад искать?

– В нашем можно. Что-то ещё? Раз ты удрала, значит, тебе что-то очень нужно.

– Да. Мне нужно. Я не хочу войны. Мадинка очень плачет из-за того, что её друг уходит в море, и его могут убить. Я знаю, где спрятали амулет города Сароссе.

– Ух ты! – вытаращив от изумления глаза, вскрикнул я. Не сдержался.

Удивительно, что Лала в курсе, из-за чего на наши головы упала эта война. Взяв себя в руки, я сказал осторожно:

– Я тоже знаю. Амулет спрятали пираты на Лийских островах. В глубоких пещерах.

– Нет. Амулет спрятали дядя и тётя в пещере, где я искала маму и папу. Только я тогда не подумала, что это он, и оставила его там.

– Откуда ты вообще знаешь про амулет?

Всё-таки я прав: Корки причастны к этой истории, и что-то такое обсуждали при девочке.

– Ну, просто тётя говорила дяде, когда они смеялись над теми, кто собирается искать его на Лийских островах: «Хорошо бы иметь такой кулон, как этот амулет. Красное сердечко в золотых ромашках, рубин такой большой». Я вспомнила, что видела это в пещере, в нише за маленькой дверцей. В коробочке. Я не стала брать, подумала – вдруг чужое? Вдруг призраки, или кто похуже, на меня рассердятся за это?

– Почему ко мне пришла?

– А говорили: «Вот, Миче дал принцу карту, но тот может хоть убиться, а кулона не найдёт». Я подумала: зачем кому-то убиваться? Давай достанем украшение и отдадим дяденьке, который вас выручил. Ведь он и есть принц Далим, правда? Только ты знаешь что? В полицию не ходи.

– Да, дела, – выдохнул я. Ведь Лала понимает, что сейчас предаёт своих родичей. Если я сейчас поведу себя неправильно, она будет терзаться всю жизнь, хоть и не любит старших Корков, хоть благодаря ей мы можем избежать большой резни и переворота. Зная, где на самом деле спрятана святыня, и не желая, чтобы война ворвалась в Някку, что она ещё могла сделать? Прибежала ко мне, надеясь найти союзника и помощника. Стоит и смотрит огромными, полными надежды глазами. Боится войны. Боится за своих злыдней, что запирают её в чулане. Боится за наш город также, как я.

– Почему ты к Петрику не пошла? – спросил я. – К Петрику Тихо? Всё сердишься, что он вынул тебя из подземной реки?

Протянув ко мне маленькие ручки в умоляющем жесте и еле сдерживая слёзы, Лала выкрикнула в отчаянии:

– Не успела! Уже уехал воевать. Совсем уехал, отдал хозяйке ключ. Ну как же так?

И девчоночка разрыдалась, обняв меня двумя руками. Боится ещё, стало быть, и за Мадинкиного друга.

Ну, что ж, ладно.

Я достану амулет и отдам его Далиму, не называя имён Лалы Паг и её негодяев. Не выдам им Лалу, а их королю.

Я сам предложил ей это, объяснив, как она права, как я благодарен и как боюсь, что о её визите ко мне узнают заговорщики.

Это неправильно, я знаю. Корки прямо-таки напрашивались, чтобы я выдал их с головой. Государственное дело – как я мог взять на себя смелость утаить такие сведения? Но между мной и заговорщиками стояла десятилетняя девочка.

Я поклялся хранить тайну.

И стал выспрашивать Лалу, как добыть Доброе Сердце Эи. Знаете, чем удивила меня моя гостья? Она настолько прекрасно ориентировалась на местности, что я спросил, шутя:

– А нет ли в тебе, Лала, капельки крови анчу?

– Глупость какая, – фыркнула дочь авантюристов. Это получилось у неё высокомерно и смешно. Торчащие косички от возмущения задрожали. – Вот, дорисовала я тебе подземную карту. И в пещерную речку, между прочим, меня потянула ужасная сила. Непреодолимая.

– Любопытство? – предположил я.

– Нет. Просто сила. Потусторонняя. Очень страшная. Ты, если Петрика увидишь, скажи, что больше я туда не полезу. Нет-нет. И обвяжись, пожалуйста, верёвкой, а то как бы сам не сорвался. Обещаешь?

– Конечно. Послушай-ка, Лала, а может ли простой горожанин вот так просто найти, положить в карман такую реликвию? Святыню всей планеты? Самому принести в Някку? Я никогда не думал, что к амулету Сароссе можно прикоснуться руками. Не накажет ли меня Эя за святотатство? Хотя, ничего не поделаешь, я уже собираюсь.

Говоря это, я вытащил из чуланчика замечательно крепкую верёвку, а в чуланчике, надо сказать, хранилось походное снаряжение деда и бабушки.

– Наплюй, – посоветовала девчонка. – Я трогала амулет, даже примерила – и ничего. А пираты и вовсе хватали. И даже украли. В конце концов, прикасайся через коробочку.

В конце концов, Доброе Сердце Эи – это символ любви к детям и внукам, может, Покровительница будет снисходительна?

Я немного утешился и выудил из чулана со снаряжением Лалу Паг, специалистку по тёмным комнатам. Снял с неё помятый шлем, отобрал ледоруб, отцепил паука, подарил флягу для воды и отправил домой, ещё раз повторив свою клятву.

Я рассуждал так: если принц получит доверенное его семье сокровище, у него не будет причин мчаться на Лийские острова. Его удастся легко убедить остаться с нашим флотом и сражаться с пиратами где-нибудь тут, защитить наш город. Я верну бесценную вещь её хранителю, но не передам лично в руки, а просто подброшу. И я так заботился о том, чтобы Корки не заподозрили Лалу, а Охти не заподозрили Корков, что совсем не подумал о том, что все, кому не надо, могут заподозрить меня.

Мне нужна была лошадь – и я помчался к Мальку. Он как раз полдничал, отоспавшись после ночной работы. Малёк у нас таможенник. Нас обоих звали на эту почётную службу, и я со своими природными данными и приобретёнными умениями мог сделать замечательную карьеру. Но во-первых, есть семейное дело, а во-вторых, чуть что, и всё повесят на меня, на то я и потомок анчу. На себя работать спокойней. Да и то – вон что творится.

– Малёк, – вытащив его во двор, зашептал я. – Нужна лошадь. Срочно! Я мог бы взять нашу, но мама начнёт задавать вопросы. А надо… ну… уехать дня на три – на четыре.

– Хорошо, – кивнул верный друг. – Мне привести лошадь к тебе?

– Да, если можно.

Другой бы принялся выяснять зачем и куда я еду, но только не Лёка. Он знает: если нужно, я расскажу сам, если не расскажу – значит, так нужно. Если его просят – он поможет.

– И придумай, что ты скажешь моей маме, когда она к тебе прибежит. Малёчек, на тебя вся надежда, – тараторил я.

– Иди, – сказал великан. – Я приведу лошадь.

Я наспех накарябал объявление, что в ближайшие дни приёма не будет, но повесил его не на воротах, а на входной двери, чтобы не мозолило глаза прохожим. И поставил на окна и двери необходимую в таких обстоятельствах защиту.

Прежде чем Рики проснулся и перекусил, я успел принять двух старушек, тоскливо взирающих на объявление и с сожалением качающих головами. Не топтать же им ноги лишний раз.

Когда явился Малёк, я втолковывал очень младшему брату задачу нашей миссии. Мы едем за город, очень тайно и быстро, искать клад. Рики пришёл в восторг, а мой приятель – нет.

– Оставь ребёнка дома, – прошипел он, наклоняясь к моему уху с недосягаемых высот. – Отошли к матери.

– Нет! – испугался я и залопотал несусветную чушь: – Как это оставить? Я не могу. Мало ли что. Как это отослать? Маме сейчас не до него. Она начнёт беспокоиться, а ей это вредно. Начнёт задавать вопросы, а Рики – ты его знаешь, ничего не расскажет, потому что я его попрошу не рассказывать, мама расстроится, побежит охать к соседкам, слух, что меня нет в городе, дойдёт до Корков… Ты что, Лёка? Ты же знаешь, я не могу оставить Рики нигде. Э, погоди, зачем две лошади? – ахнул я, увидев их за садовой калиткой. – Слушай, ты молодец, что догадался завести их в переулок, но Рики я ещё не разрешаю скакать на коне одному.

– Я еду с вами, – заявил Малёк. – Не спорь. У меня выходные как раз очень кстати. Тебя надо охранять.

– Да нет, не надо.

– Отстань. В прошлый раз ты не успел ступить за ворота, как уже подрался с Кохи. Ты ж у нас с планеты Ви свалившись и головой стукнувшись. Вон, ребёнка с собой тащишь, причём, я чувствую, что не в гости. Нет, Анчутка, я буду с вами. Можешь мне даже ничего не рассказывать. Тем более, что Чудилка утром заехал на таможню и выложил всё про твои идеи. Ты извини, что я сразу не пришёл, устал очень.

Теперь вы видите, насколько противоположны мнения обо мне у моих друзей?

На самом деле я был рад, что Малёк едет с нами. Поэтому я рассмеялся и сказал, подсаживая Рики:

– Да я бы всё тебе рассказал, просто времени не было.

– Мы едем искать клад, – радостно возвестил Рики.

Взгромоздясь на могучего коня, Малёк поучительно произнёс:

– На твоём месте, дружок, я бы держал язык за зубами. Поиск клада – это очень тайное дело.

Наш таможенник молодец – прямо сразу видит суть.

Глава 9. Камень Кереичиките

По пути к воротам нам встретился Воки Ловкач. Он вывернул из переулка на улицу, по которой мы двигались, был одет по-походному и вёл в поводу коня.

– Привет! Куда едем? – крикнули друг другу одновременно и я, и он. А дальше мне предстояло врать о цели нашей поездки.

– Миче, – сказал Воки, – спасибо за кошелёк, Ната мне передала.

К Лёке Ловкач избегал обращаться. На данный момент они были в ссоре и не разговаривали друг с другом уже довольно долго. Оба мои приятеля служили на таможне, и у них там вышел конфликт. Вроде, Ловкача обвинили в каких-то махинациях и уволили, а Лёка не заступился. Даже сказал, что хоть и нет прямых доказательств участия Воки в махинациях, его не удивит, если со временем они обнаружатся. Но, поскольку доказательств действительно не было, Ловкача приняли обратно. Это Чудилка за него слово замолвил. Узнав об этом, Лёка и с ним поссорился и не разговаривал целый час. Отчего-то Малёк недолюбливал Ловкача. Говорил, что больно тот хитромудрый, слова в простоте не скажет. Лично я не видел в хитромудрости ничего ужасного и на таможне не служил. Однако, мне тоже было не слишком приятно общаться с этим человеком. То Воки был мрачен и агрессивен, то странно благодушен. То не желал даже пробовать вкусный ужин, приготовленный лично моей мамой, то, зайдя в гости, жадно поедал на кухне всё, что попадалось на глаза. Однажды съел прокисший суп. Одевался, вроде, нормально, но немного неопрятно, а изредка от него нехорошо пахло, словно он забыл помыться. Мне не нравилась его манера вечно клянчить в долг у меня или Наты незначительные суммы, а у Чудилки – даже значительные, потому что Ловкач был тяжёл на отдачу. А когда он вдруг принялся ухаживать за Лорой, одной из моих любимых двоюродных сестёр, почему-то стал мне не просто неприятен, а отвратителен. Я засучил рукава и, поскольку не знал, где обитает наш Воки, отправился побеседовать с ним прямо на таможню. Хорошо, что по дороге встретил сестру, и она со смехом рассказала мне, что дала от ворот поворот «этому очкастому вонючке». Я обрадовался несказанно: надо же, какая здравомыслящая девушка моя сестра Лора! Тем не менее, Воки вызывал жалость, поэтому у меня не хватало духу совсем отвертеться от общения с ним. Время от времени он появлялся у меня дома и в нашей компании, где с ним добрее всех был Чудилка. Всё бы терпимо, да имелось у Ловкача одно свойство, которое я ненавижу. Злопамятен был Воки. Обидой он считал такое, что другие люди сочтут за милую шутку. Никогда не забывал, и припоминал время от времени: «А вот помнишь, ты мне сказал, что у меня чёлка встопорщилась и, я на ёжа похож, а сам…» Если же обида казалась ему более серьёзной, мог и напакостить человеку. Я видел: Воки старался обуздывать своё желание обижаться, но лучше при нём было не шутить.

Завидев Воки Ловкача, Рики сморщил нос и помахал перед лицом ладонью. Я пихнул его в спину: не дай-то Эя заметит и сделает моему брату какую-нибудь гадость! А Малёк вдруг заговорил с тем, кого подозревал в хитромудрых махинациях:

– Мы – в гости к моему кузену в деревню. Хочешь с нами? Но нужен подарок – у кузена день рождения.

– В деревню? – усмехнулся Ловкач. – Ну уж нет. Мне и в городе есть куда пойти. К тому же я и так только что из Заречки, а с деньгами не так чтобы очень хорошо. Я же сирота, кроме отца никого, а он пьёт…

– Ну, про это мы уже слышали, – напомнил «сиротке» Малёк. – Бывай, Воки.

– Пока, – попрощались Рики и я.

Про деревню и подарок Лёка сказал специально, чтобы Ловкач не увязался с нами.

– Брешет, – уверенно сказал мой ребёнок, когда Воки, ведя за собой коня, пересёк улицу, ведущую к воротам, и скрылся в нижнем продолжении переулка. – Как это он только что из Заречки? Заречка за рекой Няккой. Речные ворота на другом конце города. А он едет не оттуда, а туда. Или куда? К морю? Он что, там живёт?

– Может, у него там дела, – заступился я. – Может, ему надо заехать на службу. А может, и живёт. Странно, что у него с деньгами плохо: к Воки вернулся кошелёк с кругленькой суммой. И знаете, может, Ловкач сам должен ехать в ту же сторону, что и мы, но не захотел иметь нас в попутчиках. Может, переждёт немного, да двинется следом. Не похоже, что он приехал, похоже, что как раз в путь собрался: не запылённый совсем и встретился возле самых ворот.

– А может, мы и сами брешем? – ворчливо напомнил Лёка. – Давайте лучше говорить о приятном, а не об этом любителе веселящего порошка.

Ого! Вот так новости! Любитель веселящего порошка! Это многое объясняет, например, съедение скисшего супа. Но понять невозможно, почему при таком раскладе Ловкача вернули на таможню. Меня аж передёрнуло:

– Фу! Надо поменьше общаться с Воки.

– О чём я вам всегда и говорю. Особенно Чудиле. Только ему ничего втолковать невозможно.

Мы выехали на закате и надеялись до темноты покрыть приличное расстояние.

По этой дороге школьные экскурсии и просто любопытствующие через маленький перевал попадают в долину Духов Гор, чтобы посмотреть на развалины древней столицы, стоявшей у реки Някки. Однажды река сменила русло, и жители покинули город, чтобы поселиться на её новых берегах. То есть, именно там, где мы все сейчас и живём. Но даже до той поры, когда поселение на старом месте начали называть городом и столицей, там всегда кто-то жил. Например, народ анчу, когда-то многочисленный и сильный, обитал в окрестных горах и пещерах. Звалась эта пещерная окрестность Нтоллой, и это была лишь одна из областей великой южной империи анчу. Столица пещерного государства располагалась здесь же. Обитали в долине и другие народы, более или менее древние, некие Красивые Горные Люди и даже воинственное племя, как говорят, явившееся через Проход из другого мира Вселенной. Оно принесло немало бед в низовья Някки, и было перебито за это объединившимися волшебниками анчу и этих самых Красивых Горных Людей. Есть мнение, что выбрались нарушители спокойствия в эту долину из пещер Нтоллы, где, якобы расположен Проход. Ага! Может, коварные анчу специально это устроили? Как бы там ни было, тогдашний союз волшебников то ли запечатал, то ли уничтожил известный им Проход во избежание новых несчастий. То ли обратились к Покровителям, и те сами перекрыли его.

Короче, в долине Духов Гор полным-полно развалин и камней, к которым ещё древние мамочки приводили древних детей и говорили: «Гляди, так жили наши очень-очень далёкие предки давным-давно. Современные люди живут не так. Гораздо лучше».

Там множество старых и новых храмов, свято сберегаемых фигур известных и неизвестных божеств и даже след Отца Морей, сохранившийся на камне. И всё это – предмет неусыпной заботы наших государей, историков, археологов, лесничих и просто разных граждан.

Немного не добравшись до этого места, Лала Паг отбилась от экскурсии и, увильнув в сторону, правее, пробралась к длинному и узкому морскому заливу, языком врезавшемуся в берег.

*

Мы ехали быстро, и к ночи остановились почти уже на перевале, в уютной гостинице, которых здесь, что воробьиных гнёзд. Рики был в восторге: надо же, нежданно-негаданно вышло целое путешествие и ночёвка в горах. Правда, за ужином он непрестанно говорил об эскизе и заказе и о том, что и так потерял много времени, занимаясь с моими клиентами, и что я должен дать ему выходной, чтобы он хотя бы начал работу. Замучил нас с Лёкой. Я отправил братца спать, а мы с Мальком удалились в уединённую беседку, и я всё ему рассказал.

– Поражаюсь, – пробасил наш законник, – как некоторые умные люди верят всякой ерунде типа гаданий. Ладно, ты вынужден зарабатывать этим на хлеб, но Чудила! Чудила и есть. Оба свихнулись. Поднимете панику, всполошите больших людей. Вас не послушают, а если послушают, а вы окажетесь не правы, вас оштрафуют или даже посадят в тюрьму, ведь вы сорвёте важную операцию флота двух стран. Да, что ни говори, а пираты обнаглели невозможно. Другое дело – амулет Сароссе. Это вещественное доказательство. Или Доброе Серце Эи нельзя называть вещью?

– И вот прекрасный случай приструнить пиратов. Вспомни, как они распотрошили два городка где-то там, на севере. Где-то в прошлом месяце, – выразил я своё мнение, мечтательно глядя на ночное солнце Ви, зелёно-голубое и круглое, как голубые и круглые цветы вьющегося растения, обвившего беседку. Если сорвать этот небесный цветок и понюхать его, окажется ли он таким же душистым? В голове словно сам собою начал складываться стих. Всё об опасной жизни моряка, о цветах и о Нате, которую я, конечно, по имени не назову. Помню, на выпускном вечере Ната была в платье воздушном и лёгком, как паутинка, и в жёлтом, как облако, набежавшее на светило. Я сделал ей венок, оторвав от колонны университета такую же точно ветку вьюнка. Хм. Ната нравится многим, это не секрет, но кто же нравится ей? Ещё вопрос, хорош ли будет её избранник? Я не допущу, чтобы абы кто полоскал мозги моей девушке. Нет, простите, подруге детства. Ну да. Если она попросит, я его побью. Или побью, даже если не попросит.

– Ау, – позвал Малёк. – Мне нравится, как ты ориентируешься в том, что происходит. «Где-то там» и «когда-то тогда». На два города в Тонке напали полгода назад.

– Ты не знаешь, Лёка, кто-нибудь нравится Нате? – спросил я совсем ни к селу ни к городу. Приятель пожал плечами:

– Ты ей нравишься, кто же ещё?

– Не знаю. Должен же ей кто-то нравиться по-настоящему. Не просто, как друг.

Было так тепло и душисто, так пела маленькая ночная пичуга и звенели комары, и так интересно на фоне тёмного звёздного неба рисовались чёрные силуэты гор… Мы сидим в ухоженном саду, но вокруг простор и дикость и необозримая ночь. И где же Ната? Что делает сейчас? Я бы хотел, чтобы она была с нами.

Оказывается, Малёк потому на меня так странно смотрел, что я бормотал сам с собой:

– Ну там, поцеловаться или ещё что… Должна же такая девушка с кем-то встречаться всерьёз. Сегодня, например. Ужас какой!

– Действительно, – согласился со мной мой друг и почему-то развеселился не в меру. Просмеявшись, он сказал:

– Не отвлекайся на лирику. Мы, вся наша компания – просто комарики, Миче. Будем зудеть и мельтешить – нас прихлопнут. Охти и Корки – ты представь, если мы попадём между двух жерновов. От нас и крылышек не останется.

– Ни от кого ничего не останется, если пираты и впрямь нападут. Я не хочу этого, Малёк. Я боюсь пиратов. Даже больше, чем Корков. У меня, к тому же, семья. Я, конечно, не планирую жениться, но у меня полно родни. Да, я понимаю, никого из нас и слушать не будут, но Чудила – он обещал. Я поговорю с принцем Далимом и подброшу ему амулет. Или сначала подброшу, а потом поговорю.

– Ох, Анчутка! Ты должен будешь амулет предъявить и во всех подробностях рассказать, откуда узнал и как достал. Если мы его найдём, разумеется. А иначе никто не поверит. А если узнают, что подбросил ты? Будет ещё хуже. Скажут: «Это Миче связан с пиратами и затеял всё лишь бы насолить Коркам». И объясняться всё равно придётся.

– Объяснять я не буду, – помотал я головой. – Пострадает девочка, Лала Паг. Я не хочу. И давай уже спать. Надо найти реликвию, а потом разбираться. И я не пойму, Лёка, что такое ты говоришь! Как я могу нравиться Нате? Мы с ней друзья.

– Нет, Анчутка, это мы с ней друзья. Я, Чудилка и Ната – такие закадычные друзья детства. А ты ведёшь себя с Натой как мужчина. Как влюблённый мужчина. Всегда так вёл. С детства, Миче. Но в последнее время особенно. Возмущает то, что при этом ты постоянно твердишь о том, что не намерен жениться и, как говорит твой папа, продолжать вашу славную династию.

– Но, Лёка, я действительно не могу жениться.

– Ну-ну.

– Мало того, что я так сильно боюсь за Рики, ещё не хватало мне жены! Я умру от страха за Нату… в смысле, просто за жену… за девушку… которая…

– Ну-ну.

Этот Лёка! Нет, чтобы поддержать товарища!

– В смысле, жену анчу могут тоже убить, если вдруг нападут на дом… мало ли… Я тебе объяснял уже: нельзя подвергать опасности Нату. В смысле, вообще, женщину.

– Ну-ну.

– Что ты заладил? Если Ната тебе друг, то ты должен понимать, что я не имею права ей нравиться. Понимаешь? – я с надеждой заглянул в глаза усмехающегося Малька.

– Я понимаю только одно, – ответил этот изверг, – что ты должен перестать пудрить Нате мозги. Девушки нацелены на брак. Девушка не может ждать вечно. Но Ната – она может. Она считает, что понимает весь этот твой бред. Ей почему-то кажется, что на свете нет никого лучше тебя. Но ведь и ты совершенно зациклен на Нате. Может, вас случайно запереть на недельку в каком-нибудь подполе, чтобы вы объяснились?

– Она тебе сама это всё сказала? – ужаснулся я.

– Если бы и сказала, я бы тебе не сознался, – туманно ответил Лёка и этим поверг меня в ступор. – Короче, если ты Нату не любишь, перестань вести себя с ней так, будто любишь. Чтобы у неё не было никаких надежд на тебя. А то я ведь и разозлиться могу, – добродушно закончил Малёк.

Я сидел и тупо пялился на него. Получается, что я нравлюсь Нате. Не может быть. Но она сама сказала об этом Лёке! Получается, я веду себя с ней как-то нехорошо, недостойно. Но почему? Как же так? Я не хотел. Никаких таких надежд не хотел я давать ни Нате, ни другой какой девушке. Но, надо признать, что никакой другой девушке я и не хотел бы нравиться. А вот Нате…

– А ты представь, Миче, что никакой опасности нет для твоей анчутской души, – подсказал Малёк. – Что тогда?

– Тогда? Что тогда? – бормотал я, задумавшись над этим всерьёз, потому что это, наверное, серьёзно для Наты. – Тогда я… Ну, тогда… Ты думаешь, надо всё-таки с Натой поговорить?

– О чём? Опять о факелах в саду? Миче, она это слышала.

– О ней. О Нате. О том, что опасность…

– Так пройдёт вся жизнь. А потом, в старости, ты скажешь: «Что за дурак я был, сломал судьбу себе и ей, а, между тем, ничего страшного всё нет и нет».

– Всё нет и нет, – ахнул я.

– Конечно, может, опасность и есть, – лукаво продолжал Лёка. – Для анчу и их семей всегда есть опасность, пока повсюду бродят такие, как Корки. Ну и что? Даже если вас убьют, то убьют счастливыми и сразу обоих – посмотри на это с такой точки зрения. До этого интересного момента вы могли бы жить в одном доме, никогда не расставаться. Она бы оставила эти свои поездки по реке, в которых пытается о тебе не думать, ты перестал бы о ней волноваться и торчать на берегу в ожидании. Могли бы вместе засеивать эти ваши клумбы, писать каракули на амулетах, бездельничать сообща, гулять, взявшись за руки, хотя вы и так всегда взявшись… Представь только, что когда она заваривает чай, никто не мешает тебе таращиться на неё этим твоим преданным взглядом, даже Чудилка, который вечно орёт и вбегает не через дверь, а через окно, и когда ему вздумается. Ты сможешь на законных основаниях выставить его вон.

– Выставить вон Чудилку? – усомнился я в реальности этого.

– Если ты скажешь, что как раз собирался поцеловать Нату, он уйдёт, – обнадёжил меня Лёка. – Даже я уйду. Неужели ты никогда не хотел поцеловать Нату?

Проанализировав свои чувства и намерения, я пришёл к выводу, что всегда очень хотел. Но не признаваться же в этом Лёке. Я молчал, укусив себя за губу и повесив головушку. А вдруг Ната тоже хотела? Светлая Эя, что делать? Как я мог так издеваться над девушкой? Что мне делать, когда я вернусь в Някку? Что сказать Нате?

– Лёка, – прошелестел я. – Не могу я нравиться ей. Ты не прав. Я не тот парень, который может нравиться такой девушке.

– Это сказка, которую ты сочинил себе в оправдание. Плохо, что ты мой друг, как и Ната. Не то я бы тебя прилупил немного.

– Ладно, – сказал я, примирительно подняв руки. – Я понял. Я не должен вести себя, как мужчина. Тогда я разонравлюсь Нате.

– Ну-ну, – опять завёл Лёка. – Попробуй.

– Всё, я иду спать, – в полном смятении чувств воскликнул я, понимая, что ночь мне предстоит бессонная. Придётся хорошо обдумать своё поведение с Натой. Я хотел защитить её, но, если я ей нравлюсь, моя забота может обернуться для неё мучением. С другой стороны, чем раньше она перестанет питать всякие надежды, тем лучше для неё.

А для меня?

Если бы я не жил с таким сильным предчувствием беды, то уже полчаса назад попросил бы Лёку стать одним из моих сватов, как только мы вернёмся домой. Чтобы никто другой, нацеленный на брак, не посмел оспаривать моё право без помех целоваться с Натой.

По пустой каменистой дороге за оградой отчётливо простучали подковы – запоздалый путник гнал коня в сторону перевала. Стук смолк, до нас донеслись смутные отзвуки голосов: ночью, в тишине далеко слышно. Всадник решил заночевать в соседней гостинице, в той, что отделена от нашей всего лишь узкой дорожкой.

– Малёк, – позвал я, – как ведут себя невлюблённые мужчины?

По его виду можно было понять, что он огорчён таким моим вопросом, однако ответил насмешливо:

– А я не знаю. Спроси у своего брата – кажется, он единственный из нас, кто пока не влюблялся.

Шурша гравием дорожки, мы дошли до гостиницы. Вовсю заливалась птаха в кустах, а на востоке показалась сестра планеты Ви и нашей Винэи – Навина. Значит, точно пора спать.

– Красота-то какая, – умилился Малёк.

– Да, красота, – услышал я голос Рики. Оказывается, он сидел на перилах крыльца и любовался. Странно, что ещё щебетать не начал.

– Миче, – спросил меня этот единственный из нашей компании, ещё ни разу не влюблявшийся человек, – как думаешь, что сейчас делает Лала? Жалко, что она не с нами, правда?

*

Что делать? Светлая, великодушная Эя, что делать мне с Натой? Даже когда я засыпал ненадолго, мой мозг всё искал и искал пути решения. На самом деле был всего один путь, но моя глупая душа противилась идти по нему. Когда я представлял, что мы с Натой навсегда останемся лишь друзьями детства, что она непременно обидится на меня на всю жизнь и, может быть, вовсе не захочет со мной общаться, я отвергал этот путь. Но, открыв глаза, я вглядывался в темноту и вслушивался, и оживали все мои страхи. И я уже не выносил груза двойной тревоги за двоих людей – за Рики и Нату. И не понимая, как примирить такие кошмарные противоречия, я на рассвете бросился в сад, выбежал из задней калитки на лужайку у лесного ручья, полного серебряного света и блеска, и обратился к тому, к кому на самом деле нельзя обращаться с просьбами, а можно только благодарить, если у тебя всё хорошо. К Радо – супругу светлой Эи. Но говорят, он благоволит мне, выбравшему его магию, как основную для себя. Поэтому я решил обратиться. Один-единственный раз в жизни.

Но когда я осознал, что шепчу в запальчивости, то вскочил и ушёл с этого места, пока покровитель светлой и радостной любви не разгневался на меня.

Вместо того, чтобы просить о том, чтобы Ната сама, прямо сейчас, вдруг разлюбила меня, если любит, конечно, я говорил о другом. О том, как было бы славно нам жить под одним кровом и вместе растить детей и красивые цветы, и вместе заваривать чай, и гулять взявшись за руки, хотя мы и так… И я вдруг принялся рассказывать Радо о том, какая Ната красивая, и славная, и как мне легко с ней, и я бы поцеловал её, и прямо сейчас попросил её руки, если бы не вечный мой страх…

И совсем не были похожи мои речи на просьбу, а были похожи на благодарность за будущее счастье, которое я только что разглядел.

И это было неправильно: получалось, что я ничуть не забочусь о Нате, не пытаюсь её уберечь.

Потрясённый таким своим эгоизмом, я шёл к гостинице. Я ждал, что на меня набросятся новые сомнения и страхи, что я буду переживать с утроенной силой, но на душе непонятно почему становилось спокойно, и ничего я не мог с этим поделать, и сверкающий ручей издалека смеялся надо мной. Я решил, что это проделки весёлого Радо, который, как считается, любит иногда по-доброму пошутить с людьми. Это он, не иначе, заставил меня говорить вовсе не то, что надо было. То, что следовало прятать в себе глубоко-глубоко. И после такого своего проступка я вернулся к Лёке и Рики с уверенностью, что вот-вот всё уладится, что всё будет хорошо, надо лишь подождать. А пока следует заняться насущными нашими делами. Занимаясь ими, я даже не то, что думал о Нате, а ощущал её, как ощущают солнечное утро, которое так прекрасно, что можно лишь любоваться им, не думая о том, что настанет вечер.

Я заказал завтрак и разбудил своих спутников. Очень скоро мы выехали из ворот гостиницы – надо было спешить, надо успеть вернуться, пока корабли не ушли в море. Всю дорогу я опять думал о Нате и о том, что вдруг действительно нравлюсь ей, но думал светло и легко, ощущая безмятежное счастье.