Ирина Дудина
Пение птиц в положении лёжа
ПОД КРЫШЕЙ У ВАМПИРА
Побывала на Петроградской, в гостях у Вампира. В его семи комнатах. Купил весь последний этаж, окна на три стороны. Всё в дерьме, он только что переехал. Сквозь стеклопакеты видны заснеженные крыши и завитки на окнах в стиле модерн напротив. На стене у входа висит циркульная (или циркулярная?) пила. Говорит – для распилки дров. У него что-то типа камина, топит дровами, когда холодно. В нескольких комнатах на стенах, на гвоздиках, – школьные старые угольники. Я спросила – зачем?– он говорит – учился в третьем классе, нашёл и сохранил- единственная память о детстве. Я его поймала – таких угольников у него несколько, и про все он говорит одно и тоже. Странный. Какой-то масон. Угольники – чтобы ими бить может?
Вампир спит с лазерной мышкой, у изголовья его кровати – монитор компьютера и клавиатура под подушкой. На мониторе их тусовка – ужас сколько упырёнышей. Все с красными глазами и нехорошими ухмылками.
Я сказала: нельзя ли вас пощекотать, длинная груша?
Кто не садо-мазохист – тот ваниль на их языке. Я – ваниль. Он пил водку, а я выпила 450 граммов мартини. Потом он пытался показать мне семихвостую плётку, я наотрез отказалась на неё смотреть. Потом он дёрнул меня за волосы (подумала – надо всё-таки обстричься налысо). Я сказала, что могу дать сдачи. Он чуть не всплакнул, так хотел стукнуть меня хотя бы один раз по лицу, профессионально, без следов. Ни фига не дала. Надо постараться сделать его нормальным парнем, для этого следует обратиться к одному художнику-колдуну. Он привозит травы с Тибета – полчашки чая, небольшая здоровая эрекция, и, может перестанет вампирствовать?
После ещё одной «Русского стандарта» глаза у Вампира стали цвета его футболки- серо-зелёные такие, линялый анилиновый чёрный краситель. Он попросил помыть посуду. Я мыла, он смотрел внимательно. Я спросила – чего смотрит? Он сказал: «Думаю, сколько придётся тебе заплатить за мытьё посуды». Я вошла в раж и перемыла ему всё, что нашла, даже плиту, подоконник и часть стены.
Он сказал: «Спасибо за бескорыстную дружбу», стал угощать тортом с клубничным бледным желе и пластмассовой белой шоколадкой сверху, на которой были изображены два микроскопических медведя.
Потом я его острым зазубренным ножом чуть не отпилила себе палец, отрезая кусок колбасы. Вампир перетянул мне ноготь лейкопластырем, чтобы прирос на место. Потом на меня упала какая-то дубина.
Обещал дать на прокат цифровик, чтобы я снимала мужские обнажённые портреты в его квартире. Считает, что это модная и денежная тема. Он, наверное, прав. У него нюх на бизнес.
Ещё рассказал о друге из Москвы по кличке Колобок. Он занимается нефтью, убил нескольких человек конкурентов. Богатый, катается на красивой машине Ламборджини. Веса в нём 170 килограммов, и рост около двух метров, налысо бреется. Последнее время он увлёкся философией, танатологией – читает труды философов о смерти. Правда, хороший у Вампира друг?
Пригласил на Новый год на садомазохистскую тусовку, человек 100 вампиров сбежится со всего города. Жуть!
НА ПИРУ У ВАМПИРОВ
В заведении снаружи типа бара оказались внутри обширные помещения без окон и с минимальным количеством дверей с зеркальными потолками. Нижние и верхние могли увидеть себя ещё и удвоенными, сверху. Это было концептуально. Слоистый пирог из нижних, верхних, сверху в иллюзорном повторе. Длинные столы, покрытые скатертями цвета свекольной крови бордо, ломились от яств и напитков. Среди блюд потрясали масштабами тарелки с горами языков. Я прицепила себе на свой натуральный один подлиннее и потолще, говяжий отварной, чтобы сфотографироваться на память.
Публика была потрясающая. Девушки фантастической красоты, в чёрных бальных платьях, в купальниках и сапожках, многие в ошейниках и с девайсами ( это такие разнообразные плётки, «собаки», арапники, многохвостки и т.д.). Мужчины в костюмах и фраках, с бабочками. Плетёные девайсы некоторые были очень хорошенькие- настоящие произведения искусства. У некоторых дам был соответствующий макияж- инфернальная чернота вокруг глаз и рта. Маникюр, разумеется, кровавый и блестящий. Было несколько девушек со свастикой на рукавах, в защитного цвета рубашках и юбках. Для тех, кого с детства возбуждал Штирлиц и Мюллер.
«Глаза цвета стали
Юбка до колен.
Нет, не зря прозвали
Тебя Лили Мадлен»,– как написал поэт Всеволод Емелин.
Когда вампиры уселись за столы, выстроенные буквой П, на сцену вышел ведущий Протей – симпатичный, чуть бледноватый красавчик, который радостно произнёс поздравление вампирствующему люду.
–С Новым годом вас, господа извращенцы! – так воскликнул он, и на его приветствие раздались в ответ хлопки открывающегося шампанского. Я стала внимательно изучать тех, кто справа, слева, напротив и сзади. Я бы всю эту тусовку взяла бы на съёмки соответствующего фильма. У всех присутствующих некая тайна сквозила в улыбке или уголках глаз. Чуть прыщавый блондин с прилизанным чубчиком напротив улыбался несколько слащаво. Его бы с удовольствием взяли бы на роль предателя Родины, старосты-извращенца, прислужника у врагов. Несколько молодых людей интеллектуального вида в очках были как-то слишком бледны, губы их – красны, и глаза их казались слишком бегающими. Девушку с голыми плечами и хорошим бюстом явно следовало отнести к разряду искательниц приключений, которые ни перед чем не остановятся. Несколько красоток были похожи на глыбы льда, и только девайсы, пригревшиеся на их талиях, выдавали их способность к бурным и жестоким телодвижениям. Тема замороженности и отмороженности витала над столами. Мужчины были также несколько куклообразны. Казалось, из этих людей отчасти вынута душа.
Присутствующие разделились на две команды- команду Зла и команду Добра. Начались садомазохистские состязания между командами, победители на разных этапах получали милые безделушки типа наручников. Особенно мне понравились массовые фашистские флагелляции (порки). Сразу три пары показывали своё развлечение- девушка девушку таскала нежно за волосы по полу, мужчина сёк девушку, женщина воспитывала юношу. Насколько я разобралась в Теме, это были разогревающие процедуры, совершаемые мягкими многохвостками. Победила команда Добра. Лидерша добряков вышла на сцену со своим рабом, бледным блондином, похожим на виртуального мотылька, вынутого на свет божий из тени Интернета. Сначала она с ним что-то эротично-секущее проделывала. Потом она прижгла ему сигареткой язык, аж шипение раздалось. Я в это время поедала очередной язык, но в этот миг он у меня чуть не выпал изо рта вместе со своими уже давно проглоченными друзьями. Бесцветный блондин не стал от садистской процедуры ни розовее, ни белее. Он был как неживой.
Весьма оживленна была Снегурочка. Она порхала в белом халатике с красным крестиком, показывала лёгкий стрип, потом раздела догола одного из свичей- «нижних». Саму её периодически кто-то подогревал чёрной многохвосткой. Попка её алела к концу вечера как грудка снегиря. Леди железный задик получила, судя по всему, необходимую ей порцию эндорфинов и помогла этим самым эндорфинам выделиться у части присутствующих. Возможно, она достигла сабспейса. (««Сабспейс»– это особое трансовое состояние нижнего, возникающего вследствие выделения эндорфинов в процессе экшена на фоне эмоционального подъёма» – цитата из книги «Путь плети», пособия начинающего садомазохиста). Сабспейс пришёл, видимо и к прижогшемуся юноше. А, может, и нет. Мне показалось всё же, что это было хорошо разыгранное шоу, и шипел от огня не язык этого несчастного саба, а его собранная в лунку слюна. По крайней мере аптечка садиста (см.& 17 главы 7 вышеупомянутого пособия) не была внесена в зал и использована по назначению.
Вампир к этому времени после нескольких стаканов водки был почти готов. В глазах его сверкнуло нечто инфернальное, своими треугольными зубами он начал меня прикусывать и руки его уже замотались в моих волосах. Надо признаться, что голова и волосы на ней – самой слабое и больное моё место. «Нет, только не это!, – воскликнула я, а потом прошипела ему на ухо: Счас сдачу дам, отцепись!» Главный Вампирище не отцеплялся, и мне это ужасно не нравилось. Я изловчилась, выскользнула из его нежных изящных рук, и, спустившись под стол, ловко пробежала на четвереньках метра два. На выходе пришлось просочиться между ножками стула. Господа извращенцы были заняты кто чем – от пения караоке до хвастовства девайсами и поеданием яств. На нас никто не обращал внимания.
Мой Вампир увидел меня вылезшей из-под стола и обрадовано устремился на встречу. Мы воссоединились с ним на сцене почему-то. Он якобы стал танцевать со мной, что-то проделывая с моей спиной. «Нащупывает бородавки или рубцы от предыдущих экшн», – подумала я. Внезапно Вампир пригнул меня в рабскую позу, выхватил у проходившей мимо девушки-топа семихвостку и попытался заняться со мной Темой. Я опять была вынуждена почему-то на четвереньках ретироваться от своего нежного товарища. Эти эпизоды не испортили наших отношений, после вечеринки извращенцы разбрелись по городу небольшими группами, мы же с Вампиром осели в кафе «Барракуда» до утренней зари.
Кто-то неожиданно всхлипнул. Я вспомнила параграф «Слёзы нижнего». В нём объяснялось, что целью экшн является довести нижнего до рыданий, пока он не вскричит своё стоп-слово, которое одно способно остановить разгулявшегося Топа. Доведённый до рыданий саб ближе к сабспейсу.
Я посмотрела в угол. Там спали два китайца, лицом между заказанными в «Барракуде» морепродуктами. Всхлипывали во сне.
ПЕРЕЖИВАНИЕ О КИТСЕ
С детьми гуляли по заснеженному новогоднему лесу. Вдруг Андрюша вспомнил дом, бабушку, кота Китса. Бабушка терпеть не может кота. Еле уговорили её его покормить, пока нас не будет.
–Ой, бедный- бедный Китс!
–Почему это он бедный?
–Он весь в поте. Его бабушка хлыщет.
РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ В БЕЛОЙ НОЧИ
После бурной агитации, после листовок, митингов и пикетов, после водки у Салье, революционеры шли ко мне, благо недалеко, и пустая трёхкомнатная квартира, и сидеть можно всю ночь до рассвета, можно играть на фортепьяно и предаваться всяким беседам не только о революции.
Мы только что переехали из однокомнатной квартиры в трёхкомнатную. Всюду свисали лохмотья обоев, комнаты были завалены ужасными тюками моей матушки с еённым накопленным в течении жизни добром. Тюков было так много, так много, что даже видавшие виды грузчики удивились. Как это у такой маленькой, бедненькой, потёртой женщины так много тюков и имущества. Перевозчикам груза пришлось делать два рейса. За один раз увезти всё не удалось.
Революционеров было человек десять. Бесспорным лидером был Саша Б., огромного роста, с помятым лицом аристократа, декадента и извращенца. Бледные губы кривились от утончённых гнусностей, серые волчьи глаза были холодны и печальны в какой-то запредельной глубине. Руки аристократа были то ли в веснушках, то ли в рыжих волосках – что-то матросское. Вроде бы папа был моряком. Устав от революции, он любил, хорошо одетый пижон, прилечь на гнусный тюк с дерьмом, в хорошей изысканной позе, одной рукой придерживая рюмочку с коньяком, а другой – теребя нежно чью-то мужскую молодую голову. Особенно он любил потрепать небольшую шевелюру одного утончённого молодого человека, из очень хорошей семьи, но с несколько странным, надтреснутым голосом. Юноша обычно пристраивался у ног вождя. Сейчас он далеко пошёл по дипломатической линии.
Другим, лирическим лидером, был Илья. Пухлый, бородатый, кудрявый, эротичный отец большого семейства, среди товарищей по борьбе он отличался не только тонким художественным вкусом, но и неким творческим даром. Что-то писал в своей уютной кочегарке в свободное от революции время. По ночам к нему на кучу угля любили прибегать грязные дворовые кошки. Однажды они со страшным мяуканьем пришли к нему, кем-то отравленные, и все умерли на его глазах. Это была некая аллегория будущей смерти демократических идей об устройстве России.
Среди революционеров пламенел неясным пламенем красивый еврей Костров. Он любил Гегеля, а с коммунистами как-то не очень определился. Он, в отличие от остальных, не испытывал к ним сильной неприязни.
Пробегал хорошенький блондин Борисов. Ему из всей компании досталось больше всех. Настоящий инвалид революции. Духовный и физический. Работал в престижном ВУЗе, был подающим надежды преподавателем политэкономии. Приютил всю свору революционеров у себя на кафедре, под видом заседания клуба «Альтернатива». За это вскоре лишился работы. Навсегда. Какое-то время держался на плаву. Был директором культурного центра Василеосторовского района. Боже, кто там только не собирался! Какая жизнь кипела и бурлила! Авангардисты, гомосексуалисты, поэты-лесбиянки, актёры и художники, кокаинисты и начинающие бизнесмены – все переплелись там, а потом рассыпались. Куда, где, почему… Как быстротечно бурление и веселье, как кратковременны связи! Где ты, стабильная богемная жизнь? Борисов уже тогда, потеряв преподавательскую работу, был надломлен, как нежный колос, и тихо спивался. Через несколько лет его не стало. Того, голубоглазого, розовогубого, стройного блондина.
Пришёл брюнет с кирпичной мордой, выбитыми в драке зубами, корявым сломанным ребром, которое он предлагал ощупать девушкам. Голубизна глаз сменилась унылой бурой пеленой, борода уже не росла, изысканная речь сменилась параноей – он искал кэгэбистов у меня в шкафу и под кроватью. Белые руки стали корявыми и красными. Аромат самца сменился банальной вонью алкоголика. Две его фотографии – до и после – могли бы послужить основой для памятника Жертвам Революции 1986-1989 года.
Ещё одной колоритной фигурой в революционном движении был Дима. Толстый, огромный Мальчиш-Плохиш, ковыряющийся в носу, угрюмый политэконом, злобный враг коммунизма. Когда перестройка кончилась, он заламывал руки и восклицал: «Боже, и что я только буду теперь делать? Кроме злобы я ни на что не способен!» Неудачный сын двух университетских профессоров математики. Он тогда любил меня, а его любил Саша Б. Гнусный соперник интриговал, наблюдая за мной острым цепким взглядом влюблённого, у которого похищают предмет любви.
Однажды он куда-то вёз нас с Димой на своей шикарной по тем временам машине. Я, как затравленный зверок, смотрела на эту любовь большого к крупному, и коварные планы исправления ориентации Б. зрели в моём маленьком, покрытом кудрями мозгу. Шансов привлечь внимание к своей женской сущности у меня не было никаких. Всё, что ниже метр восьмидесяти, не попадало в его поле зрения. К заднему стеклу машины Б. был приделан гнусный антикоммунистический лозунг. Пока мы ехали, и, особенно, стояли у светофоров, не один прохожий выкатывал на нас круглые шары, а кое-кто показывал локоть в знак солидарности. Вальяжный демократ в шикарной волчьей шубе за рулём выглядел эффектно.
Приехали в грязный, пустынный гараж. Дима и Б. стали прибивать какую-то отвалившуюся полочку. Влюблённый в Диму Б. звезданул со всего размаху себе по пальцу. Аристократическая слеза выскочила из него и упала на землю. Стон раненного зверя пронзил морозный воздух. Саша прыгал на одной ноге с грацией костистого динозавра и сосал свой собственный палец. Я думаю, он в этот миг мечтал об ином предмете у себя во рту. За дело взялся Дима. Погаными, нежными, не знающими физического труда руками, он взялся за молоток. Кажется, не за тот конец. Размахнулся, звезданул. Ещё один, крупнозадый динозавр скакал и выл в такт с Б.. Я, мелкая, но меткая, вскарабкалась на какой-то ящичек, и, пока молодые люди перевязывали себе раны и заливали их йодом, двумя ловкими, но сильными ударами, вогнала гвоздь куда надо. Вот вам вся аллегория женщины и революции. Мужчины разрушают языком и мозгом старый мир, женщина забивает молотком гвозди, прибивает полочки.
Был день моего рождения.
Гитарист Гриша с линией на ладони, говорящей о его необычайной силы таланте, продолжил знойную импровизацию, рассказывающую что-то о мучениях верблюда, пролезающего в игольное ушко, посреди ассирийских пустынь. Илья был нежен. Впереди его ждал высокий взлёт и жуткое падение в пропасть. Стать членом Верховного Совета РСФСР, давать интервью по всем каналам телевидения, называться восходящей звездой политического Олимпа – и так долбануться: через Матросскую тишину, и всё ниже, ниже, ниже – в тихие, насвистывающие ни о чём таксисты. Художник Исам – был наблюдателен и бесконечно красив. Дима – ипохондрил гнусаво, по-немецки. Олег лукаво щурился под своими позолоченными, в тонкой оправе очках, предчувствуя в отдалении запах поста директора банка. Б. занимался распределением портфелей в новом, демократическом Ленсовете и присматривался к ликам мужской красоты среди новых людей. Снейк змеился. Борисов, ещё белолицый, был пьяней, чем нужно. Костров тоже. Гриф закручинился. Стол был заставлен июньскими цветами.
За окном пламенела белая ночь революции.
О РУССКОМ НАРОДЕ
Какой демон напел мне в уши – но напел. Я взяла маленького трёхлетнего Андрея, и поехала на первомайский салют. Что-то подозрительное началось уже в метро. Чем ближе к «Горьковской», тем чаще привычно сонную вечернюю толпу прорезали агрессивные и истеричные вкрапления. Юноши нагло пили пиво из бутылок и бросали тару прямо под ноги, подростки матерились, их девицы слишком откровенно повизгивали в их руках. Молчаливый обычно народ, самая молчаливая его часть – из недавних, подавляемых взрослыми детей, как бы пробовал свой голос и свою способность издавать слышимые миру звуки. Ну и мерзкие же это были звуки, надо сказать.
Что-то подсказывало, что надо немедленно сменить маршрут и возвращаться домой. Но было уже поздно… На предпоследней остановке в вагон набилось такое огромное количество любителей салюта, что сопротивляться воле толпы было уже бессмысленно. На «Горьковской» нас вынесло наверх. Небо появилось над головой, но ощущение погружённости в длинный путь по кишечнику не исчезло, а усугубилось. Подпираемые со всех сторон, мы влеклись к Неве.
Мне всегда казалось, что я среднего роста, даже ниже, и нога у меня маленького размера. В другой, не праздничной жизни. Тут я с удивлением обнаружила, что нет, это не соответствует реальности. В толпе я была высокой и пышной даже блондинкой. Смотрела на всех свысока – и на мужчин и на женщин, не считая их детей. Толпа была чернявой, смуглой, мелкой, похожей на стадо взбесившихся цыган. Только в отличие от цыган, которые любят яркие лоскуты и вкрапления, всяческие блёстки и жизнерадостные цвета и цветы, окружающее море людское носило тона глубокого траура или присыпанности пеплом. Прямо некие дети Помпеи, на предпоследнем вздохе исходящего смрадом и пеплом вулкана. Сплошь и поголовно в чём-то чёрном или сером, иногда – коричневом. К тому же ощущение вулкана нарастало. Толпа вся сплошь была курящей и вливающей в себя дешёвый алкоголь. Дымилось, искрило тлеющими красными кончиками, булькало и пенилось. Над толпой стоял пивной смрад и сигаретный смог. Под ногами копошились, спотыкались и семенили ножками нарядно одетые дети, некоторые с шариками и флажками. Родители сбрасывали пепел с кончиков сигарет прямо им на весёлые шапочки и розовые щёчки небрежным движением любящих кайф и свободу взрослых людей.
Я смотрела на эту чернявую толпу низкорослых, худосочных, каких-то почему-то черноглазых людей (или это чернота вокруг глаз легла от пепла?). Я смотрела на них, сплошь подверженных мелкому сладострастию курения и алкоголя, на эту матерящуюся, улюлюкающую толпу, и думала с удивлением – это что, он и есть русский народ? Да, это он и есть. Так, когда видишь отдельных его представителей – то там, то тут, больше в приличных местах, то вроде -ничего. Отдельные экземпляры русского народа весьма и весьма благообразны. Откормленные, рослые юноши с лоснящимися от здоровья волосами, розовыми щеками, красными губами, хорошо одетые, стремящиеся к образованию. Красивые девушки, стройные, некоторые – голубоглазые блондинки, как и положено быть потомкам славян и финнов, заселивших Невские берега…А тут… Боже… Что это? Откуда? Какой такой они все породы, откуда она взялась в таких количествах? Асфальтовые, блин, человечки!
Из каких смрадных щелей, из какой нищеты и порока вылезла эта жалкая голытьба, посыпающая пеплом головки собственных детей? Как их много! Где, где потеряли они светлый цвет волос и голубизну глаз, куда делась дородность тел и приятная рослость, где мускулы и плечи у мужчин, где сиськи у женщин, где, где их задницы? Таков он, русский народ… Он будет населять берега Невы в 3 тысячелетии, плодиться и множиться… Боже, чем, каким местом? Не трудно ли будет ему это делать, засыпанному толстым слоем самим собой произведённого пепла? На берегах пивных рек, усыпанных мириадами хабариков? И вообще, не опасно ли это – жить среди такого населения? Не вредно ли?
Рядом блевал низкорослый сероволосый юноша, что-то матерное бормоча. Прилив лавы замучил. Под ногами хрустели битые бутылки. Под бутылками предполагался газон со свежевыросшей майской травкой. Травы не было. Её вытоптали до грязи, подобно стаду слонов, эти стада мелких, но представляющих собой мощную засирающую землю и воздух силу двуногих. Наверное, таким было население Содома и Гоморры, и ничто не могло смягчить библейский гнев Ветхозаветного Божества. «Чего тут жалеть», – наверное думалось Ему. Вместо воскурений и фимиамов – вонь табака. Вместо молений – грязная половая брань и угрозы, непонятно кому и по какому поводу.
Раздались взрывы. Прекрасное майское небо, каких-то дивных оттенков изысканного серого с прозеленью и розовостью перламутра, то и дело посещала кисть гигантского художника-акварелиста. Золотые, красные, зелёные хвосты, россыпи долго не гаснущих бриллиантов – вся та царская роскошь, стройность и соразмерная мощь, которой так не хватало грязеподобному потоку русского народа на земле.
