Глава 10
Все остановились перед узкой тропинкой, что вела от леса через поле в деревню. Медведь и волк поставили свои корзины на землю и развязали верёвки. Настенька непонимающе посмотрела на них:
– Что вы делаете?
Медведь и волк опустили головы и дружно сказали:
– Прости, но в деревню мы ни в каком обличье не пойдём… В настоящем – людей перепугаем, а малышами идти… самим страшно…
Настенька грустно вздохнула: что такое страх – она уже хорошо знала. И друзей понимала.
– Но как я эти корзины понесу? Как я наказ знахарки исполню? – сокрушалась Настенька.
– А зачем их нести? Они сами в деревню пойдут, – заговорщически пробормотал медведь.
– И в дом сами войдут, – дополнил волк.
Друзья стали прощаться: медведь наклонился и осторожно потыкался ей в плечо, волк нежно лизнул в щёку, Ворон потёрся о ноги.
– Мы будем скучать, – грустно шептали они.
– Мы ещё встретимся, когда я вернусь к знахарке, – заявила Настенька. – Как я сейчас без вас? Не грустите, встретимся!
И разошлись. Медведь, волк и Ворон скрылись в лесу, а Настенька, держа свои корзины в руках, пошла к деревне. А остальные корзины за ней следовали.
В деревне люди из домов выбегали, за головы хватались:
– Где это видано, где это слыхано, чтобы корзины сами за хозяйкой шли?
И спрашивали друг у друга:
– Кто эта красавица? К кому в гости идёт? Уж не волшебница ли в деревню пожаловала?
Во дворе родного дома росли её любимая рябина и подружка-берёза. Ветки рябины клонились к земле под тяжестью красных гроздьев её ягод. Листья берёзки уже желтизна тронула. «Значит, уже сентябрь, ближе к середине» – поняла Настенька и торопливо зашла в дом. Бабушка сидела на постели. Она подбежала к ней:
– Как я соскучилась по тебе, бабушка!
Бабушка отстранилась от неё и внимательно её разглядывать стала:
– Ты ли это, Настенька?
– Я, конечно, я… Кто же ещё? – она насторожилась. – Бабушка, ты как себя чувствуешь? Ты хорошо видишь?
– Да нормально я вижу… – бабушка стала успокаиваться. – Но как ты изменилась, внученька моя! Совсем на себя не похожа… Вот только глаза у тебя прежние: большие, карие да грустные… А выросла-то, вытянулась-то как! А исхудала-то как! Почти «кожа да кости», уж ты прости, но так в народе говорят, и остались… – запричитала бабушка.
Бабушка стала вытирать слёзы, что потекли, – то ли от радости, что Настенька вернулась, то ли от жалости, что она так похудела.
Поохала, поахала, рассматривая внученьку, и решительно добавила:
– Зато теперь тебя Толстушкой никто не обзовёт! И мне на людей обижаться не придётся! Может, и болеть перестану, – она вдруг спохватилась, – а ты зелье-то принесла?
– Да, конечно, а как же иначе? – и она протянула пузырёк бабушке.
Бабушка выпила зелье – всё, разом. Щёки зарумянились, глаза заблестели, морщинки на лице чуть разгладились и плечи расправились.
– Да я здоровее прежнего стала! – снова заохала-заахала бабушка.
– Ты ещё сто лет проживёшь и бегать, как молодая, будешь. Так знахарка сказала, – радостно сообщила ей Настенька.
– Давай-ка по поводу твоего возвращения и по поводу моего выздоровления мы пир закатим, – развеселилась бабушка. – Пирожков напечём, блинчиков, ватрушечек… Всё, как ты любишь…
– Я больше это не люблю, отвыкла, – твёрдо ответила Настенька. – А ты, бабушка, если силы вернулись, напеки мне в дорогу ржаных лепёшек побольше, да самую большую буханку хлеба ржаного испеки. И в дорогу собраться помоги.
– В какую такую дорогу?! – замахала руками бабушка.
– Возвращаться мне надо. К знахарке. Таков уговор… Посплю хоть одну ночку в своей постельке, а утром пойду.
– А торопиться-то зачем? – бабушка от её слов за голову схватилась.
– Так надо, бабушка, так надо, – решительно заявила Настенька. – Ничего не спрашивай. Лучше печку затопи.
Пока бабушка хлопотала у печки, Настенька разбирала гостинцы. В большую миску выложила самые крупные яблоки, в миски поменьше – ягоды голубики, черники, брусники и морошки. Поставила на стол. Несколько яблок себе в мешок положила. Остальное богатство из корзин она перекладывала в домашние корзинки, да разнообразные плетёные туеса и лукошки. И всё потихоньку спускала в погреб. Бабушка, поглядывая на неё, причитала:
– И куда мне столько одной? Спасибо знахарке, конечно, за гостинцы, но без тебя, помощницы, я это всё быстро сварить не смогу…
– Ты не волнуйся, всё успеешь. В лесу у знахарки непростые ягоды растут, они долго не испортятся, – успокоила её Настенька.
Управившись со всеми делами, они сели чай пить, да ягоды есть. И стала бабушка её расспрашивать: какая она – знахарка, какой он – тёмный лес.
– Всё, как ты и говорила, бабушка. Сейчас и я знаю: лишь от самого человека зависит, каким боком к нему лес или знахарка повернутся… – поведала ей Настенька.
И вдруг забеспокоилась:
– А в чём я пойду, бабушка? Ты отдай мне старенькое своё пальтишко и зимний потрёпанный тулупчик, – Настенька засмущалась. – А себе перешей из моих, они же мне велики теперь.
Так и договорились. Утром Настенька проверила свой мешок: всё ли на месте? Яблоки, хлеб в полотенце, лепёшки с ложкой для мёда в полотенце, с водой большой глиняный кувшин с закрытым горлышком, да мамин горшочек. Увидела кедровые шишки, которые вечером почистить не успела – уснула – и решила орешков взять. Присела, только стала шелушить первую шишку, как за окном сразу ветер завыл, в окна застучал, с берёзы листья полетели… Поняла Настенька: сердится знахарка. Торопиться велит. Бросила несколько шишек в мешок. Шаль свою любимую на плечи накинула, пальтишко бабушкино надела, мешок на плечи, узел с тулупчиком и валенками в руку взяла.
Рыдает бабушка. Провожать не хочет. Настенька поклонилась ей и молча вышла из дома.
По тропинке она бодро дошла до старой, знакомой уже ели, притронулась к её колючей ветке и тихо молвила:
– Ну, здравствуй, лес!
Ель встрепенулась и сама раздвинула перед ней свои ветки. Настенька смело вошла в лес…
…Но это будет уже совсем другая история. О том, как дошла до знахарки Настенька, и как прожила у неё три года, узнаем в следующей сказке, которую можно прочитать в книге Татьяны Протасовой «Заколдованный лес».
В лесной чаще в небольшом домике жили ёж с ежихой. Звали их Тишка и Ежевичка. Жили, не тужили, к Новому году готовились.
В один из декабрьских дней Тишка нарядил ёлку, растущую во дворе. Зашёл домой и сел за стол, с наслаждением попивая горячий чай с печеньками.
– Красивая у нас нынче ёлка, да, Ежевичка?
– И не говори. Сама, нет-нет да взгляну за окно, – поддержала разговор ежиха.
Она сидела на кресле напротив окошка и вязала носочки.
– Ещё парочку свяжу и можно будет наполнить их подарками. Ребятишек-то в лесу много, вмиг расхватают. Зайчата, лисята, бельчата. Может, и наши внуки придут, далековато они себе дом построили.
– Придут, даже не сомневайся. Я для них лыжи выстрогал, вот и прокатятся с горки.
На следующий день Ежевичка довязала носки. Для бельчат положила в них орешки и кедровые шишки. Для зайчат морковками наполнила. Для лисят – ароматные сухарики.
Тишка тем временем сделал кормушки для птиц разных размеров.
– Ежевичка, в кормушки что класть? Готовы уже.
Ежиха засуетилась:
– В кладовке мешок с семечками и для синиц сало. Побольше клади не жалей, пусть радуются.
Вынесли они подарки во двор, наполнили кормушки припасами. Ежевичка попросила пролетающего дятла повесить кормушки на деревья. А сами развесили полные сюрпризами носочки на ёлку. Тишка похлопал лапками.
– Ну теперь можно встречать лесную детвору. То-то порадуются.
Ежевичка улыбнулась:
– Как я люблю новогодний праздник, когда все зверята собираются у нас и веселятся. Завтра с утра будем ждать долгожданных гостей. А теперь идём в дом, надо ещё угощение подготовить.
И они счастливые зашли домой. Ведь всяк счастлив, когда дарит счастье другим.
Шестилетний Егорка вышел на крыльцо и полной грудью вдохнул солнечное летнее утро. Утро пахло мокрой от росы травой, липовым цветом и обещанием интересного дня. То, что день будет интересным, Егорка не сомневался: в сарае его ждал новенький велосипед. Мальчик в нетерпении двинулся мимо зеленеющих грядок к сараю, как вдруг остановился, привлеченный вниманием. В соседнем доме, где на Егоркиной памяти никто никогда не жил, было настежь распахнуто окно. В оконном проеме белела легкая занавеска, перехваченная посередине кремовой атласной лентой, а из окна звучала тихая музыка.
Легкий утренний ветерок слегка колыхал кончик ленты, и Егорке казалось, что лента манит его к себе. Егорка постоял в нерешительности, а потом опять двинулся к сараю. Лента продолжала приветственно махать, и даже занавеска пришла в движение.
«А все-таки интересно, кто там может жить? Еще вчера вечером никого в доме не было», – подумал Егорка. Он еще немного постоял, ожидая, что из дома кто-нибудь выйдет во двор. Никто не выходил. Тогда Егорка перелез через низенький заборчик, разделяющий участки, и, пригнувшись, подкрался к окошку. Внутренний голос говорил ему, что подглядывать нехорошо, но любопытство было сильнее.
Егорка влез на приступочку и тихонько заглянул в окно. За окном была просторная комната, вся залитая утренним солнцем, множество больших и маленьких коробок, сваленных посреди комнаты, и женщина, снующая между коробками.
Женщина была очень молодой, в светлом сарафане и длинными волосами, перевязанными такой же кремовой лентой, что и занавеска. Женщина что-то тихонько напевала под музыку, доставала вещи из коробок и раскладывала их по местам. Все ее движения были быстрыми и легкими. Полы сарафанчика весело разлетались в разные стороны, и казалось, что женщина перепархивает с места на место. Каким-то непостижимым образом вещи оказывались на своих местах, словно повинуясь взмахам ее рук. Иногда женщина улыбалась каким-то своим мыслям, и тогда ее лицо вспыхивало, озаренное внутренним светом, и вокруг нее как будто разливался ореол свечения.
Через некоторое время с уборкой было покончено, и женщина выпорхнула за дверь. Егорка слез с приступочки и так же тихонько перелез к себе во двор, полностью уверенный в том, что в соседнем доме поселилась настоящая фея.
На следующий день Егорка снова заглянул в окно с белой занавеской. За ночь в комнате появились цветы. Цветов было много, и все они росли в красивых ярких горшках. Теперь эта комната больше походила на жилище феи.
Стол возле окна был накрыт вышитой скатертью, а в его центре красовалось блюдо с пирожками. Таких пирожков Егорка еще не видел. Они были воздушные и очень маленькие, буквально на один-два укуса. Рядом с блюдом стоял изящный чайный сервиз из тонкого фарфора.
Фея в углу поливала какую-то пальму в большой кадке, когда послышались тяжелые шаги, и в комнату вошел хмурый мужчина. Егорка, испугавшись, отшатнулся от окна, но потом очень осторожно снова заглянул в комнату.
Мужчина что-то недовольно пробурчал, и Фея сразу как-то сникла. Лицо ее перестало светиться, и комната как будто тут же потемнела, а мебель съежилась и придвинулась поближе к стене. Фея суетливо сунула лейку куда-то в угол и подошла к столу. Егорка сполз вниз и пригнулся к земле. Убежать он не решался, так как боялся, что теперь его уже заметят, поэтому решил тихонько переждать под стеной дома.
Мужчина сел за стол и раздраженно произнес, что солнце светит ему прямо в глаза. Егорка услышал, как занавеска торопливо прошуршала, закрывая комнату от солнца. Мужчина продолжил ворчать. Он ворчал, что чай слишком горячий, а пирожки, наоборот, холодные. Ворчал, что не все коробки еще разобраны. Ругался на котенка, который потерся о его ногу. Егорка вспомнил, как недавно смотрел мультфильм про одного злобного тролля, который так же не любил солнечный свет, всем говорил гадости и портил жизнь.
«Как же Фею угораздило связаться с Троллем?» – недоумевал Егорка. Как вообще Фея и Тролль могут быть вместе? А, может, Тролль просто взял ее в плен? Тогда как ее спасти? Это же феи обычно спасают людей, помогают всем и творят волшебство. Как спасать фей Егорка не знал. Почему она не применит свое волшебство против Тролля? Или оно против троллей не работает? Егорка услышал, как Тролль поднялся из-за стола и пошел вглубь дома, Фея прошелестела за ним. Егорка быстро перелез через заборчик и побежал к себе в комнату – меньше всего он хотел, чтобы Тролль его заметил.
В последующие дни Егорка продолжал наблюдать за Феей. Он уже знал: если занавеска на окне перехвачена кремовой лентой, то Фея дома одна, а если занавеска закрывает окно, то Тролль дома.
Когда Тролль был дома, из окна не доносилась музыка, котенок предпочитал сидеть под кустом смородины, и как будто мрак, хоть и невидимый, но душный, тяжелый, нависал над домиком. Фея ходила с напряженным лицом, стараясь не совершать лишних движений и не производить шума. Из-за этого она вся казалась какой-то угловатой и неловкой. «Наверное, Тролль крадет ее волшебство, вот она и не может ему противостоять», – думал Егорка.
В отсутствие Тролля к Фее как будто возвращалось ее волшебство, она опять весело порхала, и ее сияние разносилось вокруг. От легких прикосновений ее рук все начинало расти и цвести. Розовый куст был весь усыпан ароматными цветами, плети огурцов ползли по веревке, а их усы весело завивались кольцами. Грозди ягод краснели под каждым земляничным листиком. В доме весело звенела посуда, и ароматы выпечки доносились до Егоркиного носа.
Однажды днем Егорка играл во дворе, когда увидел, что к соседской калитке подъехала машина Тролля. Странно, чего он так рано приехал? Егорка спрятался за кустом малины и стал наблюдать.
Тролль почему-то не стал заезжать к себе во двор, оставил машину на улице и решительной походкой двинулся в дом. В машине Егорка разглядел женщину, которая хищно улыбнулась кровавыми губами Троллю вслед. Сердце Егорки заколотилось и, рискуя быть замеченным, он побежал к окошку с белой занавеской.
Осторожно заглянув в окно, Егорка увидел, как Тролль мечется по комнате, а Фея, сгорбившись и склонив голову, сидит в углу дивана. Тролль выхватывал вещи из шкафа, комкал их и раздраженно кидал в сумку. По ходу дела он плевал в Фею злыми словами. Слова были хлесткие, и от каждого Фея вздрагивала, как от удара.
Егорка слушал, о чем говорит Тролль, но смысл речи никак не доходил до Егорки, он мог разобрать только отдельные фразы. «Я не могу так больше!.. Ты мне надоела!.. Не от мира сего… неприспособленная к жизни… Скучная, одни грядки на уме… Ты же никто, совсем никто!.. Мне нужна королева, а не ты… Перед друзьями стыдно!.. Ну, сама посуди, за что мне тебя любить?! За что?! За что любить?! За что?!»
Фея сжималась в комочек, пытаясь увернуться от разящих ее слов, но не могла. Тролль знал, куда бить, и слова попадали прямо в цель. По щекам Феи текли тихие слезы, и Егорке казалось, что, упав на пол, они обязательно должны превратиться в россыпь драгоценных камешков. Но никаких драгоценностей на полу не было. Видимо Тролль успевал их поймать прежде, чем они упадут, чтобы все до единой утащить в свою мрачную сокровищницу.
Собрав вещи и еще немного позлопыхав, Тролль вышел из дома, оглушительно хлопнул дверью и быстро направился к машине, где его ждала Троллиха с кровавыми губами.
Фея так и осталась сидеть, скорчившись, а домик полностью поглотил мрак…
Егорка провел мучительный вечер. Из всей тирады Тролля он понял только одно: наконец Тролль покинул дом с белой занавеской и освободил Фею. Но, видимо, нельзя так просто отделаться от Тролля и он не только прихватил ее волшебство с собой, но и выпил все ее жизненные силы. Сможет ли Фея теперь стать собой прежней? Этого Егорка не знал. Но ему так хотелось сделать для Феи что-то хорошее, как-то ее ободрить. Но как?
Полночи Егорка крутился в кровати, а потом подумал о том, что, в общем-то, Фея – это просто девчонка, а все девчонки, независимо от возраста и уровня волшебства, любят цветы. Цветы, конечно, не заменят утраченное волшебство, но порадовать все-таки должны. На этой простой мысли Егорка уснул.
Утром Егорка подскочил с первыми лучами солнца и побежал в сад, к цветнику. Недавно мама ему показывала, когда, как и какие цветы можно срезать. Сейчас Егорка следовал всем советам мамы. Он очень старался и маму не расстроить ободранными кустами, и букет собрать красивый. Нарвав цветов, Егорка тихонько подошел к окошку с белой занавеской и уже хотел положить букет на подоконник, как вдруг в окно выглянула Фея. Похоже, Фея не спала всю ночь: вид у нее был уставший, под глазами легли глубокие тени, а у губ пролегла скорбная бороздка. Фея удивленно смотрела на Егорку, а тот молча таращился на нее.
– Привет, – улыбнулась Фея Егорке.
Егорка так же молча кивнул, поморгал и протянул Фее букет:
– Это вам.
– Мне? – удивилась Фея, взяла букет, сунула в него нос, глубоко вдохнула аромат и спросила: – А за что?
– Просто так! – ответил Егорка.
Фея смотрела на Егорку долгим взглядом, а в ее голове звучали Егоркины слова: «Просто так!» Эти слова прыгали звонко, весело, как освежающий дождь после мучительной засухи. «Просто так!» – отбивали они такт и наступали на страшный рык, который мучил всю ночь: «За что тебя любить? За что? За что?» «Просто так, просто так!» – звонко чеканили Егоркины слова.
Лицо Феи светлело, скорбная бороздка разглаживалась, а в глубине глаз замелькали веселые искорки.
Солнце окончательно вырвалось из ночного плена и осветило домик Феи, и мрак над ним растворился, сгинул. И легкая белая занавеска ослепительно сияла, и атласная лента переливалась, и запахи травы и цветов врывались в распахнутое окно. И колдовские чары Тролля развеялись. И волшебство вернулось к Фее.
И Фея думала о том, что все в жизни хорошо и правильно, а Егоркин букет соглашался с ней в этом. А о чем думал Егорка? Ни о чем. Он просто улыбался солнцу, Фее и новому дню.
Однажды велел царь Водяник озёрным жителям измерить площадь водоёма, где они обитали. Что поделаешь, слово царя – закон. Собрались плавунец, водолюб, вертячка, водомерка, гладыш и водяной скорпион, взяли трёхметровый шнур и отправились исполнять волю Водяника.
Не успели они начать измерения, как водолюб запаниковал:
– Ой, ой, я боюсь! Я же не умею так хорошо плавать.
Водяной скорпион последовал его примеру и тоже заверещал:
– Я тоже могу только возле берега плавать. Сколько учусь, а всё не могу научиться плавать на глубине.
Так и отсеялись двое работников.
Стали они вчетвером мерить площадь. Но неожиданно жук-плавунец нырнул в толщу воды.
– Ты куда? – успел крикнуть вслед гладыш.
– Там столько головастиков! Нельзя упускать такое изобилие. Вы уж как-нибудь без меня… – появился было плавунец и тут же исчез.
– Придётся втроём работать, друзья, – вздохнула водомерка. Но они и сотой части не измерили, как раздался ропот:
– Надоело уже! Я что, рыжий? – заворчал гладыш, лёг на спину и с удовольствием стал плавать. – Ах, какое небо синее! Я чувствую себя в океане, какое блаженство!
– Тьфу! Бездельники! – рассердилась водомерка. Но тот только рассмеялся:
– На сердитых воду возят. Ха-ха-ха!
– Ну и ладно, вдвоем управимся. Идём, вертячка! – повернулась водомерка к подруге и от негодования выкрикнула: – И ты туда же!
А вертячка забыла о поручении царя. Она представила, что находится на балу и вертелась в воде. Иногда вертячка подпевала в такт своему незамысловатому танцу:
– Тра-ля-ля! Тра-ля-ля!
– Видно, вся работа ложится на мои хрупкие плечи, – водомерка вздохнула и обречённо продолжила измерения.
Говорят, она до сих пор занята этим.
– Ну вот, опять она разбросала свои вещи, – домовиха Аграфена перебирала разбросанные игрушки, заколки, книжки.
Несколько месяцев назад молодую (всего-то пятьсот двадцать три годика от роду) Грушеньку направили следить за порядком в городскую квартиру. Хозяйка квартиры дом содержала в чистоте. Чего не скажешь о комнате ее дочери Леночки. Там словно тайфун пролетал как минимум три раза на дню. После утреннего урагана по имени Лена на кровати лежали всевозможные заколки, браслетики, ремешки. Аграфена качала головой и разглядывала девичье богатство. Синий бантик на резиночке приглянулся ей больше всего. Грушенька ловко прицепила украшение на волосы.
– Маам, ты не видела мою заколку? – вечером Лена заглянула к маме в комнату.
– Не видела. В таком беспорядке, как у тебя, вряд ли что-то можно найти.
– Ну, мам, я везде искала, – хныкала дочка. – Бантик такой синенький на резиночке.
– Так домовой, наверное, утащил, – засмеялась мама. – Не любят они беспорядка.
– Зачем ему бантик? – удивилась Лена. – Он же мальчик. Или дед?
– Может, он внучке своей в подарок утащил, – предположила мама.
В это же самое время Главный Домовой отчитывал Грушеньку.
– Ты зачем бантик утащила? Мы, домовые, можем перепрятать вещь, но себе брать запрещено. Это же форменная кража!
Грушенька, надув губы, разглядывала свои лапоточки.
– Понимаю тебя, – сбавил тон Главный Домовой. – Хочется наряжаться. И бант синий к лицу, – почесал он бороду.
Грушенька молчала.
– Придется вернуть вещь хозяйке, – продолжал Домовой.
Грушенька вздохнула, стащила с волос бантик и поплелась в комнату к девочке.
– Мам, нашла! Заколка в моей кружке на кухне, – Лена продемонстрировала пропажу.
– Я ж говорила, домовой тебя проучить решил. Не разбрасывай вещи.
Лена вернулась в комнату и прошептала:
– Спасибо тебе, домовой. Обещаю навести порядок.
Грушенька тихонько наблюдала за девочкой со шкафа. Домовиха улыбнулась и вернулась к Главному Домовому.
– Мы тут посовещались, – Главный сделал паузу. – Это тебе, – он протянул Аграфене ярко‐синий бант в белый горошек.