Ирена Р. Сытник
Бессмертные 3
Глава 4
В Арте почти не было рабов. Не потому, что жители герцогства уважали свободу личности, а из-за их почти патологической нелюбви к чужеземцам. На полях и виноградниках работали свободные крестьяне или наёмные работники, в рудниках и на шахтах использовали каторжников или военнопленных. Так как в Арте не было узаконено многожёнство и не поощрялись гаремы с наложницами, то сюда не ввозились хорошенькие рабыни, как в соседние страны.
Но «почти» – не «совсем». Рабы и рабыни в Арте всё же были – в богатых домах в виде личной прислуги или живых игрушек для аристократических отпрысков. В рабство попадали двумя путями: либо за долги, либо бедные или многодетные родители сами продавали лишние «рты» любому желающему.
Когда Ивея предложила графу создать отряд женской гвардии, то посоветовала набрать туда девочек-рабынь, чтобы будущие гвардейцы были в полном подчинении господина и не требовали платы, или не смогли, со временем, уйти к другому господину в поисках лучших условий службы.
Набрать нужное количество подходящих рабынь оказалось делом непростым – ведь требовались девочки определённого возраста (семи-восьми лет), крепкие, здоровые, сильные, выносливые и не трусливые. Для этого эмиссару графа пришлось объездить чуть ли не все рынки герцогства. Но всё же за полгода он собрал одиннадцать рабынь, для которых построили отдельную казарму.
Ивея разработала для рекруток специальную программу, в которую входили основные дисциплины виольского обучения, некоторые приёмы атанасиса, уроки по охране и обороне. Она не хотела передавать ученицам слишком много знаний – это были чужие воины, не её.
Иногда Ивея лично занималась с учениками, но, в основном, возложила эту обязанность на свою помощницу Фрей. Свободное время она проводила в объятиях Эвана, считая это занятие более приятным, чем тренировки.
Ивея сама не заметила, как влюбилась в этого щёголя с косичками. Как ей стало нехватать его близости, сдержанной улыбки и негромкого голоса, если они не виделись какое-то время. Она с нетерпением ждала ежевечерних встреч, сердилась, когда он задерживался, ревновала, когда он улыбался другим женщинам… Такое положение казалось ей унизительным и вызывало злость и раздражение. Но она не хотела разрывать отношений, так как одно прикосновение рук любимого приводило женщину в трепет, от сияния серых глаз или простой улыбки сладко сжималось сердце… О таких приятных моментах хотелось помнить вечно. Ивея не понимала, что с ней происходит. Она считала, что любила покойного супруга Троя Аскинта, но с ним у женщины были совершенно иные отношения. С ним она никогда не испытывала ревности, не дрожала от предвкушения скорой встречи, не испытывала любовной лихорадки от одного прикосновения мужских рук…
В такой ситуации Ивее всё труднее было контролировать себя и не наделать глупостей. Эван уже не раз предлагал ей узаконить отношения, завести собственный дом и детишек.
Ивее нравилось быть с Эваном, она по-настоящему любила его, не задумываясь, как долго продлится это чувство. В то же время она понимала, что у них не может быть полноценной семьи. Во-первых, она не собиралась оставаться надолго в Арте, чтобы со временем не раскрылась её тайна. Во-вторых, она больше не хотела видеть, как стареет и умирает любимый человек, а она не в силах ему помочь. Не могла же она всех своих мужчин делать бессмертными – Санхар категорически запретил это. Да и пример Санризы говорил, что никакая любовь не длится вечно. И, в-третьих, а это, как поняла Ивея, для Эвана было самым главным, – у них не может быть детей.
Женщина всяческими способами обходила разговоры о свадьбе и детях. Но так тоже не могло продолжаться до бесконечности. Рано или поздно этот вопрос должен был встать ребром. И вот, когда графиня ле Кедж подарила супругу третьего ребёнка, Эван не выдержал и требовательно произнёс:
– Мне скоро стукнет сорок, а я всё ещё как мальчик – без дома, без семьи и без детей. Все мои друзья давно стали отцами. Даже граф, как бы шутя, поинтересовался, всё ли у меня в порядке по мужской линии и не следует ли мне обратиться к лекарю за специальным снадобьем… Мне надоело ждать и надоело слушать твои отговорки. Ответь мне прямо, Ивея, ты станешь моей женой?
– К чему спешить? – попыталась вновь уклониться от ответа женщина. – Ты ещё не так стар… У тебя ещё достаточно сил и здоровья…
– Возможно, мой возраст и не имеет значения, но ты ведь тоже стареешь… Я хочу здорового крепкого сына, но, боюсь, если буду ждать ещё несколько лет, ты просто не сможешь родить.
– Я не смогу родить ни потом, ни сейчас, – сердито ответила Ивея, поняв, что дальше уклоняться от прямого разговора не имеет смысла.
– Почему? – растерялся мужчина. – Разве ты больна?
– Я здоровее всех в этом замке, но у нас с тобой не может быть детей.
– Ты не хочешь рожать от меня или не хочешь детей вообще? – нахмурился Эван.
– Я не против детей и с радостью родила бы от тебя, но не могу… Разве ты не заметил, что я никак не предохраняюсь от зачатия, но до сих пор не понесла от тебя? Я не смогу зачать, даже если очень этого захочу… Прости дорогой, что не сказала об этом раньше. Я знала это с самого начала, но не хотела тебя потерять…
Эван расстроено отвернулся. Ивея чувствовала его горечь и разочарование, как свои собственные – так сильны были исходившие от него чувства. Но, как бы она ни хотела оградить его от ещё большей боли, всё же ей пришлось нанести самолюбию любимого ещё один удар.
Переварив услышанную новость и смирившись с неизбежностью, Эван повернулся к женщине и сказал:
– Теперь я понимаю, почему ты так долго уклонялась от моих предложений… Мне больно осознавать, что я уйду из этого мира, не оставив наследника. Но я люблю тебя и готов смириться с этим… Я всё равно хочу, чтобы ты стала моей женой. Теперь ты согласна выйти за меня замуж?
– Нет…
– Но почему?! – вскричал Эван.
– Через три года кончается срок моего договора с герцогом, и я уеду. Я не собираюсь провести в Арте всю свою жизнь… Я ещё не побывала в местах, в которых хотела побывать, и не увидела всего, что хотела увидеть.
– Неужели, ты не можешь остаться, ради нашей любви?! – с огорчением воскликнул Ассант. – Или все твои слова о любви ложь?
– Нет, я люблю тебя, но в Арте не останусь… А ты согласен, ради нашей любви, покинуть родину и отправиться со мной?
Эван молча отвернулся. В его душе смешались все чувства: и обида, и ярость, и раздражение, и любовь. Они кипели и бурлили, как вода в котле, смешиваясь и выплёскиваясь горячими брызгами на сердце, заставляя его вздрагивать и сжиматься от боли. Ивея чувствовала, как любовь Эвана к ней растворяется среди других чувств, тонет в них, как камень, брошенный в глубокую лужу, оставляя после себя лишь рябь на мутной поверхности.
Поняв, что теряет любимого, она попыталась ласками и нежными словами поддержать умирающий огонёк его любви, но Эван, почти грубо, оттолкнул её и покинул ложе. Наспех одевшись, он ушёл, сердито хлопнув дверью.
– Ну и проваливай! – с яростью воскликнула женщина, и швырнула вслед уходящему то, что попало под руку. Под рукой оказался нож для разрезания фруктов. Острое лезвие вонзилось в дверь в тот миг, когда Эван только её закрыл. Промедли он хоть мгновение – и нож торчал бы из его спины.
Ивея вскочила и выдернула из двери нож. Затем с силой вонзила себе в ногу, чтобы болью утихомирить ярость и раздражение, вызванные уходом Эвана. К глазам подступили слёзы, чего с женщиной не случалось очень давно.
Это была их первая и, очевидно, последняя размолвка. Скорее всего, она потеряла Эвана навсегда. Теперь ей нужно постараться как можно поскорее избавиться от мук любви, чтобы смотреть на мир трезвыми глазами и не вздрагивать при встрече с бывшим любовником.
Решив, что клин выбивают клином, спустя несколько дней, Ивея пустила на ложе других претендентов на её тело, благо, в желающих недостатка не было. Она заводила кратковременные интрижки и с чисто женским злорадством наблюдала, как страдает Эван, слыша насмешливые разговоры сослуживцев и видя легкомысленное поведение бывшей возлюбленной.
Возможно, назло ей, а, может, по настоянию родственников, Эван вскоре женился на девушке из хорошей семьи – скромной, тихой и покорной – полной противоположности Ивеи. Узнав об этом, виолка искренне посочувствовала бедняжке, ибо брак без любви хуже рабских цепей. А что Ассант не любит свою молодую жену, Ивея знала наверняка, хотя мужчина и утверждал обратное, с вызовом глядя на бывшую возлюбленную. Покачав головой, женщина ответила:
– Говори, что хочешь, но ты не можешь обмануть даже себя, не говоря уж обо мне. Я, конечно же, желаю тебе счастья, но ещё больше желаю его твоей несчастной супруге…
Глава 5
Ко времени женитьбы Эвана Ивея уже успела избавиться от липких любовных цепей, так долго сковывавших её тело. Конечно, иногда сердце сжималось от горестных воспоминаний, а тело томилось ночью от эротичных снов, в которых присутствовал Эван, но, в целом, она почти успокоилась.
Больше всех разрыв Ассанта и леди Ивеи расстроил графа и графиню. Графа, понятно по какой причине – близился конец службы виолки. Графиня же была истинной подругой женщины и всё происходящее принимала близко к сердцу.
Ивея уже твёрдо решила, что покинет замок сразу по окончании срока договора. Ей уже надоело зависеть от других, слушаться чужих приказов и подчиняться чужой воле. Женщина захотела свободы и, как ни странно, собственный дом. Уголок, куда можно вернуться после путешествий, где можно спрятаться и отдохнуть от внешнего мира, где не нужно притворяться другой, а быть тем, кем ты есть. Конечно, она могла вернуться на Аосту, но ей не хотелось возвращаться туда, где её, честно говоря, не ждали. Она могла построить себе новую Аосту, но не на острове, а здесь, на большой земле. Чтобы она могла, время от времени, отправляться в путешествия, а когда наскучит бродить по свету – возвращаться домой.
Эта мысль появилась у неё после разрыва с Эваном и укрепилась к концу службы. Фрея и другие виолки, постарше, намекали госпоже, что они не прочь осесть в Арте и остаться на службе у графа ле Кеджа – им уже пора подумать о детях, возраст поджимал. Ивея и сама это прекрасно понимала. Это для неё возраст не имел значения, а её девушки старели, оставаясь бездетными, так как, находясь на службе, без разрешения госпожи не могли завести семью.
Ивея больше не желала становиться госпожой обширных земель или править многочисленным населением. Ей достаточно небольшого замка или богатого поместья, с некоторым количеством слуг, полностью подчинённых её воле. Она почти с ностальгией вспоминала Оллин и свою маленькую виллу, где жила без забот, предаваясь удовольствиям и безделью.
Самое простое – купить дом или поместье в какой-либо из соседних стран. У неё хватало денег для подобной сделки. Но, поразмыслив, Ивея отбросила этот вариант. Она не хотела оседать в густонаселённых местах – слишком много любопытных глаз и болтливых языков. Ей нужно как можно более уединённое и отдалённое от цивилизации гнёздышко, чтобы никто не мог сунуть нос в её дела. Искать такой дом-убежище следовало среди замков пограничных лордов в Аскоррии. Эти господа вели уединённый и независимый образ жизни, не поддерживали соседских отношений, никому не починялись и жили по собственным правилам и законам. Их замки стояли у самых границ королевства, в удалённых от цивилизации местах, и король не трогал их только по той причине, что они защищали границы от набегов варваров.
Ивея решила, закончив службу, проехаться по приграничью в поисках подходящего замка. Но она не собиралась его покупать – вряд ли где-то такой продаётся. Она собиралась силой захватить укреплённый замок всего лишь с горсточкой виолок – так намного интереснее и больше соответствовало её характеру.
До конца службы оставалось несколько месяцев. Ивея уже прикидывала пути нового путешествия, когда непредвиденные события нарушили все её планы.
Граница с Клесином проходила всего в каких-то пятнадцати кемах от замка, и этого расстояния хватало для спокойного безопасного существования. Пограничные артские отряды зорко охраняли государственные пределы. К тому же, граница проходила по реке Гретем – довольно широкой и полноводной в этих местах, из-за чего большому военному отряду незаметно переправиться через неё было почти невозможно. Но небольшие группы клесинских разбойников или банды ловцов – охотников за рабами – иногда просачивались с того берега, и наносили ущерб приграничным селениям, в том числе и графским. В таких случаях граф ле Кедж во главе дружины лично выезжал на борьбу с пришельцами и, либо прогонял, либо безжалостно уничтожал.
В этот раз в замок прискакал гонец с известием, что, ночью, на селение Эле напала банда разбойников, угнала стадо бычков и забрала несколько молодых женщин и подростков.
Ле Кедж приказал трубить сбор, облачился в доспехи и покинул замок в сопровождении двадцати воинов. Его отъезд никого не обеспокоил, кроме графини, которая не раз просила супруга не рисковать жизнью, а поручить командование отрядом вполне опытному в таких делах Эвану Ассанту. Но ле Кедж всякий раз беспечно отвечал, что с ним ничего не случится, так как он едет не на войну, а всего лишь «погонять клесинских собак».
Этот выезд тоже не обещал ничего необычного – разбойников было немного, они сами боялись, и спешили поскорее убраться домой, прихватив первое попавшееся под руку. Но, как показали дальнейшие события, никогда нельзя недооценивать противника, каким бы ничтожным он ни казался.
Когда графская дружина догнала разбойников, те, вместо того, чтобы бросить добычу и бежать со всех ног, развернулись и, неожиданно, оказали стойкое и умелое сопротивление. Завязался жестокий бой. Разбойники оказались умелыми бойцами – скорее всего, бывшие наёмники или дезертиры. Но, благодаря выучке Ивеи, дружинники смогли сломить сопротивление врага и нанесли ему ощутимый урон. Уцелевшие бросились наутёк, но лишь единицам удалось избежать кары и скрыться от преследования.
В жестокой схватке многие дружинники получили ранения, а двое погибли. Ле Кеджа тоже ранили, но, охваченный азартом боя, он проигнорировал рану, посчитав её пустяковой.
Как оказалось, рана была не такой лёгкой, как думал граф, ибо в замок его принесли на носилках – по дороге домой он потерял сознание и просто свалился с лошади.
Лекарь приложил все усилия и применил все свои познания, чтобы поставить господина на ноги, но, то ли его опыта и познаний оказалось недостаточно, то ли дротик, пробивший бок графа, был отравлен, но рана загноилась и воспалилась, и никакие травы, порошки и мази не смогли остановить заразу, расползавшуюся некогда сильным и здоровым телом мужчины.
Почувствовав приближение смерти, ле Кедж позвал Ивею и сказал:
– Я знаю, что прошу вас о невозможном, но это просьба умирающего, и вам трудно будет мне отказать… Срок нашего договора скоро истекает, и я бы не стал вас задерживать, если бы вы не захотели его продолжить… Но я скоро умру… Графиня останется одна в этом жестоком мире, с тремя маленькими детьми на руках, без надёжной защиты и опоры… Конечно, она может вернуться в столицу под опеку отца, но что станет с Кеджем без хозяина и правителя? Сюда мгновенно слетятся стервятники и растащат всё по кускам, и тогда моим сыновьям в наследство останутся разорённые земли и руины замка… Я прошу вас, миледи, более того, умоляю, не оставлять графиню после моей смерти, во всяком случае, до тех пор, пока у неё не появится надёжный сильный защитник, а у Кеджа хозяин и господин… Возможно, Ласира выйдет замуж – она ещё молода и всё так же прекрасна, как в дни своей юности… А до тех пор, я прошу вас, миледи, стать ей опорой и защитой, которой был когда-то я…
Граф не лукавил, говоря, что Ивее будет трудно отказать умирающему. К тому же виолка, не хуже ле Кеджа, понимала, что молодой, неопытной, обласканной и взлелеянной женщине придётся несладко в том жестоком мире, от которого её старательно ограждали сначала родители, а потом супруг. Как ей справиться с трудностями правления, поддерживать должный порядок в замке и за его пределами? Лучшего кандидата на роль опекуна вдовы и юных наследников, трудно и придумать: она служит в замке почти десять лет, она лучшая подруга графини, её уважают и слушались и слуги, и воины, знают и боятся селяне и соседи. Она умна, предана, хладнокровна и беспощадна, и владеет наивысшим воинским мастерством во всём Арте. Вряд ли кто-то осмелится посягнуть на честь или имущество вдовы, пока Ивея будет рядом с ней.
Виолка приняла предложение графа. Ну, ещё несколько лет в Кедже – для неё не имеет значения, сколько. А вот её виолкам, по-видимому, придётся остаться здесь навсегда, как они того и хотели. Ну, что ж, Ивея воспитает себе других солдат, это не проблема.
После погребения, когда зачитали последнюю волю усопшего, оказалось, что ле Кедж не просто попросил Ивею остаться в замке, а узаконил её статус, чтобы в дальнейшем у женщины не возникло никаких разногласий с «добросердечными» родственниками и «добрыми» друзьями семьи. Он назначил её временным Хранителем замка Кедж и прилегающих земель, а также опекуном детей до достижения ими совершеннолетия и вступления в законное владение наследством. Это стало большой неожиданностью для всех, кроме самой Ивеи и графини, с которой супруг успел согласовать своё решение.
Должность Хранителя Земель возносила виолку в высшие круги и ставила на одну ступень с графиней. Фактически, к ней переходили все обязанности графа, кроме супружеских и управленческих. Госпожой в замке всё же оставалась графиня.
К моменту смерти ле Кеджа его старшему сыну исполнилось восемь, а младшему шесть лет. Малышке Элле не было ещё и трёх, и она мало что понимала в происходящем. А мальчиков смерть отца сильно потрясла.
Когда прошло несколько месяцев и жизнь в замке вернулась в привычную колею, а вдова и дети свыклись с мыслью, что супруга и отца больше нет, Ивея решила, что пришло время взяться за воспитание мальчиков, сделать из них мужчин и воинов, достойных памяти отца и гордого имени ле Кеджев. Ивея сообщила графине, что собирается начать военное обучение мальчиков, и изложила свою программу. Хотя она и показалась женщине слишком строгой и жёсткой, но она понимала, что иначе из них мужчин не сделаешь, и, скрепя сердце, дала своё согласие.
Ивея не привыкла нянчиться с учениками, поэтому сразу заявила юным графам, что, если они не хотят повторить судьбу отца, оставить молодую вдову и беспомощных сирот, то должны беспрекословно выполнять все её требования, и тогда она сделает из них воинов, равных которым не найдётся никого в Артском герцогстве. Старший мальчик, который, после смерти отца, казалось, повзрослел на несколько лет, мрачно взглянул на опекуншу и произнёс:
