Иосиф Давидович Гальперин
Отдел расследований. Фрагменты политической истории 1990-2020-х годов
Но дело не только в акциях. В России со времен подпольных «цеховиков» сложилась система поставки «левого» сырья и выработки «левой» продукции, доходы от продажи которой никак не касаются акционеров. Кстати, в последние годы дивиденды на акции были ниже инфляции, и основную прибыль извлекали теневые хозяева. А новым хозяевам, перед тем как решиться на полновесное обновление устаревшего оборудования, нужно было эту практику поломать. Это для выпуска «левой» дешевой продукции хватало стареньких линий, а для конкуренции с заполонившим рынки современным импортом требовалось перевооружение. Его не могли обеспечить относительно мелкие бизнесмены КЧР, но они могли лишиться верного дохода и доминирования в республике.
Банку для полновесного хозяйствования нужно было увеличить пакет. Этому препятствовали генеральный директор завода Николай Сапига и его многолетний партнер Богатырев, взявший к тому времени под свой контроль снабжение предприятия сырьем и продажу значительной части продукции. Оба они пользовались поддержкой влиятельного президентского зятя, решившего выступить против дяди. Богатырев помогал Каитову-младшему скупать акции, остававшиеся на руках работников и руководителей завода. (Кстати, об этом мне сказала и Фатима Богатырева).
Поэтому ничего удивительного вроде бы не было в ночном звонке Алия Каитова Богатыреву с приглашением прибыть на «Зеленый остров» – бывшую зону отдыха горожан, а с недавнего времени – место личной дачи Алия Каитова. К тому же на 20 ноября Магомед Каитов и банк «Ак Барс» назначили совет директоров, где собирались сместить Николая Сапигу с поста директора химзавода. Богатыреву и Каитову было что терять и что обсуждать. Скорее всего, их разговор касался не официальных ценных бумаг, а наличных средств, затраченных на их покупку. Судя по дальнейшим событиям, между партнерами были скрытые разногласия, но доподлинно мы узнаем о них в лучшем случае только на суде над Каитовым. Если он будет и если будет честным.
Удивляло время приглашения – второй час ночи. На даче шло празднование рождения дочери Германа Исмаилова, директора Большого Ставропольского канала. Собралась вся республиканская верхушка. Расул Богатырев сначала отказывался, он сидел в кафе «Шеш-беш». Алий взял его «на понт»: «Ты что, боишься?» И Богатырев согласился, оставив своего телохранителя – хотя тот и собирался на всякий случай спрятаться за сиденьями богатыревского джипа «БМВ». Расул позвонил двоюродному брату Байчорову, который жил у него дома, попросил организовать сопровождение по ночным улицам. Магомед, отмечавший свой день рождения, стал обзванивать приятелей-сверстников. У кого телефон не отвечал, кто был занят, кого родители не отпустили. Собрал четырех человек. Пятый, сын журналиста газеты «Карачай» Шамиль Кубанов, прибежал к даче, когда остальные байчоровские друзья уже сидели у ее ворот в «десятке», ожидая окончания разговора Богатырева и Каитова.
Нет, они не из таблицы уголовных элементов. Руслан Узденов, как и говорила в ночном разговоре со мной его сестра Аминат, был когда-то на подозрении, но в последнее время, как рассказал начальник Черкесского ГУВД Борис Хализов, претензий к нему не было. Однофамилец Руслана Магомед, по словам его матери Любы и того же Хализова, хорошо себя проявил на стажировке в милиции, с Русланом даже знаком не был. И потому можно понять гнев Светланы Герюговой, матери одного из погибших – Роберта, когда в газетах намекали на разборку и называли обыкновенных безработных «предпринимателями». А в Черкесске просто принято, не спрашивая, идти, когда тебя позвали на помощь. Кстати, следственная бригада пока ничего не говорит о наличии у приехавших на «Зеленый остров» оружия, хотя «волыны» (пистолеты) есть в республике, наверное, у каждого мужчины. Но этих ребят на митинге называли «дети».
Богатырев прошел на дачу, а ребята остались снаружи, за каменной стеной. Они так неудачно поставили машину, что не могли быстро уехать. Не собирались ничего делать без санкции охраны дачи. А ее, кроме «чоповцев», охранял милицейский наряд. О чем в это время говорили Каитенок и Богатырев, мы не знаем, но, по некоторым данным, они успели распить бутылку водки. И вдруг за ворота вышли личные каитовские телохранители Темирлан Бостанов и Азамат Акбаев, приказали ребятам выйти из машины. Как и когда был убит Богатырев, следствие пока не говорит. Ребят расстреляли у ворот, один из охранников тоже получил ранение – рикошет, автоматчики-то стояли с двух сторон машины. Свидетели утверждают, что стрельба слышалась больше получаса. Возможно, были контрольные выстрелы. По слухам, их делал сам Каитов. Следствию предстоит установить, так ли это.
Детективная картина, спасибо Дереву, видна. Объяснил он экономические пружины, дополнил силовиков и журналистов. Но все равно непонятны конкретные мотивы убийства. Да и другое: клановая ли эта история или тут психологизм более индивидуальный? Каитов – против дяди, Богатырев – ему помощник. Деньги ломают кланы? Случайно спасшийся телохранитель Богатырева был на днях найден в ауле у родственницы Бостанова – одного из расстрельной каитовской команды. Заодно, кстати, она была руководительницей местного избирательного штаба Батдыева. И то, что Батдыев так долго защищал от следствия Каитенка, – это только уверенность во вседозволенности или еще и зависимость от младшего и наглого?..
– Ну, если хотите поговорить на отвлеченные темы, – добродушно улыбается Дерев, – тогда вам надо с нашим профессором встретится. С Хапсироковым. – Он отправляет меня на своей машине из заводских предгорий опять в центр города, а я думаю об услышанной фамилии.
Лет уже почти десять назад знал я в Москве одного Хапсирокова, если говорить просто – завхоза Генпрокуратуры. Но фигура эта в те движущиеся годы была не только хозяйственной. Не знаю, имел ли он отношение к знаменитой провокации против генпрокурора Скуратова, которого подпоили и привезли в квартиру на Полянке, специально снятую бизнесменом Ашотом Егиазаряном. С ее окон электронная станция передавала репортаж прямо на Лубянку, о том, как генпрокурор развлекается с девочками, в бреду называя себя Юрой. Тогдашний хозяин Лубянки на этом деле стал сначала премьером, потом и наследником Старого президента, Скуратова поперли, а девочек с тех пор никто не видел. Елкин оценил заботу молодого чекиста, очень уж досаждал ему Скуратов своими антикоррупционными происками. Так вот, именно от друзей Хапсирокова ко мне попал номер счета Бориса Николаевича и его семьи в австрийском банке. Может, конечно, у тех ребят была своя игра, просто так бумаги из Генпрокуратуры не утекают.
Я ценную утечку не опубликовал, даже главному в тогдашней моей редакции, Игорю Голембиовскому, не показал, потом история со счетами (но без номеров!) всплыла в других газетах. Было ли это частью многоходовки, оперативной разработки чекистов, приведшей одного из них на вершину? Вообще, конечно, по нынешним временам счета эти – копеечные. Тут другое: Ельцин, пришедший к власти на волне борьбы с привилегиями, требовавший моральной чистоты, был вынужден предпринимать определенные шаги, чтобы сохранить не только свою репутацию, но и будущее своей семьи. Именно на эти шаги его и подталкивали, делали их неизбежными, они и были целью оперативной разработки. А Пал Палыч Бородин, которого антиельцинская оппозиция обвиняла, как главу Управления делами президента, в махинациях при ремонте Кремля с помощью фирмы «Мабетекс», был как раз финансовым куратором Генпрокуратуры и контрагентом Хапсирокова. И организатором этих самых счетов.
Редедя и совсем другие
…Здешний Хапсироков оказался отцом московского, поэтому о тамошних делах вспоминать не стали. В маленьком сияющем домике разместилась редакция газеты на черкесском языке, где Хапсироков-старший – и главный редактор, и главный идеолог.
– Скажите, газета на национальном языке – это издание полноценное или краеведчески-ностальгическое? Она может быть независимой, представителем «четвертой власти», или вынуждена подстраиваться… под госдотации?
– Знаете, коллега, я скажу сразу обобщающе: национальные языки живут тогда, когда на них ведется экономическая деятельность, в противном случае – чистая этнография. Как национальный костюм – кто же ходит в черкеске с газырями на работу, хоть в офис, хоть в цех?
– Вам, конечно, виднее, но мне кажется, что оценка меняющейся действительности, ее осмысление – это духовное производство, развивающее не только самосознание нации, пусть и маленькой, но и сам язык. Часто же духовное производство ведет за собой экономику.
– Мы, конечно, пытаемся защищать наши интересы, откликаемся, но это трудно. Дело в том, что большая близкородственная национальная группа – черкесы, адыги, кабардинцы, когда-то – ныне исчезнувшие из Сочи шепсуги, да и абхазы – распылена по разным территориям с разной подчиненностью. Думаете, случайно нас и тюрков – карачаевцев, балкарцев – разделили по двум соседним республикам?
– Да, как у Джеймса Бонда: прилить, но не смешивать. И в Карачаево-Черкесии, и в Кабардино-Балкарии образовались взрывчатые смеси, которые вынуждены для поддержания равновесия обращаться к Москве.
– У нас еще и абазины есть.
– И какая здесь может быть демократия по принципу «один человек – один голос», если решают межплеменные договоренности, а не конкретные люди?
– Сложнее. Решают как раз люди, кто понаглее, но маскируют это под защиту национальных интересов. Хотя, в общем-то, всегда решают вожди. Князья, цари…
– Генсеки, президенты…
– Но решать-то можно по-разному, власть – это же не обязательно угнетение, зло, прежде всего – ответственность. И не главное, как ты к ней пришел, а главное – как ты ею распоряжаешься.
– Но все-таки прозрачные процедуры дают какие-то гарантии, ответственность приобретает механизм воздействия, прямого и обратного. Система, действующая долгое время, не может быть рассчитана на приход «хорошего человека», она должна быть заточена на железный уход плохого, в точный срок. Да и хорошего, пока он не стал плохим. На сменяемость.
– Долгое время – оно ведь не только в длительности событий, но и в памяти… Вы историю Редеди знаете?
– Учил по древнерусской литературе.
– Он был нашим князем почти тысячу лет назад. И привел войско на битву с русским князем Мстиславом. Утром на поле боя посмотрел на стоящие тысячи людей, подумал, и говорит: почему они должны умирать, твои и мои? Давай лучше так: мы с тобой побьемся один на один. До смерти. А кто уцелеет – того народ и победил. Не случайно он и в летописи назван богатырем.
– Мстислав согласился, я помню – его доблесть преподносится в летописи.
– Потому что он в конце-концов остался живой. А наши люди до сих пор, когда танцуют, кричат… Слышали?
– Лезгинку танцуют?
– Где мы, а где лезгины! Это все кавказское русские так называли, по именам тех, где встретили. Черкеску носят все, лезгинку танцуют многие…
– Да. Слышал. Кричат «Айра-айра!» Как звали одного чародея у Стругацких: Ойра-Ойра.
– Это мы оплакиваем Редедю. Тысячу лет спустя. А русские часто вспоминают Мстислава?
…Шел по городу и пытался уложить разговор. Маленький народ, не так много ярких событий и личностей, вот и помнят… Или наоборот: потому и остались, сплотились, не растворились в войнах, эпидемиях и набегах, что закрепили в памяти модель поведения, определили требования к организатору их жизни… Да, а слово богатырь, которое кажется абсолютно русским, это ведь – багатур, бахадур, баатыр, батыр, тюркское название, которое приняли все – от монголов до их врагов. Вот и погибший Расул – Богатырев, а ведь кажется, что фамилия – русская. Ну, Расула я никогда не видел, но могу судить о Фатиме Богатыревой…
Спешил, опять не поел. Спасибо, что угощают меня чебуреками из коробки, принесли соратники, поставили на столик у окна. Фатима не ест.
– Скажите, Фатима, стрельба в людном месте – чего тут расследовать?
– В ночь с 10 на 11 октября сорок шесть свидетелей слышали стрельбу! По их показаниям было заведено дело о хулиганстве. А мы через пару дней заявили о пропаже семерых ребят. Два дела никто между собой поначалу не связывал, думали, что ребята уехали в горы отдохнуть. Но потом, восстановив ночные разговоры, родители потребовали обыскать дачу Каитова.
– И в чем проблема? Он же всего лишь депутат?
– К этому времени следователи никак не могли добиться от свидетелей, где же именно была стрельба. Милиционеры вневедомственной охраны показывали в сторону от своих ворот. Хализов по требованию родителей прислал восемьдесят солдат прочесать местность, никаких следов стрельбы не было обнаружено, а для обыска на даче требовалась санкция прокурора. Бывший в то время прокурором Владимир Ганночка, дачный сосед Каитова, такую санкцию не давал. У них вообще какие-то странные отношения, Алий прилюдно мог дать прокурору пощечину.
– Сильный человек! Это, кажется, вообще у них способ – физическим воздействием показать свое превосходство, способность унизить – этикетка власти. Помню, у нас в десятом классе учился сын председателя Верховного совета нашей республики. Когда ему кто перечил, он улыбался, просил своего холуя-одноклассника из бедной семьи принести кожаную перчатку, натягивал, чтобы пальцы не сбить, и бил «бунтовщика». Когда я случайно это увидел, то возмутился, но что удивительно, слов хватило, видимо, и они имеют силу, экзекуцию отменили. Кончил, правда, этот в общем-то неглупый парень плохо – спился…
– Я когда пришла в Народное собрание за помощью в расследовании пропажи брата-депутата, встретила ухмыляющегося Алия Каитова, подумала: «Какой красавчик!» – вживую-то я видела его в первый раз. Хотя о репутации его слышала. И не только по делам брата. Говорили о нескольких ДТП со смертельным исходом, дочь одной из жертв – бывшая судья Мёлек Бостанова – собрала целое досье на Каитова. Намекали, что и к гибели батдыевского племянника каким-то образом причастен Алий.
– То есть, он мог быть сильнее своего тестя?
– Прежний начальник местного управления ФСБ давно предупреждал Батдыева о том, что зять его «подставит».
– Информация подтвердилась…
– И вот уже после того, как мы зашевелились, вице-премьер Ансар Тебуев, ранее всегда поддерживавший Расула, сказал Каитову (возможно, в присутствии его тестя), что вынужден будет скомандовать обыскать дачу. Наутро Тебуева застрелили в машине. Президент 18 октября, выступая по этому поводу, впервые сказал, что в республике пропали семь человек. Через неделю! И здесь слухи начали обретать реальную почву. Наши родственники, человек четыреста, устроили «народное следствие» – сами обыскали «Зеленый остров». И нашли на плитках в пяти метрах от ограды следы крови, а в траве гильзы. Потому и вышли в первый раз на площадь требовать от президента ответа, куда делись наши дети. Сначала президент отказывался с нами встречаться, а прессе сообщал, что ему неизвестно, где его зять, а тем более – где пропавшие дети. Тогда произошел первый захват его кабинета, и в Черкесск прилетел для «разруливания» ситуации полпред президента в Южном округе Дмитрий Козак.
– Но погрома не было? Как Козак отреагировал? Его ж только назначили, практически – первое серьезное дело.
– 21 октября в его присутствии Мустафа Батдыев сообщил, что готов заплатить пять миллионов рублей за сведения о своем зяте. Правда, уже бывшем – сказал, что Людмила с ним развелась. Через несколько дней и впрямь был составлен такой юридический документ. В отсутствие одного из разводящихся.
– Значит, уже можно было положится на законное расследование?
– Даже бригаду Генпрокуратуры прислали, поскольку здешним следователям никто – ни мы, ни Москва – уже не могли доверять. То есть, в то, что вынуждены будут отыскать исполнителей, – уже верили. А вот в то, что будут показания на Каитова, что будет справедливый суд – нет!
– Понятно. Приехали в республиканское МВД новые люди из Нижнего Новгорода, у них не было резона чего-либо скрывать, наоборот, в их интересах было не превращать уголовное дело в политическое. Но министр и начальник горуправления не могут сами делать всю «полевую работу», а их подчиненные остались те же, какие у них интересы – за неделю не выяснить.
– Вот смотрите. Охранники дачи передавали друг другу, как выяснилось, при заступлении на дежурство опустошенные расстрелом «рожки», нашелся и следователь, сообщавший Каитову обо всех деталях и планах.
– Сейчас выясняется, что бывший сотрудник МВД КЧР прятал в Санкт-Петербурге Бостанова и Акбаева.
– А наш народный обыск вокруг дачи скомандовал свернуть заместитель министра Борис Эркенов. До того с ним произошел, говорят, примечательный эпизод. Возле той же дачи на пикник расположились отдыхающие милиционеры. Каитов велел им убираться. Они возражали, их окружила вооруженная охрана, пришлось вызывать на подмогу начальство. Прибыл Эркенов – и Каитов, демонстрируя неуместность его появления, выстрелил ему в ногу! Милиционеры убрались, не завершив пикник.
– Я уже спрашивал министра внутренних дел республики Александра Обухова о достоверности этого слуха. Он ответил, что сам узнавал у Эркенова о происшествии, тот сказал, что был в отпуске, во время которого ничего серьезного не происходило. На том и порешили. Кстати, я выяснил: именно Эркенов распорядился отключить электричество на площади и спровоцировал захват. Может быть, и не по своей инициативе.
Смело, товарищи, в ногу
…Надо постараться отдохнуть, Козак может приехать довольно поздно. Только вот не получается, все кручу услышанное, стараюсь приладить одно к другому, понять систему отношений власть – народ. Вообще говоря, после исчезновения защитной идеологической пленки повылазили наружу инстинкты, к власти стали рваться и ею пользоваться те, у кого инстинкты посильнее, поагрессивнее. Молодой парень Каитов, вперекор обычаям аксакалов, стремится нагнуть территорию под себя, любые обычаи, гласные и негласные, проверяет на соответствие своим возможностям и интересам. Как говорил один умный человек, «власть есть преступление ради провозглашаемого блага».
Но тут мало рационального, импульсы, зачем стрелять в ногу замминистра? Инстинкт – это же сила мужчины, чем больше он ему подчиняется, тем сильнее себя чувствует, чем проще и жестче реакция – тем он ближе к предкам, жившим одними инстинктами. Дикарь – потому что так сильнее. Самец – без ограничений. Власть для него – воля импульсам, прямым, без обдумывания, поступкам. Власть – сама по себе ему виагра!
Провинциальный феодальный князек, он повторяет те ходы, которые тысячу лет назад использовали феодалы. А кроме прочего, повторяет и те приемы, которые центральная власть использует для удержания своего господства. И не столько даже для контроля над территориями, сколько для упрямого продолжения своеволия, для поддержания образа могущества. В том числе – и в собственных глазах.
Одна история с явно криминальным, бессудным убийством генерала Льва Рохлина, который вполне мог организовать «поход на Москву» против «антинародной власти», сразу не только запугивает потенциальных заговорщиков, но и делает для отмороженных князьков почти легитимными любые проявления инстинктов. Помню, как коллега рассказывал о методах спецназа по проникновению в закрытые изнутри помещения, после которых никаких следов взлома не остается. (А Рохлин был найден убитым в закрытой спальне.) Особенно, если искать следы будут проинструктированные специалисты…
Скажем, чисто бандитский «отжим» ЮКОСа у Ходорковского – так это ж учебник для князька по отъему лакокрасочного завода. Эх, как жалели недавно, не стесняясь моего блокнота, работники юкосовского нефтеперерабатывающего завода о том, что хозяин сменился! А его кадры, между прочим, сумели закрыть все воровские лазейки внутри и вокруг завода, начали искать подпольные врезки в трубопроводы. Казалось бы, лишали местных дополнительного приработка, но народу иногда и порядок нравится. Если гарантирует отсутствие риска при получении зарплаты.
Но это до той поры, пока не пошли в ход разрушительные инстинкты, детонирующие при серьезном ущемлении. Ведь и народ использует любые обычаи и законы для противостояния власти. Четыреста «народных дознавателей», проводящих обыск, тысячи «ходоков», выкидывающих компьютеры в окна…
Да ты же сам в 90-м врывался на пленум обком партии «на плечах восставшего народа», чтобы потребовать отставку начальства, допустившую долго предсказываемую экологическую катастрофу! Но… То была власть уже лишенная оправданий, традиции, легитимности. Мы надеялись, что следующая власть, впрямую выбранная, будет ценить свою зависимость от нас. Что не придется больше изживать в себе зависть, слыша о привилегиях, что моральная чистота станет возникать по инстинкту самосохранения, что вообще понятие «власть» не придется опускать до бытового уровня. И тут опять – «Мабетекс», Газпром, ЮКОС.
А может, власть такая, потому что выбрана таким народом?…
Лишь бы не убийцы
После обеда появились, вместо Козака, московские опоздавшие корреспонденты. Первым делом телевизионщики, им надо готовить репортажи, а ничего не ясно. Ираде Зейналовой, выйдя с ней в пустующее фойе, объясняю, что напрасно вся российская политтусовка уверена, что за митингом и захватом стоят «семеновцы». Да, я видел в захваченном кабинете людей, про которых говорили, что они – семеновские телохранители. Но женщинами они не командовали, робко давали советы. Понятно, что любые политические оппозиционные силы рады воспользоваться такой прорехой в броне власти. Понятно, что несчастные родственники готовы принять любую помощь. Тем более что они уверены: после захвата, если власть не сменится, их всех ждут преследования. И в лучшем случае – судебные.
Ну и коротко пересказываю Ираде все события и их подоплеку. Не жалко авторства, эксклюзива, лишь бы не врали на всю страну. Тоже, кстати, ответственность власти – «четвертой». Конечно, вера в нее за последние лет десять сильно упала, тут и остальные ветви власти постарались, да и сами журналисты слишком спешили материализовать блага своего влияния. Теперь не встретишь такого, как раньше, когда я заходил в вагон метро – и видел, что половина его пассажиров держит раскрытым «МК» на странице с моим расследованием. Но если себя уважаешь, вне зависимости от отношения читателей надо марку держать. Получается, по ситуации – я тут пресс-атташе. Вместо того мужика в галстуке и шляпе…
Фатима Богатырева говорит в это время кому-то другому, кажется, из «Коммерсанта»: «Нам все равно, кто будет у власти, лишь бы не эти убийцы».
Женщины видели по телевизору задержанного в Москве Алия Каитова без наручников и не верят Николаю Шепелю, заместителю генпрокурора России по Южному федеральному округу, что Каитенок сидит по всей форме в тюрьме. Они знают, что Алия уговорили сдаться властям его московские друзья из спецслужб, и думают, что с помощью именитого адвоката его сумеют увести от ответственности. Не стал их разубеждать и умерять веру в настоящий суд. Конечно, судьба Каитова будет решаться не там, гласно и с прениями сторон, а на «терках» в верхах (может быть, и с учетом недовольства масс). Забавно, что власть переняла методы у криминала. Хотя, как учат дарвинисты, органы формируются под функции, поэтому и методы у новых управленцев те же, что у «паханов». Помню, перед выборами в Башкирии нанятые политтехнологи расспрашивали меня об авторитетах в республике. Они же – реальная сила, с ними надо выстраивать отношения!..
Шепель появился в Черкесске в обозе Козака, который пока пошел уламывать Батдыева на встречу с восставшими, женщины говорят ему в лицо про 26 миллионов евро, снятых с каитовских счетов в ставропольском банке для взяток в Москве. Правда, до этого они так же были уверены в том, что каитовских киллеров Бостанова и Акбаева никогда не найдут живыми…
Ну вот, наконец, Козак привел Батдыева. Разговор начинается при нашем присутствии, Мустафа Батдыев – маленький, круглый, красный, прячет глаза. Да, такому явно нужна виагра, чтобы чувствовать себя крутым… Но полпред президента требует, чтобы переговоры шли без журналистов. Козак говорил с женщинами несколько часов, отсекая от разговора присутствующих местных мужчин и называя их посторонними. Сначала женщины цеплялись за журналистов, надеясь, что в нашем присутствии их не выгонят взашей из кабинета. Потом по настоянию полпреда и мы покинули кабинет под отчаянный всхлип Фатимы Богатыревой: «Вот опять приехал Козак и нас уболтает!» При журналистах он говорил о дурном примере смены власти под давлением толпы (потом выясняется, что именно в этот день бесланские матери осадили во Владикавказе дворец Дзасохова…) Он не отрицал того, что Батдыев может быть виновен, но призывал подождать окончания следствия, обещал скорый и справедливый суд.
А у нас, пока ждем результатов, в кулуарах свой разговор. Выясняется, что жители республики в обиде на своего президента за то, что он, по их мнению, раздувал опасность фундаменталистского ислама, таким образом выжимая из центра новые дотации. Поначалу он и нынешние события попытался списать на происки мирового терроризма, утверждая, что во время первого захвата из его кабинета звонили в Лондон. За инструкциями? Как раньше у секретарей обкомов КПСС была очередь на стихийные бедствия – чтобы получить дотации на их преодоление от центра, так теперь многим руководителям национальных республик угрозой терроризма выгодно подчеркивать свою незаменимость и преданность Москве.
И я уже мысленно начинаю формулировать выводы для материала в «Совершенно секретно». Москва понимает все так, как ей выгодно в данный момент. Вот уже и президент Путин отозвался о событиях в Карачаево-Черкесии, назвав их кризисом власти. Какой: местной или центральной? Он пояснил, что выборы лишь разжигают аппетиты национальных элит, а назначение из Москвы поможет избежать нагнетания страстей. Об этом же сегодня кричали и женщины Дмитрию Козаку, приехавшему в «Белый дом»: «Пришлите нам из Москвы президента, есть же у вас в администрации порядочные люди!» А если их на все регионы не хватит? А если дело не в самих выборах, а в их честности и неоспоримости результатов? Москва показывает пример местным элитам, как надо манипулировать мнением граждан, а потом ханжески кивает на несовершенство политической системы и массового сознания. Если же местных руководителей назначать из центра, то на наших необъятных просторах и с их необъятными полномочиями они быстро превратятся в персидских сатрапов.
На самом деле мы стали свидетелями ломки родовых отношений и перехода их на новый уровень. Феодальный. Именно в духе барона-беспредельщика действовал юный Каитов, не желавший считаться ни со сложившимся балансом сил, ни с родственными отношениями. Делил людей на наглых и слабых. Очевидно, что и рост «ваххабитского» (термин условен) влияния в республике, приведший к террористическим акциям Ачемеза Гочияева, к появлению ногайских и карачаевских боевиков, ко взрыву в московском метро Анзора Ижаева, – от разложения устаревшего родового сознания. 60 процентов молодежи считаются безработными, но при этом ездят на автомобилях и хорошо одеты. Их кормят семьи – большие фамилии, роды, а молодые, в свою очередь, выполняют поручения старших. Как Магомед Байчоров – поручения Расула Богатырева. Семья больше не может удержать в своей орбите безработную молодежь, которая не хочет весь свой век крутить хвосты баранам.
А животноводы из карачаевцев получаются великолепные, один кефир, открытый ими, чего стоит! Вот если бы еще и землю разрешили по-настоящему покупать. Но колхозы, уцелевшие от советской власти, не позволяют. Их руководители, прикрываясь родовой (коллективистской) фразеологией, не допускают современных аграрных отношений. Даже если уже разворовали весь колхозный фонд. Но карачаевцы к начальственному воровству относятся терпимо, только вот убийства своих детей терпеть не стали – к удивлению остальных российских регионов.
Ведь не в одной КЧР сложился треугольник «власть – бизнес – бандиты», в котором бесследно пропадают люди. Но только Светлана Герюгова смогла сказать в лицо и московскому полпреду, и приведенному им за руку местному президенту: «У меня был двухметровый здоровый и добрый сын, из которого отец сознательно не хотел выращивать Рэмбо, а мне на руки выдадут обгорелый обрубочек!» Женщины «Курска» так резко сказать не решились.
…Ну вот, нас впустили. Видим, как «уболтанные» женщины собирают вещи и уходят из президентского кабинета, они согласились ждать суда и не требовать немедленной отставки Батдыева. Только Фатима сидит в большом кресле, укутанная шалью и закрывшая лицо руками. Перед ней на одно колено опустился Дмитрий Козак. Обещает, что ее брат не останется неотомщенным…
Послесловие через 14 лет
Я пишу все это, вызывая из памяти, записей, газетного архива мысли и впечатления через четырнадцать лет после событий, в середине ноября 2018 года. Больше я в Черкесск не ездил и больше не писал о нем, было неприятно возвращаться даже мысленно, не мог понять – это наше общее поражение?
Алию Каитову дали семь лет, ровно половину прошедшего срока. Он давно вышел. Мустафа Батдыев продержался еще больше года, за преступные попытки отмазать Каитова его не судили, заменили, кажется, бывшим судьей Конституционного суда Борисом Эбзеевым. Потом и того сняли в связи с какой-то некрасивой историей. Станислав Дерев странно умер относительно молодым.
Да, прямые выборы губернаторов сразу же и отменили, а потом и местные президенты стали именоваться по-другому. Потом выборы восстановили, но уже под открытым жестким контролем централизованной избирательно-административной системы. Феодализм закономерно приходит к абсолютизму, маскировочно надутому какой-то виагрой, но это такая же пародия, как российский нынешний капитализм.
Путин все так же президент, криминальные приемы все так же в авторитете. Со смехом вспоминаю фото из «Коммерсанта», иллюстрировавшее репортаж о бунте в Черкесске. Там за столом в кабинете Батдыева сидят Козак и Мустафа, над ними виднеется портрет Путина на стене, между портретом и столом стою я и что-то пытаюсь доказать. Кто бы теперь допустил журналиста до такого момента!
За убийство детей в Беслане назначили виноватыми лишь ваххабитов Басаева, хотя женщины (опять они!) Северной Осетии не сдаются, протестуют, требуют от власти признания и в ее тупой и жестокой вине.
А я все вспоминаю Дмитрия Козака перед Фатимой. За это время он успел сменить несколько портфелей вице-премьера, оставаясь преданным соратником своих питерских коллег-юристов. Его слова: «Мы не можем менять власть под давлением толпы» – все не уходят из головы. А как ее можно менять – механизмы-то меняльные вы все отрубили? Власть толпы может быть бесчеловечной, мы помним это по событиям столетней давности, но до нее дело можно не доводить, если есть постоянный диалог в структурированном обществе. Только вот любые организации, и общественные, и политические, в названиях которых есть слово «Открытое…» тут же у нас и гнобят. А повестку разговора должен определять народ, и не одни ЖКХ и пенсии его в России, слава богу, заботят. Но и честность, но и моральная чистота.
