bannerbannerbanner
Фауст

Иоганн Вольфганг фон Гёте
Фауст

Полная версия

Сцена двадцать вторая
Сон в вальпургиеву ночь, или Золотая свадьба Оберона и Титании

Интермедия.

Директор театра

 
Дам я, Мидинга сыны,
Отдых вам и смену.
Холм и поле здесь должны
Заменить нам сцену.
 

Герольд

 
Ах, для свадьбы золотой –
Пятьдесят лет дата,
Но и мир между четой
Драгоценней злата!
 

Оберон

 
Пусть сегодня духов рой
Верность мне покажет:
В этот час меня с женой
Дружба снова свяжет.
 

Пук

 
Пук идет, вертясь, крутясь,
В такт ногой ступая;
Духов рой за ним, смеясь,
Мчится припевая.
 

Ариэль

 
Много знает Ариэль
Песенок чудесных;
Много рож пленяет трель,
Много лиц прелестных.
 

Оберон

 
Чтобы в мире муж с женой
Жили, мы – наука;
Чтобы дружной быть четой,
Нам нужна разлука.
 

Титания

 
Зла жена, ворчун супруг, –
Надо разлучиться!
Пусть жена спешит на юг,
Муж на север мчится.
 

Оркестр (tutti fortissimo)[7]

 
Мухи, мошки и жучки,
Разные таланты,
И лягушки, и сверчки –
Вот и музыканты!
 

Solo

 
Вон волынка там гудит,
А пузырь-то мыльный;
Толстый нос жужжит, сопит,
Мелет вздор обильный.
 

Дух, только что образующийся

 
Жаба, ноги паука
И, как прибавленье,
Крылья: нет еще зверька,
Есть стихотворенье.
 

Парочка

 
Краток шаг, высок прыжок
По траве росистой…
Ходишь ты, но ты б не мог
Взвиться в воздух чистый.
 

Любопытный путешественник

 
Маска ль это? Кто бы мог
Верить? Что за чудо!
Оберон, прекрасный бог,
Ты пришел откуда?
 

Ортодокс

 
Нет рогов и нет когтей,
Но причислен нами
Все ж и он к числу чертей
С древними богами.
 

Северный художник

 
Схвачу один я здесь кругом
Эскизы, я уверен;
Зато в Италию потом
Уехать я намерен.
 

Пурист

 
О я несчастный! Для чего
Пришел я? Что за мерзость!
Я вижу: ведьмы две всего
Напудрены. О дерзость!
 

Голая Ведьма

 
Я пудры с платьем не взяла –
Старухам уступаю.
Нагая села на козла
И тела не скрываю.
 

Старая ведьма

 
Мы слишком опытны, умны,
Не станем спорить с вами.
Что юность, свежесть! Сгнить должны,
Как мы, вы скоро сами.
 

Капельмейстер

 
Мухи, мошки и жучки,
Что пристали к голой!
Вы, лягушки и сверчки,
Дайте такт веселый!
 

Флюгер (в одну сторону)

 
В прекрасном обществе я тут:
Невесты взор прельщают,
И кавалеров круг не худ –
Премного обещают!
 

(В другую сторону.)

 
Коль не раскроется сейчас
Земля, их поглощая,
Готов уйти от них как раз
Хоть в самый ад тогда я.
 

Ксении

 
Как мухи, в этой стороне
Примчались мы с клещами:
Хотим папаше сатане
Мы поклониться сами.
 

Геннингс

 
Они слетелись в тесный рой –
Хотят острить над нами –
И скажут: «С доброй мы душой
И с добрыми сердцами».
 

Мусагет

 
Недурно здесь: как раз мой вкус!
Мне ведьмы очень милы:
Скорей меж них, чем между муз,
Гожусь я в заправилы.
 

Ci-devant гений своего времени

 
Ты ладь с людьми, так в люди сам
Пройдешь и ты бесспорно.
Как на Парнасе нашем, нам
На Брокене просторно.
 

Любопытный путешественник

 
Скажите, как его зовут?
Надменный, сановитый,
Готов везде он нюхать: тут
Не скрыты ль иезуиты?
 

Журавль

 
Чиста ль вода, мутна ль вода –
Ловлю я рыбу все же.
Так и святоша иногда
К чертям заходит тоже.
 

Сын мира

 
Святоши, верьте мне, возьмут
Все средства без разбора:
Пожалуй, Брокен изберут
Как место для собора.
 

Танцор

 
Как? Новый хор примчался к нам?
Вдали трезвонят что-то.
Нет, это выпи стонут там,
Крича на все болото.
 

Танцмейстер

 
Пошли плясать и так и сяк, –
Стараться все решили;
Бежит хромой, бежит толстяк,
О грации забыли.
 

Скрипач

 
Весь этот сброд всего сильней
Друг друга съесть желает;
Но, как Орфей смирял зверей,
Волынка их смиряет.
 

Догматик

 
Не может критика спугнуть,
Ввести меня в сомненье:
Черт должен быть хоть чем-нибудь,
А то – он измышленье.
 

Идеалист

 
Клянусь, фантазия моя
На этот раз чрезмерна;
И если это все есть я,
То глуп я стал, наверно.
 

Реалист

 
Меня все это здесь сейчас
Как будто злит нарочно:
Стою сегодня в первый раз
Я на ногах непрочно.
 

Супернатуралист

 
Мне в этой весело стране!
Возможно, без сомненья,
По духам зла составить мне
О добрых духах мненье.
 

Скептик

 
За огоньком бегут опять
И ищут клад до смерти.
Я на посту, чтоб рифмовать,
Где «черти», там «не верьте».
 

Капельмейстер

 
Вы, лягушки и сверчки, –
Просто дилетанты!
Мухи, мошки и жучки,
Вы же музыканты!
 

Ловкие

 
Sans souci все нас зовут;
Не сравняться с нами:
Ноги больше не идут –
Ходим вверх ногами.
 

Неловкие

 
Ловили прежде мы куски,
А нынче – ну их к богу!
Идем, стоптавши башмаки,
Мы на босую ногу.
 

Блуждающие огни

 
Мы явились из болот,
Из далекой чащи,
Но средь сброда мы – народ
Все-таки блестящий!
 

Падающая звезда

 
Я с высоты упала, свет
Повсюду разливая, –
И вот подняться силы нет,
Лежу в траве одна я.
 

Массивные

 
Нам места, места, тесно тут!
Ложись, трава, под нами:
То духи, духи к вам идут
С тяжелыми ногами.
 

Пук

 
Что за грубый шум и стук!
Вы, слоны, смирнее!
Хочет сам сегодня Пук
Всех быть тяжелее.
 

Ариэль

 
Если дал вам дух живой
Иль природа крылья,
В край цветущих роз за мной
Мчитесь без усилья!
 

Оркестр (pianissimo)

 
Мгла тумана на полях
Проясняться стала;
Ветер шепчет в камышах –
Мигом все пропало.
 

Сцена двадцать третья
Пасмурный день. Поле

Фауст и Мефистофель. Фауст

В одиночестве! В отчаянье! В страданиях долго блуждала она по земле – и вот теперь заключена, заключена в темницу на ужасные мучения, как преступница, – она, это несчастное, милое создание. Вот до чего дошло! И ты, изменник, недостойный дух, смел скрывать все это от меня! Стой же, стой теперь и вращай яростно своими сатанинскими очами! Стой и терзай меня невыносимым своим присутствием! В плену! В невыразимом мучении! Предана власти духов зла и бесчувственно осуждающего человечества! И ты стараешься развлечь меня отвратительными удовольствиями, скрываешь от меня ее растущее горе, оставляешь ее гибнуть без помощи!

Мефистофель

Она не первая.

Фауст

Пес! Отвратительное чудовище! – О дух бесконечный! Преврати его, преврати червя этого в его собачий образ, который он так часто принимал ночью, бегая предо мною, вертясь под ногами беззаботного путника и бросаясь на плечи, чтобы увлечь падающего. Преврати его в этот излюбленный им образ, чтобы он пресмыкался передо мной по земле, чтоб я мог ногами топтать его, отверженного. Не первая! О муки, муки, невыносимые для души человека! И не одно такое создание погибло в бездне горя и несчастья! И эта первая недостаточно искупила пред очами всепрощающего все грехи прочих в своем ужасном, смертном горе! Мозг мой и мое сердце терзаются, когда я смотрю на одну эту страдалицу, а ты издеваешься хладнокровно над судьбою тысяч существ!

 

Мефистофель

Да, теперь мы снова приближаемся к границам нашего остроумия – туда, где человек теряет управление своим рассудком. К чему же ты вступаешь в общение с нами, когда не в силах поддержать его? Хочешь летать – и боишься, что голова закружится? Мы ли тебе навязывались или ты нам?

Фауст

О, не скаль же так на меня свои прожорливые зубы: это отвратительно! – О великий, чудесный дух, удостоивший меня видеть лицо свое! Ты знаешь сердце мое, душу мою: к чему же было приковывать меня к этому постыдному спутнику, который во зле видит свою жизнь, а в убийстве – наслажденье!

Мефистофель

 
Скоро ты кончишь?
 

Фауст

 
Спаси ее, или – горе тебе! Тягчайшее проклятие на голову твою на тысячи лет!
 

Мефистофель

Не в моих силах разрывать узы мстителя и снимать его затворы. Спасти ее! Но кто, скажи, ввергнул ее в бездну погибели? Я или ты?

Фауст дико озирается кругом.

За громы схватиться хочешь? Счастье, что не вам даны они, жалким смертным! Раздробить невинного возражателя – вот известный прием тиранов, к которому они прибегают, когда их поставят в тупик!

Фауст

Веди меня туда! Она должна быть свободна.

Мефистофель

А опасность, которой ты сам подвергаешься? Знай, что в городе ты оставил следы твоего кровавого греха. На месте убийства парят мстительные духи и ждут возвращения убийцы.

Фауст

Что еще предстоит мне от тебя? Смерть и проклятие всей вселенной на тебя, чудовище! Веди меня, говорят тебе, и освободи ее!

Мефистофель

Изволь, я сведу тебя. Слушай же, что я могу сделать: ведь не все же силы земли и неба в моей власти. Я могу помрачить ум тюремщика, а ты завладей ключами и выведи ее человеческою рукою. Я буду на страже: волшебные кони, которые умчат вас, будут готовы. Вот все, что я могу.

Фауст

Туда – и сейчас же!

Сцена двадцать четвертая
Ночь. Открытое поле

Фауст и Мефистофель мчатся на вороных конях.

Фауст

 
Зачем там слетелись у плахи они?
 

Мефистофель

 
Не знаю, но вижу – там что-то творят.
 

Фауст

 
Взлетают, кружатся, спускаются вниз.
 

Мефистофель

 
То ведьмы.
 

Фауст

 
Свершают какой-то обряд.
 

Мефистофель

 
Пускай их колдуют! За мною, вперед!
 

Сцена двадцать пятая
Тюрьма

Фауст со связкой ключей и лампой перед железной дверью.

Фауст

 
Вся скорбь людей скопилась надо мною:
Давно мне чуждым страхом я объят;
Вот здесь ее, за влажною стеною,
Невинную, оковы тяготят.
Что ж медлишь ты, войти не смея?
Боишься встретить милый взгляд?
Твой страх – ей смерть! Вперед скорее!
 

(Хватается за замок.)

Песня внутри

 
Мать, распутница мать,
Погубила меня;
Мой отец, негодяй,
Изглодал всю меня;
А сестричка моя
Мои кости нашла,
Тайно в поле снесла.
Резвой птичкою я
Мчусь в чужие края!
 

Фауст (отворяя дверь)

 
Не чувствует она, что милый здесь стоит!
Лишь цепь на ней гремит, солома шелестит.
 

(Входит.)

Маргарита (прячась на кровати)

 
Идут! Настал час смертный мой!
 

Фауст (тихо)

 
Молчи, молчи: свободна будешь!
 

Маргарита (бросаясь перед ним на колени)

 
Кто б ни был, сжалься надо мной!
 

Фауст

 
Потише: стражу ты разбудишь!
 

(Начинает разбивать цепи.)

Маргарита (на коленях)

 
Кто власть тебе такую дал,
Палач, над бедной надо мною?
Меня будить ты в полночь стал…
О, сжалься и оставь живою
Хоть до утра – казни тогда!
Я молода, так молода,
И вот заутра умираю!
 

(Встает.)

 
Я хороша была – за то и погибаю!
Был близок друг, теперь далек,
Цветы увяли, сорван мой венок…
О, не хватай меня ты, умоляю!
Тебе я зла не делала, поверь:
Мы в первый раз встречаемся теперь.
Палач, палач, услышь мои моленья!
 

Фауст

 
Переживу ль все эти я мученья!
 

Маргарита

 
Палач, твоя теперь я, вся твоя!
Свою бы дочь я только накормила:
Всю ночь ее в слезах ласкала я.
Ее украли, чтобы я тужила,
А говорят, что я ее убила.
Я никогда не буду весела:
Ведь про меня и песня ходит злая…
Такая в сказке, правда, мать была;
Но разве я такая?
 

Фауст (становясь на колени)

 
Возлюбленный у ног твоих лежит;
Он от цепей тебя освободит.
 

Маргарита (падая рядом с ним на колени)

 
Скорей на колени!
Смотри, у ступени,
У двери зияет
Весь ад и пылает;
Злой дух там стоит,
Шумит и гремит.
Дрожу от испуга!
 

Фауст (громко)

 
Гретхен! Гретхен!
 

Маргарита (прислушиваясь)

 
Это голос друга!
 

(Вскакивает. Цепи падают.)

 
Я слышу, он зовет меня!
Свободна я, свободна я!
К нему помчусь я, изнывая,
К нему прильну я, отдыхая!
Он звал меня: «Гретхен!» У двери стоял он,
Сквозь крики бесовские громко взывал он,
Сквозь хохот, и грохот, и яростный вой
Я слышала голос знакомый, родной.
 

Фауст

 
Я здесь!
 

Маргарита

 
Ты здесь? О, повторить нельзя ль?
 

(Обнимая его.)

 
Ты здесь, ты здесь? Где вся моя печаль?
Где страх тюрьмы? Ты цепи разбиваешь!
Ты здесь: пришел и из тюрьмы спасаешь!
Я спасена! А вот и улица опять,
Где в первый раз тебя пришлось мне повстречать.
А вот и сад я увидала,
Где с Мартою тебя я поджидала.
 

Фауст (увлекая ее)

 
Идем! Идем!
 

Маргарита

 
О милый, подожди!
 

(Ласкается к нему.)

 
Так любо мне с тобою!
 

Фауст

 
Выходи!
Спеши – не то ты горько пожалеешь!
 

Маргарита

 
Иль целовать ты больше не умеешь?
Ты лишь на миг со мной в разлуке был –
И целовать меня уж позабыл!
О, отчего теперь перед тобой дрожу я,
Когда еще вчера в тебе, в твоих словах
Я находила рай, как в ясных небесах,
И ты душил меня в объятиях, целуя?
Целуй, целуй скорей меня.
Не хочешь – поцелую я
Тебя сама!
 

(Обнимает его.)

 
Увы, остыла
Твоя любовь; твои уста
Так стали холодны! Твоих объятий сила
Исчезла… То ли прежде было?
О горе, горе мне! Иль я уже не та?
 

(Отворачивается от него.)

Фауст

 
За мной, за мной! Опомнись, дорогая:
Я твой всегда от сердца полноты!
Иди – молю лишь об одном тебя я!
 

Маргарита (оборачиваясь к нему)

 
Так это ты? Наверно это ты?
 

Фауст

 
Я, я! Идем!
 

Маргарита

 
И ты освобождаешь
Меня, мой друг, и к сердцу прижимаешь?
Ужель тебе не страшно быть со мной?
Да знаешь ли, кого ты, милый мой,
Освободил?
 

Фауст

 
Уж стало рассветать!
 

Маргарита

 
Ах! я свою убила мать,
Свое дитя убила я!
Ребенок, дочь моя, твоя…
Твоя? Ты здесь? Да, это он!
Дай руку! Это был не сон?
Рука твоя; но оботри
Ее скорее: посмотри –
Дымится кровь его на ней!
Что сделал ты! Скорей, скорей
Вложи в ножны свой страшный меч,
Вложи, чтоб больше не извлечь!
 

Фауст

 
Что было – вновь тому не быть;
Но ты нас можешь погубить.
 

Маргарита

 
О нет, живи, живи, мой милый!
Послушай, вырой три могилы…
С зарей придется умирать…
На первом месте будет мать,
С ней рядом брат мой будет спать.
А я – поодаль, но немного.
Немного, милый, ради бога!
Ребенка ж положи ты на груди моей:
Кому ж, как не ему, лежать теперь со мною?
А помнишь, милый друг, как много мы с тобою
Когда-то провели блаженно-чудных дней!
Теперь мне обнимать уж больше не придется
Тебя, мой дорогой, затем, что мне сдается,
Что ты меня в ответ с презреньем оттолкнешь.
А все же это ты, все так же добр, хорош!
 

Фауст

 
Коль любишь ты меня, за мною ты пойдешь!
 

Маргарита

 
Куда?
 

Фауст

 
На волю!
 

Маргарита

 
Что ж, когда могилу там
Найду и с нею смерть, – пойдем дорогой тою
К загробной тишине, к безмолвному покою;
Но дальше – ни на шаг… Идешь ты, милый мой?
О, если бы и я могла идти с тобой!
 

Фауст

 
Ты можешь, если б только захотела!
 

Маргарита

 
Нет, мне нельзя! Надежда улетела!
Зачем бежать? Меня там стража ждет…
Жить в нищете так тягостно и больно!
А совесть? Как не вспомнить все невольно.
Так горько мне идти в чужой народ…
Да и поймают скоро нас, я знаю!
 

Фауст

 
Я остаюсь!
 

Маргарита

 
Спеши же, заклинаю!
Ступай все вниз, все вниз,
К ручью спустись,
Тропинку там найди
И в лес войди.
Налево под мостом
Одна она лежит,
И плачет, и кричит,
Влекомая ручьем.
Она жива. Хватай,
Хватай ее, спасай!
 

Фауст

 
Приди в себя! Не медли боле!
Опомнись: шаг – и ты на воле!
 

Маргарита

 
Нам только бы гору скорей миновать:
На голом там камне сидит моя мать, –
По жилам мороз пробегает…
На голом там камне сидит моя мать
И мне головою кивает.
Недвижны глаза; голова тяжела…
Не встать ей: увы! она долго спала –
Уснула, чтоб мы без нее наслаждались…
Дни счастья минули; куда вы умчались?
 

Фауст

 
Ни словом, ни просьбой увлечь не могу я –
Так силой с собою тебя увлеку я!
 

Маргарита

 
К чему насилье? О, оставь, молю!
Не жми так крепко руку ты мою, –
И без того покорною была я.
 

Фауст

 
 
Уж скоро день! Опомнись, дорогая!
 

Маргарита

 
День? Скоро день? То день последний мой,
А должен бы он быть днем свадьбы нам с тобой!
Смотри, мой друг, чтоб люди не узнали,
Что был ты у меня. Венок мой разорвали, –
Увы, беда стряслася надо мной!
Постой, еще мы встретимся с тобой,
Не в хороводе только, нет, едва ли!
Безмолвно дыханье свое затая,
Теснится толпа; их так много:
Вся площадь полна, вся дорога…
Чу, колокол слышится… Вот уж судья
Сломал свою палочку… Разом схватили,
Связали, на плаху меня потащили!
И каждому страшно: пугается он,
Как будто топор и над ним занесен…
Вокруг тишина, как под крышкою гроба!
 

Фауст

 
О, если б не был я рожден!
 

Мефистофель (в дверях)

 
За мной, иль вы погибли оба!
Скорей, восток уж озарен!
Оставьте ваши вздохи, ахи!
Дрожат уж кони, жмутся в страхе!
 

Маргарита

 
Кто из земли там вырос? Он!
То он! Нельзя дышать при нем!
Зачем на месте он святом?
За мной?
 

Фауст

 
Ты жить должна! Скорее!
 

Маргарита

 
Суд божий, предаюсь тебе я!
 

Мефистофель

 
За мной, иль с ней тебя покину я!
 

Маргарита

 
Спаси меня, господь! О боже, я твоя!
Вы, ангелы, с небес ко мне слетите!
Меня крылами осените!
Ты, Генрих, страшен мне!
 

Мефистофель

 
Она
Навек погибла!
 

Голос свыше

 
Спасена!
 

Мефистофель (Фаусту)

 
За мной скорее!
 

(Исчезает с Фаустом.)

Голос Маргариты (из тюрьмы, замирая)

 
Генрих! Генрих!
 

Часть вторая

Действие первое

Живописная местность

Фауст лежит, утомленный, на цветущем лугу, в беспокойном сне. Сумерки. Над Фаустом парит хор прелестных малюток-духов.

Ариэль (пение, сопровождаемое звуками эоловых арф)

 
В дни, когда весна сияет,
Дождь цветов повсюду льет,
Поле в зелень одевает,
Смертным радости несет, –
Крошек-эльфов дух великий
Всем спешит смягчить печаль;
Свят ли он иль грешник дикий,
Несчастливца эльфам жаль.
Вы, что сюда слетелись в рой свободный,
Исполните долг эльфов благородный:
Смирите в нем свирепый пыл борьбы,
Смягчите боль жестокую упрека,
Изгладьте память ужасов судьбы.
В безмолвии ночном четыре срока.
Не медлите ж! Слетясь со всех сторон,
Его склоните нежно к изголовью,
Росою Леты окропив с любовью, –
Усталые расправит члены сон,
И день он встретит бодр и укреплен.
Итак, скорее подвиг свой начните:
К святому свету вновь его верните!
 

Хор эльфов (поодиночке, по два и по нескольку, чередуясь и соединяясь) (Sérénade)

 
Теплый воздух безмятежен,
Тихо в зелени полян,
Сладок запах и безбрежен
Легкий вечера туман;
Нашепчите ж мир ночлега,
Детским отдыхом маня,
И очам усталым нега
Пусть затворит двери дня!
 

(Notturno)

 
Ночь восходит, рассыпая
Сотни звезд по небесам;
Рой светил горит, мерцая,
Блещет здесь, сияет там;
Спят озер зеркальных воды:
Чисто небо, ночь ясна,
И над тихим сном природы
Пышно царствует луна.
 

(Mattutino)

 
Пусть текут часы забвенья,
Грусть и радость устраня;
Близко время исцеленья, –
Верь же вновь сиянью дня!
По долине меж холмами
Тихо в зелени дерев,
И сребристыми волнами
Нива зыблет свой посев.
 

(Réveil)

 
Достижимы все стремленья;
Посмотри: заря ясна!
Слабы цепи усыпленья, –
Сбрось же, сбрось оковы сна!
Меж медлительной толпою
Будь творцом отважных дел!
Всемогущ, кто чист душою,
Восприимчив, быстр и смел.
 

Сильный шум возвещает восход солнца.

Ариэль

 
Чу! Шумят, бушуют Оры!
Шум их слышат духов хоры;
Новый день увидят взоры!
Чу! Скрипят ворота неба!
Чу! Гремят колеса Феба!
Сколько шуму вносит свет!
Трубный звук гудит и мчится,
Слепнут очи, слух дивится,
Лишь для смертных шума нет!
Поскорей к цветам спешите,
Глубже, глубже в них нырните:
Скройтесь в листья, в щели скал,
Чтоб вас шум не оглушал!
 

Фауст

 
Опять ты, жизнь, живой струею льешься,
Приветствуешь вновь утро золотое!
Земля, ты вечно дивной остаешься:
И в эту ночь ты в сладостном покое
Дышала, мне готовя наслажденье,
Внушая мне желанье неземное
И к жизни высшей бодрое стремленье.
Проснулся мир – и в роще воспевает
Хор стоголосый жизни пробужденье.
Туман долины флером одевает,
Но озаряет небо предо мною
Их глубину. Вот ветка выступает,
Не скрытая таинственною мглою;
За цветом цвет является, ликуя,
И блещет лист трепещущей росою.
О чудный вид! Здесь, как в раю, сижу я!
А там, вверху, зажглися гор вершины,
Зарделись, час веселый торжествуя.
Вы прежде всех узрели, исполины,
Тот свет, который нам теперь сияет!
Но вот холмы и тихие долины
Веселый луч повсюду озаряет,
И ниже все светлеют очертанья.
Вот солнца диск! Увы, он ослепляет!
Я отвернусь: не вынести сиянья.
Не так ли в нас высокие стремленья
Лелеют часто гордые желанья
И раскрывают двери исполненья, –
Но сразу мы в испуге отступаем,
Огнем объяты и полны смущенья:
Лишь светоч жизни мы зажечь желаем.
А нас объемлет огненное море.
Любовь тут? Гнев ли? Душно; мы страдаем;
Нам любо, больно в огненном просторе;
Но ищем мы земли – и пред собою
Завесу снова опускаем в горе.
К тебе я, солнце, обращусь спиною;
На водопад сверкающий, могучий
Теперь смотрю я с радостью живою –
Стремится он, дробящийся, гремучий,
На тысячи потоков разливаясь,
Бросая к небу брызги светлой тучей.
И между брызг как дивно, изгибаясь,
Блистает пышной радуга дугою,
То вся видна, то вновь во мгле теряясь,
И всюду брызжет свежею росою!
Всю нашу жизнь она воспроизводит:
Всмотрись в нее – и ты поймешь душою,
Что жизнь на отблеск красочный походит.
 

Императорский дворец

Тронный зал. Государственный совет. Трубы.

Входит император с блестящей свитой и садится на трон.

Справа от него становится астролог.

Император

 
Привет, друзья! Я рад вполне:
Вокруг меня мой двор собрался.
Мудрец со мной; куда ж девался
Дурак, мой шут, скажите мне?
 

Юнкер

 
За вашим шлейфом он влачился,
Упал при входе и разбился.
Толстяк был поднят, унесен.
Не знаю – пьян иль умер он.
 

Другой Юнкер

 
За ним другой – откуда взялся,
Не знаю – быстро протолкался.
Одет был очень пышно он,
Но безобразен и смешон.
Уж он пробрался до чертога,
Но алебарды у порога
Пред ним скрестила стража тут.
Да вот и он, тот смелый шут!
 

Мефистофель (преклоняя колена перед троном)

 
Что ненавистно – и отрадно?
Что всяк и звать и гнать готов?
Что все ругают беспощадно,
Чтоб защищать в конце концов?
Кого ты звать не должен смело?
Чье имя всех к себе влекло?
Что к трону путь найти сумело?
Что гнать само себя могло?
 

Император

 
Довольно, шут, слова плести лукаво,
Твои загадки здесь некстати, право;
Загадки любы этим господам:
Им разгадай их; это будет нам
Приятней. Старый шут покинул сцену,
Пожалуй, стань сюда, ему на смену.
 

Мефистофель становится по левую сторону трона.

Говор толпы

 
Вот шут другой, к другой беде!
Откуда он? Как он вошел?
Приелся прежний. Прежний где?
Тот бочка был, а этот – кол.
 

Император

 
Итак, о други дорогие,
Привет! Сошлися предо мной
Вы под счастливою звездой:
Сулит нам небо радости большие.
Хотели мы взглянуть на божий свет
Повеселей, от дел освободиться
И маскарадом пышным насладиться.
Помех, казалось, для веселья нет.
К чему сошлись на скучный мы совет?
Сказали вы: «Так надо!» Покоряюсь –
И вот пред вами я теперь являюсь.
 

Канцлер

 
Как лик святых сияньем окружен,
Так добродетель высшая венчает
Чело владыки: ею обладает
Лишь он один, и всем он одарен;
Все, что народу нужно, любо, мило,
Нам божество в лице его явило.
Увы! К чему рассудка полнота,
Десницы щедрость, сердца доброта,
Когда кругом все стонет и страдает,
Одна беда другую порождает?
Из этой залы, где стоит твой трон,
Взгляни на царство: будто тяжкий сон
Увидишь. Зло за злом распространилось,
И беззаконье тяжкое в закон
В империи повсюду обратилось.
Наглец присваивает жен,
Стада, светильник, крест церковный;
Хвалясь добычею греховной,
Живет без наказанья он.
Истцы стоят в судебной зале,
Судья на пышном троне ждет;
Но вот преступники восстали,
И наглый заговор растет.
За тех, кто истинно греховен,
Стоит сообщников семья,
И вот невинному «виновен»
Гласит обманутый судья.
И так готово все разбиться:
Все государство гибель ждет.
Где ж чувству чистому развиться,
Что к справедливости ведет?
Перед льстецом и лиходеем
Готов и честный ниц упасть.
Судья, свою утратив власть,
Примкнет в конце концов к злодеям.
Рассказ мой мрачен; но, поверь,
Еще мрачнее жизнь теперь.
 

Пауза.

 
И нам нельзя откладывать решенья!
Средь этой бездны зла и разрушенья
И самый сан небезопасен твой.
 

Военачальник

 
Все нынче буйны, удержу не знают,
Теснят друг друга, грабят, убивают,
Не слушают команды никакой.
Упрямый бюргер за стенами
И рыцарь в каменном гнезде
Сидят себе, смеясь над нами,
И нас не слушают нигде.
Наемные роптать солдаты стали:
Упорно платы требуют у нас,
И, если б мы им так не задолжали,
Они бы нас покинули сейчас.
Чего б себе они ни запросили –
Не дать попробуй: будешь сам не рад.
Мы защищать им царство поручили,
Они ж его разграбить норовят.
Полцарства гибнет: на раздолье
Они и всю страну сметут,
А короли там, на престоле,
Опасности не сознают.
 

Казначей

 
Взывать к союзникам – не много проку;
Обещанных субсидий нет притока:
Казна у нас – пустой водопровод!
В твоих обширных, государь, владеньях
Какие нынче господа в именьях?
Куда ни глянь, везде живет не тот,
Кто прежде жил; всяк нынче независим;
Мы смотрим, чтоб по вкусу мы пришлись им,
А подчинить ни в чем не можем их.
Мы столько прав гражданских надавали,
Что не осталось прав для нас самих.
От разных партий, как бы их ни звали,
Поддержки тоже нет на этот раз.
Хвала и брань их безразличны стали,
Бесплодна их любовь и злость для нас.
Ни гибеллинов нет, ни гвельфов нет и следу:
Все спрятались – потребен отдых им.
Кто нынче станет помогать соседу?
Все делом заняты своим;
У золота все двери на запоре,
Всяк для себя лишь копит: вот в чем горе!
А наш сундук – увы! – нет денег в нем!
 

Кастелян

 
Беда и у меня: огромны
Издержки наши; как ни экономны,
А тратим мы все больше с каждым днем.
Для поваров, как прежде, нет стеснений:
Бараны, зайцы, кабаны, олени
У них еще в порядке, как всегда;
Индейки, гуси, утки и цыплята –
Доход наш верный: шлют их таровато.
Все это есть; в вине одном нужда:
Где прежде полных бочек массы были
И лучших сборов лучший цвет хранили –
Все до последней капли истребили
Попойки вечные сиятельных господ.
Для них открыл и магистрат подвалы:
И вот звенят их чаши и бокалы;
Все под столом лежат, и пьянство все растет.
Я счет веду: платить за все ведь надо,
И ростовщик нам не дает пощады.
По векселям он вечно заберет
Изрядный куш на много лет вперед.
Давно у нас уж свиньи не жирели,
Заложен каждый пуховик с постели,
И в долг мы каждый подаем обед.
 

Император (после некоторого размышления, Мефистофелю)

 
Ты тоже, шут, немало знаешь бед?
 

Мефистофель

 
Я? Никогда! Я вижу блеск чудесный,
Тебя и пышный двор. Сомненья неуместны,
Где нерушимо сам монарх царит,
Врагов своих могуществом разит,
Где светлый ум, и доброй воли сила,
И мощный труд царят на благо нам, –
Как может зло и мрак явиться там,
Где блещут эти чудные светила?
 

Говор толпы

 
Мошенник, плут! Умен, хитер!
Он лжет бесстыдно! С этих пор
Я знаю, что нам предстоит.
А что? Проект он сочинит.
 

Мефистофель

 
Везде своя нужда: таков уж белый свет!
Здесь – то, другое – там. У нас вот денег нет;
И деньги на полу искать напрасно,
Но золото есть под землею, ясно.
Войдите в тьму пещер глубоких: там
В кусках, в монетах золото сверкает.
А кто его из бездны извлекает?
Дух выспренний, природой данный нам.
 

Канцлер

 
Природа, дух – таких речей не знают
У христиан, за это ведь сжигают
Безбожников: такая речь вредна!
Природа – грех, а дух есть сатана:
Они лелеют в нас сомненье,
Любимое сил адских порожденье.
Нет, здесь не то! Два рода лишь людей
Имеет государь в империи своей:
То божьих алтарей служители святые
И рыцари. Они хранят нас в бури злые;
Лишь в них себе опору трон найдет.
За то им земли государь дает.
Пустой толпы безумные затеи
Противостать пытаются порой,
Еретики и злые чародеи
Мутят страну и потрясают строй.
Шуту они любезны свыше меры:
Душе преступной всех они милей.
И смеешь дерзкой шуткою своей
Ты омрачать возвышенные сферы?
 

Мефистофель

 
О, как ученый муж заметен в вас сейчас!
Что осязать нельзя – то далеко для вас,
Что в руки взять нельзя – того для вас и нет,
С чем несогласны вы – то ложь одна и бред,
Что вы не взвесили – за вздор считать должны,
Что не чеканили – в том будто нет цены.
 

Император

 
К чему ты эту проповедь читаешь?
Мне надоело это: перестань!
Вот денег нет, – скорей же их достань,
Словами ж ты беды не уменьшаешь.
 

Мефистофель

 
Достану больше я, чем кажется вам всем;
Все это хоть легко, но трудно вместе с тем.
Клад не далек, но, чтобы докопаться,
Искусство нужно и уменье взяться.
В тот давний век, как толпы дикарей
Губили жадно царства и людей,
Напора орд их человек пугался
И укрывать сокровища старался.
Так было в мощный Рима век, давно;
Но и теперь немало их зарыто,
И все, что там лежит, в земле сокрыто,
Правительству принадлежать должно.
 

Казначей

 
Да, хоть дурак, а рассудил он здраво!
Конечно, это государя право!
 

Канцлер

 
Вам ставит дьявол золотой капкан:
В преступный хочет вас ввести обман.
 

Кастелян

 
Чтоб провиант был у меня в запасе,
Я на обман даю свое согласье.
 

Военачальник

 
Дурак умен: всем благ наобещал!
Солдат не спросит, где он деньги взял.
 

Мефистофель

 
Я вижу, что у вас сомнений много?
Вот вам мудрец: спросите астролога.
Как дважды два, он знает день и час.
Скажи, что видно в небесах для нас?
 

Говор толпы

 
Плуты! Союз уж заключен:
Шут и авгур взошли на трон.
Все песня та ж – сюжет избит:
Глупец велит – мудрец гласит.
 

Астролог (повторяя громко тихий подсказ Мефистофеля)

 
Как золото, нам Солнце свет свой льет;
Меркурий, вестник радостный, несет
Любовь и милость; благосклонный нам
Бросает взор Венера по утрам
И вечером; Луны капризен вид;
Марс, хоть бессилен, гибелью грозит;
Юпитер всех ясней всегда сиял;
Сатурн велик, а кажется нам мал.
Хоть как металл он низко оценен,
Но, если взвесить, полновесен он.
Да, коль сойдутся Солнца лик с Луной,
Сребро со златом, – это знак благой!
Все явится, что б пожелать ты мог:
Дворцы, сады, балы, румянец щек;
Ученый муж доставит это вам,
Исполнив то, что невозможно нам.
 

Император

 
Всю речь вдвойне как будто слышу я.
А все же трудно убедить меня.
 

Говор толпы

 
Что мелет он
На старый тон?
Врет звездочет!
Алхимик врет!
Сто раз слыхал!
Напрасно ждал!
Опять и тут
Обманет плут!
 

Мефистофель

 
Находке верить ли, не знает
Никто из них; дивятся все:
Один альравнов вспоминает,
Другой о черном бредит псе.
Тот трусит, тот смеяться хочет;
Но образумьтесь, верьте мне:
Когда в подошве защекочет
У вас иль зазнобит в спине,
То знайте, что на вас влияет
Природа силою своей:
Струя живая возникает
Из глубочайших областей.
Когда мороз знобит вам тело
И не сидится что-то вам,
Вы в землю вкапывайтесь смело
И тотчас клад найдете там.
 

Говор толпы

 
Ух, тяжко! Что-то беспокоит
Меня. Рука, озябнув, ноет.
Мне что-то палец заломило.
А у меня в спине заныло.
По этим признакам – под нами
Лежат сокровища пудами.
 

Император

 
Ну, к делу ж! Так ты не уйдешь отсюда!
Правдивость слов своих нам докажи
И нам места сокровищ укажи.
Свой меч и скипетр я сложу покуда
И к делу сам немедля приступлю.
Когда не лжешь, осуществлю я чудо,
А если лжешь, тебя я в ад сошлю.
 

Мефистофель

 
Туда-то я дорогу твердо знаю.
Конечно, я всего не сосчитаю,
Что там лежит, на свет не выходя.
Пример: крестьянин, землю бороздя,
Златой сосуд порой зацепит плугом;
Порой селитры ищет он простой –
И видит слитки золота. С испугом
И радостью он бедною рукой
Старинные нам открывает своды.
Туда-то, в эти галереи, ходы,
В подземный мир, с киркой проникнуть рад
Искусный муж, преследуя свой клад.
В тех погребах сокровищ чудных груда:
Тарелки, чаши, золотые блюда
Везде рядами пышными стоят;
Что ни бокал – рубинами сверкает;
А из него испить кто пожелает,
Найдет в бочонке старое вино;
А обручи на бочке той старинной –
Поверите ль? – скрепляет камень винный,
А дерево истлело уж давно.
И чем та область мрака не богата!
Да, не одних каменьев там и злата
Довольно – есть и вин большой запас.
Но лишь мудрец их вынесет оттуда.
При свете видеть это все не чудо,
А мрак все тайной делает для нас.
 

Император

 
К чему нам мрак, к чему нам тайны эти?
Что драгоценно – покажи при свете:
Кто плутовство во мраке уличит?
«Все кошки ночью серы», – говорит
Пословица. Даю приказ тебе я
Доставить те сокровища скорее!
 

Мефистофель

 
Так сам возьми лопату, бур и лом,
И возвеличен будешь ты трудом,
Причем душою снова ты воспрянешь.
Златой телец предстанет вновь тогда,
И всех – себя и свиту – без труда
Вновь украшать алмазами ты станешь,
А камни те, играя и горя,
И красоту возвысят и царя.
 

Император

 
Смелей за труд! Скорей за исполненье!
 

Астролог (как выше)

 
Умерь, монарх, могучее стремленье:
Сперва окончить праздник свой решись!
За много дел ты сразу не берись:
Ведь заслужить сперва должны мы сами
Дары земли достойными делами.
Добра кто хочет, должен дух смирить;
Кто жаждет благ, тот должен дух смирить:
Кто алчет вин, над гроздьями трудися;
Кто ждет чудес, тот верой утвердися.
 

Император

 
Прекрасно! Пустим празднества мы в ход,
А там – пускай суровый пост придет.
Итак, повеселей во что бы то ни стало
Отпразднуем теперь мы время карнавала!
 

Трубы. Все уходят.

Мефистофель

 
Глупцы! Судьба своих даров,
Заслуг не видя, не истратит!
Имей вы камень мудрецов –
Для камня мудреца не хватит.
 
7Все очень громко (ит.).
Рейтинг@Mail.ru