Кан стоял, поставив одну ногу на песочную горку и опёршись руками на приподнятое колено.
На поясе у него болтались кожаные ножны, из которых выглядывала рукоятка меча. Подарок Айзы в честь вступления в орду. Выглядел он достаточно забавно – рукоять была обмотана синей изолентой, а вместо внятной гарды красовался грубый кусок железа. Но это всё-таки был меч, а меч выковать не так просто, как топор или копьё.
Айза сначала предложила ему двуручный, но Кан отказался. Похоже, Айза не сильно разбиралась в разнице между двуручным и обычным мечами, индейцы ими практически не пользовались, они предпочитали топоры, копья и кинжалы.
Кан не любил двуручники. С ними бегаешь как с какой-то оглоблей. Конечно, они длиннее и удары мощней, но Кан предпочитал мобильность в данном вопросе, а кроме того, одна рука оставалась свободной для пистолета.
Рал, как и обычно, был рядом. Шёл второй день набега, и за все два дня они ни разу не теряли друг друга из вида.
Кроме оружия для ближнего боя, им выдали ещё и лошадей. Кану долго учиться не пришлось: раньше он уже ездил на лошадях, как раз в те же самые времена, когда грабил караваны. Когда он забросил это занятие, бросил он и лошадь. Обычному Страннику она ни к чему. Воды пьёт много, а толку мало. Да и в Пустошь никакая лошадь ни за что не пойдёт, так уж они устроены.
С Ралом пришлось сложнее. Он умел ездить только на мотоциклах и поначалу часто падал с лошади. Но байкер был неутомимым оптимистом, и скоро лошади пришлось с этим свыкнуться.
– Это как мотоцикл, – сказал он Кану вечером первого дня. – Только этот живой и гадит.
Как оружие Рал выбрал себе боевой молот с небольшим, но тяжёлым набалдашником, с одного конца имевшим длинный изогнутый, как клюв, шип. Кана немного удивил его выбор, на что Рал ответил:
– Буду как в балладе о Трёх Молотах. Вот есть история про Троих из Альберри, а есть ещё о Трёх Молотах. Да что я рассказываю, ты и сам её знаешь, кто ж не знает про Трёх Молотов. Героическая такая легенда, чёрт возьми. Правда, старая очень.
С Айзой они почти не виделись. Она шла в авангарде, а точнее, мчалась на своём побитом джипе. Обсуждение дальнейших действий, а именно когда и куда им выдвигаться за осколком, откладывалось на потом.
Кан заметил, что схематически всё воинство можно было поделить на три части: тот самый пресловутый авангард, в котором находились машины, мотоциклы и всё остальное, что в среднем быстрее лошади; основная часть, где сосредотачивалась главная мощь индейцев в виде кавалерии; и отряд Кроваворуких. Тот двигался с левого фланга одновременно с основной частью.
Индейцы даже откуда-то откопали огромный транспортный грузовик, солидно укреплённый и с парой оружейных платформ на крыше. Был он, понятное дело, тоже в авангарде.
Странники находились где-то между основной частью и флангом Кроваворуких и старались держаться обособленно. Индейцы вряд ли могли составить им хорошую компанию, а у Кроваворуких была не та репутация, чтобы вести с ними дружеские беседы. Да и они особо ни с кем не разговаривали.
Одна из самых кровожадных банд во всех долинах. Беспощадные убийцы в безликих шлемах – они не знали сострадания и пощады. Они были мастерами рукопашного боя, и, как говорили, каждому убитому они вспарывали живот, погружали в него руку по локоть и рисовали себе на броне кровавые узоры. За это они и получили своё название.
Их чёрный стяг с кроваво-красной дланью развевался прямо по левую руку от Кана.
Всего, с сотней Кроваворуких, войско индейцев насчитывало где-то больше трёхсот, возможно, даже четырёхсот воинов. Солидное воинство по нынешним меркам. Но правда, Кан не знал, сколько будет Песчаных Псов. И насколько хорошо они будут экипированы.
Пока Псы тихарились и не устраивали вылазок, хотя могли бы и попробовать, как думал Кан. Пару раз они встречали обугленные остатки пустынных байков и трупы в красных куртках, но это, похоже, была работа авангарда.
Псы не пытались заставить индейцев растянуть силы или как-нибудь ослабить орду на подходах к своему логову, как ожидал Кан. Сосредоточить свои силы в одном месте казалось ему достаточно рисковым шагом, учитывая мобильность Псов. А битва стенка на стенку ему не очень нравилась, потому что такие зачастую намного более кровавые и жестокие, чем какая-нибудь тактическая победа. Да и шансов выжить при подобном столкновении не сильно много.
Тактика индейцев представлялась ему чем-то наподобие единого мощного наступления, как лавина из стали и огня. Смять первые ряды бешеным натиском, разорвать боевую линию противника и начать резню. Просто, эффективно, по старинке. Тем более что средств для тарана было более чем достаточно – тот же самый авангард мог представлять из себя достаточно грубую пробивную силу.
Подойти к «Владыке Пустыни» они должны будут сегодня вечером.
Нельзя сказать, что Кана не беспокоила грядущая битва. Любого беспокоит сражение, в котором он будет участвовать. Хотя сейчас Кан пребывал в странном приподнятом настроении, всегда наступающем перед боем, когда двигаешься как-то энергичней и готов смеяться над любой шуткой. Кан рассчитывал, по крайней мере, что он не погибнет и что то же будет и с Ралом, а вот что с Айзой…
С одной стороны, это было бы неплохо, но тогда они не смогут сбежать от индейцев. Угораздило же их вляпаться в переделку.
А ещё он почему-то не мог представить её мёртвой. И ему хотелось увидеть её ещё раз, уже после сражения. Живую и такую же обворожительную.
Вчера Кан задавался вопросом, а зачем Айза вообще хочет сбежать от своего народа за каким-то сокровищем Атамана, осколком Звезды и так далее. И именно осколок. Кана мучили дурные предчувствия насчёт него.
Он видел меч. Он видел чёрный кристалл. Он видел Пустошь. Так неужели кристалл – это осколок Звезды? Но разве они растут где-то, кроме Пустоши? Что-то с этим не так. И Кан намеревался это выяснить.
Об этом он Рала не спрашивал. Хотя интересно узнать его мнение насчёт Айзы.
Кан развернулся и увидел байкера, достающего что-то из походной сумки на боку лошади. Все его припасы и сокровища сгинули вместе с мотоциклом, поэтому оставалось только то, что дали индейцы.
– Эй, Рал! – крикнул Кан, и звук его голоса закружился вместе с желтоватым песком.
– Что такое? – отозвался байкер и отвлёкся от сумки. Боевой молот на перевязи висел у него за спиной.
Кан подошёл поближе, чтобы не орать во всё горло.
– Хотел тебя спросить… Как думаешь, зачем ей, – он не назвал имя Айзы, но и так было понятно, что он говорил о ней, – зачем ей убегать от своего народа?
Рал окончательно отвернулся от лошади и похлопал ладонями друг о друга, выбивая из перчаток пыль.
– А-а-а, – довольно протянул он. – Знаешь, приятель, я об этом как-то даже не думал. Знаешь, может, у неё тут какие-нибудь переделки, неполадки, повздорила с кем-то или похожая бабская чертовщина. Их же только дьявол разберёт, чёрт возьми. Недаром Бешеный Марти был холостяком, говорю тебе.
Кан кивнул и посмотрел вперёд в пустынную даль.
– А что думаешь о Псах?
Рал хмыкнул и сложил руки на груди.
– О Псах? Да о Псах и думать нечего. Они психи ещё больше, чем эти индейцы. Биться будут долго – это верно. В одного можно пять пуль всадить и отрубить руку, а он всё равно будет ползать и пытаться тебя загрызть. Но это, пожалуй, всё, на что они способны. Ещё, правда, говорят, что они вооружены хорошо – у каждого по байку, по огнестрелу, ещё по всякой чертовщине, да только пользоваться они этим толком не умеют, потому что все поголовно психи. Ну вот как-то так. А за нашу бешеную индианку беспокоиться точно не стоит – она этих подонков немало повырежет.
Они стояли на коротком привале – последнем перед битвой. Индейцы не могли позволить себе торжественное бдение на холме перед «Владыкой» – это давало Псам время оценить свои силы и собраться духом. Они должны будут обрушиться, и обрушиться внезапно.
– А, кстати, я же тебя тоже всё хотел спросить, – начал Рал, – что же ты такое там увидел в этом треклятом подвале, что так воодушевило нашу юную мерзавку? – каждый раз Рал подбирал для Айзы новый эпитет. – Всё-таки как-никак, а мы вместе ввязались в это дело, а я уж точно разбираюсь во всяких делах лучше, чем некоторые индейцы.
Кан вздохнул. Ну да, Рал прав.
Кан вкратце пересказал ему видение, умолчав о мече, Пустоши и Монахе. С этим ему надо разобраться самому.
– «Ищи его дальше, по дороге из пепла…» – задумчиво повторил Рал и потёр подбородок. – Дорога из пепла, что-то это знакомое…
– Ты знаешь что-нибудь об этом? – приподнял бровь Кан.
Рал хлопнул себя по лбу.
– Дорога из пепла! Ну конечно же! Это же из баллады о Бешеном Марти!
– Не припоминаю там такого, – покачал головой Кан.
– Это уже в самом конце его истории. Его последние слова, сказанные двум Странникам: «Я пойду, пойду по дороге из пепла, и коль не из ваты ваши сердца, однажды, пройдясь по той самой дороге, в конце вы найдёте меня».
Кан печально вздохнул. У Странников крепкая связь с их героями, со своими традициями и культурой. А Марти – один из тех, кто её сформировал. Странник, который, наверное, лучше всех понимал их миссию, их природу и философию. И ушёл он тоже как настоящий Странник.
– И куда же он пошёл?
– Никто не знает, – пожал плечами Рал. – В этом вся соль. Некоторые пытались его найти, но – безуспешно. Многие по-разному трактуют его слова. Кто-то считает, что он сжигал всё на своём пути, и пепел – это пепел разрушения и смерти, то, от чего Странники всегда старались отгораживаться, а Марти единственный взял на себя тяжесть этого греха ради нашей свободы. А кто-то – что это пепел его пылающей души. Марти горел слишком ярко, чтобы жить долго, и тогда он понял, что ему пора уходить, чтобы умереть спокойно и в своё удовольствие.
Спокойно и в своё удовольствие. Кан не отказался бы умереть точно так же.
Со стороны скопления индейцев послышались лёгкие шлепки копыт о песок. Кан обернулся и увидел, что к ним на лошади скачет кто-то, вооружённый посохом. Когда всадник подъехал ближе, Кан без труда узнал Шамана по венцу из перьев.
Рука инстинктивно потянулась к мечу.
Лошадь фыркнула и остановилась. Шаман соскочил вниз и воткнул посох в песок.
– Приветствую, Странники, – мягкий голос доносился из-под запылённого противогаза.
Кан с Ралом кивнули в ответ.
– Не знаете, как правильно ответить? Не беспокойтесь, я здесь не затем, чтобы обижаться на слова чужаков.
Рал посмотрел на Кана и слегка улыбнулся.
– Зачем тогда решили польстить нам своим присутствием? – спросил байкер.
Шаман убрал руки с посоха и потёр их друг о друга.
– Пока длится последний привал перед битвой, я бы хотел поговорить с вами кое о чём. Кроме того, по обычаю я и так обязан посетить всех воинов Звезды перед боем.
– Их тоже будешь посещать? – Кан кивнул на Кроваворуких.
– Нет, у них должны быть свои обряды. Мне незачем вмешиваться в дела чужаков.
– Вы, похоже, не очень ладите с другими бандами, – Рал скрестил руки на груди.
– Таковы наши обычаи, – кивнул Шаман. – Вечерняя Звезда должна нести своё бремя в одиночку. От чужаков стоит ожидать только предательства. Не всем понравилось решение Атамана объединиться с ними, и мне в том числе, но раз сам… – Шаман замолчал, словно обдумывая следующую фразу, – сам Великий Дух подал нам знак, то так тому и быть. А вы, похоже, и сами не в восторге от других народов.
– Да, чёрт возьми, не любим большие компании, – сплюнул Рал.
– По-вашему, если бы люди ходили поодиночке, – начал Шаман, – то мир был бы лучше?
И зачем он вообще сюда припёрся? Сидел бы у себя, где он там сидит, – нет, надо обязательно прийти и начать разговаривать…
Кан покачал головой. В этот раз была его очередь отвечать.
– Мы считаем, что один человек способен совершить меньше зла. Безумие заразно, и уж лучше одинокий безумец, чем орава таких же, как он.
Было видно, что Шаман удивился подобному ответу.
– Но ведь народ подчиняет человека законам. Правильный закон не даст безумцу жить.
– Пытаться подчинить человека чей-то чужой воле – самое страшное безумие из всех. Странники – свободные люди. Единственные законы, по которым мы живём, – это законы чести. Мы свободны, и пусть будет проклят каждый, кто попытается в этом усомниться.
Шаман громко хмыкнул и мотнул головой. Перья зашелестели друг о друга.
Ветер гнал песок лёгкими волнами, разрушая и создавая новый узор на земле.
– У нас разные представления о безумии, Странник.
– Сочтём это за комплимент, – добавил Рал вместо Кана.
– Ха! – воскликнул Шаман. – Тогда неудивительно, почему Дочь Звезды так вами заинтересовалась. Вы, Странники, не без доли высокомерия.
– Очень занятно, когда жрец из народа, считающего себя высшим на земле, обвиняет кого-то в высокомерии.
Шаман захохотал и откинул голову назад.
– Удача с вами, Странники, – дружелюбно кивнул он. – Удача с вами…
Он опустил голову, вновь вперил взгляд в двух Странников.
– На самом деле, я хотел попросить вас беречь Айзу. Я знаю, что вам предстоит долгий путь вместе…
Будто молния резко сверкнула в сознании.
– Откуда? – резко перебил его Кан. Сейчас он что, попытается их задержать? Убить? Как он мог узнать об этом, помимо своих колдовских…
– Она сама сказала. Она доверяет мне, но только мне одному из всего нашего народа. Я единственный знаю об этом.
Чёртова Айза, так и умудрилась всё разболтать… Но чего он тогда медлит?
– И тебя это устраивает? – сухо произнёс Кан, не спуская с Шамана пристального взгляда.
– Недоверчивость Айзы? Нет. Её путешествие… Я считаю его верным и сильным решением, скажу так.
– Ты не будешь пытаться нам помешать? – подозрительно спросил Кан.
Шаман очень громко выдохнул, противогаз только усилил этот шум.
– Нисколько. Но знайте, пока я жив – я буду наблюдать за вами. Айза слишком дорога для меня, чтобы я спускал с неё глаз. Если на то будет воля Великого Духа, мы ещё встретимся после всех страшных событий, что скоро разразятся в этой проклятой пустыне. Пока вы с Айзой, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь.
– Ты так уверен в том, что мы все переживём эту битву, – ухмыльнулся Рал. – Мне нравится такой настрой, я вот сам никогда не уверен в будущем. Понятия не имею, чего от него ждать.
Шаман как-то резко и неестественно замер на мгновение.
– Поверь мне, Странник, многое из того, что я знаю о будущем, я бы сильно хотел позабыть, – мрачно произнёс он.
Раздался протяжный гул горна. Шаман повернулся в сторону лагеря и затем тут же запрыгнул на лошадь.
– Будьте осторожны, Странники! – крикнул он им через плечо. – Я желаю вам удачи, но помните, что удача порой бывает обманчива!
Лошадь помчалась галопом, унося оперённую фигуру дальше от Странников. Они переглянулись.
– Честно говоря, последнюю его фразу я совсем не понял, – сказал Рал.
– Я тоже, – сухо ответил Кан.
Слишком много загадок и недомолвок вокруг…
Но им хотя бы не будут мешать. Одной проблемой меньше.
Звон рогов и перекличка вновь настигли Кана и Рала. Индейцы сматывали брезентовые палатки и скатывали ковры с песка. Раздавался громкий звон железа: индейцы проверяли оружие в ножнах и молились, заклиная дух стали. Колотили в бубны. Трубили рога.
Синий стяг с белым пацификом сдвинулся со своего места у шатра Атамана и, гордо развеваясь на ветру, двинулся вперёд.
– Слава Великому Духу! – кричали индейцы и салютовали проходящему знамени. – Слава Атаману Сету!
В воздух поднялось облако пыли от многих перебежек. Индейцы вскакивали на лошадей, сбруя гремела железными заклёпками, копыта поднимали песок с земли, и сначала рысью, а потом галопом кони уносили своих седоков к предстоящей битве.
С победным кличем Вечерняя Звезда отправилась на бой.
Кроваворукие не отставали от них. Чёрная хоругвь качалась в стороны, её знаменосец гордо мчался вперёд на ревущем мотоцикле. Молчаливое воинство, не сказав даже слова, поскакало следом за своими дикими союзниками.
И Кан с Ралом помчались вместе с ними, что есть силы пришпоривая лошадей.
– За славу! За славу и честь! За наших героев! – кричал Рал, вскинув боевой молот.
– За героев! – кричал вместе с ним Кан, сжимая в одной руке рукоять меча в ножнах.
Он скакал вперёд, и ветер трепал его волосы. Он выкрикивал боевые кличи Странников, и он улыбался. Та самая необъяснимая радость перед боем, тот самый порыв, что, кажется, идёт из самой середины души. Он мчался навстречу бойне и смеялся, как ребёнок.
– За всех, кто сгорел! – закричал Кан и выхватил меч из ножен, и холодная сталь засверкала на полуденном солнце. – И за всех, кто горит!
И вот, выставив оружие перед собой, они неслись вперёд, как полководцы из древних легенд, непобедимые и бесстрашные, непреклонные и неудержимые…
…Собирайся, Вольный Народ! Пока ярко горит наш огонь, воздадим же мы память тем временам, когда слава народа, что называл себя Вечерней Звездой, ещё громко разносилась по долинам. То было славное и яркое время, когда мы, Странники, ещё не знали многих забот. Время, когда наш мир только начинал меняться.
«Нет в мире ничего лучше свободы!» – говорим мы.
«Нет в мире ничего лучше служения Великому Духу!» – говорили индейцы.
Таково было наше различие. Пока мы были свободны, они надевали на себя цепи поклонения идолам и духам. Считали они, что цель их – принести земле мир, мир через священную войну, и потому в походы они отправлялись под древним символом примирения – пацификом. Славили они духов и говорили, словно бы у всего сущего есть свой дух, а над каждым духом – дух выше, выше них – три главных духа и выше всех – Великий Дух, их прародитель.
Сражались они с бандой Песчаных Псов, что обитали в Пустыне. То были безумцы, почитающие своего лидера как отца, а боль – как просвещение. Считали они, что чем больше боли почувствуешь сам, тем больше боли сможешь причинять своим врагам. Наносили они себе страшные раны и закалили этим тело и дух свой.
Война между двумя бандами шла долго, пока наконец Атаман Сет, чьё имя мы помним, не повёл Звезду в последний набег, прямо на логово Песчаных Псов, на корабль, что лежит посреди дюн и зовётся «Владыкой Пустыни».
Да восславятся свободные! Да чествуются сгоревшие! Да не забудем мы подвигов, совершённых людьми!
Запомните историю о последнем походе Вечерней Звезды!..
Через два часа войско встало.
Они остановились на вершине высокой песчаной косы с пологим спуском. В низине под ней одиноко лежал «Владыка Пустыни».
Он представлял собой проржавевший остов древнего боевого корабля. Некоторые огромные железные пластины корпуса сами упали со временем, какие-то оторвали его безумные обитатели ради того, чтобы переплавить в оружие. Из-за дыр, словно скелет, выглядывал каркас из балок и тёмные внутренности когда-то могучего судна. На палубе выстроились в ряд дальнобойные орудия, безвольно опустив книзу могучие пушки. По легендам, такое оружие раньше ровняло с землёй города, а теперь оно превратилось просто в декорацию, в отголосок былой мощи. Люди забыли, как ими пользоваться. Столько знаний было утеряно…
Возможно, это и к лучшему. По крайней мере, на данный момент Кана это вполне устраивало. Было бы хуже, если бы по ним начали палить из корабельных орудий на подходах к «Владыке».
Красные куртки Песчаных Псов сновали вокруг корабля, как жуки-гнилоеды у трупа убитого зверя.
Авангард был рядом с ордой. Атаман дал приказ, чтобы машины подождали лошадей на подступах к твердыне неприятеля. Он хотел, чтобы Вечерняя Звезда вступила в бой в единстве.
…И выстроились всадники Вечерней Звезды по склону огромной дюны, и оружие их пылало в свете яркого солнца. И выехал вперёд них могучий Атаман Сет, и вскинул он Кровавую Бойню высоко над своей головой. И сказал он:
– Великий Дух с нами, воины! Уже пять лет мы вели изматывающую войну с этими отбросами, что ожидают нас внизу. Пять лет мы проливали кровь как свою, так и чужую. Так пусть воцарятся Красные Пески! Зальём долину кровью неверных!
И вскричала орда, и заплясали солнечные блики на их холодных клинках. И рванулись они вниз, и кровь закипела в их венах…
Атаман лицом развернулся к «Владыке Пустыни». Он улыбнулся и схватил лошадь за поводья.
– Вперёд! – воскликнул он и ринулся вниз. – За Великого Духа! Хай-е-а!
И с дружным рёвом орда помчалась вслед за ним, как единая живая лавина из стали, людей, лошадей и машин.
– Хай-е-а! За Великого Духа!
Песок взметнулся вверх, затмевая солнце. Ревущие машины вырвались вперёд, и огромный грузовик ехал по центру, как вожак железной стаи.
– За Атамана! За духов! За Звезду!
С протяжным воем Песчаные Псы рванулись им навстречу верхом на мотоциклах. С грохотом орудийные платформы на крыше грузовика открыли огонь, вспарывая песок и людей.
Полетели автоматные очереди и плевки дробовиков. Машины Вечерней Звезды со всей яростью врезались в ряды Псов, сминая безумцев с пути, расшвыривая их технику в стороны.
Кан мчался вместе с индейцами навстречу буре. Боевые кличи он уже не выкрикивал. Он был сосредоточен, рука – тверда. Погибнуть в первом натиске – смерть позорная и бесславная. Он для себя такой не допустит.
Псы палили по машинам из всего, что у них было. Летели бомбы, и разрывались снаряды. Один из джипов, отмеченных пацификом, разлетелся в клочья от брошенной вовнутрь взрывчатки. Псы бились как безумцы. С клинками наперевес они бросались на лобовые стёкла, разбивали их ногами и вгрызались в водителей. Другие байкеры кружили вокруг стальных зверей, решетя их пулями, лишали колёс и лишь затем шли в ближний бой.
Грузовик Вечерней Звезды в центре битвы стоял как крепость на колёсах. Очереди с орудийных платформ сбривали Псов ещё до того, как те успевали подбегать, а на капот, обмотанный колючей проволокой, уже намоталось четверо несчастных.
И вслед за авангардом спустились всадники. Единым фронтом, единой чёрной волной, ощетинившейся оружием. Вперёд понеслись всполохи ружейных залпов и стрелы, индейцы вопили и кричали:
– Хай-е-а! За Великого Духа! Мир через войну!
Псы бросили джипы индейцев и на мотоциклах погнали в сторону волны всадников. Мотоциклы на лошадей. Клинок на клинок. Смерть на смерть.
И так, с грохотом и рёвом, две армии сошлись.
…И началась так кровавая битва, и длилась она день и ещё ночь. Рубились они не на жизнь, а на смерть, и, чёрт возьми, никому из наших не пожелал бы я тогда оказаться там! Пески покраснели от крови, а утроба «Владыки Пустыни» гулко скрипела, скорбя о павших в том бою…
Кан выхватил пистолет из кобуры и выстрелил, поразив пробегавшего мимо Пса в голову. Затем он выстрелил ещё раз – в этот раз мимо. Поднявшаяся пыль мешала прицелиться, поэтому он резко запихнул оружие обратно в кобуру: патроны надо экономить.
Индейцы перед ним сомкнулись с Псами в бою. Топоры падали на головы байкеров, тела убитых немедленно втаптывали в песок лошади, обращая в изуродованную кашу. Псы палили вокруг себя из того, что было, попадая как во всадников, так и в лошадей. Животные падали, их седоки вскакивали с земли и с оголёнными кинжалами бросались на убийц.
Кан погнал лошадь галопом и взмахнул мечом. Лезвие прошлось по шее мотоциклиста, и Пёс упал с байка с отрубленной головой.
Индейцы отчаянно прорубались к кораблю. Их первый натиск был могуч, но затем он завяз в толпе байкеров, и начался жестокий бой, мясорубка, без какого-либо изящества или схемы. Индейцы падали и поднимались, сбивали Псов с мотоциклов, всаживая в них топоры, пули и стрелы. Кто-то на лошади и с автоматом выпустил огненную очередь по толпе Псов, и четверо тут же, как подкошенные, упали на песок. А потом тому стрелку пробили голову залпом из дробовика, и индеец упал в мешанину из тел и копыт, цепляясь руками за лоб…
По левое плечо от Кана наступали Кроваворукие. Безмолвный вихрь серых мечей с яростью прорубался через ряды обезумевших Песчаных Псов. Спешившийся Багровый Мясник на острие атаки широко размахивал своим огромным клинком, снося головы и отрубая руки. Пули и клинки проходили мимо него, словно какая-то мистическая сила берегла его от смерти.
И то же самое можно было сказать про Атамана Сета.
…Верхом на своём скакуне, с Кровавой Бойней и дробовиком, Атаман вдохновлял своих воинов биться дальше. Был он воплощением своего духа войны – так хорош он был на поле брани. Его могучий топор опускался и поднимался, и кровь покрыла древко до того самого места, где его сжимал кулак Атамана. Дробовик радостно грохотал, отнимая жизни и калеча врагов.
– Хай-е-а! За Великого Духа! – кричал он.
– За Великого Духа! – ревели в ответ индейцы…
Взмах, уворот, выпад, ещё уворот… Кан сошёлся с одним из лидеров Псов. Скалящийся череп на маске байкера удивительно напоминал Кану того стрелка, которого он ранил тогда, в пустыне.
Как на турнире, они наматывали круги друг против друга, размахивая мечами и пытаясь поразить противника насмерть. Два раза меч со скрежетом сходился с мачете в искрящемся поцелуе, но оба вцепились в своё оружие мёртвой хваткой, не желая отпускать.
Кан развернул лошадь и помчал на Пса, но вдруг шальная пуля попала в голову его лошади. Животное грузно рухнуло на песок, а Кан еле успел податься в сторону, чтобы его ноги не придавило. Песок попал в нос и в глаза.
Где-то над ним раздался победный вой. С болью Кан разлепил глаза и увидел байкера, заносящего мачете в решительном замахе…
И удача сама потекла из пальцев, последнее, что у него было, но всё же оставляя самую малую каплю за ним. Ручеёк удачи устремился к Псу, обволакивая его тело, и тут же окровавленная пуля вылетела у него из груди. Байкер тупо уставился на дырку в своей красной куртке, а Кан немедленно выхватил пистолет и прострелил ему голову.
Переводя дух, Кан медленно отполз назад, к выроненному мечу. Только когда рука сжалась снизу гарды, Кан выдохнул и вскочил с песка. Ему нужно найти того, у кого он заберёт потраченную удачу.
Песок. Кан только заметил, как много этой дряни в воздухе. Как грязный туман, песок висел на двухметровой высоте, постоянно прошиваемый пулями.
– Рал! – закричал Кан. Он не видел ничего в радиусе десяти метров от себя. Где-то там, в песочной завесе, ржали лошади и орали люди, оружие плевалось смертью и огнём. – Рал! Где ты, чёрт возьми?!
Кан бросился вперёд, в одной руке сжимая клинок, в другой – пистолет. Выстрелил наугад в завесу и побежал дальше. Куда же он подевался, проклятье!
Встречного человека в красной куртке он со спины проткнул мечом и вытолкнул труп ногой.
– Смерть ублюдкам! За Бешеного Марти! – Кан услышал знакомый голос.
Кан сломя голову ринулся вперёд.
Рал размахивал боевым молотом, сминая Псов со своего пути. От медленных, но мощных ударов не было спасения. Искалеченные байкеры на руках отползали в стороны, но Рал почти не обращал на них внимания. С бешеным восторгом, выкрикивая все известные ему боевые кличи Странников, он пробивался дальше.
– Рал! – что есть мочи закричал Кан.
– А? – отозвался Странник и повернулся в его сторону. – Вот ты где, приятель! А мы тут, – Рал размахнулся молотом и размозжил кому-то голову, – развлекаемся вовсю!
– Такое себе развлечение! – заорал Кан. – Ты не видел чёртову Айзу?
Рал с силой развернулся и вышвырнул Пса за пределы зоны видимости.
– А что, я её искать должен? Она мне не невеста, чтобы за ней бегать!
Кан покачал головой. Две пули впились в песок у его ног.
– Не знаю, чёрт возьми, может, затем, чтобы держаться вместе?
Рал замер. Нет, не может быть, чтобы его слова заставили Рала задуматься, тогда что…
– Знаешь, я не вижу твою Айзу, – сказал он, смотря куда-то перед собой, – но я вижу свой проклятый мотоцикл!
Кан развернулся и сморгнул. К ним мчался Пёс на старом байке с зеркалами, глупо отставленными на металлических дужках, и с люлькой, болтавшейся сбоку.
– Ха-ха! Нашёлся, мерзавец! – проорал Рал и перехватил молот.
Да, это был мотоцикл Рала, только изрядно утыканный шипами и с собачьим черепом на руле. Его водитель громко выл и стрелял по индейцам.
Кан даже глазом не успел моргнуть, как Рал уже бежал навстречу своему старому другу.
– Это мой мотоцикл! – заорал он, и его молот рванулся вперёд, в грудь Пса-седока. С воплем тот слетел с седла и рухнул на песок.
– Это тебе за моего брата! – воскликнул Рал и опустил молот на голову байкера.
Издалека послышался протяжный вой Псов. Индейцы давили их, и им приходилось отступать, поливая кровью каждый метр земли, на который их оттесняли.
Рал схватил пушку у какого-то мёртвого Пса и вместе с ней запрыгнул на свой мотоцикл.
– Хей! Держись тут! – прокричал он Кану. – А у меня, похоже, появились дела! – с этими словами он погнал мотоцикл вперёд, паля из автомата по Псам. – За Мёртвого Короля!
Кан, недолго думая, побежал за ним, присоединив выстрелы из пистолета к смертоносным очередям. Он целился в ноги, и вторым выстрелом прибил одного Пса к земле.
Кан опустился на корточки и заглянул Псу в красные, мутные глаза. Левая ладонь обхватила голову врага и удача, вся удача, оставшаяся тому байкеру на остаток жизни, заструилась по венам Кана, устремилась к сердцу и наполнила «сосуд». Следующим движением Кан перерезал Псу горло.
Кан выпрямился. Его голова гордо поднялась над плечами. Удача потекла из пальцев, обволакивая Кана, создавая вокруг него незримый щит из счастливых случаев. Броня, заряженная только на положительные исходы. Латы, которые не увидеть глазами, но которые невозможно пробить. Он улыбнулся и взмахнул окровавленным мечом.
– За свободу! За наших героев!
И, словно окрылённый, он полетел вперёд. Он превратился в вихрь смерти, стали и боли. Пули проходили мимо него, разрывы снарядов едва задевали, а сияющий меч всё поднимался и опускался, снова и снова, обрывая жизни и оставляя глубокие раны. Он летел, летел в сиянии битвы, посреди грохота смерти, и сердце его не ведало страха.
…И дрогнули Псы под натиском индейцев, и побежали они к своей норе, раненых бросая под копытами лошадей. Но мало того было Вечерней Звезде. Как духи мщения преследовали они Псов и убивали их без всякой пощады…
А потом загремели взрывы. Огненные цветки поднимались в толпе индейцев, раскидывая в сторону ошмётки песка. Машины взрывались одна за другой, их горящие остовы опускались на пустынную землю и замирали.
Завыли Псы.
Новые смертники мчались вперёд, отдавая свои жизни за… за что? За что же они бьются так отчаянно? Неужели за этот бесплодный кусок земли? Неужели за этот проржавевший, разваливающийся на части корабль, который они назвали своим пристанищем? Неужели ради своих богов, если они у них есть? Или они умирают, потому что это единственное, ради чего они пришли в этот мир? Убивать и быть убитыми. Жить без сожалений и без страха, без сомнений. Возможно, такова суть их свободы?