Ильяс Сибгатулин
В очень странной позе
Я снова зажмурился и на миг показалось, что отключился.
Но вот уже Шахтарджин говорит: «Готово». И я чувствую облегчение, потому что слышу, как в подставленную утку падает мой нерадивый стенд-катетер.
– Одевайтесь, – произносит медсестра.
Открываю глаза и, забывая о видениях, начинаю вытирать промежность салфетками.
– Камень должен сам выйти, – слышу голос врача и поворачиваюсь к нему.
– Что?
– Камень когда выйдет, позовете меня.
– А если не выйдет?
– Тогда уже будем резать. Но он точно выйдет. Может не сегодня, так завтра. И учтите, что пару раз будут выходить сгустки крови.
– К этому я привык… Ладно, спасибо. Подождем камень.
Через пару часов эта мелкая «забияка» в половину сантиметра диаметром выскочила сама, когда я был в туалете. Звук струи на мгновение прервался звоном ударившегося камня о дно унитаза.
И я с облегчением улыбнулся.
А вернувшись в свою палату, обнаружил, что ко мне подселили толстенного мужика.
«Да. Он же говорил. Что я буду один только до операции… что ж»
Познакомились. Вежливо поговорили о «проклятых камнях в почках». Но новенький сосед не унимался. Видимо, темы для беседы накопились и появились «свободные уши». Но я ими быть не хотел. И пошел отдыхать в коридоры клиники. Где обнаружил весьма удобный холл на втором этаже и небольшой музей имени прославленного хирурга. Новостью о камне решил поделиться в письменной форме с родными. А затем сел в одиночестве и блаженстве на диван и расслабился.
«Ты думаешь, Ангел, это твои сюррные практики помогли? Или малой у нас такой крепкий: сам выдавил из себя эту дрянь?»
«Я думаю, Демон, что пути Всевышнего неисповедимы»
«Креатив… как обычно…»
«На нуле?»
«Ладно… пошли праздновать»
****
Через пару дней Эдмунд Розенберг, выписанный из клиники, уже брел по тротуару, к автобусной остановке.
Перед выходом он попрощался с доктором Шахтарджином. И, несмотря на разность восприятия мира, свойственную всем людям,, они пожали друг другу руки – пациент и врач.
Розенберг шел по хрустящему белоснежному снегу. Стояла середина января, и такой же ослепительный снег падал с серого неба.
«Вот пошел пешком, а до остановки-то полкилометра!.. Снова почки решил застудить, Эдичка!»
«Неее, нимбодержатель, тут ты не прав. Надо же вдохнуть грудью этот серый тлен города. Размять ноги. Улыбнуться… ну вот, смотри!»
«Да, когда улыбается, то хорошо… но давай не будем отвлекаться. Какие еще скрученные позы попробуем на нашем Эдичке?»
«А может хватит с него… пока… Ты вспомни, как сгибался его дед. Или бывшая жена… Да и отец, в конце концов… У него остались-то мать, сын, да брат…»
«Ну родных мы трогать не будем. Не приведи Всевышний…»
«Хотя не нам решать, Ангел, какие планы у руководства насчет них. К тому же люди порой сами создают себе свой собственный Ад»
«И то верно, Демон… Или Рай… Но соглашусь с тобой, Эдичка наш заслужил отдых»
«Да ты посмотри, как он болезненно похудел!»
«Зато блеск в глазах, и никакой боли!»
«Вот умеешь ты, Ангел…»
«Что?..»
«Правильно расставить приоритеты… и позитивно»
«Да… Эдичка заслужил наше молчание и тишину…»
«Оставим его книгу недописанной… пока…»
«Да, пока…»
Снег падал на запрокинутое лицо Эдмунда Розенберга. Снежинки таяли на теплой коже.
