Ильяс Сибгатулин
В очень странной позе
V
Эдмунд Розенберг вел себя очень спокойно.
После местной анестезии он продолжал быть вежливым и даже отвечал на шутки доктора Анджала, который весьма бесцеремонно сказал пациенту раздвинуть ноги, уложил их на подставки и стал проверять действие анестезии, стуча по бедрам лежащего молодого человека.
На пенис Розенберга я пока старалась не смотреть. Признаться, это была моя первая операция в качестве старшего ординатора, а не интерна. Нет, тут дело было не в стеснении, возбуждении или прочих фрейдовских категориях. Просто я хотела собраться с мыслями – мне ведь сейчас надо будет «копаться» щупом у него во внутренних органах.
«Ну так и пошуруди у него там хорошенько, ахахаха!»
«Как нестыдно мы же девушка… тем более агрегат какой солидный…»
«Ага! Посмотрела…»
«Так! Замолчали оба. Дайте сосредоточиться… ангелы… демоны… кто вы там».
Я выдохнула и подошла ближе. Анджал, как раз закончил убалтывать пациента – это у него метод такой был: человек расслабляется, перестает нервничать, и анестетик начинает действовать эффективнее – затем старший коллега кивнул мне.
– Начинаем, – добавил он, обращаясь к медсестрам.
Но тут Эдмунд Розенберг резко поднял голову и, улыбаясь, сказал.
– Простите, я понимаю, что вы сейчас полезете мне в пенис…
– Ууу, какой умный, – попытался пресечь пациента Анджал, но тот продолжил, давая понять, что его слова важны.
– У меня Там есть некая патология… в смысле, выход уретры не через центральное отверстие в головке… как положено, а немного снизу. Посмотрите, – по взгляду Розенберга было видно, что ему одновременно смешно, и он смущен.
– Да, да, сейчас разберемся, – только и сказал ничуть не удивленный доктор Анджал и указал мне, мол «Приступай».
Я приступила. Но взяв щуп и прицелившись, действительно увидела, что уретральный канал в пенисе пациента имел неправильный вход, укороченный и выходящий снизу.
Немного растерялась.
– И что мне с этим делать? – взглянула на Анджала. Видимо на лице у меня сохранилось больше растерянности, чем я думала.
– Дай сюда, – довольно резко сказал он. Взял щуп, бесцеремонно вытянул пенис Розенберга и мастерски ввел щуп в уретральный канал.
– Вот смотри, – указал он мне на монитор, – теперь медленно поворачивай и протаскивай дальше. Ищи камень.
Он передал мне инструмент, и я продолжила, успев краем глаза заметить, что пациент внимательно изучает процесс на мониторе.
– Опустите, пожалуйста, голову, – попросила я.
****
– Хорошо. Простите, что мешаю, – ответил я доктору Фенимонд, но сам все равно не мог оторвать взгляда от монитора.
«Это вот так я выгляжу изнутри?!.. Ух ты!»
«Зря радуешься, Эдичка, вы люди такие мягкие… непрочные… вот бывал я знаком с одним огненным демоном, вот он…
«Замолчи, прошу тебя. Видишь нам интересно. Да, Эдичка, вот такими создал нас всех Господь, хрупкими тварями Его… Но это лишь оболочка, ведь душа твоя под этой скорлупой крепка. Вот как ты смело справляешься с болью»
«Да он же под анестезией! Совсем нимб все заслоняет?»
«Уф, как вы запарили. Дайте на себя посмотреть»
Наблюдать за ходом операции через монитор было одновременно странно и потрясающе. Пациент в таких ситуациях явно не должен видеть то, что видел я. Но оторваться от зрелища?.. Нет уж!
Щуп медленно «полз» вперед, раздвигая эластичные склизкие стенки сначала мочевого пузыря, а затем мочеточника. Я видел это своими глазами. И эта иррациональность поражала. Ведь я совсем не ощущал в себе инородного металлического предмета, но мозгом понимал, что сейчас мое тело во власти этого инструмента в руках симпатичной докторши.
Одно резкое движение, и это будет разрыв органа. Я остро ощутил хрупкость своего бытия, и от этого захотелось жить еще сильнее.
– Ты почему смотришь в экран? – вдруг спросил доктор Анджал, – почему он смотрит?
– Интересно же! – только и смог ответить я.
– Эй, положи голову, не мешай работать! – пристыдил он.
И я все же повиновался. Надо было выдохнуть.
«Вот она, Эдмунд, одна из экзистенциальных границ, про которые рассуждали Сартр, Кьеркегор и Камю. Сама жизнь на тонкой линии между До и После»
«О, как заговорил, Эдичка… Значит, разговоры с нами тебе доказательством не являются?..»
«Вы то постоянно тут, жужжите в уши. Я итак в этой дебильной странной позе не то Христа, не то БэДэСэМщика… простите… руки в стороны, будто на кресте, но голова вниз, будто по дороге в Ад меня спускают… еще и ноги задраны… и хреновина металлическая внутри шерудит… И жутко, и интересно, и странно… Ведь могу умереть. И жить-то сразу как хочется… Действительно граница, которая, может, раз в жизни бывает… А тут вы со своим жужжанием то справа, то слева…»
«Это мы-то «жужжим», Эдичка?! Побойся Всевышнего нашего!..»
«Не мешайте мне… кто вы там, ангелы, демоны»
«Ах так! Да покоряет тебя кара Господня за неуважение к Силам!»
Резкая боль пронзила левый бок. От неожиданности перехватило дыхание, а в глазах побелело.
«Эй… эй, Ангел, ты чего удумал?.. Мы же не имеем права вмешиваться…»
«Умолки, Демон, аз есмь – перст божий, карающий»
«Эд, братан, держись. Разбушевался белокрылый с нимбом»
– Что с ним? – услышал сквозь жуткую боль и звон в ушах голос врача.
Сам ответил ему вперед медсестер.
– Бо…ль…но… си…ль…но, – завертелся на больничном столе, совершенно не ощущая нижних конечностей.
– Эй! Эй! – услышал голос медперсонала.
– Давай, вырубай его! – строгий выговор врача.
Успел посмотреть направо, где висела капельница. Затем в сознании случился провал.
****
Когда Эдмунд Розенберг потерял сознание под воздействием увеличенной дозы анестезии, я продолжила операцию. Анджал хмурился. Под его строгим надзором мне было не по себе. Но я отгоняла это липкое чувство, сосредотачиваясь на рабочих деталях. Такая реакция пациента говорила о том, что анестетики подействовали не в полной мере, ведь я даже не успела продвинуть щуп и до четверти мочеточника.
Но операция продолжалась, а значит, надо было приступать к основным действиям. Щуп медленными поступательными движениями дошел до нужной точки, и я увидела на мониторе твердое отложение в виде сгустка диаметром пятьдесят миллиметров.
– Вот он. Включаю лазер, – сообщил доктор Анджал, – Приступай к дроблению… Жду аккуратности…
«Блииин, вот он тебя прессует… Может, вжарить ему вилами по первое число?.. Я их как раз зарядил…»
«Нет-нет, что ты такое говоришь, Демон?!.. Лучше используй свой праведный гнев… И мой заряженный нимб!..
«Какие вы у меня сегодня настырные. Вилы? Нимб? Хотите, чтоб я так свои дела решала?.. Что ж… Возможно вы правы. Еще бы болтали поменьше… А ну-ка, дай-ка свои вилы, а ты свой нимб… Я их лучше вот так!..»
«Ой, нет, Элиза, что же ты… как можно так объединять!.. Греховно это!..»
«Зато, как получается… хех, гляди-ка, Ангел, как наши инструменты вместе сверкают в ее руках!..»
«Давай без этих пошлостей…»
«Нет, я серьезно, красная молния и белая молния… Даже меня завораживает… А смотри, как она их скрестила и в работу…»
«Ндааа… выглядит эффективно… хоть и богохульно… Работа спорится… Да, Элиза?»
«Да вот мне так не кажется, – я выдохнула, – камень этот… не крошится».
– Не дробится, – сообщила я доктору Анджалу.
– Вижу, – услышала тихий напряженный ответ, – Ладно, ты проделала хорошую работу. Тут в другом дело. Канал у него мочеточный слишком узкий. Надо расширитель ставить.
– Принято. Гульзум, подай, пожалуйста, стенд-катетер. Спасибо… Приступаю к введению катетера.
«Давай, сестренка!.. Это у тебя в меде отлично получалось!..»
«Кхм, там манекены были…»
«Блин, Ангел, харэ обламывать кайф!.. Смотри, как она снова наши молнии объединяет. Сейчас все получится!»
«С божьей помощью…»
«И дьявольской…. Ахахаха!»
В эту операцию мне действительно казалось, что какие-то высшие силы сговорились и, хоть и нехотя, отдали мне свои силы – и благие, и не очень – чтобы я смогла довести дело до конца.
Странно все это. Но все, вроде, сработало.
Я успешно завершила установку стенда, хоть и не смогла раздробить камень.
Эдмунд Розенберг больше не дергался, а мирно лежал, пока медсестры не перенесли его на каталку.
