Ильяс Сибгатулин
В очень странной позе
VII
Время шло. Даже ангелы и демоны не в силах остановить его. Дни складывались в недели, недели – в месяц.
«Слышь, крылатый нимбоноситель, я вот тут подумал…»
«И что же ты надумал, рогатый?»
«Может придумать еще какие-нибудь смешные закорючки… ну, знаешь, чтоб люди загибались так и вот так и вооот так, а потом не разгибались»
«Это же, прости Всевышний, ты Камасутру изображаешь»
«Да нееет, это уже скучно… давай новое… может рога?.. Но не как у меня – изящные, а как у быков, пусть пободаются!»
«Они итак бодаются…»
«И то верно говоришь, Ангел»
«Может отрастить им крылья?.. Забавные новые позы будут»
«Мммм!.. Шалишь?.. А твое начальство позволит?..»
«Нет, конечно, это я так…»
«Да, мне бы не помешали крылья, – вмешался во внутренний диалог Эдмунд Розенберг, – Не надо было бы по автобусам и такси…»
«Эдичка, тебе уже скоро в больницу, соберись с мыслями»
«И без вас знаю…»
Весь этот месяц Эдмунд Розенберг вел обычную, почти ничем не примечательную жизнь серого обывателя. Дом, работа, дорога, лица, пейзажи – все превращалось в единый поток с редкими вкраплениями уникальных красок. Так, по крайней мере, казалось со стороны. Внутри же буйствовали мысли, фантазии, творческие решения и душевные порывы. Эдмунд Розенберг при всей своей кажущейся «обычности» радовался жизни как никогда. Он невероятно остро ощущал, что пережил очередной в своей жизни скачок напряжения. Такие моменты заставляли его сильнее чувствовать самый смак этого бытия, упиваясь миром вокруг и внутри себя.
Он, безусловно, поделился этими впечатлениями лишь с самыми близкими людьми. Для остальных же на лице и в поведении читалась «обычность».
Однажды, Эдмунд столкнулся у подъезда с соседом – мужичком хмурной наружности – раньше часто спрашивающим у него, как обстоят дела.
В этот раз тоже не обошлось без расспросов.
– О, сосед! Как жизнь молодая?
– Здравствуйте! Вроде все в норме.
– Давно тебя не видел…
– Да… я в больнице лежал.
– А что такое?
– Почка болела… Оказалось, что камень…
– В твоем возрасте?!
– Да, и такое бывает.
– Я вот тоже болел… грипп… температура сорок!.. Стоит и не падает!.. Врача вызвали… оказалось, что мне моя стервозина не те таблетки давала, представляешь?!
– Ну сейчас выглядите бодрячком.
– Да куда там!.. Спину ломит… тьфу…
– Ладно, мне пора… Не болейте.
И вот такие, как сказали бы коллеги Эдмунда, small talks возникали в жизни все чаще.
«Хотя «в твоем-то возрасте» куда тебе такое бла-бла-шоу! Плюнь на них и двигайся в сторону больницы, чувак!»
«И в этот раз я с рогатым соглашусь»
«Благодарю, нимбоноситель»
В ту больницу, где он лечился, Эдмунд Розенберг прибыл ровно через тридцать один день после операции. И сразу направился к стойке, где увидел знакомое лицо доктора Фенимонд.
****
Я заканчивала прием пациента в приемном покое, когда ко мне подошел веселый Эдмунд Розенберг.
– Здравствуйте, доктор Фенимонд!
– Доброе утро, мистер Розенберг. Как ваш камень? Не вышел сам?
– Да вроде нет.
– Понятно. Катетер не беспокоил? Жжения и болей не было?
– В начале были боли, но через пару дней все прошло. Я поэтому пришел к вам. Месяц закончился.
– Да, я помню. Вам сначала надо сделать КТ, чтобы я посмотрела текущее состояние, – я выписала ему направление на томографию, – вот, идите в пятнадцатый кабинет. Я пока посмотрю в базе данных, на какое число вам поставить операцию.
– Хорошо.
Он ушел, а я осталась в замешательстве – уж слишком неожиданно этот интересный персонаж возник в моем напряженном графике. Я проверила базу, и когда Розенберг вернулся ко мне со снимком КТ, то пришлось сообщить, что очередь на бесплатную операцию закрыта, аж, до апреля следующего года.
– Но в прошлый раз вы приняли меня сразу же.
– В прошлый раз вы на скорой приехали – это экстренный случай. А теперь у вас обычное удаление катетера, которое проходит за полчаса.
– О как! – удивился Розенберг, – И что теперь делать?
Мне хотелось ему помочь. Но как?
«Пригласи его к себе, то-то будет «помощь»
«Ну что за глупости, рогатый!.. Лучше промолчи, Лизонька. В молчании истина откроется и ему, и тебе»
– Слушайте, вам лучше встать в очередь, если хотите лечь на операцию бесплатно. Очередь двигается быстро.
– Так…
– Но можете пойти в платную клинику. Но про цены я вам подсказать не смогу. Это вам надо в Институт урологии. Давайте я вам сейчас составлю направление на бесплатные анализы, пройдете в своей поликлинике, а затем вас закрепят в очереди. Хорошо?
В задумчивости он кивнул и также молча принял у меня из рук направление.
– Что ж, – начал Эдмунд Розенберг, и я поняла, что он собрался прощаться.
– Эдмунд, послушайте, у вас все будет хорошо. Я вам написала свой номер, вот тут, на направлении, если будут боли или нужен будет совет, пишите… или звоните.
– Спасибо, док. Всего хорошего.
И он ушел… снова. Так закончилось мое знакомство с Эдмундом Розенбергом, еще одним пациентом, который мог стать кем-то большим. Но… нет.
Я глядела ему вслед, но очень быстро знакомый синий пиджак заслонили вновь прибывшие пациенты.
Работа.
****
Так мы простились с доктором Фенимонд. Пришла в мою жизнь, спасла ее от болей и тревог. И также скоро ушла.
«Люди приходят и уходят. А ты продолжаешь вести свой внутренний диалог»
До операции оставалось теперь целых полгода. Что не укладывалось в голове, если вспоминать слова тех же врачей о катетере, который из меня стоило изъять после месяца лечения.
Но плохую новость подтвердила старшая медсестра в местной поликлинике, куда я обратился сразу после посещения Фенимонд.
– Да, сейчас большая очередь, могу зарезервировать вам место на операцию на двадцатое апреля, – сухим голосом сообщила медсестра, – до этого времени как раз пройдете все обследования и сдадите анализы.
Она выдала мне внушительный список из двух десятков различных проб: крови, мочи, кала – в общем, классика и даже больше.
Тут делать было нечего. Я согласился.
И после этого дни потянулись сурово медленно.
Все чаще стали приходить боли. Периодически левый бок начинал ныть. Порой даже уколы и таблетки не спасали. В такие моменты я чувствовал себя трухлявым пнем, в котором застряла ржавая проволока. Иногда забегая в туалет, я обнаруживал, что испускаю красную мочу.
Спать ночью тоже было проблематично – приходилось принимать позы, столь же странные, что и в больнице. И это напрягало.
И, видимо, это напряжение сказывалось на остальных аспектах жизни. Я болезненно похудел, передвигался медленно, запивал тоску болеутоляющими. К тому же мои работодатели решили, что такой – раздражительный и несговорчивый – сотрудник им больше не нужен.
После увольнения состоялся долгий разговор с родными. Волна поддержки показала мне, что пора взять ситуацию под жесткий контроль.
До назначенной даты операции оставалось еще три месяца. Но я ждать больше не мог и отправился в поликлинику.
Местный уролог, заглянув в мой анамнез, охнул и тут же рекомендовал обратиться в частный институт урологии к его коллеге.
Куда я и отправился десятого января.
Встретили меня медсестра средних лет, стоявшая за ресепшеном, и молодой врач.
«Примерно твоих лет, Эд. Видать хорошечно зарабатывает»
Да, врач выглядел весьма респектабельно. Как и все внутреннее пространство клиники.
– Здравствуйте, вы по какому вопросу? Чем можем помочь? – начала медсестра.
«Давай, Эдичка, поведай им всю историю»
«Зачем, можно же просто анамнез предъявить!.. Хех»
Я вытащил историю болезни и дополнил ее кратким пересказом своих болевых ощущений.
– О, доктор Шахтарджин, это как раз по вашему профилю.
Она передала мои документы молодому врачу. Тот молча взглянул на снимки и КТ, затем спросил.
– Операция когда была?
– В конце октября.
Он прикинул.
– Это вы три месяца уже с катетером ходите?
Я кивнул.
– Вы серьезно? – усмехнулся доктор.
Я снова кивнул.
«Эд, дружище, тут надо соглашаться на все. А то даже у нас на третьем круге Ада таких болей не бывает. А ниже я еще не спускался»
– Я готов лечь прям сегодня.
– Это вы не торопитесь. Сначала несколько анализов и нужен снимок КТ новый. Вы же платно к нам пришли? – уточнил врач.
– Да.
– Тогда вам минимум пять дней надо будет полежать у нас. Операцию я сам проведу. Как только все анализы сдадите, приезжайте с вещами.
Затем он ушел, а медсестра сделала предварительный подсчет.
Анализы заняли еще неделю, и семнадцатого января, в самый снежный день месяца, я приехал на вторую операцию.
