Ильяс Сибгатулин
Случайные истории
Под сенью дубов
Кузнец проснулся незадолго до рассвета. Его жена, Этнис, еще спала, как и сын, Далин.
Кузнец спустился в погреб, собрал узел с едой, затем зашел в кузницу, взял свой плащ, лежащий у погасшего горна, и Клык. Меч приятно утяжелял поклажу. Кузнец перекинул ножны через спину, накинул капюшон плаща и взял небольшой узел с едой в руку.
Путь его лежал из родного Падейла в соседнюю деревушку Маран, где один торговец обещал собрать для него пару сумок с заготовками для подков. Дело непыльное – три лиги в одну сторону и столько же обратно – полдня ходу с остановкой в лесу на обед. Этот маршрут был исхожен кузнецом множество раз и не представлял опасности, несмотря на рыскавших в лесу зверей и постоянно слоняющихся на Вызимском тракте разбойников. Их всех кузнец научился обходить и не ввязываться в неприятности.
– Фарин, – жена окликнула кузнеца, когда он выходил из кузни. Она стояла на пороге их дома. Такая красивая и нежная в лучах рассветного солнца. Бородатый и могучий кузнец тепло улыбнулся.
– Ну зачем ты вышла, замерзнешь, утро сегодня прохладное, – он подошел к жене и ласково обнял ее.
Тут в двери показался Далин, еще не успевший толком проснуться. В свои тринадцать лет он уже готов был перейти из подмастерья в старшие подмастерья.
– Видно не уйти мне сегодня без прощания, – кузнец потрепал сына по взъерошенным волосам, – разожги горн, после моего возвращения будем плавить заготовки для подков, – добавил он, глядя на сына.
Тот кивнул.
Кузнец поцеловал жену, хлопнул сына по плечу и зашагал по главной дороге.
– Легкой поступи тебе, отец, – донеслось до него тихое напутствие Далина.
– Будь острожен, – добавил любящий женский голос.
Кузнец обернулся, голубые глаза улыбнулись, а ноги понесли его в путь.
****
Когда новый день в полной мере вступил свои права и солнце начало припекать, кузнец сошел с Вызимского тракта, чтобы не повстречать разбойников, и свернул в лес. Через негустую дубраву можно было срезать часть пути и уже к полудню вновь выйти на дрогу, которая прямиком выводила бы кузнеца к деревне Маран.
Под сенью дубов, через ветви которых то там, то здесь пробивались солнечные лучи, кузнецу шагалось даже легче и веселей. Он хоть и привык в своем хуторе быть строгим на душу мастером, но все же во время таких коротких путешествий позволял себе расслабиться.
****
Он переходил неглубокий овраг, когда наткнулся на разбойников. До тракта отсюда оставалась какая-то четверть лиги, видимо они укрылись в лесу для дележки добычи.
У кузнеца на поясе висел пузатый кошель с монетами, ведь надо было чем-то расплачиваться с торговцем. Разбойников было шестеро, и они сразу заприметили деньги. Меч, который кузнец быстро вытащил из ножен, тоже не остался без внимания.
Слово за слово, началось сражение. Кузнец не был первоклассным мечником, но все же своим родным Клыком пользовался умело и с охотой.
Он успел уложить троих, а одного ранить, когда со спины подкрался главарь и ударил кузнеца в темя. Тот быстро опомнился, лишь на мгновение потеряв из виду двух оставшихся врагов, и тут же ринулся за убегавшими разбойниками.
Но выбежав на небольшую поляну, залитую солнечным светом, увидел перед собой лишь высокого старца. Ни каких грабителей и душегубов, только этот человек в грязной хламиде с едва узнаваемым лицом.
– Здравствуй, Фарин, – произнес старик скрипучим голосом.
– Старец, не встречались ли тебе двое грабителей, пробегавших здесь?
– Забудь про них, Фарин…
– Но как же…
Старик подошел ближе, и тут кузнец узнал его.
– Хельд? Мудрец, живший рядом с моей кузней? Но ты ведь умер много лет назад…
– Фарин, ты тоже мертв, – спокойно молвил старец.
– Что ты такое говоришь!?
Кузнец резко развернулся и побежал обратно к тому месту, где произошло сражение с разбойниками.
И он увидел.
Выжившие грабители обыскивали его собственный труп. Там были даже те двое, которые, как казалось Фарину, убежали в лес. Подобно кузнечному молоту, ударила Фарина увиденная картина. Мысль о смерти пронзила, будто острие его меча Клыка.
Кузнец попытался схватить одного из них за шкирку, но его рука прошла сквозь громилу. Тот лишь поежился и продолжил собирать рассыпанные монеты.
– Это что дурной сон?
– Нет, это лимб, – ответил за его спиной мудрец Хельд, – ты будешь проживать свою смерть до тех пор, пока не примиришься с ней. Ты, Фарин, вновь и вновь будешь сражаться с этими людьми, и даже не будешь об этом помнить.
– Я не верю тебе, старик! – Фарин начал злиться.
Могучий кузнец с остервенением ринулся на разбойников в тщетной попытке победить их, но только потратил все свои силы и в беспамятстве провалился во мрак.
Очнулся снова в лесу.
Перед ним разбойники. Снова короткий разговор, сражение и встреча с Хельдом. А затем новость о смерти, и снова мрак беспамятства.
И вновь лес, разбойники, битва, смерть и мрак.
И снова, и снова, и снова.
Кузнец из раза в раз побеждал своих врагов, яростно дрался с ними, торговался и даже лебезил, уговаривая и моля. Но каждый раз просыпался на одном и том же месте. Убивая, умирая и погружаясь в забытье.
И снова, и снова, и снова.
В какой-то миг Фарин опомнился во время разговора с Хельдом.
– Ты снова в лимбе.
– Где?.. Почему снова, мудрец? – Фарин не узнал свой голос, тихий, словно шелест травы.
– Потому что ты мертв, Фарин.
– Раньше все знали меня, как кузнеца, лучшего в округе, мастера своего дела, – он вспомнил об этом.
– Здесь уже не важно, кем ты был, осталось только твое имя, данное при рождении, Фарин.
– Сколько прошло времени, старик?
– Если считать жизнями смертных, то прошел год со дня твоей гибели.
– И я буду умирать, пока не смирюсь?
– Если спрашиваешь, значит, уже примирился, – был дан ответ.
Фарин молча кивнул, в очередной раз глядя, как разбойники обирают его тело.
– Раз уж ты принял смерть свою, Фарин, пора тебе увидеть истинное мое обличие, – молвил старец, – взгляни на меня.
Фарин посмотрел на Хельда, но вместо него увидел своего покойного отца, Атраса.
– Отец, все это время это был ты, рядом со мной?
Старец Атрас обнял сына.
– Да. Лишь после твоего смирения мог я открыть свою личину. Скоро мы вместе сможем отдохнуть в садах Волшебной страны!
– Волшебной страны? – удивился могучий Фарин, – это та, о которой мне матушка рассказывала сказки во мраке ночи?
–Да. Ты сможешь попасть туда, но не сейчас. Ты принял свою смерть, но осталось сделать самое сложное… отпустить своих близких.
Только тут Фарин вспомнил о жене своей, Этнис, и о сыне, Далине.
Не помня себя, он мгновенно вскочил на ноги и помчался через лес к своему дому.
****
Далин сосредоточено разогревал горн, раздувая мехи. Сын возмужал и уже не был похож на того мальчишку, который в последний раз говорил напутственные слова своему отцу.
Рядом с кузней Фарин увидел стирающую в корыте свою любимую жену Этнис. За этот год она будто постарела, хоть и выглядела до сих пор самой прекрасной на свете.
Не в силах что-либо сказать, могучий Фарин упал перед ними на колени и впервые заплакал.
– Тебе придется отпустить их, – все с тем же спокойствием произнес Атрас.
– Но я люблю их, Отец, – вымолвил Фарин.
– И они тебе любят. Но твоя любовь причиняет им боль и страдание.
Фарин яростно замотал головой.
– Нет! – прокричал он и погрузился во мрак.
****
Он смотрел, как растет и мужает сын, как он превосходит в кузнечном деле его самого, как Этнис все больше горбится и старится, все больше отдавая себя хозяйским делам и торговле.
Он смотрел, как они изо дня в день ходят на его могилу и плача разговаривают с ним. А потом спускаются с холма возле хутора и приступают к своей работе.
И так каждый день.
И каждый раз на вопрос Отца Фарин отвечал «Нет», и погружался во мрак.
Забывая все, и вновь переживая жизнь своей семьи, утратившей его навсегда.
И снова, и снова, и снова.
****
А в какой-то миг он не узнал их. Он не узнал в бородатом мужчине своего озорного сына. Не узнал в согбенной женщине свою любимую жену.
И тогда спросил измученный Фарин тихим шелестом травы, некогда бывшим его голосом, у старца, вечно сопровождавшего его.
– Сколько миновало лет, Отец?
Старик вздохнул.
– Два десятка.
– И все это время она приходила на мою могилу… И наш сын сопровождал ее…
Кузнец опустился на колени рядом с поникшей женой, склонившей колени перед его могильным камнем. Его дрожащая рука опустилась на ее плечо. Женщина зарыдала. И от этой боли Фарин содрогнулся всем телом. Пока его любимая плакала, он не мог произнести ни слова.
Он дрожал, как и она. А потом Этнис обнял ее сын и молвил.
– Пойдем, матушка.
Они поднялись. Но прежде, чем уйти, женщина положила руку на могильный камень.
– Прощай, – тихо вымолвила она.
Фарин не смел подойти, но все же ответил.
– Прощай… я отпускаю вас.
Он смотрел вслед спускающимся с холма жене и сыну, пока не они растворились в белой пелене.
– А теперь нам пора в Волшебную страну, – послышался за спиной Фарина спокойный голос его Отца.
Падший рыцарь
Рыцарь прошел через полуразрушенную арку ворот огромного зала. Развалины некогда великого замка окроплял дождь.
– Здесь когда-то был зал искусств. Помнишь ли ты это, мой друг? – обратился рыцарь к кому-то, кто притаился во тьме дальнего угла зала.
Там сохранился свод высокой крыши и мощная колоннада.
Держа в руке меч, рыцарь прошел немного дальше и остановился.
– Что скажешь, Ланселот? Ты помнишь, как Артур проводил здесь пиры? В этом зале выставлялись трофеи Круглого стола.
В ответ тьма заворочалась.
Рыцарь заметил это движение. Две сотни шагов от него, за колонной под сводчатой галереей второго этажа.
– А помнишь, как мы приволокли сюда ту химерообразную тварь? Артур Экскалибуром снес ей голову, а затем Мерлин и Моргана устроили настоящее жертвоприношение.
– Не говори мне о Моргане, Тристан! – проревел голос из тьмы. До боли знакомый голос, до боли изуродованный.
Тристан осекся. Давно он не слышал речей своего любимого друга, давно отчаялся встретиться с ним. Но вот настал момент.
– Она прокляла меня…
– Всех нас… видно, не позабыл ты, о деяниях прошлого.
Тьма двинулась вперед, и от нее отделился Ланселот. Не человек, не величественное чудовище, нечто непонятное, искалеченное. Но таящее в себе немыслимую боль и гнев.
– Сколько прошло времени? – спросил падший рыцарь.
– Тысяча лет, мой принц, – ответил Тристан, – именно так звали тебя все. Принц Камелота… он даровал тебе этот титул в знак вечной дружбы. Помнишь ли ты это?
Тристан подошел ближе. Их разделяло не более сотни шагов. Ланселот передвигался на четырех лапах. В его движениях Тристан чувствовал скрытую мощь. Боль сжимала его сердце, когда он бросал быстрый взгляд на друга.
– Я помню лишь дикую ярость, – печаль в словах Ланселота поразила Тристана.
– Я нашел Моргану… долго искал… перед смертью она сказала, что все эти годы жалела о своем проклятии. Мы с ужасом вспоминали о той ночи, когда ты обернулся монстром…
– Я помню… черную бездну…
– Ты разметал всех… разорвал Артура, распотрошил Гвинерву, Изольду… Галахада и Гавейна превратил в пепел своим огненным дыханием… – Тристан остановился, услышав рычание.
– Да все это сделал ты, мой друг, но я тебя давно простил. Ведь ты и подумать не мог, что Моргана тайно влюблена в тебя и грезит о вашем счастье… ведь сам ты мечтал о Гвинерве.
– Гвинерва, – вырвалось у монстра.
– Да, Ланселот, все они пали от этого проклятия… Я тоже стал его частью. И хочу помочь тебе. Когда я нашел Моргану, она рассказала мне все и отдала свою жизнь в искупление…
Ланселот наконец вышел на освещенное место. Кожа его местами бугрилась от вздувающихся проказ, клочками проглядывала шерсть, шею окружали извивающиеся тентакли.
– Ты за этим явился? – казалось, что Ланселот пытается смеяться, – не кажется ли тебе, что ты припозднился?
– Помочь другу никогда не поздно… ты разоряешь соседние деревни, пожираешь людей. Они уже отправляли к тебе солдат и инквизицию…
– Да. Ты видел их обглоданные останки во дворе замка? – Ланселот все же издал звук, похожий на смех. Но потом резко прервался, – Я так устал, Тристан. Но безжалостная ярость жжет меня, темная бездна окутывает разум, а голод призывает монстра.
– Позволь помочь тебе, успокоить твою душу. Когда-то мы были великими героями, в честь нас складывали сказания, и мы стали легендами… теперь пора нам обоим на покой, мой принц. Артур и остальные давно ждут на Авалоне.
Тристан всеми силами пытался убедить друга, вложил всю печаль и доброту в свои речи.
– Боюсь, что проклятие Морганы не отпустит меня, – прорычал Ланселот и весь напрягся.
– Тогда я убью тебя.
– Попробуй.
Монстр рванулся вперед, разевая пасть.
Быстрый уход в сторону, молниеносный взмах меча – лапа и несколько тентаклей пали на мокрый камень. Ланселот повалился на бок и прокатился еще несколько метров.
– Это что, Экскалибур?
– Он самый. Искупанный в крови той, что прокляла тебя. Только так можно разрушить узы тьмы.
Чудовище снова рванулось на Тристана, рыча и обезумев от ярости. Теперь это был уже не Ланселот.
Рыцарь вновь ловким движением ушел в сторону – уж слишком много он тренировался на других тварях. Чудовище промахнулось, но тут же извергло из пасти струю обжигающего пламени. Кувырок и поджег.
Монстр вновь оказался под балконом галереи. Туда-то Тристан и бросил бомбу.
Вспышка, взрыв. Колонны и балкон обрушились на чудовище, окутав зал пыльным облаком.
Прокашлявшись рыцарь подошел к завалу. Из-под древних камней Камелота виднелась только голова Ланселота.
– А это что за магия? – прохрипел зверь.
– Да редко ты выбираешься из своего логова, – печально произнес Тристан, – на дворе шестнадцатое столетие… это была пороховая бомба.
Чудовище попыталось выбраться, посыпались камни и обломки стен.
– Не спеши, Ланселот. Наше время пришло.
Взмах Экскалибура.
Голова проклятого рыцаря упала на пол. Глаза чудища закатились.
Тристан забрался на могильную груду и вонзил древний меч в камни.
Силы быстро покинули тысячелетнего рыцаря. Проклятие освободило и его.
Тристан осел на камни, опираясь о рукоять.
– Вот и все, мой принц, закончилась легенда о рыцарях Круглого стола.
Бегство [Брод]
Эльфы появились на Земле из расщелины в пространстве в 1666 году. Так, по крайней мере, утверждают легенды. Земной мир принял чужеземцев негостеприимно, выкосив от болезней, сражений и гонений большую часть эльфов. Им даже пришлось обрезать кончики своих ушей, чтобы не выделяться в толпе.
К моменту, когда эльфы выучили несколько человеческих языков, из трех тысяч их осталось семь сотен. Зато мудрость и магия помогли выжившему племени договориться с несколькими королями о своей протекции взамен на службу. Так за столетия оставшиеся эльфы расселились по всему миру, тайно работая на местных правителей.
****
Одним из таких тайных советников стала эльфийка Алена Серова, рожденная с именем Айлин. Она жила в Петрограде при дворе Романовых. А когда в октябре 1917 года началась революция, ее назначили помогать Временному правительству в Зимнем дворце.
Во время штурма Алена встретила Егора Невольного, солдата, который был среди большевиков, наступающих на Зимний дворец.
****
Егор Невольный, девятнадцати лет отроду, узнал об эльфах еще в кадетской академии, а затем на инструктаже, который проводил капитан Сидоров – большевикам было известно, что Временному правительству помогает как один эльф, но как он выглядит никто не знал.
Зато это сразу узнал солдат Невольный, когда увидел Алену. Он сразу не сообразил, как оказался один на один с эльфийкой в пустой галерее. Вроде только что штурмовал со своим отрядом дворец, а тут вдруг один остался. Пустой коридор с картинами, посреди него стоит девушка и с отчаянным взглядом замахивается на Егора канделябром.
– Руки вверх, а то пристрелю! – вырвалось у Невольного, – Ты ведь эльфийка? Не похожа на русскую бабу.
– Слишком красивая? – в той же манере ответила Алена.
– Есть такое. А еще слишком упрямая. А ну, уши покажи.
Девушка сняла шапку.
– Обрезаны! Так и знал.
– А я смотрю, ты смелый солдат.
– А я смотрю, что ты тянешь время. Почему магию не используешь?
– Не хочу шум поднимать, а то твои все прибегут… А ты чего сразу не убил?
Этот вопрос еще больше смутил молодого солдата, который успел признаться себе, что просто любуется красотой и смелостью эльфийки.
Тут в галерею ворвался сержант Петренко. Он никогда не нравился Егору – слишком туп и властолюбив, чтобы быть хорошим человеком. Огромный Петренко был весь в крови, и не в своей. Он сразу же увидел девушку и решительно направился к ней.
– Товарищ сержант…
– Убить ее надо, – хищно произнес Петренко, в глазах которого читалось безумие.
– Но капитан Сидоров приказал брать эльфов живыми…
– Мертв твой капитан. Теперь я здесь главный.
Сержант оттолкнул стоявшего на пути Невольного. Но тот вновь преградил путь старшему по званию. Завязалась драка. Егор, пока не поняв, зачем он спасает императорскую советчицу, пытался ударить Петренко, но тот повалил его на пол и стал душить.
На помощь подоспела Алена, с размаху врезав тяжелым канделябром по голове сержанту. Тот замертво упал ниц.
Оказалось, что солдат Невольный успел от удушья потерять сознание. Выругавшись про себя, эльфийка, сама не осознавая, зачем помогает этому юноше, перенесла его в художественный архив.
Егор очнулся в сумерках. Лампа высветила эльфийку, сидящую напротив.
– Ты спасла меня.
– А ты спас меня.
– Почему ты не использовала против Петренко магию?
Тут Айлин первый раз замялась и долго молчала.
– Магия ушла, я разучилась ей пользоваться.
– Как тебя зовут? – спросил юноша.
– Алена Серова.
– А настоящее имя…
Снова пауза.
– Айлин.
Егор поднялся, подошел к девушке и, встал на колено, взял ее за руку.
– Спасибо тебе, Айлин, – он поцеловал ее руку, – ты моя валькирия.
– Ты знаешь скандинавскую мифологию? – улыбнулась эльфийка.
– Да, нашел случайно в академской библиотеке старую книгу, вот прочел, – с гордостью сообщил солдат.
А потом они стали осматривать архив Эрмитажа. Проходя мимо сотен картин великих художников, Айлин рассказывала увлеченному Егору о Рембрандте, Веласкесе, Матиссе, Гойе. Она успела изучить их всех…
Так они провели ночь.
Где-то совсем рядом шли бои: слышались выстрелы, на улице тарахтели пулеметы и звучали приказы военных. Но двое – человек и эльфийка – решили сбежать от этой революции хотя бы на несколько часов.
Они уснули рано утром. А проснулись уже в сумерках, и сразу же решили бежать вдвоем. Вышли через тайный лаз и незамеченными покинули Дворцовую площадь.
Они долго скрывались и даже переехали в Москву. Но убежать от прошлого все же не смогли. В один день 1936 года Егора арестовали люди из НКВД. Больше Айлин его не видела.
Позже вернулись и за ней. Но эльфийка слишком хорошо научилась убегать. Ее не нашли. И спустя десять лет преследование НКВД прекратилось. Айлин, теперь Ольга Васнецова, вернулась в Ленинград сразу после войны и часто посещала Эрмитаж. Однажды в музей перевезли несколько работ Поля Гогена. Среди картин Айлин обнаружила полотно, которое тут же ей напомнило о Егоре, как он часто гладил ее волосы и называл своей валькирией. Картина называлась «Бегство [Брод]», и Айлин казалось, что она все же сумела перенести свою любовь через эту реку забвения.
Монолог сумасшедшего бога
Автобус. Рутинная поездка от работы до дома. Сижу себе спокойно, уткнулся в планшет. Читаю рассказ Брэдбери. В наушниках возносится к небесам голос Сержа Танкяна.
Вроде все хорошо, едем спокойно, хоть и немного в тесноте. Зато окно открыто, и ветер приятно обдувает лицо.
Чувствую, кто-то рядом подсаживается. Смотрю.
Старик. Вид максимально неухоженный: одежда потертая, волосы старческие взъерошены, в руках видавший "некоторое дерьмо" рюкзак. Смотрит на меня этот странный персонаж, улыбается диковато.
Думаю, "Все, приплыли. Теперь не отвертеться от требований дать мелочь".
Но обращаю внимание на бумажку в старческой руке.
"Ага, все-таки на билет монеты нашел".
Ладно.
Отворачиваюсь к окну. За ним вечереет, теплые такие майские сумерки опускаются на город. Мегаполис, конечно, устал за день. Дышит тяжело, но с неким облегчением. Вроде как сейчас последние усилия, а потом и выдохнуть можно в сумерках, пока еще кутилы и парочки не заполонили вечерние кафе и темные аллеи.
Перевожу взгляд в планшет. Продолжаю читать Брэдбери. Песня в наушниках сменилась на более лирическую.
Тут чувствую. Пихает меня в бок, довольно нагло. Думаю, "Нервничать из-за пассажира не буду. Зачем?"
Спокойно вытаскиваю наушники и слышу.
– Электронные экраны сворачиваются в трубочки,
Создавая в мозге новые электронные узелочки.
– Простите, это вы мне? – смотрю в блестящие глаза деда.
– Мне, не мне.
А это теперь везде, – и насмешливо кивает на мой планшет.
– Вы еще и стихами разговариваете, – устало отвечаю и снова продолжаю читать. Снова наушники надеваю, чтоб не слышать ни старика, ни шум улицы.
Поездка продолжается.
Чувствую, как меня в плечо пальцем тычут.
"Ну старик, это перебор".
Высвобождаю уши, смотрю вверх.
– Молодой человек, билет покажите!
Насупившись, протягиваю контролерше билет. Уходит.
Старик тихо хихикает.
"Ну старый!"
– Билетики летят,
Будто листья хрустят,
Будто ветры гудят,
Сдуть нас всех хотят, – и улыбается, смотря на меня.
"Что?!"
Оглядываю толпу в автобусе в поиске моральной поддержки. Кто в смартфоне, кто спит стоя, кто делает вид, что не слышит ополоумевшего деда.
– Послушайте, – говорю, – какие ветры? На улице тепло, весна.
– Это пока, пока,
Пока вороны не кака!
Еле сдерживаю удивление от таких скабрезных слов, сказанных на весь автобус. Вновь поднимаю взгляд на окружающих пассажиров, вновь стена равнодушия.
А старик, знай себе, хихикает.
– Посмотри, посмотри в окно,
Пока экран не утянул на дно.
Не выдерживаю, отвечаю.
– В моем планшете можно изучить весь мир! – показываю на окно браузера.
– Ну смотри, смотри, – голос становится хриплым, еще больше стариковским, теряет насмешливость.
Думаю, "Ну все, отстал".
Едем дальше.
Но теперь меня какая-то муха укусила, обратиться к соседу по пассажирскому месту.
Поворачиваюсь к деду.
– Послушайте, вам тоже было бы полезно изучить вот это, – показываю старику планшет.
– Изучал, изучал, – фыркая, говорит он.
– Да ладно!
– По службине обязан,
Цепями долга связан.
– А вы кто?
– Я бог, а бог – это я.
"Что?! Все, – думаю, – сумасшедший попутчик мне достался".
– Раз вы бог, скажите, почему вы так не любите людей? За что столько страданий невинным?
– Любовью любить,
За поступки судить,
Невинных хранить,
Уму разуму учить.
– Плохо у вас получается…
Улыбается снисходительно, будто слушает ребенка, пытающегося в философию.
Хочу пламенно ответить на этот наглый взгляд, но моя остановка.
– До свидания, – говорю, – моя остановка.
Вновь хитрый прищур, будто выиграл у меня какой-то важный спор.
Выхожу на остановке. Наушники в уши, планшет с Брэдбери в рюкзак.
Чувствую, в спину тычет. Оборачиваюсь.
Стоит. "Когда успел выйти? Автобус-то уже уехал".
Свет от фонарей остановки мерно ложится на нас, будто очерчивая контур, и забирая на время у темноты вечернего города.
Вижу лицо моего пассажира. Морщины повсюду, хлипкая бородка, смешливые, но добрые глаза.
– Приглянулся мне наш разговор, – говорит старик, – отблагодарить тебя хочу.
Протягивает сжатый кулак, в котором что-то угадывается.
Все еще немного озлобленный на деда думаю, "Еще мне бомжацкого скарба не хватало".
Но старик раскрывает кулак, а на ладони – довольно симпатичная статуэтка.
– Зачем мне это?
– Бери, бери,
Да не дари,
Вещица старая, знатная
Силой моей обласканная.
Беру. Статуэтка теплая. Изящный цилиндрик из неизвестного мне материала, навершие с одной стороны вроде копытца, с другой – оленья голова с рогами. В свете фонарей все искусство мастера, создавшего эту статуэтку, не оценить, да и цвет не то коричневый, не то зеленый, зато на ощупь оказалась очень приятная вещица.
Пока смотрю на странный подарок, старик весело произносит.
– Вспомнил!.. Вспомнил!..
– Что вы, уважаемый бог, вспомнили?
Вижу проступающую растерянность на его лице, мысленно торжествую.
Дед думает, это видно по выражению лица, напряженной позе, кряхтящему дыханию.
– Не помню, что вспомнил, – обреченно выдыхает он через несколько мгновений.
И смотрит на меня.
То ли усталость моя сказывается, то ли свет фонаря так падает, но на миг я вижу в глазах старика вековую печаль, слезы, смешанные с мудростью.
В этот миг я жалею его. Но поделать ничего не могу, только развожу руками.
– Не помню, не помню, – продолжает бичевать себя старик, постукивая руками по седой голове.
– Дедушка, ну что ж вы…
Хватает меня за плечи.
"Спокойно, дед"
– Я вспомнил важное.
Но что же оное?
Потом он обращает внимание на цилиндрик в моей руке. Смотрит на него весьма удивлено, будто не сам мне его дал минуту назад. Веселеет немного.
– Зато помню, что, если сожмешь покрепче амулет, глаза закроешь, то попадешь в великолепный подземный мир. Он сокрыт под городом, а там внизу еще целый лес!
– О! – делано удивляюсь – А как же стихи?
Подтруниваю деда, чтоб приободрился.
– Не до них сейчас… эх, вспомнить бы…
Уходит в темноту улицы. Даже не попрощался толком.
Думаю, "Ну и тебе не хворать, старик. Значит, ты решил к своему сумасшествию еще и старую городскую легенду добавить про затерянный лес в канализациях города, где люди пропадали полтора века назад? Нет уж"
Оглядываюсь. Людей на остановке почти нет. Наш разговор с сумасшедшим "богом" вроде бы никто не слышал.
Думаю, "Ну и отлично".
Смотрю на часы. Пора домой.
Наушники в уши…
И тут в свет фонарей вновь входит старик.
"Ну здрасте, снова"
Подходит вплотную. Нервно как-то, даже настойчиво, говорит.
– Ты амулет-то сожми. Перенесись в волшебный лес.
Устало парирую.
– Это вы про тот мифический подземный лес, где в пятидесятых годах якобы люди пропадали?
– Да, да.
– Который в канализации, под городом? И про который мне в детстве байки рассказывали о целом городе в лесу, с башнями и деревнями толщиной в эту остановку?
Усмехаюсь.
Но старик серьезен.
– Ты давай не юли.
Статуэтку сожми.
– Вы уже вспомнили, что хотели?
Отвлекается от сказок.
– Да, вспомнил важное, но забыл, что именно…
Отстраняется. Машет мне рукой, как-то рассеяно.
И вновь исчезает в темной паутине улиц.
"Ну старик, навел тумана. Интриган!"
Улыбаюсь. Но статуэтку убираю в карман.
На остановке тем временем собирается народ. Люди ждут автобусы, троллейбусы. Входят и выходят.
А я стою и думаю, "Волшебный лес… под землей… в городской канализации… да еще и с городом… бред какой-то".
И стою.
Достал амулет, смотрю на него, как дурак.
Вот вроде не мальчик маленький: тридцать лет, жена, сын, работа, а на какое-то время захотелось поверить в эту сказку старика.
Темнота вокруг.
"Черт с тобой, бог!"
Отошел подальше от остановки, чтоб люди честные этого позора не видели. Закрыл глаза, сжал вещицу покрепче. Стою. Жду.
Открыл глаза.
"Бл*ть!"
– Не соврал дед.
Вокруг темные заросли, слышится журчание воды, звуки животных. Лес, в общем.
Гигантские деревья возвышаются надо мной, уносясь кронами в верх, где не различить потолка… неба… дна городского. Ветви опутаны тиной. Местами где-то что-то похожее на мох и грибы фосфоресцирует.
– Блин!
Наступил в темную лужу.
"Что ж делать-то?"
Страх. Любопытство. Ошеломление.
Ноги идут вперед, руки раздвигают заросли, в голове шум.
Вдруг деревья и кусты резко расступаются, я оказываюсь на обширной площади.
По периметру круга высятся дома из камня и бетона, в центре фонтан.
Все очень органично вписано в ландшафт леса.
Но во всем видно запустение. Декаданс некогда величественного места.
Я брожу по мертвому городу.
Дома, словно уснувшие великаны. Дороги – огромные колеи от телег.
И вокруг лес. Он будто чудовище, поглотившее город и переваривающее его в своем чреве. Деревья окружают дома, трава устилает площади – теперь лес здесь господин.
И во всем этом запустении есть жизнь. Пару раз я натыкаюсь на зайцев, мышей, светящийся мох. Один раз вижу чьи-то кости. Явно человеческие.
"Мой предшественник?"
"Сколько же все это тут находится? Прозябает в запустении?.. Как же здесь прекрасно. И страшно", – думаю.
Останавливаюсь у одного из деревьев передохнуть.
– Тебя, старик отправил, да?
Смотрю, на меня лиса глядит.
"Епта!"
– Чего уставился? – голос у рыжей скрипучий, словно старушечий, – Муж он мой!
– Кто? Бог?!
– Да какой он Бог… так, божок местный.
"Влип, – думаю, – вместе со стариком свихнулся. Ладно город и лес под землей. Но чтоб животные разговаривали…".
Лисица, спрыгнув с камня, подошла ближе и продолжила.
– Совсем запустил наш лес! Да и город тоже опустел! Вишь, как все обросло! Звери одичали в конец, а дождей почти нет, даром что под огромным мегаполисом живем!
– Аааа…
– Ну не видишь ты что ли, как тут все?! – зарычала лисица.
"Чего взбеленилась-то, курва? Стоп, а я зачем говорю, будто персонаж сказки?.. Странно"
– Да, город и лес волшебный в упадке, – соглашаюсь с женой бога.
– Этот старый дурень решил попутешествовать по внешнему миру.
– Понимаю. Приключений захотелось… простите, а он у вас всегда такой, – показываю мимику старика, – странный?
– А что он делал? – настороженный голос.
– Стихи читал.
– О как! Да не, обычно не так! – лиса машет лапкой, – Это он, видать, еды вашей, верхней, отведал. Вот с непривычки и понесло старца. Так-то мы тут впитываем отходы. Ммм! Объедение!
Лиса демонстративно уткнулась мордой в кучку лежащего под лапами мусора.
"Что там? Бумага, кожура банана? Сыр?"
–Так вы объедками питаетесь, которые люди производят на земле, то есть сверху?
– Да оглянись ты, дурень! Тут все из вашего мусора! Мы его перерабатываем! Сама природа творит из него деревья, траву, дома вон те! За тысячелетия все в камни обращается, что-то – в труху, а что-то прорастает.
Посмотрел вокруг.
"Фу!"
– Да не брезгуй ты! Твоего дерьма тут нет, мал еще! – фыркает лиса.
Стою в шоке.
Лиса головой мотает.
– Вот ушел муженек мой, теперь все в запустение пришло! А хуже всего, что он запамятовал о своих годах! Ой, беда, беда.
– Аааа…
– Забыл он, сколько ему лет, понимаешь?! А если бог забывает о своем возрасте, то на его мир падает проклятье. Еще и меня заколдовал, дурень этакий!.. Мать-перемать! Снять чары можно, если этот идиот вернется и про года свои вспомнит… кретин старый! Раздает направо-налево свои талисманы в надежде, что кто-нибудь за него его работу сделает. А сам простое знание восстановить в памяти не может.
– Так он вспомнил, – мямлю я, – только что его видел.
Лиса переполошилась, подбежала.
– Где? – кричит.
– На проспекте, – стою в шоке.
"Так это все правда?.."
– Давай веди, внучек, – лиса прыгает на загривок, – сожми вновь амулет окаянный.
